Бездна. Часть 2. Глава 9. Окончание банкета

Алекс Ефимов
(Приглашаю всех на сайт alexefimov.ru. Гиперссылка - на авторской странице в конце).

Аннотация.
Путь к свету лежит через бездну. Главные герои этой книги - самые обычные люди, каждый из которых ищет свой собственный смысл жизни и свой путь к счастью в чокнутом мире, где деньги и власть значат слишком много, а правда и искренность - мало. Что общего у бомжа и учителя? Что чувствует бизнес-леди? Что за кулисами выборов?  Как жить в каменных джунглях и быть человеком? Как жить без веры в деньги и в жизнь после смерти? Автор приглашает читателя в увлекательное путешествие по узкой тропинке к истине.


Двадцать ноль-ноль.
Общение все душевней, а люди все ближе друг к другу. Есть и потери. Один выбыл из строя и спит себе на диване в учительской, трое тихо убыли в свои скучные семьи, и скатертью им дорога, – но это все мелочи. Главное, тут весело и не знаешь, когда кончится праздник. Через два часа? Три? За полночь? В случае с русской пьянкой сложно что-то загадывать и планировать. Бывает так, что силы уже на исходе и, кажется, близок финал, но откроется второе дыхание и катятся на следующий круг. Если к этому времени кто-то еще не набрался, то у него снова есть шанс. Люди-зомби приходят из мрака, где они спали: вялые, мятые, пьяные, – и их чествуют как героев. А мы думали ты уехал! Добро пожаловать в семью, брат! Держи рюмку!
Сергей Иванович и Лена водку не пили. Они начали вечер с шампанского, а когда оно кончилось, открыли белое, с маленькой промежуточной остановкой на красном, которое им не понравилось: слишком терпкое. Вино способствовало легкости их общения. К этому времени они остались вдвоем за маленьким круглым столиком (из учительской), а Ирина Евсеева, яркая и коммуникабельная жрица английского, с которой они были в дружеских отношениях, пьянствовала где-то с коллегами и давно не показывалась на своем месте, где чуть было не заскучала. Сергею Ивановичу часом даже подумалась, а не нарочно ли она все подстроила? Она может. Она такая. Хитро на них поглядывает, с шуточками и намеками. Ну и Бог с ней, если даже так. Если бы они были трезвыми, они, быть может, и чувствовали бы себя неловко, но сейчас, после выпитого, комплексов как ни бывало. Они расслаблены. Почти. Чтобы слышать не только музыку или группу воодушевленных педагогов с гитарой, они наклоняются друг к другу, борясь с соблазном как бы случайного физического контакта. Они не скучают, но ради приличия время от времени подходят к товарищам и пьют вместе с ними за что-нибудь вроде счастья, богатства, здоровья. Одним словом, за то, во что многие уже не верят.
В нескольких метрах от них могучая кучка в лице Г.А. Проскуряковой, А.Э. Штауб и иже с ними уже битый час обсасывает вопросы введения единого государственного экзамена. Между делом они поглядывают на сладкую парочку, и не секрет, о чем они думают. Мисс Штауб такая же, как всегда: держится сухостоем и без улыбки. Она не пьет, вообще, и все жалуется на здоровье, то одно у нее, то другое: проблемы с желудком, печенью, почками, и вообще со всеми внутренними органами – что естественно при ее характере. Однажды отравится собственной желчью – и поделом ей.
...
«Пусть смотрят. Нас это не трогает. Мы радуемся жизни: пьем вино и общаемся, и смотрим друг другу в глаза, в такие близкие и родные. Мы тонем в темной глубине их зрачков. Мы видим там маленький счастливый огонек, и он обещает многое, и оттого нам радостно, и волнительно, и даже чуточку страшно. Белое вино такое пьяное... Мы куда-то плывем... Речка уносит нас в наше будущее, и не надо грести, и ласковые волны мягко покачивают нашу легкую двухместную лодочку. Взволнованные пальцы ищут повод, чтобы коснуться друг друга. Здесь все зависит от смелости и силы желания. При мгновенном контакте проскакивает яркая искорка – как между электродами. Это вышло случайно, не так ли?»
