И моё сердце "облилось кровью"
Ещё недавно, но уже в старые добрые времена, почти в каждом
городе были: где артели, а где и серьезные предприятия, которые в
народе называли просто - "Общество инвалидов". Были специальные
люди, которые ездили по посёлкам и деревням, и приглашали и
инвалидов ВОВ, и рождённых инвалидами, и ставшими ими по болезни
или случайно в такие артели и предприятия. Предоставлялись им:
одиноким - место в общежитии, семейным - квартиры. Были у них и
клубы, где они пели в хоре или соло, играли на музыкальных
инструментах; были и библиотеки, где незрячих учили читать книги
по Брайлю; даже дискотеки по праздникам были.
Довелось и мне побывать и потрудиться на одном из таких
Обществ: закупило оно новые станки и оборудование, и его
требовалось установить и отладить; чем я и занимался с группой
товарищей. Но каждый станок мы подстраивали индивидуально под
конкретного рабочего: не было у человека руки - мы придумывали,
приделывали ножную педаль - и безрукий работал! Не было ног –
приделывали рычаг для рук; незрячему - ставили ограждение, чтобы он
мог работать, но не мог попасть, даже случайно, в опасную зону станка.
И так далее. Разные приспособления изобретали.
И что всем посторонним было удивительно и интересно, так
это то, то у них даже директор был инвалидом по зрению,
совершенно слепым, на 100%! Некоторые не верили, удивлялись; так мы
над такими смеялись и говорили: "Да у них даже шофера инвалиды,
есть и слепые"!
Навсегда мне запомнился в том Обществе глухонемой Сергей,
парень необыкновенной доброты и отзывчивости, и такой же
необыкновенной физической силы. Он мог более-менее внятно
произнести только два слова: "Щас па-агу" (сейчас помогу). Я с ним
быстро сдружился, даже научился с ним изъясняться на пальцах. Он
всегда помогал мне поднимать тяжести: пресс-формы или штампы, или
другое что. И запомнился он мне ещё одним случаем.
Появились в нашем Обществе новенькие, "парочка голубков" –
как мы их называли; юные молодожёны, оба незрячие. Они ходили по цеху
и по территории на пару, держась за руки, аккуратно, медленно,
постукивая перед собой тросточкой; и ориентировались ещё очень плохо.
А тут как-то случилось, что молодой супруг или отлучился куда-то,
или приболел - не знаю, и молодой пришлось идти в обеденный перерыв
в столовую - одной. Идёт это она осторожно по стеночке, касаясь
осторожно руками специальные ограждения вдоль дорожек, очень
медленно идёт. И случился тут Сергей, тоже шёл в столовую, как
всегда спешил. Не смог он стерпеть беспомощность девушки: не мог
он пройти мимо и не помочь! И подхватил он попутчицу под руку, -
а она была легка как былиночка, и ростом в половину его, - и не то
повёл, не то потащил - не ощутив её веса - в ту же сторону, куда шёл
сам. Что тут было! Все, кто мог видеть или слышать то - скрючились
от смеха, и долго потом не могли отдышаться. Сергей чуть ли не
нёс девушку на руках, а та - что есть силы - кричала, визжала: "Куда
вы меня тащите!? Отпустите сейчас же!" А "добрая душа" ничего
не слышал, но видел наши весёлые лица, и, наверное, думал, что мы
его поступок одобряем, подбадриваем его, и тоже весело улыбался,
и чуть ли не нёс "голубку" по воздуху.
Но... прошли те года...
На днях по делам заехал я в тот город и не удержался, завернул
на минутку к тому Обществу, и... лучше бы я этого не делал. Я до сих
пор в шоке; а в ту минуту, когда увидал то, что увидал - я был
в ступоре! Даже слёзы в глазах будто тоже окоченели, замёрзли и течь
не смогли. Фотография Хиросимы после атомной бомбёжки - выглядит
лучше. На месте кирпичных зданий - голый фундамент, главное здание
зияет пустыми глазницами бывших окон и дверей, и одной стены совсем
нет. Избушка на бывшей проходной - завалилась, металлические ворота
кто-то уволок на металлолом. Никаких станков, которые устанавливал
и отлаживал я своими руками - нет, наверное, тоже ушли на металлолом...
Позже я забрёл на местный рынок за продуктами, но меня не
радовали ни яркие рекламные щиты, ни голоса зазывающих за
покупками продавщиц. А на выходе я услышал печальную игру - не динамика
с современными импортными песнями, а гармошки. Услышал родное, подошёл!
А там, на складном стульчике знакомый мне - Афанасич, которого я
обучал когда-то работать на серьёзном станке; и он работал, хотя его
оба глаза никогда не видели солнечного света; а вечерами он в клубе
играл на своей гармошке, и репетировал с хором.
- Афанасич! Здравствуй! Узнаёшь меня? - прикоснулся я к его плечу.
- Санька! Ещё бы - тебя бы, да не узнать! - обрадовался
старый знакомый. А незрячие инвалиды и впрямь поражали меня прежде
своей способностью безошибочно узнавать даже звук моих шагов.
Разговорились мы, повспоминали прежние времена, общих знакомых.
- Ты знаешь, Саня, - пенсия - пенсией, на хлеб хватает. Но...
мне же без разницы: день сейчас или ночь, и сплю я плохо. А, главное
- скука! Толи дело - как мы раньше весело жили: и работали, и
веселились, и всё вместе, все дружно! Радовались!.. А сейчас –
не знаю: куда себя деть. А ещё: тогда я был всем нужен! А сейчас...
всем помеха.
- А Сергей? Помнишь Сергея? - спросил я Афанасича.
Но он ответил мне не сразу.
- Нет Сергея... Умер... Спился парень...
И моё сердце ещё раз "облилось кровью"... а слёзы замёрзли в глазах.