Льву Николаевичу ПУЧКОВУ,
его героям команды номер 9
и поклонникам его творчества ПОСВЯЩАЕТСЯ...
< СОН ПЕРВЫЙ >
как вариант эпилога к «Триумфатору»
Всё, хватит болтать:
пусть теперь говорит Витя
и наши высокопоставленные гости.
Может быть, договорятся
до чего-нибудь хорошего...
И тогда никому больше не придется умирать.
Высокопоставленные гости куратора Вити д о г о в о р и л и с ь.
И никому больше не пришлось умирать.
Событие это было отпраздновано по полной программе. Но только в разных местах.
Куратор Витя укатил куда-то в Средиземноморские курорты не то с семьей, не то с нужными людьми. А команда, к сожалению, уже без Валеры Ростоцкого, с половины одиннадцатого вечера на ППД вкушала любимые каждым яства. Вася Крюков, например, жрал сало с хлебом и луком. Сало было прошлогоднее, желтоватое по бокам и розовое на срезе, с обильным чесночным амбре. Хлеб духмяный, пышный, вчера пекли. Рядом с ним стояла коробка с пирожными, трехлитровая банка с белесой жидкостью и четыре банки сгуща.
Петрушин, как тоже не дурак пожрать, боевым ножом скромно отпластывал от Васиного шмата кусок за куском.
Сидящий за столом напротив Васи и Петрушина, Серега Кочергин с помощью вилки и ножа трудился над эскалопом. Глебычу дали водки, а полковнику Иванову – хорошего коньяка. Психолог Костя и единственная дивчина команды Лиза уже перешли к десерту – огромному фруктово-творожному торту. Потом Лиза встала и, сославшись на усталость, отправилась спать.
Сперва перед закрытыми глазами помелькали цветные пятнышки, потом – легкой тенью пронесся облик мужа, которого никто не смог ей заменить, а потом одна за одной вдруг поплыли тени женского пола, живые и мертвые, полузнакомые и встреченные раз в жизни. Сначала появилась веселая румяная Лейла Ахундова, почему-то с пирожком в руках, похвасталась, что пирожок она получила от Васи, покрутила его перед Лизиным носом, дождалась проблеска ревности в Лизиных глазах, засмеялась, озорница этакая, и с аппетитом откусила сразу половинку. Её сменила Халида, девочка-смертница, с расширенными глазами и пузырями кровавой пены на губах, когда-то в последние минуты её жизни Лизе пришлось допрашивать её по Костиному опроснику, и «проклинаю» Халиды навеки осело в тайниках Лизиной души. Потом появилась рыжая Соня, женщина с душой тигра, она смотрела сквозь Лизу и тоже улыбалась, но улыбка её не была похожа ни на смех Лейлы, ни на проклятие Халиды. Соня смотрела сквозь Лизу и усмехалась чему-то своему. Мелькнули и растаяли тени девчонок-связисток из смежных подразделений. Наконец Лиза обнаружила себя на небольшой поляне среднерусского пейзажа, окруженной разнокалиберными березками в закатное время дня.
И вот тут-то из-за березок появилось первое осмысленное лицо мужеского пола. В форме красноармейца гражданской войны, с буденовкой на голове, с небольшой гармоникой вместо винтовки в руках прямо на Лизу двигался щуплый мужичок лет этак сорока и горланил:
Ты ждешь, Лизавета,
От друга привета,
Ты не спишь до рассвета …
Резко свернул гармошку, поставил на пенек. Музыкальный инструмент исчез. Мужик хмыкнул:
- Значит, всё-таки спишь. Струмент тока во сне исчезнуть могёт. Короче, спи дальше и не боись. Я тебе тока снюся.
Гимнастерка медленно превращалась в обычную камуфляжную форму без знаков отличия. Буденовка таяла, обнажая коротко подстриженную голову с легкой сединой на висках. Мужчина перестал коверкать великий и могучий русский язык и заговорил нормальным текстом.
- Ну, здравствуй, Лизавета свет Юрьевна. Давай знакомиться будем, что ли…
Сел рядом с ней, протянул руку.
