Спасение в Эдеме

                К.Велигина


                Баллада в прозе

1.

      -… Говорю вам, Б`ессмер, мальчишка всё видел! Он видел, как я неслышно подошел с Сильв`ену ДюклО сзади и вонзил ему шприц в шею. Дюкло молча упал на ковер – разумеется, мертвый. И тут вдруг мне послышался какой-то звук за спиной; кажется в коридоре скрипнула половица. Я быстро обернулся и успел увидеть широко раскрытые глаза этого маленького паршивца. А потом он исчез – быстро, как тень. Позже я зашел в его спальню; он спал или притворялся спящим. Я запер его на ключ и пошел хоронить Дюкло. Место выбрал надежное; уж там-то никто не мог меня видеть. Будьте уверены, тела не найдут.  Но ведь этот змееныш видел, как я его убивал…
      Ахилл Беренгар зашагал взад-вперед по комнате, заложив руки за спину. Г`артвиг Бессмер сидел в кресле, задумавшись.
      - И как после этого вел себя ваш племянник? – спросил он.
      - Никак, - Беренгар слегка нахмурился. – Мы с ним едва разговариваем. Его поведение не изменилось. Но гулять на улицу я его не выпускаю. Вы сами понимаете, я не могу доверять ему и в то же время не могу вечно держать его взаперти. Необходимо убрать его.
      - Пожалуй, - согласился Бессмер. – Сумму, положенную мне за работу, вы уже назвали, и она меня устраивает. Сегодня я заберу мальчика с собой. Послезавтра в пять часов вечера его труп будет найден в миле отсюда. Позаботьтесь о том, чтобы у вас было железное алиби…
      … Мальчик не стал больше подслушивать. Он отпрянул от двери с бешено бьющимся сердцем; противный холодный пот выступил на всём его теле; он дрожал каждой клеткой своего существа. Быстро и неслышно спустившись в свою комнату со второго этажа дома, он поднял застекленную раму окна и, взобравшись на подоконник, выпрыгнул в сад. До сих пор он еще ни разу не делал ничего подобного; окно было довольно высоко над землей из-за основательного фундамента. Но теперь, когда ему угрожала смертельная опасность, раздумывать было некогда. Ведь он отлично знал, что обе двери в доме – и парадная, и запасная – заперты. Спрыгнул он неудачно. Сильнейшая боль в ладонях и коленях заставила его закусить губу и на мгновение замереть на месте. Но уже спустя минуту он бежал во все лопатки через темный дождливый сад, едва различая в полутьме тропинки, ведущие к его тайному «выходу» у решетчатой ограды. Добравшись до ограды, мальчик быстро влез на растущую рядом сосну, ступил, держась за ее ветку на ограду, между чугунными шипами, покрывавшими ее ребро, и, цепляясь за ветку и за шипы, змеей соскользнул на землю по чугунным прутьям. Едва очутившись по ту сторону ограды, он бросился бежать, сломя голову. В дождливом мраке он с трудом видел дорогу, но останавливаться было нельзя ни на секунду. При первой же возможности он свернул в рощу и побежал через нее, то и дело спотыкаясь и падая. На нем уже не оставалось ни одной сухой нитки, когда, выбравшись из рощи, он очутился на большом кладбищенском холме. Темнота вечера еще не стала непроглядным мраком, и он разглядел ряды старых, покосившихся крестов и постаменты с памятниками . Чутье подсказало ему, что следует бежать именно через кладбище, где в случае погони легко спрятаться. К тому же, так он быстрей доберется до города С`эллерса. Правда, его там никто не ждет. На всем белом свете нет никого, кто ждал бы его. Но не беда, он придумает, кАк ему спастись, только бы добраться до города! И, скрепя сердце, стараясь не смотреть по сторонам, он побежал через кладбище.
      Он уже достиг середины этого царства мертвых и остановился, чтобы перевести дух: ведь он так долго и быстро бежал, что, казалось, сердце просто лопнет, если он не передохнет хотя бы минуту. И в этот самый момент его чуткий слух различил чьи-то шаги – сзади, за спиной. Шаги приближались. Похолодев от ужаса, мальчик стремительно обернулся. То, что он увидел, на мгновение парализовало его. К нему довольно быстро приближалась высокая плечистая фигура в блестящем плаще, с капюшоном, накинутым на голову. В руке у фигуры ярко светился фонарик, которым человек озарял себе путь.
      «Это Бессмер! - грянуло в смятенном мозгу беглеца. – Он меня догоняет!»
      Слабо вскрикнув, мальчик снова полетел прочь, забыв про усталость. Обезумевший от ужаса, он плохо видел, куда несут его ноги. Не прошло и двух минут, как что-то цепко ухватило его за  ворот сюртука. Он едва не умер на месте, вообразив, что его уже догнали, но, спустя несколько мгновений убедился, что пойман всего-навсего памятником; его воротник зацепился за какое-то изогнутое металлическое украшение, отходящее немного в сторону от одного из постаментов. Судорожно пытаясь освободиться, мальчик слышал, как шаги за его спиной становятся всё ближе и ближе. К тому времени, когда пленнику удалось, наконец, обрести свободу, изрядно порвав при этом воротник сюртука, электрический фонарик (новейшее в то время изобретение) озарил его, и высокая фигура в плаще крепко взяла его за руку. Тогда в отчаянии и смертельном страхе перед своим убийцей мальчик изо всех сил вцепился зубами в руку мужчины, скрытую плащом, ту руку, что держала его, - вцепился чуть пониже локтя.
       - Э, да ты кусака, - спокойным низким голосом произнес убийца; мальчик уловил в этом голосе улыбку и почувствовал облегчение: у Бессмера был совсем другой голос, да и ростом он был пониже.
      - Сожалею, но мне не больно, - продолжал незнакомец. – Чего ты испугался? Разве я обидел тебя?
      - Сударь, меня хотят убить, - голос мальчика прозвучал хрипло и затравлено. – Простите, что я вас укусил: я думал, вы тот, кого меня наняли убить, понимаете? Пожалуйста, отпустите меня: мне нужно бежать, а то меня поймают!
       - Могу отпустить, - произнес загадочный человек. – Но куда же ты побежишь и где спрячешься? Время позднее, да и погода невеселая. У тебя есть, к кому бежать?
       - Нет, - тихо ответил мальчик.
