Договорились (в основном знаками и восклицаниями) о том, что Харуми приедет домой по уже проложенному маршруту в пять часов. И на этом расстались.
- Ну и ладно, - решила Надя, терзаясь, что получилось, как всегда – быстрое решение помочь, а потом запоздалое раскаяние, что это всё-таки было в ущерб себе.
- Раз денег почти не осталось, так сварю я ей постную гречку с грибами, благо у меня кое-какие припасы сушеных грибов еще сохранились . И дешево, и вкусно. По крайней мере, если ей не понравится, то сама съем. С удовольствием.
К пяти часам каша с грибами, укутанная одеялом и сверху придавленная старой подушкой, чтобы «дошла до кондиции и взопрела», ждала нашу милую Харуми.
Однако ужин не был таким увлекательным и спокойным, как представлялось Надежде. Японка появилась только в семь. Лицо её, если можно так сказать про невозмутимый вид обычного японца, было «опрокинутым», то есть глаза увеличились и поменяли цвет, брови заползли вверх под самую челку, рот, как у рыбы на прилавке рыбного магазина, был полуоткрыт, а руки дрожали.
Надежда испугалась не на шутку. Решила, что кто-то напал на Харуми и даже, может быть, и побил. Но никаких отметин на лице не было. Только испуг, удивление, досада и прерывистое дыхание.
- Тааак, - подумала Надя, наивная Харуми столкнулась с чем-то, чего не ожидала. Что это было? Какой-то обман. Причем очень неожиданный. Где? В школе? Сказали, что они пошутили и язык надо учить не на занятиях, а на улице и в магазинах? Не пустили в метро? Проехала случайно свою остановку и вышла в незнакомом месте? Ничего не понимаю.
- Харуми, что случилось, - спросила она, подталкивая Харуми в ванную, чтобы та умыла лицо и успокоилась. А сама буквально бросилась к холодильнику за спасительной жидкостью.
Через десять минут, когда они сидели за столом, Харуми, заглядывая в свой кирпичный словарь, рассказала Наде, что на самом деле с ней случилось.
Она вышла из школы и решила поменять йены на рубли.
Долго шла по улице, искала банк или что-то похожее. На какой-то узкой улочке, увидела на окошке изображение доллара и вошла в помещение, где была касса. Перед ней стояло несколько человек. Пока она считала свои йены и думала, сколько надо поменять, за ней встал очень симпатичный молодой человек в модном пальто. Так они простояли несколько минут. Очередь почему-то почти не двигалась. Тогда мужчина спросил по-английски: «Вы сдаете или покупаете?» Харуми, от удивления позабыв чему учили её знающие японцы и предупреждали в школе, ответила: «Продаю». Тогда он, глядя ей прямо в глаза, опять по-английски сказал: «А я бы хотел купить. Через два дня у меня в командировка в Токио. Мне нужны йены. У вас сколько?»
- Четыре тысячи.
- Хотите я куплю у вас даже немного выше курса. У меня нет времени долго стоять в очереди.
- Хорошо. Пожалуйста.
Они поменялись деньгами. Она на калькуляторе посчитала, сколько он должен ей дать денег. Он их дал. Она внимательно их пересчитала, а потом он сказал: «Ой, простите, я вам случайно отдал другую купюру. Давайте, я её заменю». И она, как во сне, отдала ему пачку, а он буквально через две секунды ей вернул пересчитанные деньги.
Они вышли на улицу. Он сказал ей, мило улыбаясь: «Бай, бай»
И она под впечатлением его «английского вида» и улыбки поехала домой. Вышла на остановку раньше, чтобы пройтись по магазинам, зашла в один, другой, в третьем решила купить чего-нибудь «русского» к ужину. Выбрала красную рыбу и вино, подошла к кассе, открыла кошелек, а там…. бумага. И никаких денег.
Харуми была в таком шоке, что буквально застыла. Кассирша стала кричать, что она уже пробила чек, сзади напирала толпа, а Харуми была в таком ступоре, что не шевелилась и молчала. В Японии плакать, тем более на людях, не принято. Надо «держать лицо» и делать вид, что ничего не случилось.
Пришлось кланяться, извиняться, выслушивать брань и унизительные сравнения. В общем, первый день она провела именно «в гуще событий». И эта гуща была такой густой, что даже спустя два часа не смогла разойтись, и покрывала и тело, и душу какой-то непонятной вязкой жижей, не давая как следует вздохнуть.
Однако две стопочки обычного нашего лекарства эту жижу смыли в буквальном смысле. Стало легче дышать и смотреть. Брови опустились, щечки порозовели и Харуми поняла, что очень хочет есть. Тут и каша подоспела.
То, что Надежда вытащила кастрюльку из-под подушки и размотала одеяло, японку уже не удивило.
Её ведь предупреждали, что русские странные. Одного ей не сказали – странные, не то слово! Они – с другой планеты, и нам друг друга не понять!
http://www.proza.ru/2013/10/11/1573