- Серегин Федор Антонович. Офицер Российской армии.
Не было в нем ничего наглого, вызывающего, отталкивающего. Наметанным глазом Лиза уловила в нем человека серьёзного, не праздного, и протянула руку.
- Очень приятно, Фёдор Антонович. Моё имя, как я поняла, вы знаете. Чем обязана?
- Можно на ты?
Лиза благосклонно разрешила.
- Я, собственно, от наших к вашим, с благой, кстати, вестью.
- Так у нас есть командир.
- Иванов Сергей Петрович, знаю,- досадливо сморщился пришелец.- Но мне нужна ты, как единственная женщина вашей бригады…
По лицу Лизы скользнула тень, и офицер Российской армии, поторопился объясниться.
- Пойми, женщины более чутко и ответственно относятся к своим снам. Полковник ваш зело пьян, проспится, скажет, чего, мол, по пьянке не приснится - и всё. А баба – она и на войне баба. У нас вон в части бабы свои сны обсуждают не иначе, как в формате реальных событий.
«А сон ли это?,- вдруг подумала Лиза.- Как-то всё очень реально».
- Да сон, сон,- опять с некоторой досадой, но спокойно подтвердил человек в камуфляже.- Видишь, на мысли твои отвечаю.
Посмотрел на неё, снова заковеркал великий и могучий:
- Экии вы недоверчивые, Лизавета Юрьевна, ну вот сами испробуйте!
Достал из кармана шоколадку «Аленка», надорвал фольгу, протянул Лизе:
- Кусай!
Лиза взяла и осторожно провела языком по шоколадной массе. Вкуса не было.
Пришелец в камуфляже кивнул.
- Вкусовой анализатор во сне, как правило, не работает. Слуховой и зрительный - да. Так что всё, что я тебе сообщу, ты будешь усваивать глазами и ушами. Поскольку времени у нас немного, готова ли слушать и смотреть?
Лиза улыбнулась и кивнула. Чувство опасности, выработавшееся у неё за годы, проведенные в режиме «война» молчало, разрешая слушать и смотреть.
- Короче, я без предисловий. Тебе знаком этот парень?
Пока они разговаривали, закат догорал, постепенно сгущались сумерки. Между двумя белевшими стволами берез на краю полянки из ничего соткалось подобие экрана, как в кинотеатре, и на этом экране появилось лицо молодого мужчины, неподвижное, снятое будто с военного билета.
- Да, знакомо. Если не ошибаюсь, это некий Горбенко Андрей.
Она помолчала, а потом почему-то добавила тихо:
- Сирота.
- Ну да, ну да, сирота. Глянь, полюбуйся, до чего сироту довели:
Портретное изображение стало полным, во весь рост, объемным и подвижным. С диким криком «А-а-а-аааа, б…!!!»,- сирота бросился на другого молодого мужчину, схватил за горло, повалил и, стукая головой оземь, стал хрипло орать:
- Заткнись, б…!!! Закрой свой ё… рот, сука!!!
Бросил мужчину, ринулся в стоящий рядышком бункер, опрокинул стол, раскидал табуретки, содрал со стены полку с железными кружками, повалил двухъярусную железную кровать: короче, рвал и швырял все, что попадалось под руку, истошно орал и всё время выкрикивал:
- За что?! За что они с нами так?!
Рухнул в угол, обхватил голову и остался в таком положении раскачиваться как маятник и скрипя зубами.
- Знаешь, что с ним?- спросил Федор.
- Догадываюсь,- хмуро отозвалась Лиза.- Свалилось всё в одну кучу, нервишки сдали.
- Это не нервишки сдали,- хмуро возразил ей офицер Российской Армии.- Это Родина сдала. Это обида гложет сердце, когда ты к Родине – со всей душой и полным самозабвением, не щадя себя, а она к тебе – неподтертым задом. Самое интересное, что все об этом прекрасно знают, коллега Лизавета. Ведь ты тоже прекрасно знаешь, что у нас всё устроено именно таким образом, так что ни к чему нам с тобой такое безобразное буйство.
