Взгляд из прошлого.
Приёмные часы подходили к концу, больничные коридоры стремительно пустели. Врач убежал куда-то по своим сверхважным делам. Я была последней в очереди на приём и теперь, ожидая возвращения эскулапа в полном одиночестве, бездумно пялилась на картину неизвестно кем и с какой целью вывешенную в медицинском учреждении. Рассматривая деталь за деталью, я всё больше приходила к выводу, что подобному творению не место там, куда приходят с надеждой. Не подумайте, я люблю чёрно-белые рисунки, но этот натюрморт вызывал неприятное ощущение пустоты, тщеты и одиночества. Причём не желанного уединения, а именно одиночества. Словно стоишь в пустой комнате без окон и дверей, без возможности выглянуть на улицу, но при этом точно знаешь, что мир за стеной такой же пустой, как и то помещение, где стоишь.
В высоком стакане с водой скрюченной, костлявой, растопыренной, да ещё и преломленной крюкой застыла корявая лысая ветка с лёгким намёком на листья. Подобное у меня всегда вызывает ассоциации с детскими книжками, где именно так рисуют руку государыни Смерти, тянущуюся к маленькому ребёнку, в страхе забившемуся в угол. Небрежно брошенный кусок грязной изломанной ткани – параллель с моей исковерканной изломанной жизнью. По крайней мере, именно так я бы её нарисовала. Да, сама виновата, но это не меняет впечатления. Серое набухшее и мрачное небо на заднем фоне с редкими галками птиц напоминает о жестокой непогоде. Не благодатной грозе, но смерче, урагане, разрушении. И только маленькое белое перекрестье перьев сразу бросается в глаза посреди мрачной картины. Что вложил автор в эту деталь? Блик призрачной и несбыточной надежды? Я вижу в этом ярком пятнышке из невесомых перьев мягкий и ласковый свет подсознательной веры человека в то, что всё будет хорошо. Тяга к свету и теплу. Но из-за общего мрачного оформления эта яркая, но мизерная точка в очередной раз доказывает, что шанс на удачный исход и на «всё будет хорошо» чрезвычайно мал. А людям, сидящим в очереди к доктору, напоминать об этом – сущее издевательство. Но, несмотря на ощущения, взгляд то и дело возвращался к злополучной картине.
Неизвестно до чего я бы додумалась, сидя в пустом коридоре, но оцепенение прервал звонкий детский голос.
– Бабушка, а ты чего тут одна сидишь?
Передо мной застыла худощавая девочка лет восьми, с русыми волосами, отливающими золотом даже в свете холодных больничных ламп. Широко распахнутые голубые любопытные глаза утягивали меня, словно в шаловливую горную реку, бурлящую на перекатах. В этот момент показалось, что вижу своё собственное лицо. Именно таким оно было на потрёпанных пожелтевших от времени фотографиях, которые пару лет назад отправились в мусорный бак. Пухлые розовые щёчки украсились ямочками, когда девчушка тепло и искренне улыбнулась. В груди забилось часто-часто, к горлу подступил тугой комок, а пальцы помимо воли судорожно смяли подол халата.
– Да вот доктора жду, – тихо, боясь спугнуть наваждение, ответила я. – А ты чего одна тут ходишь?
– А, мама сейчас придёт, – отмахнулась она. – Ты вот такая старенькая, с палочкой, – девочка указала на прислоненную к банкетке клюку. – Почему тебя никто не провожает?
Грудь сдавило стальными тисками. Несмышлёный ребёнок сам того не ведая ударил в самое больное.
– Так нет у меня никого.
Я удивилась собственной откровенности. И что на меня нашло? Видимо, вынужденное одиночество совсем доконало старческий рассудок.
– Как же так? – в голосе девочки звучало удивление, но голубые глаза смотрели спокойно и внимательно. – Это получается, у тебя детей нет? Вот у моей бабушки большая семья. –Несвойственный детству мудрый взгляд, казалось, проникал в глубины сердца, заставляя исповедоваться.
– Нету, – тихо ответила я, чувствуя, как вина за грех, совершённый по молодости, в очередной раз настигает душу. – Молодая была – не до детей было. А потом не вышло никак…вот одна.
Ну не рассказывать же, в самом деле, как в двадцать один год сидела в этом самом коридоре, в этот самый кабинет, с трепетом ожидая результатов анализов. Беременна – таким оказался вердикт. Молодость… Я всегда мечтала вначале встать на ноги, сделать карьеру, заработать денег, и только потом рожать. Но вот, по глупости или так Бог рассудил – оступилась. Что делать? Хоронить мечты? Избавляться от поставленных целей? Я была молода и решила, что детей всяко нарожать успею. Пошла на аборт. Карьеру-то сделала, деньгами обзавелась, но вот родить после этого так и не смогла. Последствия неудачной операции. А мужикам что? Им тоже семью нормальную хочется. С детьми, внуками… Не задержался ни один рядом. И кому я теперь нужна со своими деньгами? Коту Фильке? Слёзы навернулись на глаза от воспоминаний. Вот так и вышло, что стремилась-то я к цели с закрытыми глазами. Летела галопом к карьере, к финансовому благополучию, а на самом деле стоило раскрыть глаза, чтобы увидеть: не тот я выбор сделала. Променяла нормальную семью на бумажки, которые вылечится мне так и не помогли. Старость пришла, а я одна…как в той комнате, о которой думалось, глядя на картину. И мир вокруг меня такой же пустой.
– Не плачь, бабушка, – девчушка гладила меня по седым волосам, ничуть не смущаясь чужого человека. – Мама говорит – сделанного не воротишь. Остаётся только жить с этим.
При этих словах меня словно током ударило. Так я всегда говорила, стараясь забыть о прошлых грехах. Мама говорит…
В коридоре раздались шаги и женский голос позвал:
– Катя, где ты там? – отразилось от пустых стен.
В светлом проёме показалась стройная фигура. Молодая женщина с тёмными волосами, раскосыми карими глазами, курносым носом, в простеньких джинсах и футболке с грустным укором смотрела… Нет, она смотрела не на дочь. Она смотрела на меня, и я видела собственное отражение только сорока годами моложе. Девчушка радостно подбежала к женщине, схватила её за руку и тоже посмотрела на меня. Это был взгляд из прошлого. Моего несбывшегося прошлого.
– Что же ты, мама, – почти прошептала девочка с укором, но в могильной тишине коридора тоненький голос прозвучал набатом.
У кабинета доктора царил бедлам и суета. Переговаривались люди, сновали медсёстры, санитар катил пустую каталку. Две женщины, ожидающие приёма, тихо переговаривались в стороне.
– Это же надо, – говорила одна, качая головой, – так умереть. Прямо в очереди к доктору. Кошмар.
– Вот до чего нас доводит минздрав. Старушки уже в очередях мрут, – вторила другая.
– И что ж, неужто с ней никого из молодых не было?
– Нет, представляешь! Совсем молодёжь совесть потеряла.
Спасти бабушку не удалось. Санитар погрузил мёртвое тело на каталку, накрыл простынёй и покатил длинным коридором. Мимо картины, на которой маленьким ярким пятнышком светилась надежда на «всё будет хорошо».