Обида, обида людская!
Забудешь одну без труда,
Другую, пол жизни таская,
Не сможешь забыть никогда.
Е. Винокур.
Малая родина. Какая-то святость живёт в этих словах, услышав их, встрепенётся душа. После долгой разлуки встреча с родной сторонкой вызывает трепетную радость, расставание же, наоборот, наполняет сердце тягучей грустью. Приехав в очередной раз в отпуск, я навестил моих бывших соседей, свидетелей моего рождения, детства и юности. Они расспрашивали меня о моей семье, службе. А мне было
интересно узнать о моих земляках: « Кто? Где? Как? Куда?». Как и в детстве, рад был слушать бывшего фронтовика дядю Ваню, который вместе с моим отцом защищал святые просторы нашей Родины.
Задушевному разговору с дядей Ваней помешал зашедший, не ко времени, бывший ветврач, теперь дряхлый старик.
- О-о! Вот кто у тебя в гостях. А я думаю, чья это машина незнакомая стоит возле твоего двора. Ну, привет, Кузнец!
Я сидел неподвижно, смотрел в волчьи, с прищуром глаза этого человека, если можно было, по моему понятию, его таковым назвать. Хотел что-то сказать, но ком подступил к горлу и я промолчал. И хорошо, что ничего не сказал в ответ.
- Чё, богатым стал и соседей забыл? Да-а…..
Я молча встал и вышел на улицу. Стоя у калитки, смотрел на бывшую усадьбу, где я родился и вырос. На новом подворье сохранилась половина землянки, служившая теперь новым хозяевам как летняя кухня. Рядом был построен добротный дом на два хозяина.
По-прежнему росли три клёна, посаженные мною в далёком детстве.
Незванный гость прошёл мимо меня, бурча что-то себе под нос. Пройдя метров пятьдесят, повернулся.
- Подумаешь, пса застрелил. Правильно сделал, мало я их перестрелял.
- Ладно, Мишка, иди, - посоветовал ему дядя Ваня.
Он подошёл ко мне, некоторое время стояли молча.
- Что, Саня, ничего не позабыл, ведь столько лет прошло?
- Хотел бы забыть, дядя Ваня, да не получается. Детская утрата оставила глубокую зарубку на сердце и даёт о себе знать как первая любовь.
- Я, сынок, помню свою горькую утрату на фронте, когда погиб мой друг – земляк, вроде бы всё вчера произошло, а позади…….
Слушая дядю Ваню, я мысленно окунулся в своё мальчишеское послевоенное детство.
…Ночь прошла в каком-то сне. Утром я не смог точно вспомнить о чём был сон, но о чём-то страшном. Мать поторапливала в школу. Полусонный, я слабо реагировал на её слова, за что получил подзатыльник. Я всегда был труден на утреннее пробуждение. Сидел молча, не пререкался, словно предчувствовал какую-то беду.
- Что с тобой, приболел что ли?
Мать прислонила руку к моему лбу. Убедившись, что лоб холодный, приступила к действию. Вытащила меня из-за стола, где я колдовал над кружкой чая.
- Проснись ты, наконец, опоздаешь в школу – выпорю, если учительница пожалуется. Мне Тамарка всё расскажет.
Тамарка жила по соседству и о всех моих проделках в школе сразу рассказывала матери.
За что я частенько получал взбучку. Я медленно оделся, нырнул в валенки не моего размера, взял портфель, которым служила полевая сумка отца, привезённая им с фронта. Побрёл на улицу. Сумка была моей гордостью, так как имел такую я один на всю школу. Большую
уверенность в этом придал мне директор школы, когда увидел её у меня впервые.
- Береги её, Саша, это историческая вещь. Она на фронте была вместе с твоим отцом - защищала Родину. Ты поймёшь это, когда станешь взрослым. А сейчас цени отцовскую реликвию. Эх! Если бы она умела говорить.
После таких слов, в присутствии ребят, я задрал нос кверху, директор же смотрел на меня с улыбкой. Ребята завидовали мне, даже предлагали поменять на новенький портфель. Всем менялам делал от ворот поворот.