       - Тогда идем со мной, - просто предложил незнакомец. – Я живу в Сэллерсе, снимаю квартиру в одном из домов. Поешь, отогреешься. А в обиду я тебя не дам, уж поверь мне. Или лучше сразу отвести тебя в полицию?
       - Нет! – мальчик напрягся всем телом. – Они мне не поверят! Мой дядя… опекун… он убил человека! Но это видел только я один, и куда он его девал, я не знаю. А сегодня он вызвал убийцу, чтобы тот меня прикончил… он ему обещал деньги, я сам слышал… и я сбежал, в чем был.
      Он не выдерживает и разражается рыданиями.
     - Ну, приехали! – незнакомец решительно подхватил его левой рукой, поднял и быстро понес через кладбище, освещая неровную дорогу фонариком. – Не плачь, и без того мокро; лишней воды нам не надо, верно?.. Н-да, пожалуй, тебе не поверят в полиции, это ты здраво рассудил. А вот Я тебе верю. Ничего, мы с тобой найдем выход из положения; ум хорошо, а два лучше. Ну, всё, всё, тише, не реви. У меня с собой пистолет, и скоро мы будем дома. Тебя как зовут?
     - Джоли, - мальчик шмыгает носом, держась за его плечо.  – Дж`оланд Гимм.
      - А меня Эрон`им Ательвард. Будем знакомы. И сколько же тебе лет, Джоли Гимм?
      - Десять, - Джоли снова шмыгает носом.
      - Целых десять? – Эроним Ательвард улыбается. – Ну, ты совсем взрослый. А на вид кажешься моложе – лет восьми.
      - Да, я знаю, что я маленький, - вздыхает Джоли без всякого сожаления; ему сейчас не до таких мелочей.
     Помолчав, он нерешительно спрашивает:
     - А почему вы шли пешком через кладбище?
     - Я возвращаюсь из Малг`ола, - отвечает Ательвард. – А когда я оттуда возвращаюсь, я часто иду через кладбище. Видишь ли, здесь похоронены мои родители; я как бы здороваюсь с ними. Но сегодня я с ними временно прощАлся. Ведь послезавтра я уезжаю на юг, в графство Луттер. Буду там гувернером у детей моего военного приятеля; мы служили вместе. Он теперь дворецкий в одном из королевских дворцов. Дворец называется Эдем.
      И он умолкает. Джоли тоже молчит, слегка успокоенный. Они давно миновали кладбище и совсем скоро окажутся в Сэллерсе. Рука, на которой сидит Джоли, кажется ему необыкновенно крепкой и надежной, а плечо, за которое он держится, - просто каменным. Наверно, Эроним Ательвард очень сильный. И голос у него приятный. Мальчик верит: такой силач не позволит причинить ему, Джоли, вред, не даст убить его.
      В эти минуты Джоли может жить только настоящим. Его прошлое безрадостно, последние часы были подлинным ночным кошмаром, будущее туманно, он не может представить его себе. Реально и успокоительно лишь настоящее: малознакомый, но вызывающий доверие человек несет его в Сэллерс. По его словам, он гувернер, обучает детей. Но при этом он непрост: очень силен, не боится ночных кладбищ и носит с собой пистолет. Это вызывает в Джоли невольное уважение. Кроме того, ему теперь гораздо спокойней и легче на душе. Его спутанные мысли пришли в порядок, и он соображает, что убийца никак не мог догнать его. Ведь они с Беренгаром, вероятно, сначала обшарили весь дом, а потом и сад, уверенные, что Джоли где-нибудь спрятался. Конечно, они именно так и поступили – и потеряли много времени. Теперь им ни за что не догнать Ательварда, один крупный шаг которого равен трем быстрым шагам Джоли. Но зато им наверняка уже понятно, что он сбежал. А это значит, дядя Ахилл будет искать его – и именно через полицию. Но пока что у Джоли нет сил думать об этом: он слишком потрясен всем произошедшим и чувствует себя усталым и разбитым.
      Как хорошо, что дядя не запер его сегодня в комнате! Он, конечно, запер дверь своего кабинета, когда беседовал с Бессмером, но ведь сквозь замочную скважину всё отлично видно и слышно, если в ней нет ключа. И просто несказанное счастье и удача, что он, Джоланд, подслушал сегодня роковую беседу двух убийц. Ведь он сделал это просто от скуки. Занимайся он в это время чем-нибудь другим, его обманом увели бы сегодня из дому, а послезавтра… послезавтра, если не раньше, он был бы уже мертв…
      У Джоли не хватает сил внутренне содрогнуться от этой мысли. Они уже давно идут по озаренному огнями Сэллерсу, и его клонит в дремоту. Он потихоньку начинает клевать носом, его веки смыкаются, и он не видит, как Ательвард вносит его в один из пятиэтажных домов и поднимается с ним на третий этаж.
     Но вот вспыхивает свет. Джоли просыпается. Ательвард ставит его на коврик у двери запертой изнутри квартиры.
      Они смотрят друг на друга. Ательвард видит маленького круглолицего мальчика в сюртуке, штанах до колен, в шерстяных чулках и домашних туфлях, кожаных, без каблуков. У мальчика очень темные, почти черные волосы, прямые и короткие, мокрая челка прилипла к высокому бледному лбу. У него прямой нос, небольшой рот, зато глаза большие, пушистые от густых ресниц. Они светлые, серо-голубые. Сам Джоли, хоть и невелик ростом, но очень строен. Взгляд у него недетский: внимательный и немного настороженный, хотя при этом достаточно сонный, усталый. Его одежда неописуемо грязна и мокра до нитки.
       Джоли же видит перед собой очень высокого плечистого человека в сером свитере (плащ Ательвард уже снял) и элегантных серых брюках. Ательвард великолепно сложен; он строен, как легкоатлет. Черты его лица крупны и резки, но не грубы. Он гладко выбрит, волосы у него темно-русые и слегка вьются. Его правильно очерченные губы улыбаются Джоли доброжелательно и в то же время как-то дразняще, а большие, спокойные глаза цвета полевых колокольчиков смотрят на него с сочувствием и пониманием.
      Он снимает свои грязные ботинки, аккуратно ставит их на стойку для обуви и велит Джоли:
      - Снимай свои тапки и стой здесь, не сходи с коврика.
      Джоли слушается его. Ательвард уходит куда-то и возвращается в длинном цветном фартуке из тонкой резины и в кожаных шлепанцах.
     - Пошли мыться, - он подхватывает Джоли на руки и несет куда-то по небольшому коридору.