– Мне здесь нравится, – Лена откинулась на спинку стула. – Когда мне будет столько же, я хочу, чтобы было так же весело.
– Я буду в числе приглашенных?
– Не испугаешься?
– Чего?
– Бабы-Ежки, в которую я превращусь к тому времени.
– Мне будет шестьдесят пять, так что – нет. Тем более что Елена Прекрасная всегда будет красивой, – прибавил он.
Он сам удивился своей смелости. Надо же. Обычно это ему несвойственно, но нынче день особенный, и он чувствует в себе силы на большее, чем может себе позволить.
 – Это правда. – Она улыбнулась как Мона Лиза и обвела взглядом столовую: – А где именинник?
– Он вышел. Надеюсь, он к нам еще вернется.
 С театральным вздохом он положил вилку:
– Уже не хочется, а ем.
– Тебе не страшно. В крайнем случае будет животик для солидности. А мне после шести воспрещается.
– День рождения директора бывает не каждый день, – он улыбнулся.
– Я сегодня глупо выглядела, когда пела?
– Отлично! Михаилу Борисовичу понравилось.
– Я думаю, больше всего ему понравилось, когда я его поцеловала.
– Конечно.
Он сказал это и почему-то тут же смутился – почувствовал себя так, будто только что признался ей в своих желаниях.
Хорошо, что люди не умеют читать мысли.
– Ты заметил, как эти курицы на меня смотрели? – Она едва заметно кивнула в их сторону. – Как будто съедят меня прямо там.
– Не бери в голову. Они получают по заслугам.
– Это как?
– Они несчастливы, все до одной.
– А мы?
– Мы умеем радоваться, это самое главное. Мы улыбаемся.
– Но иногда мы становимся ими. Мы ненавидим и желаем другим зла, ведь так?
– В каждом из нас есть добро и зло. Вопрос только в пропорции, в которой они смешаны, и в жизненных ситуациях, которые показывают, какие мы есть.
– Это правда. Я иногда думаю о том, что за человек Елена Владимировна Стрельцова. Она о себе хорошего мнения, это правда, но кто она на самом деле? Способна ли она на подлость? Настолько ли она хорошая, как о себе думает?
– Если бы у меня спросили, я бы ответил, что да.
– Это было бы объективное мнение?
– Самое что ни на есть.
– Спасибо.
Это было последнее, что он ясно помнил. Что было потом?
До того мига, как их губы соприкоснулись?
Его не было в этой реальности. Он был не здесь. И она. Он помнил только свою первую быструю мысль сразу после:
«Видел ли кто-нибудь?»
Нет. Никто не улыбается и не тычет в них пальцем, никто не открыл рот от удивления.
Лена смотрит ему в глаза.
– Что будем делать? – спрашивает она.
Она произносит это в полном вакууме, в их космосе на двоих, и, кажется, так тихо, что он скорее читает это по ее губам, чем слышит.
– Не знаю.
Это сказал не он. Кто-то другой. За тысячи километров отсюда.
– Тогда выпьем. Есть у нас кавалеры?
Несмотря на внутреннее напряжение, он шутит:
– Они пьяные.
Когда он наполнил бокалы, она предложила тост:
– За счастье?
– Да.
Они выпили. Она допила до дна.
– Еще.
– Ты куда-то торопишься?
– В пьяную даль. Это близко?
– Если идти быстро, то да.
– Отлично! Если напьюсь, дотащишь меня до дома? Можно на тебя рассчитывать?
Взгляд в глубину его глаз.
– Конечно.
– Только не урони плиз мое драгоценное тело. Мне оно еще понадобится. А пока налей мне вина. Пожалуйста.