Учился я во втором классе, уже умел читать и писать. Самым надёжным моим другом был пёс Полкан. По годам мы с ним были ровесниками, а вот по возрасту он был как мой отец. Это я узнал потом, уже будучи взрослым, что у собак один год жизни равен семи годам жизни человека. Полкан ждал меня каждое утро. Тявкнет, если на цепи, мол, привет, а если отвязан, по случаю прогулки, пока отец в контору на наряд ходил, тогда встречал прямо у дверей. Вставал на задние лапы, обнимал меня передними. Ткнёт холодным
влажным носом в лицо, стараясь лизнуть шершавым языком. Мог и свалить с ног, стоило проявить мне нерасторопность.
Тем далёким утром, когда я нехотя вышел на улицу, подгоняемый матерью, Полкан не проявил себя никак. Свернув за угол землянки, я увидел моего четвероногого друга не привязанным. Он лежал на окровавленном снегу, зализывая рану в боку, из которой сочилась кровь. Увидев меня, он жалобно завизжал, дескать, беда у меня, видишь, ранен. Я бросился к нему, стоя на коленях, обнял его и просто расплакался. Он толкал меня мордашкой, мол,
не мешай зализывать раны. Периодически он слизывал мои горькие, солёные слёзы
окровавленным языком, окрашивая моё лицо. Я старался его успокоить, облегчить боль своими ласками и уговорами.
- Полкан! Ну потерпи, погоди, не умирай. Как я буду без тебя?...
Но Полкан как-то протяжно взвыл, опустил голову и сник. Я навалился на бездыханное тело Полкана, обхватив его детскими ручонками. И заплакал навзрыд. Очнулся от голоса отца.
- Вставай, сын, слезами горю не поможешь.
Я приподнялся и приготовился к тому, что сейчас получу трёпки. Но отец молча смотрел на Полкана. Пёс смотрел на нас открытыми, безжизненными, остекленевшими глазами.
Впервые из уст отца я услышал слово сын, а не привычное «сынок». Видимо, то, что он увидел, взволновало и растревожило его фронтовую душу. Душу человека, познавшего много горя на войне. Поразило отца и то, с какой болью я воспринял первую в жизни утрату. Впервые воочую я увидел смерть своего четвероногого друга.
Отец взял меня за руку и повёл в дом. В сенях снял с меня пальто, испачканное кровью и пошёл во двор, чтобы почистить его снегом. Мать накапала мне какой-то микстуры. До обеда я спал на печи.
Проснувшись, я опять стал вспоминать Полкана. Как часто он катал меня и соседских ребятишек на санках. А когда отец задавал мне взбучку, я шёл к своему четвероногому другу, залазил в его будку и плакал, рассказывая о своей неудаче. Он слегка скулил и слизывал мои солёные слёзы своим шершавым языком, сочувствовал. Я не был обласкан ни дедушкой, ни бабушкой, ещё до моего рождения они ушли в мир иной. Поэтому гордился, что у меня есть такой надёжный друг. За любовь и преданную дружбу делился с ним последним куском, не доеденное мясо, украдкой от матери, относил ему.
Во дворе отец убрал окровавленный снег и засыпал свежим. Не было и будки. Ничто не напоминало о жизни Полкана на этом крошечном пятачке земли. Только в памяти моей поселилась картинка жизни и смерти пса.
Вечером, когда отец пришёл с работы, я сидел возле сарая. По улице брёл пьяный убийца Полкана, выкрикивая отдельные слова какой-то песни. Отец вышел ему на встречу.
- Ты зачем пса застрелил? Что он тебе, мешал? Пацану душу ранил….
- Гм-м! Обвиняешь меня. А сам на войне что, в воробьёв стрелял? Людей ведь убивал. И орден ещё за это получил.
- Я врагов уничтожал, а не людей. А таким как ты, свои в бою в спину стреляли.
Весной, когда стал таять снег и начала пробуждаться природа, однажды придя из школы, я увидел оттаявший кровавый след. След смерти Полкана. Не удержался, заплакал и не только я, но и мой дружок Володька.
…….Много лет минуло с того времени. Нет моих родителей. Много родных и друзей проводил, оплакав, в последний путь. Но та, давняя боль живёт во мне до сих пор, как заноза…