     - Не надо, я сам умею мыться, - протестует Джоли. – Пожалуйста, господин Ательвард, я вымоюсь сам!
      - Сегодня Я тебя вымою, - решительно возражает Ательвард. – Ты вон, сколько всего натерпелся, а ведь сил-то у тебя мало. Давай-ка их побережем. Сам мыться будешь потом, договорились?
     Он приносит Джоли в ванную, стены которой выкрашены в голубой цвет. Колонка уже затоплена. Сама ванна большая, круглая и белая. Ательвард включает краны, и в ванну льется вода.
      - Раздевайся, - велит Ательвард , и Джоли покорно подчиняется ему, но, уже почти раздевшись, вдруг снова заливается слезами. Он уже очень давно ни перед кем не раздевался; тем более, он так мало знает Ательварда.
      - Ты что, стесняешься меня? – Ательвард берет его за руки и с такой сердечностью заглядывает ему в лицо, что Джоли перестает плакать. Он размазывает слезы по лицу ладонями и мотает головой: нет, не стеснюсь. Потом решительно снимает с себя трусы и залезает в ванну.
     Ательвард моет его умело и осторожно, чтобы не причинить боль его разбитым коленям и ладоням. Джоли уже со всем смирился; он позволяет Ательварду тереть себя намыленной мочалкой и чувствует, что сегодня действительно не смог бы сам вымыться как следует.
      Его покровитель наполняет ванну свежей водой и говорит:
      - Сейчас я уйду ненадолго, а ты ополоснись, вытрись вот этим полотенцем и надень вот эту мою рубашку. И жди меня.
     Джоли кивает. Ательвард выходит из ванной, а Джоли добросовестно выполняет всё, о чем его попросили. Правда, рубашка Ательварда приходится ему значительно ниже колен, а рукава он сильно подворачивает.
     Когда его спаситель вновь входит в ванную, Джоли мужественно выносит пытку смазывания йодом ладоней и коленей, после чего Ательвард берет его за плечи и говорит:
     - Молодчина, Джоли! Умеешь терпеть боль. А теперь пойдем ужинать.
     За ужином Джоли монотонным от величайшей усталости голосом рассказывает  Эрониму Ательварду о том, как его дядя сделал смертельный укол приехавшему к ним гостю Сильвену Дюкло. Почему опекун это сделал, Джоли не знает. Затем он рассказывает Ательварду о событиях сегодняшнего вечера более подробно. Есть он с трудом, у него совсем нет аппетита.
      - Я почти не помню своих родителей, - отвечает он на вопрос Ательварда. – Они умерли, когда мне было пять лет. Меня усыновили Беренгары. Тетя Агата, мамина сестра была очень доброй, я любил ее. А с дядей Ахиллом мы всегда были, как чужие. Год назад тетя умерла, и мне стало совсем тоскливо. А потом дядя убил нашего гостя, и я стал его бояться… но что мне делать, я не знал…
      Голова Джоли опускается на грудь, и он мгновенно засыпает свинцовым сном, «мертвым сном», как говорят. Ательвард бережно берет его на руки и несет в свою единственную комнату, где рядом с его кроватью уже застелена другая кровать – раскладная. Он осторожно кладет на нее измученного, крепко спящего мальчика и накрывает его одеялом.
     В течение следующих двух часов,  до половины первого ночи, он моет посуду, чистит свои ботинки и забрызганные грязью концы штанин у своих брюк, а потом стирает, чистит  и чинит одежду Джоли. Его лицо сурово и озабоченно.
      «Я возьму его с собой, это бесспорно, - говорит себе Ательвард. – Ему нельзя здесь оставаться. Славный он мальчишка, этот Джоли Гимм. Ничего, нас не найдут в Эдеме. Я всё расскажу ` Элафу. Он умеет хранить тайны. Возможно, он поможет нам…»

 2.
     Джоли просыпается, словно от внутреннего толчка, и тут же садится на кровати. Благодарение Богу, его спасение ему не приснилось: он действительно вчера сбежал от убийц, ушел от верной смерти. И Эроним Ательвард  не приснился ему, а существует на самом деле. Правда, сейчас его нигде не видно, но на тумбочке возле своей кровати Джоли видит большой листок бумаги, на котором крупными прописными буквами выведено: «Джоли! Я вернусь с двенадцати до часу дня. Завтрак на столе. Подогрей себе кофе на спиртовке (она тоже на столе). Можешь почитать какую-нибудь книгу. Эроним Ательвард».
      Под запиской лежит аккуратно сложенная, чистенькая одежда Джоли, а возле кровати, на дощатом полу, с которого частично сошла краска, стоят его домашние туфли, тоже сухие и чистые.
       Джоли смотрит на большие стенные часы: десять с четвертью утра. Сквозь длинные, зеленовато-голубые шторы в комнату, словно нехотя, льется свет пасмурного утра. Слышно, как дождь стучит по карнизам обоих окон.
       Джоли встает и, босой, в рубашке Ательварда, подходит к окну. Он выглядывает за занавеску и видит мокнущие под дождем невысокие старинные дома. То и дело по улице проезжают пролетки с мокрым, блестящим от дождя вЕрхом. Еще реже можно увидеть чью-нибудь машину или велосипедиста. Вообще людей на улице почти нет. Всё небо затянуто унылыми, темно-пепельными облаками и, кажется, что дождю не будет конца.
      Джоли отходит от окна. Он кладет записку на стол, надевает на себя всю одежду, кроме сюртука, потому что в комнате тепло, аккуратно заправляет свою постель, как его научила тетя Агата, и кладет на подушку поверх одеяла сложенную вчетверо рубашку Ательварда, в которой спал ночью. Потом посещает комнатку рядом с ванной, а затем и саму ванную. Зубной щетки у него нет, поэтому он обмакивает указательный палец в зубной порошок – и чистит зубы пальцем. Вряд ли это дает какой-то эффект, но определить трудно: зубы у Джоли и так всегда белые.