– О, а вот и наш именинник! – она заметила вошедшего в столовую директора и помахала ему.
Он улыбнулся и сразу пошел к ним.
– Как вы тут? Не скучаете?
– Нет, нам весело, – сказала она с намеком, понятным только ее спутнику.
– Вот и правильно. Вы молодые и скучать вам не надо. А то когда будете как я, вспомните и пожалеете.
– Михаил Борисович, вы еще дадите нам фору!
Он улыбнулся как-то грустно:
– Спасибо, Леночка, за комплимент, но я не обольщаюсь и успокаиваю себя тем, что в каждом возрасте есть свои преимущества. Это действительно так. – Он огляделся по сторонам: – Почему никто не танцует? Стесняются? А наши спортсмены опять красавцы.
Это он о физруках, Кузьмиче и Налиме, бросивших все свои силы на халявную водку. Рюмка за рюмкой, рюмка за рюмкой, и оба уже тепленькие. Лысая голова Налима висит над столом с одной стороны, рыжие прокуренные усы Кузьмича – с другой, и они душевно беседуют, еле ворочая языками и не видя никого и ничего вокруг.
– Наша гордость! Чемпионы-литроболисты! – Он сказал это не без сарказма, но как-то беззлобно, по-отечески: все равно ничего уже не поделаешь с этими ребятами, не поддающимися перевоспитанию.
 Тут он бросил взгляд на часы:
– Дома накрыли стол, ждут именинника. Пообещал быть к восьми, но уже не буду. Так что я пойду, а вы, пожалуйста, не скучайте. Танцуйте хоть до утра. Завтра придут люди и все приведут в порядок. Вас, если что, разбудят. – Он улыбнулся.
В это время члены могучей кучки пялились на них, ревнуя. Ох как они ревновали! Как ненавидели! Михаил Борисович уделяет столько не заслуженного внимания этой бесстыжей парочке, а к ним не подходит.
Встретившись взглядом с Проскуряковой (та расплылась в слащавой улыбке), он к ним подошел, так как выбора у него уже не было. Поулыбался и пошутил для приличия и тут же вышел.
Проскуряковцы продолжили дискуссию об ЕГЭ.
Действующие чемпионы школы выпили еще по одной.
А Сергей Иванович и Лена засобирались на улицу, им здесь разонравилось.
Здесь душно.
Здесь много глаз.
          ...
Они шли по свежевыпавшему снегу, дышали холодным воздухом и молчали.
В чернильном просвете звездного неба висел бледный диск луны. Тучи взяли его в кольцо и сдавливали со всех сторон. У них там свои отношения, им нет никакого дела до этого города, где двое идут по скверу, чувствуют себя очень неловко и не знают, что будет дальше.
Ветер пробирается к ним под одежду и там хозяйничает.
Девятнадцатое октября. А уже снег и лед. Что за климат? Почему они не в Испании или в Греции? Раньше здесь жили только медведи и волки, а теперь живут люди в городе-миллионнике, в тысячах километров от центра.
Через десять минут они подошли к метро. Это было то место, где они всегда расставались, возле стеклянных дверей с табличками «ВХОД» и «НЕТ ВХОДА».
– До понедельника?
Она это сказала. Сейчас он тоже что-нибудь скажет, что-нибудь очень банальное, и они расстанутся, и кончится странная сказка, бросив их в подвешенном состоянии между прошлым, которого уже нет, и будущим, которого еще нет.
– Не поздновато гулять одной?
Он сказал что-то нестандартное, не банальное и сам себе удивился.
– Еще детское время. К тому же я такая пьяная-пьяная, что ничего не боюсь.
– Я тебя провожу. Потерпишь мое общество еще минут тридцать.
– Какой настойчивый молодой человек! Только учти, пожалуйста, что не тридцать, а в лучшем случае сорок.
– Отлично.
– Тогда в путь!
Они вместе прошли через стеклянные двери.