- Это не ко мне. Я не буйствовала.
Теперь Серегин стоял прямо перед ней и смотрел ей в глаза в упор. Лиза увидела, что глаза у него небольшие, серые, немного воспаленные от возможной бессонницы, окруженные мелкими морщинами. Выражение глаз было однозначно. Такие глаза бывают у нормального человека, который по долгу службы обязан, не испытывая ненависти к противнику убить его. Лизавета поняла, что сейчас прозвучит выстрел на поражение, хотя никакого оружия в руках у Серегина не было.
И выстрел прозвучал.
- Не буйствовала, говоришь? Из «винта» с сотни сигарету гасишь, гульфики мужикам отстреливаешь, да без малейшего оттенка скандальности, да задумчиво улыбаясь и глядя вдаль туманным взором, а как чеченскую девчонку перед смертью допрашивала – забыла? Да, да, тысячу раз да, работа у тебя такая, нет на тебе вины ни перед убитыми тобой, ни перед Богом.
- «Трехсотый», - отстраненно подумала о себе Лиза.
Серегин продолжал огонь на поражение:
- Но когда баба вместо того, чтобы рожать детей, в самый детородный свой возраст хоронит мужа-полковника, погибшего при выполнении задания, когда она шарит в шпионской технике, вместо техники кухонной, в китайской философии вместо детских книжек – это и есть буйство. Ты – труп, Лизавета. Ты не просто мертвая, капитан Васильева, ты мертвее, чем твой муж полковник Васильев.
- «Теперь точно двухсотый», - мысленно согласилась со своим спутником Лиза. Боль была такая нестерпимая и жгучая, что даже сил как-то выражать её не было.
Незаметно для постороннего глаза закусила Лиза верхнюю губу и молча смотрела, как догорает закат, как поглощают причудливые сумраки разнокалиберные березки и белые их стволы больше не отражают лунный свет.
Сама полянка плавно и аккуратно трансформировалась в чердак, откуда когда-то Лиза вместе с боевыми товарищами вела наблюдение за чеченами. Она сразу узнала беспорядочную кучу надувных матрасов, детских спасательных кругов в виде уток и лягушек, резиновую лодку с веслами, четырехместную палатку. А вот и полукруглое окно-эркер, выходящее прямиком на объект наблюдения, только инвентарь разложить, да микрофон настроить, да камеру на штатив поставить и отрегулировать…
- Да во сне ты, во сне,- тихо сказал Федор.- Вспоминается то, что когда-то было. Мы плывем по твоим снам.
- Я не во сне, - тихо сказала Лиза.- Ты прав, Федя. Я – мертвая.
- Не расстраивайся.- посочувствовал ей собеседник.- Я тоже мертвый.
- А ты – как?
- Слышала, мочилово было под Хостом? Один режиссер еще потом фильм об этом снял. И всё было не так, как у этого фуева тёзки. Но у нас всё устроено именно таким образом. Люди умирают, а потом приходят вот такие фуевы режиссеры и показывают в картинках, что люди умирают зазря. Вот лично я не зазря там умер.
- Так ты…
- Лиза, Ли-за,- предупреждающе поднял палец Серегин. – Не обо мне речь нынче. И вообще мы как-то отвлеклись от главного. Итак, ты видела некоего Андрея Горбенко, сироту, плачущего и проклинающего Родину. А я имею что сказать по данной теме..
Он опустились на надувной матрас и жестом пригласил Лизу сделать то же. Лиза села чуть поодаль, проведя ладошкой по поверхности, прежде чем сесть. Странно, но пыли на матрасе не было. А может, им недавно пользовались, и он еще не успел запылиться. Серегин достал пачку сигарет из кармана, хотел было закурить, но потом махнул рукой:
- Чё толку, всё равно, во сне если куришь, ощущений никаких. Ладно, Лиза, слушай, и запоминай. Этот Андрей – всего-навсего бывший балашихинский опер, отобранный в контингент для управления экспериментом по борьбе с наркомафией. Управление это не подчинялось ни одному силовому ведомству страны и замыкалось прямиком на предсовбеза. Задачей управления было уничтожение наркомафии в отдельно взятом административном районе для обкатки модели, чтоб запустить эту модель в массовом порядке по всей стране. Чем вся эта петрушка закончилась – ты только что видела. Большие фигуры убиты, маленькие – плачут. Да и вам досталось неслабо, попали, как говорится, под раздачу.