      Умывшись, он возвращается в комнату и, чтобы было светлее, раздергивает шторы. Затем разогревает на спиртовке маленький кофейник и ест бутерброды с телятиной и сыром, запивая их кофе с молоком. Позавтракав, он добросовестно моет посуду. Всё это время его мысли заняты Эронимом Ательвардом. Он не очень ясно помнит, о чем они вчера беседовали, но в его памяти всплывает фраза Ательварда, что послезавтра (значит, теперь завтра) тот уезжает на юг, чтобы обучать там детей своего друга. Это немного беспокоит мальчика. Если Ательвард уедет, куда же денется он, Джоли? Ему мучительно хочется, чтобы Ательвард не оставлял его. За те несколько часов, что они провели вместе, он успел привязаться к своему новому, к тому же, единственному другу. Неужели Ательвард спрячет его у каких-нибудь своих знакомых, где все и всё будет Джоланду чужим? Он ведь так медленно привыкает к людям, даже если они хорошие. А вот Ательвард как-то сразу стал для Джоли своим, родным – настоящим другом, с которым не бывает, просто не может быть страшно. Находясь у других людей – Джоли это точно знает – он будет постоянно опасаться за свою жизнь. Да и Ательварда ему будет ужасно не хватать.
      Чтобы отвлечься от грустных и беспокойных мыслей, Джоли принимается рассматривать книги на полках. Их немного, но Джоли попадается на глаза «Песнь о Гайавате» Лонгфелло. Он немедленно погружается в чтение, и музыка чудесных стихов о легендарном вожде индейцев поглощает всё его внимание. Начало книги очаровывает его:

Если спросите, откуда
Эти сказки и легенды
С их лесным благоуханьем,
Влажной свежестью долины,
Голубым дымком вигвамов,
Шумом рек и водопадов,
Шумом диким и стозвучным,
Как в горах раскаты грома,
Я скажу вам, я отвечу… *

     Джоли настолько увлекается чтением, что время для него пролетает незаметно. Он успевает прочитать половину «Гайаваты», когда два поворота ключа во входной двери заставляют его покинуть призрачный мир, в который он погрузился, - и вернуться в реальность. Он поспешно откладывает книгу, но не бежит в коридор, а, волнуясь, ждет Ательварда, сидя на своей кровати.
      Ательвард входит в комнату в сером костюме-тройке, который отлично сидит на нем; в руке у него небольшой чемодан.
      Джоли тотчас встает.
      - Привет отважным беглецам! – весело говорит Ательвард, улыбаясь Джоли своей доброжелательно-дразнящей улыбкой. – Ты, я вижу, и со стола убрал?
      И он ставит новенький синий чемодан на пол, возле стола.
      - Добрый день, - немного смущаясь, отвечает Джоли. – Я и посуду вымыл.
      - Вот как, - Ательвард подмигивает ему. – Молодец. Я тут купил чемодан, там вещи для тебя. Пока что не очень много; остальное мы с тобой докупим уже на месте, в Эдеме, точнее, в Г`осмере.
      «Мы с тобой!» Эти слова прозвучали в душе Джоли, как праздничные церковные колокола.
      - Так мы… мы едем вместе? – спросил он, всё еще не смея поверит своему счастью.
      - Конечно, вместе, - Ательвард снял пиджак и, повесив его на спинку стула, сел на этот же стул. – Разве я могу тебя здесь оставить, когда такие дела творятся? По всему Сэллерсу уже развешены
*Перевод И. Бунина

объявления с твоей фотографией: «Пропал мальчик…» и так далее. Нам, брат, времени терять нельзя. Я поменял свой билет: мы уедем сегодня поздно вечером в двухместном купе. Доберемся поездом до Ф`инка, а оттуда еще десять часов будем ехать на дилижансе, ибо железную дорогу до Госмера еще не провели. А от Госмера до Эдема всего четыре мили.
      - Господин Ательвард, - глаза Джоли начинают сверкать от радости, точно драгоценные камешки, - большое вам спасибо, просто огромное! Вы для меня столько сделали, что я даже не знаю, что сказать.
      - Не надо ничего говорить, - смеется Ательвард. – И никаких «господинов Ательвардов». Я для тебя просто Эроним или Ним, понял? И давай будем на «ты».
      Он протягивает тебе руку. Ты подходишь, застенчиво пожимаешь ее и нерешительно говоришь:
       - Но ведь вы взрослый, а потом… мы только вчера познакомились…
       - Да, мне уже тридцать два года, ну и что, - он сажает тебя к себе на колено, крепкое, точно камень. – Раз уж судьба нас свела, да еще таким необычным образом, считай, что я тебе родной. Ну, согласен?
      - Согласен, - ты сидишь на его колене, застенчиво опустив голову, и не можешь удержать смущенной, ликующей улыбки.
      - Что, доволен? – он смеется, слегка прижимает тебя к себе и ставит на пол.
      - Давай-ка, осмотри свой чемодан. Если хочешь, конечно.
     - Хочу, спасибо, - ты розовеешь и берешь чемодан. Он совсем легкий, приятно пахнущий новой кожей. Ты несешь его на свою кровать и, расстегнув ремни, открываешь.
      Какое богатство! Ты вынимаешь одну вещь за другой и раскладываешь их на кровати. Три пары трусов. Две пары новых серых чулок из тонкой шерсти. Четыре пары гольф: две темных и две светлых. Четыре летних рубашки из тонкого льна, две голубых и две белых. Две рубашки с длинными рукавами. Три майки. Синий фланелевый костюм-тройка. Коробка с парой новеньких черных ботинок. Коробка с легкими коричневыми сандалиями. Две пары клетчатых легких кепи. Плащ с капюшоном, который прикрепляется к плащу пуговицами. Два полотенца, зубная щетка в желтом футляре и зубной порошок. Расческа, мужская туалетная вода «Орхидея» - с синей резиновой грушей, чтобы можно было ею брызгать. Ножницы. Маленькая аптечка в жестяной коробке. Четыре пары коротких штанов: две суконных, какие сейчас на тебе, и две льняных, темно-серых. Коричневый свитер. Голубая пижама и синий халат.
       - Примерь обувь, - раздается за твоей спиной голос Ательварда. Он уже не в костюме, а в длинном бордовом халате и шлепанцах.
       Ты послушно примеряешь обувь. Она точно сделана специально для тебя: в ней очень удобно, и в сандалиях, и в ботинках. Ательвард доволен: он видит, как свободно и легко ты прохаживаешься по комнате в новой обуви.
      - Слава Богу, подошло, - говорит он.
      - Ага! – весело подтверждаешь ты. Но тотчас неловкость вновь овладевает тобой.
      - Господин Ательвард, - ты смотришь в сторону. – Огромное спасибище, но ведь это всё уйму денег стоит. Я вас, наверно, совсем разорил.
      - Не «господин Ательвард», а как? – напоминает он тебе.
      - Ним, - с готовностью поправляешься ты.
