- Да не тукай, не тукай ты так в окно! Стекло треснет! Кого это там с позорань леший несет в такую темень?
- Павловна это я до тебя тревожу, Элеонора Грохомня. Открой фортку, слово есть до тебя.
- Так мы с тобой Элеонор еще кажись, по вечеру чай вкушали. Что стряслось-то в утро?
- Лампадка потухла! Спички скончались! В дому огня нет, печь в полной охлаждёнке, стылой сплошной не уют в дому до обморока.
- Ну чаво с вулицы орать-то, заходь в избу, обмыслим критично твою ситуацию, дадим искру мозгу и твоим лампадам. Я тебя очень хорошо понимаю и можно сказать сочувствую, помирать в тепле куды веселей, чем в избяном холоде под редкий стук осеннего дождя.
- Ну, Павловна, как это можно с утра и сразу о смерти в печальном обрамлении слов.
- Помнить о смерти! Подруга моя, Элеонор, помнить нужно не только с утра, о ней, пожалуй, ежечасно следует помнить. Да еще в нашем возрасте. Только без надрыва и спокойно в полном понимании неизбежности ее прихода.
Ну, а раз пришла ты моя подруга по жизни, в такую осеннею рань ко мне со своей бедой-печалью, в размер спичечной головки, То я предлагаю. Давай отзавтракаем, как говориться на двоих без печалей и не веселых дум о завтрашнем дне. Вот яички в крутую под майонезом, капусту квашеную маслом умягчим и сахарнем щепоткой для сладости вкуса. Кура домашняя холодная отварная. Всю эту легкость утреннего вкуса, думаю, следует окропить хмельной самогонкой настоянной на красном садовом крыжовнике. Надеюсь, ты не-против?
- Да куды быть против? В такое хмурое утро Октября. Полное принятие и одобрение во веки веков. Да простит меня Господь за такое потворство по линии чревоугодия.
- Господь простит, простит, это точно я так думаю, даже при встрече не напомнит.
- Ну тоды Павловна за наше с тобой здоровье и теплые зимовки. Аминь.