Помолчали. Лизе было уютно и комфортно в этом сне, несмотря на только что пережитую сильную боль. Она даже рада была, что ощутила эту боль, ведь ощущение говорило ей, кричало ей о том, что она еще жива, и может быть когда-нибудь в далеком будущем и она сможет жить в режиме «мир!» и у неё будут дети, кухня, детские книги и всякое такое, скажем, шторки на кухне в мелкий красный цветочек …
Серегин хмыкнул:
- Надейся, красавица, надейся. Я вон мужик, и то на что-то надеюсь… Ну да ладно, вернемся к нашим баранам. Знаешь, в чем была основная ошибка стратегов уровня покойного Зубова?
- Перегнули палку?
- Нет. Кстати о палках. Хороший вопрос. Есть древняя легенда о том, как один царь положил на песок палку и попросил укоротить её, не прикасаясь к ней. Ходили придворные мудрецы вокруг да около и уходили ни с чем. А потом прибежал один пастушок с палкой для погона коров и положил её рядом с царской палкой. Палка пастушка была длиннее. Улавливаешь суть?
- Ну-ну. То есть, как я понимаю, ты и есть тот пастушок, который прибежал со своей палкой в мои сны? Как-то звучит всё это… неоднозначно!
Серегин снова хмыкнул:
- Не, всё путём! Кидаю тебе еще одну историю про наркомафию, на этот раз, зафиксированную в Российской периодической печати. В одну деревню приехали новые жильцы, дом купили. И стали подростки той деревни баловаться травкой, потому как новые жильцы были наркобарыгами. Опускаю душещипательные и нерводробительные истории о том, как матери и отцы совершенно безрезультатно прошли следующие пути, как то: увещевание детей, порка детей, отказ детям в деньгах, лечение детей в местном наркодиспансере и у местных бабок, угрозы наркобарыгам, заявления в милицию – все эти стадии, повторяю, не дали никакого результата. Когда наркодельцы отстроили еще один дом, а их автопарк пополнился на два джипа, в деревенскую церковь был назначен новый поп. Короче, смысл в чем: родители, бабушки и оставшиеся в живых дедушки пришли к этому попу, и батюшка оказался не из слабонервных. Он собрал всех оставшихся нормально мыслящих людей деревни в крестный ход. Молитвы у дома этих барыг они распевали – в газете написано, где-то около суток, и что, пока они стояли, к ним со всей округи, из района подъезжали люди и подъезжали и присоединялись в этому стоянию. Потом вышла хозяйка и спросила, что надо? Ей хором отвечали: «Уходите отсюда». И продолжали стоять, пока они не погрузили свои вещи и не уехали. Вроде как про это стояние и корреспонденты прослышали, слетаться стали, начиналась нежелательная шумиха. Но это – разовый случай, я вообще, про иное стратегическое решение. Надо не перерубать палку. Надо рядом положить палку длиннее.
Декорации сна снова изменились. Потекли мутноватые воды неширокой речушки, с чахлыми деревцами на фоне высокой травы на пологом берегу, на круче просматривался густой кустарник и местами разбросанные валуны. Рядом с рекой - дорога, вся развороченная гусеницами танков и самоходок, повсюду воронки, бетонные блоки и сваренные рельсы – противотанковые ежи. Дальше за дорогой - развалины, мертвые остовы некогда бывших зажиточных домов. Глаза Лизы при обзоре панорамы постепенно становились всё более и более пустыми и безжизненными, и Федор это отметил.
- Чё, не нравится? Может, в таком разе, в мои сны подадимся?