      - Вот, - он треплет тебя по волосам. – Нет, ты меня не разорил, брат Джоли. Я, видишь ли, продал одну вещицу, которую берег на черный день, и у меня теперь много денег.
      - Это была шкатулка моей бабушки, - таинственным голосом добавляет он. – Золотая, с драгоценными камешками. Она получила ее в подарок ко дню своей свадьбы. Но бабушки уже давно нет на свете, шкатулка ей не нужна, правда? Так вот, она мне тоже ни к чему. Зато мы с тобой теперь богаты, как короли! Смотри-ка, что я ещЁ тебе купил.
     И он вытаскивает из кармана халата небольшую, но очень изящную модель автомобиля. Джоли благоговейно берет ее в руки, онемев от восхищения. Автомобиль совсем, как настоящий. У него руль, откидной верх, который поднимается и опускается, открывающиеся дверцы и кожаные сиденьица, а также стеклышки и открывающийся багажник.
      Джоли в самых горячих выражениях благодарит Нима за чудесную игрушку. Ведь он мечтал именно о такой модели вот уже года два, с тех пор, как увидел ее однажды в витрине магазина. Но тетя Агата всегда уверяла его, что такая дорогая игрушка им не по карману. Конечно, Джоли умалчивает, как долго он жаждал заполучить такую драгоценную вещь, но его признательность Эрониму не имеет границ.
      - Да ладно тебе, - Ательвард снова смеется. – Я вижу, что ты рад, вот и отлично. Что ты там читал? А, «Песнь о Гайавате». Понравилось?
      - Очень! – отвечает Джоли. – Можно… можно я ее с собой возьму?
      - На здоровье, - говорит Ательвард. – И возьми еще что-нибудь. «Гайавату» ты быстро одолеешь. Вот, например, «Сказки западной Европы».  Хочешь?
      Джоли кивает несколько раз. Он очень любит сказки, хотя предпочел бы Жюль Верна, Майн Рида или Стивенсона. Но этих книг у Ательварда нет.
      - А мы долго будем ехать? – спрашивает он.
       - Без малого двадцать часов, - отвечает Ательвард. – Десять часов поездом и еще девять с четвертью – дилижансом.
       - А… а обедать мы сегодня будем? – осторожно осведомляется Джоли.
       - Конечно, - отзывается Ательвард. – И даже, скажу тебе по секрету, завтра мы тоже будем обедать. И послезавтра, представь себе!
       Джоли громко смеется, Ательвард вторит ему.
      - Собирай чемодан, - говорит он. – Оставь только костюм, кепи, темные гольфы и ботинки – поедешь в них. Да, наши зубные щетки, порошки и полотенца положим отдельно в сумку… что еще? Расческу, аптечку и туалетную воду тоже отложи в сторону. Думаю, пока ты собираешься, нам принесут обед.
       - Кто принесет? – в голосе Джоли любопытство.
       - Кто-нибудь, - отвечает Ательвард. – Я заказал обед на дом в ближайшей кофейне.
      К тому времени, когда Джоли собирает чемодан, им в самом деле приносят обед в оловянных судках: салат, жаркое, котлеты, пирог с вишнями, бутылку кьянти и клубничное мороженое с шоколадной подливкой. Служащий кофейни, принесший всё это, просит Ательварда после обеда оставить пустые судки на лестнице, у входной двери.
      Оба отдают обеду должное.
      Джоли ест с удовольствием, но вдруг останавливается и даже бледнеет от внезапно посетившей его неприятной мысли.
      - Ним, - его глаза становятся большими и тревожными. – А полицейские меня не узнАют?
      - Нет, - успокаивает его Ательвард. – Ты ведь будешь одет совсем иначе. А черноволосых сероглазых мальчишек на свете много. К тому  же, когда мы поедем, будет уже совсем темно. Кстати, в дилижансе тебе придется называть меня «отец», а мне тебя – «Шарль»; у меня есть племянник с таким именем. Не забудь: ты Шарль, я отец. Это мера предосторожности, на всякий случай.
       - Я не забуду, - кивает Джоли.
      Через некоторое время он снова нерешительно спрашивает:
      - Ним, а почему ты решил быть гувернером на юге? Гувернеры ведь везде нужны.
      - Везде, - лицо Эронима слегка темнеет. – Но у меня нет рекомендации. Видишь ли, - он потягивает кьянти. – Я работал в мужской частной школе; преподавал высшую математику старшим ученикам и арифметику младшим. Заработок был неплохой, я даже откладывал кое-что. Но всем ведь хочется заработать побольше. Вот я и стал обучать музыке одну молодую даму. Она же… словом, она в меня влюбилась, хотя была замужем. И захотела познакомиться со мной покороче. Но я ей отказал. Она разозлилась и сообщила своему супругу, что я во время уроков покушаюсь на ее добродетель. Супруг верил ей безоговорочно. Он выгнал меня, даже не выслушав. Очень скоро эта история стала известна в школе. Директор нашел, что я безнравственный человек и не имею права обучать детей. Он уволил меня – и, разумеется, без рекомендации. А без этого документа учителю найти работу очень трудно. Вот я и обратился за помощью к своему другу. Он тут же предложил мне стать гувернером у него, в Эдеме, за очень  приличное жалованье. Разумеется, я согласился. Ведь кучеру неудобно каждый день возить детей в Госмер и привозить обратно; так что я действительно там нужен.
      - М-м, - Джоли смотрит на него своими большими задумчивыми глазами. В этих глазах явное сочувствие. Ему очень обидно за своего друга. По мнению Джоли, и муж молодой дамы, и директор школы – круглые дураки, раз так сразу поверили в то, что Эроним – Эроним! – безнравственный человек. Но Джоли ничего не говорит вслух. Лишь выдержав приличную паузу, он осторожно задает вопрос:
      - А ты был женат, Ним?
      - Был, - неохотно отвечает Ательвард. – Мы развелись.
      - Почему?
      - Она полюбила другого.
      - А дети у вас были?
      - Ешь мороженое, - Ательвард вздыхает. – Да, у нас дочь. Ей десять лет, как и тебе, но у нее уже другой отец, и она не помнит меня. Да и вообще они живут во Франции.
      Джоли чувствует, что Эрониму не хочется продолжать этот разговор. Он принимается за мороженое, а потом они вместе с Ательвардом пьют чай с вишневым пирогом.
      После обеда Джоли по просьбе Ательварда подробно рассказывает ему о своей жизни у дяди Ахилла Беренгара, о сцене с убийством их гостя Сильвена Дюкло, которого Джоли ни разу не видел прежде, и о вчерашней беседе Беренгара и Бессмера.
      - Жаль, - замечает Ательвард, - что только ты всё видел и слышал. – Ты – единственный свидетель, а это всегда плохо: никому ничего не докажешь.
      - Теперь дядя и этот Бессмер будут искать меня… да? – спрашивает Джоли.
      - Возможно, - соглашается Ательвард. - Но им будет трудно тебя найти. Наша страна велика; нелегко отыскать в ней маленького мальчика. Ничего не бойся, Джоли: я уже обещал, что не дам тебя в обиду; значит, так оно и будет.

3.
     Поздним вечером вы с Ательвардом уже сидите в двухместном купе, в вагоне первого класса, на плюшевых клетчатых диванах, и поезд стремительно мчит вас на юг, в город Финк. После ужина вы сразу же сели в пролетку, а, покинув пролетку на вокзале, немедленно заняли свое купе, так что ты убежден: решительно никто из твоих врагов или их помощников (если таковые есть) не мог вас видеть.
      Тебе жаль одного: что уже совсем темно, и окно отражает только вас с Эронимом, всё ваше купе и массивную бронзовую лампу на столе, между вашими плюшевыми полками. Ательвард утешает тебя. Всё равно уже поздно, и пора спать, говорит он тебе, а вот завтра в дилижансе ты, дай Бог, может, и насмотришься в окно в свое удовольствие.
      Ты соглашаешься с ним. Поговорив еще немного, вы укладываетесь спать. Эроним достает из своего чемодана два байковых одеяла, положенных сверху, а вместо подушки подкладывает тебе под голову свой свернутый плащ. Себе он ничего не кладет.
      - Я умею обходиться без подушки, - с улыбкой говорит он тебе.
      Вы ложитесь и желаете друг другу спокойной ночи. Ты засыпаешь не сразу. Тебя одолевают мысли о дяде, о Бессмере, об Ательварде. О первых двоих ты думаешь мало, но тебе очень жаль Нима. И как могла его жена бросить такого человека! Да еще заставить дочь забыть его. А ведь он, наверно, скучает по дочери…
      Постепенно стук колес и покачивание вагона усыпляют тебя; ты незаметно погружаешься в царство грез…

ХХХХ

     В половине восьмого утра Ательвард будит тебя. Ты надеваешь свой костюм, который снял на ночь, чтобы не помять его, аккуратно умываешься в комнатке, расположенной в конце вагонного коридора, и у тебя еще остается время, чтобы полюбоваться веселым солнечным майским утром, бегущей за окном густой светлой зеленью деревьев, кустов, травы… От тебя ненавязчиво и приятно пахнет туалетной водой «Орхидея», и ты чувствуешь себя совсем взрослым.
      Прибыв в Финк в восемь утра, вы завтракаете в привокзальном буфете, после чего немедленно садитесь в дилижанс. Народу там очень немного, и тебе достается место у окна. Ты очень доволен. Глядя на живописные, солнечные виды за окном, ты размышляешь, что едешь не куда-нибудь, а в настоящий королевский дворец. По словам Эронима, он очень красивый и большой: в нем двести пятьдесят с лишним комнат, не считая чердачных! Ты даже представить себе не можешь такого огромного дома. Жаль только, что короля там нет: он живет в своем столичном дворце.
      Тебе уже известно, что друга Ательварда, дворецкого в Эдеме, зовут Элаф Сольт, его жену – госпожа Альф`ида, а дочерей -  Эпифания и Вэрити. Но Эрониму придется учить не только Вэрити (Эпифания уже взрослая и окончила свое образование), но также сына доктора, сына и дочь садовника, сына конюха и дочь повара с поварихой, а заодно и тебя: всего семь человек. Самый старший – сын конюха, ему четырнадцать лет, а самая младшая – Вэрити; ей тоже десять, как и тебе.
      Ты уже знаешь: вы будете изучать математику, родной, французский и английский языки, литературу, историю, географию, физику, химию, заниматься рисованием, музыкой и спортом. Впрочем, иностранные языки и музыка обязательны только для вас с Вэрити и для сына доктора. Для остальных детей Ательвард не гувернер, а просто учитель; к тому же никто из них не намерен продолжать образование в университете.
      Как ты узнал, во дворце живут также сторож, две прачки, два лакея, две горничных (жены лакеев), управляющий и экономка. Эроним назвал тебе их имена, но ты запомнил только, что имя доктора – Эл`ид Брунетти, а его сына зовут Сэм (Сэммел). Больше ничьи имена не задержались в твоей памяти. Ательвард же может назвать всех обитателей дворца без запинки, и это в очередной раз заставляет тебя почувствовать уважение к нему. Правда, он уже гостил в Эдеме несколько лет назад.
     Вы должны приехать во дворец в шестом часу вечера. Ты долго смотришь в окно. Часа два ты очень интересуешься всем, что видят твои глаза, потом интерес к картинам природы начинает спадать. Дилижанс уже полон, в нем душно, несмотря на поднятые до половины стекла окон. Ты начинаешь клевать носом, а затем и вовсе засыпаешь. Спустя час Ательвард будит тебя. Дилижанс останавливается в каком-то городке на сорок минут, чтобы пассажиры могли пообедать в трактире.
      Вы с Нимом обедаете в большом зале, где много людей. Но вас как особенно прилично одетых господ обслуживают быстро.
      После обеда вы продолжаете свой путь. Ты читаешь «Гайавату», потом, закончив чтение, снова пытаешься смотреть в окно, но сон до того одолевает тебя, что ты засыпаешь снова, прислонясь головой к окну.