- А у тебя тоже есть сны?
- А то!
Они тут же оказались в машине типа «ГАЗик» с серым брезентовым тентом, Серегин, естественно, за рулем, Лиза – тут же, на переднем сиденье. Они ехали по дороге средней полосы России ярким сентябрьским днем. На обочинах желтели березы, проносились встречные фуры и наполненные картофелем грузовички.
- Да, я военный. Да, был Хост, госпиталь, хитрожопые «покупатели», потом хитрожопая в\ч, но не 10003; и жена Галя, учительница географии, тоже была, и дети Антон и Ольга, был брат Виктор, родители были, и кабы всё пучком, то никакой войны, рулял бы на газельке по рязанским дорогам до конца жизни, зерно бы на элеватор возил, люблю эти штатские газельки и газики, вон один только что проехал, видишь? Старенький, а Степаныч следит за ним так, что мне аж звук мотора нравится…
За стареньким газиком прокатило странное сооружение. На прицепе у крутого «Опеля» высился ладный такой домик, с внушительными размерами, предполагающими максимально возможный комфорт внутри и занавесочками на двух окнах.
- А, во! Круто! Дом на колесах. Машина немецкая. Немец какой-то по России катается, изучает, муттер его ё. Ты в своем Петербурге английский учила, ну, а мы, рязанские, - немецкий. Кстати, мне слово из немецкого языка нравится, дауншифтинг, называется. Слышала такое?
- Мы и без дауншифтинга на краю жизни,- вымолвила Лиза.
- Ну да, ну да.
- А ты по снам-то в своей хитромудрой в\ч выучился ходить?
Федор вздохнул.
- Мир меняется, Лиза, точнее, он уже круто изменился, а вы этого не видите. Если смотреть масштабно, суть перемены в том, что техногенная цивилизация меняется на нетехногенную. Один из признаков - в самое ближайшее время вся техника на земле, в воде и в воздухе в массовом порядке начнет по непонятным причинам отказывать. Вся – от электробритвы до ГРЭСов, самолётов и метрополитенов. Готовы к такому раскладу?
Лиза молчала.
- То-то. Вот и шастают такие, как я, по снам и яви, в некотором роде готовя народ в меру понимания каждого, чтоб не так страшно было. А то все эти жутики в периодической печати типа сбывшихся пенсионерских снов, типа встреч нервозных дам с их покойными бабушками и дедушками, типа драк с чертями у мужчин, порепанных алкоголизмом или наркотиками; все эти «Битвы экстрасенсов» с голубых экранах, фэнтэзи с ихними дозорами и кольцами силы,- в этой херне легко сглызду съехать и взрослому человеку, не то, что подрастающему поколению.
- Вы знаете что-то новое?
- Всё просто, сестренка, всё просто. Есть видимый мир, есть мир невидимый. По миру невидимому куча путеводителей, в основной своей части весьма энергозатратных. Типа «продай душу»; «отдай самое дорогое, чего дома не знаешь» и прочее, прочее, прочее, даже перечислять противно. Избитая истина – самый экологически чистый путь по невидимому миру – православие. Даже у вас в команде, когда вы токо-токо заселялись вместе, на вопрос «а ты кто, Петрович?» ваш полковник Иванов ответил: «Человек я, православный». Помнишь? При тебе же было! Ты еще рядом стоишь вся такая блондинка со стрижечкой, маникюрчиком, с сигареточкой «Донтабак», в камуфляже…
Лиза вспомнила, согласилась, уже не удивляясь информированности спутника. Объяснили же, сон!
- И его слова перед битвами «Потрудимся же братия» из этой же, кстати, оперы. Я сам так говорю в аналогичных ситуациях. И если вернуться к нашим баранам, то бишь к наркоманам, то иные ценности можно найти только в православии, но дать их народу – это гораздо труднее, чем то, что замутил Зубов сотоварищи.