      Ательвард наблюдает за тобой. Во сне твое лицо серьезно и спокойно. «Славный паренек, - в очередной раз думает Эроним. – Очень надеюсь, что полиция не найдет его. Иначе меня, ко всему прочему, обвинят в похищении детей, а Джоли вернется к дяде – и непременно там погибнет. Нет, нет, этого не случится, - успокаивает он себя. – Ведь Эдем стоит в уединенном месте; выследить нас никак не могли. И всё-таки наше положение непрочно. Официально я не имею никакого отношения к Джоли, а ведь ему нужно учиться дальше, где-то жить… Когда он станет совершеннолетним, ему понадобятся документы, паспорт. Черт, что же делать? Ладно, я дал себе слово не думать обо всём этом, пока не посоветуюсь с Элафом. Может быть, обратиться к самому королю?.. Дело сложное; одному мне не найти выхода из создавшегося положения…»
      И он запрещает себе думать о завтрашнем дне, следуя мудрой истине, что всякому дню довольно своей заботы. Его, Эронима, задача – довезти Джоли до Эдема и посоветоваться с Элафом. Эл на восемь лет старше Эронима, он умный человек с обширными связями – и непременно найдет какой-нибудь выход, по крайней мере, подскажет что-нибудь…
       Ательвард задумывается о самом Джоли. Его смущает взрослый, всезнающий взгляд мальчика, всегда цепкий и настороженный. Когда Джоли смотрит на Эронима, тому порой кажется, что внешность мальчика обманчива, и ему не десять лет, а все двадцать. И не очень хорошо, что Джоли так серьезен и замкнут для своего возраста; ему полагается быть веселей, раскованней, беспечней. Но год одиночества и нелюбви, да еще сцена убийства, произошедшая на глазах Джоли, сделали мальчика подозрительным, скрытным, напряженным, постоянно ожидающим какой-нибудь опасности. И он недаром ждал этой опасности. Его смутные страхи сбылись в такой полноте, какой он, вероятно, даже не ожидал. Ательвард решил, что постарается вернуть Джоли детство. Это необходимо. Мальчик должен вернуться из страны злоключений в страну любви, иначе постоянный страх, напряжение и недоверие исказят его характер, искалечат душу – и этого уже нечем будет поправить.

ХХХХ

     В Госмере, возле гостиницы «Чайная роза» их уже ждет экипаж. Кучер приветливо улыбается им:
     - Здравствуйте, господа!
     - Добрый вечер, Г`алас, - Ательвард пожимает ему руку и обращается к Джоли:
     - Знакомься, Джоли: это кучер и конюх Эдема Галас Б`ерти.
     - Очень приятно, - вежливо говорит Джоли, глядя на добродушного возницу.
     - Мне тоже, сударь, - тот кладет их чемоданы и сумку в багажник коляски с откидным верхом.
      И вот лошади быстро везут их по неширокой дороге, где не ездят дилижансы, - в сторону одного из крупнейших королевских дворцов.
      - Ним, - тихонько окликает Джоли. – А в Эдеме я тоже буду «Шарль», а ты «отец»?
      - Нет, - отвечает Ательвард. - Ты будешь просто моим племянником Джоли Ательвардом.
      Джоли кивает и улыбается Эрониму. Он очень доволен, что тот одолжил ему свою фамилию: хотя бы на время.
      Шесть миль они проезжают довольно быстро: сильные выносливые лошади легко преодолевают это расстояние.
      Наконец они въезжают в лес, напоенный вечерними ароматами, озаренный солнцем, склоняющимся к горизонту. Джоли с удовольствием смотрит на тропинки и дорожки, осыпанные пятнами солнечных бликов, на великолепные лесные поляны, густо и нежно опушенные травой и пестреющие цветами, на толстые высокие деревья и густые кусты. Он дышит чудесным, ни на что не похожим запахом настоящего леса, которым не дышал еще никогда в жизни.
      - Это парк Эдема, - сообщает ему Ательвард.
      - Парк? – Джоли удивлен. – Но это же настоящий лес!
      - Да, это часть настоящего леса, - подтверждает Ательвард. – Просто он строго заповедан и называется Эдемским парком. Он тянется почти на две мили во все стороны. Здесь даже есть небольшое озеро, чистое, как слеза. А по ту сторону Эдема протекает река; часть ее также принадлежит нашему королю. Там тоже очень красиво: кусты, деревья, пляжи. А за рекой – луга, леса.
      - А сад в Эдеме есть? – спрашивает Джоли.
      - Да, очень большой и густой. Но он огорожен вместе с домом от остального мира. Ты сам скоро всё увидишь.
      И Джоли видит. Лошади выносят их коляску из парка прямо на небольшую, светлую от песка дорогу, и перед глазами Джоли вырастает огромный, в четыре этажа дом – лазурного с золотом цвета, с темными статуями на плоской крыше. Вокруг дома всё утопает в зелени; видна только подъездная аллея. Всё это огорожено высокой чугунной решеткой с узорами, состоящими из роз и лилий – и с острыми шипами, усеивающими ребро ограды.
      Кучер Галас Берти слезает с козел, отпирает калитку, входит на аллею и, открыв замок ворот, распахивает их. Лошади сами, привычно въезжают на аллею и останавливаются. Берти запирает ворота и калитку, снова забирается на козлы, и они едут по подъездной аллее, ничем не выложенной, рыжей от мелкого плотного песка, - едут до самого парадного крыльца. Крыльцо широкое, с пятью ступенями. Возле него – большая клумба, яркая от всевозможных садовых цветов. В центре клумбы из бронзовой лилии бьет фонтан. По обе стороны от крыльца – газовые фонари, а на самом крыльце, справа и слева – два чугунных марала с ветвистыми рогами.
     Тут с левой стороны парадного крыльца открывается небольшая дверь, к которой ведут всего три обычных ступени. К Ательварду и Джоли, которые уже вышли из коляски, спешит мужчина лет сорока, в белой рубашке и белых брюках, светловолосый, плотный, с аккуратно постриженными светлыми усами.  За ним следует другой мужчина, постарше; и одет он гораздо скромнее.
      - Эроним, дорогой мой!
      - Элаф!
      Мужчины обнимаются и пожимают друг другу руки. Оба очень довольны встречей и с минуту широко улыбаются, глядя друг на друга.
     - Лефранк, - обращается Элаф Сольт к человеку, идущему вслед за ним. – Отнесите багаж наших гостей в те четыре комнаты… ну, вы знаете. А это у нас кто? – Сольт наклоняется к Джоли и с улыбкой пожимает ему руку
     - Джоли Ательвард, - Джоли с достоинством отвечает на рукопожатие.
      - Это мой племянник, - поспешно прибавляет Эроним.
      - Как хорошо, что ты взял его с собой! – Сольт весело смотрит на Джоли. – Тут у нас просто благодать для маленького мальчика. Джоли, мне очень приятно познакомиться с тобой! А теперь, дорогие мои, пойдемте на веранду: вы прибыли как раз к ужину.
      Втроем они проходят в небольшой холл для служащих, отделенный от парадного, а из холла по длинному коридору выходят на широкую веранду, пристроенную к дворцу с внутренней стороны здания. Все окна на веранде широко распахнуты, шторы раздернуты – ведь погода стоит очень теплая, почти жаркая.