Так что мир изменился, и выживет в нем только тот, кто умеет делать выводы и меняться в соответствии с требованиями обстановки. Повторяю: цивилизация меняется на нетехногенную, самый экологичный и единственно верный способ полноценного выживания в нетехногенном мире – православная вера. Вы бы, я имею в виду вашу команду, выжили, но у вас нет правильной веры. Это значительно снижает высокую степень вашей надежности и профессионализма. Не, ну так-то вы, конечно, люди, православные, в трудные моменты жизни вспоминаете о Боге, когда на смерть идете – перекреститесь. Помню, ехали вы на переговоры с Турпалом Абдуллаевым, так по дороге, на «бардаке», Вася ваш то и дело крестился, Костя-психолог на этих же переговорах, когда «разгрузку» снял, тоже перекрестился… Оп-па!
Федор прервался и бросил резкий неодобрительный взгляд на обочину дороги. Лиза тоже посмотрела и увидела вишнёвый «Москвичонок» с открытым капотом, на домкрате, вокруг которого суетились двое: пожилой мужичок и пацаненок лет трех-четырех.
- Тормозные колодки меняет, машина на домкрате, а рядом мелкий бегает – это непорядок,- пояснил своё недовольство Федор. – Сорваться же может! Лично я всегда на такой случай противооткатные брусочки ставлю, а когда дети маленькими были, еще и металлическую опору при себе держал…
Нахмурился, задумался, видно вспомнилось что-то из разряда «вот моя деревня, вот мой дом родной».
- А у тебя-то вера есть? – Лиза вернула его вопросом к заданной теме.
- Вроде да,- тяжело вздохнув ответил ей Федор,- хотя и в зачаточном состоянии. – Курю вон, матерюсь, опять же с женским полом бываю ужас как неласков. Но, в общем… подвизаюсь, как могу. Чего и тебе желаю и всем вам тоже. Кажется, светает. Пора тебя до модуля провожать, самой тебе отсюда не выбраться.
Дорога в мягких рассветных тенях становилась поляной с березками. На том конце поляны, откуда несколько часов назад вышел Серегин, прогуливались два мужских силуэта в камуфляже, один повыше, другой – пониже. Тот, что пониже, помахал рукой, дескать, пора идти. Федор помахал в ответ, мол, понял, иду. Обернулся к Лизе:
- Ладно, бывай, подруга. Привет боевым братьям.
Хмыкнул, озорно подмигнул:
- Спасибо за прекрасную ночь.
И двинулся к краю поляны, прямиком к своим однополчанам.
А Лиза – что Лиза? Она стояла и смотрела ему вслед. Внезапно вспомнилась ей боевая операция в доме амира Казбека Эдаева. В углу просторной комнаты - украшенная затейливой резьбой детская люлька, в которой мирно посапывал годовалый сын Казбека. Тогда она быстро и ловко едкой струёй распылителя отключила всех обитательниц женской половины дома. И почему-то потеряла целых несколько секунд, то задумчиво рассматривая личико сына «амира», то заботливо поправляя сбившуюся кисейную занавеску на люльке. Только после всего этого смогла негромко доложить в рацию о том, что у неё «чисто».
Бедная Лиза!
- Да не бедная она, уроды! – обернувшись на автора этих строк, крикнул Серегин.- Это вы, уроды, бедные! Да, она прошла огонь, несправедливость, отчаяние, кровь, муку смертную, но в её жизни были и есть люди, за которых она готова умереть, и которые готовы умереть за неё, она знает, что такое дружба, надежность, ответственность, сила, честность, выдержка, профессионализм а вы… вы…
а вы на земле проживете,
как черви слепые живут.
Ни сказок о вас не расскажут,
ни песен о вас не споют.
- Умный какой, Горького наизусть шпарит,- светленько разулыбалась Лиза.
И проснулась.
Пожелаем ей и её друзьям доброго утра, удачи, веры, счастья, и всего, что можно пожелать добрым воинам. Пусть официальная Родина не ценит их подвига, мы полюбили их, переживаем за них, сроднились с ними. А ведь мы – это тоже Родина, думаю, Лев свет Николаевич это понимает.
DIXI (лат).