     Госпожа Альфида Сольт, статная женщина лет сорока пяти, очень радушно и в то же время  с достоинством приветствует Ательварда и Джоли. Вэрити, тоненькая девочка с распущенными светло-каштановыми волосами, доходящими ей до пояса и удерживаемые серебряным обручем, тоже здоровается очень приветливо. И мать, и дочь – в белых кисейных платьях; Альфида Сольт – в длинном, Вэрити – в коротком, до икр. Взгляд у девочки умный и в то же время бойкий и озорной. Она очень хорошенькая – и очень нравится Джоли. Госпожа Альфида ему тоже очень нравится. Она так ласково, по-матерински смотрит на него, так мило улыбается. Ее вид и взгляд чем-то напоминают Джоли покойную тетю Агату, которую он так любил.
      Лакей по имени Матье накрывает на стол.
      - А где же Эпифания и доктор? – спрашивает Элаф Сольт. – Да и Сэма я что-то не вижу.
      - Сейчас они подойдут, - жена мягко улыбается ему. – Ты же знаешь, какие они непоседы: всё у них дела. Они всегда задерживаются.
      - Ради наших дорогих гостей мы их ждать не будем, - твердо объявляет господин Сольт и обращается к Ательварду и Джоли:
      - Садитесь за стол, друзья мои.
     Ательвард и Джоли садятся за стол, и тут в дверях веранды появляются «непоседы» - пока что двое из трех. Седой благодушный доктор Элид Брунетти – загорелый, невысокий, но крепкий и хорошо сложенный человек. А Эпифания… Всё в Ательварде замирает при виде этой семнадцатилетней девушки. Она поразительно красива. Ее волосы уложены на голове в виде шапки таких же светло-каштановых, как у Вэрити, волос; но в отличие от волос младшей сестры ее локоны довольно сильно вьются. Ее лицо позлащено загаром, черты не очень правильны, но сама статуя Афродиты с ее безукоризненным овалом лица уступила бы Эпифании в красоте. Всё в ней завораживающе очаровательно – и нос, почти прямой, с маленькой ложбинкой на переносице, и прихотливые, нежные и в то же время какие-то дразнящие очертания губ, и круглый подбородок, и здоровый, но при этом такой мягкий румянец на щеках. Глаза у Эпифании большие, ясные, внимательные, густо голубые, как небо в знойный день, ресницы густые, черные, длинные. Еще ни у одной женщины Ательвард не встречал таких глаз. Брови у нее темные, шелковистые, вразлет, а фигурка – не полная и не худая – удивительно пропорциональна и гармонична. Сложение Эпифании подчеркивает и ее странный наряд: голубая мальчишеская рубашка с рукавами до локтей и серые бриджи, подпоясанные тонким серебристым пояском. На ногах у Эпифании  светлые носки и спортивные матерчатые туфельки.
      Элид Брунетти и Эпифания Сольт – один радушно, другая очень вежливо – здороваются с гостями Эдема. Те так же вежливо и приветливо им отвечают. Но господин Элаф слегка хмурится.
     - `Эппи! – несколько строго обращается он к Эпифании. – Опять ты оделась, как мальчишка, да еще при гостях! Ну, что это такое! Поди, надень кисейное платье. Неприлично ведь, как ты не понимаешь…
      - Мне так нравится, па, - немного капризно отвечает Эппи и, подойдя к отцу сзади, обнимает его за шею и приникает своей головкой к его голове.
     - Ну, не ворчи, - вкрадчиво и нежно просит она. – А то наши гости подумают, что ты строгий, а ты же у меня добрый-добрый-добрый….
      - Заворковала, - господин Сольт смягчается и гладит ее по щеке, потом говорит Ательварду с улыбкой:
      - Не могу на нее по-настоящему сердиться.
      - И совершенно незачем, - улыбается в ответ Ательвард. – Мне кажется, госпоже Эпифании очень идет этот костюм. Во всяком случае, мне очень нравится.
      - Вот так, па, - лицо Эппи озаряется веселой улыбкой, которая очень идет ей. – Спасибо, что поддержали меня, господин Ательвард!
      И она садится за стол рядом с Вэрити. Тут же на веранде появляется еще один «непоседа» - худенький темноволосый мальчик в очках, вихрастый, нескладный, но приятный. Ему лет двенадцать.
      - Здравствуйте, - торопливо говорит он.
      - Это мой Сэммел, - доктор Брунетти добродушно улыбается. – Еще один ваш будущий ученик, господин Ательвард.
      - Я рад, - Ательвард пожимает мальчику руку и знакомит его с Джоли.
      Теперь, когда все в сборе, можно начинать ужин. Хозяева и гости приступают к еде. Разговоры самые обычные, как всегда у взрослых, поэтому Джоли почти не слушает, но ест с удовольствием: во-первых, он проголодался, а во-вторых, ужин очень вкусный. Ему очень нравятся все, сидящие с ним за столом; их улыбки, смех, доброжелательные голоса и взгляды целительно действуют на его душу.
     Решено, что Ательвард начнет занятия со своими учениками через три дня. Еще выясняется, что господин Сольт вынужден отбыть в Италию: его позвал в гости одинокий дальний родственник Сольтов, они его единственные наследники.
     - Я уеду через неделю, - сообщает Ательварду дворецкий. – А вернусь где-то через месяц.
     После ужина Эроним приводит Джоли в их четыре комнаты на первом этаже. Они не очень большие, но красивые, уютные, современно обставленные. К тому же, они смежные, что очень удобно. Спальни Ательварда и Джоли рядом; другие их комнаты – так называемые «кабинеты».
      Эроним дает Джоли задание разложить вещи в его, Джолином, шкафу, а потом вымыться после дороги (он показывает ему ванную), надеть пижаму и халат.
      Джоли очень охотно принимается за дело, а Ательвард идет к Элафу Сольту. Они долго беседуют в кабинете дворецкого. Эроним рассказывает Сольту всю правду о Джоли. Сольт потрясен. Он долго молчит, слегка покачивая головой, хмурый и задумчивый, перебирая в уме все варианты спасения Джоли. Потом вдруг светлая мысль озаряет его голову.
      - Ним! – говорит он, встрепенувшись. – У меня появилась идея, и, кажется, довольно удачная. Видишь ли, можно, конечно, сразу обратиться к его величеству, но, как известно, он недавно женился и теперь гостит в Германии… Однако тревожить его (во всяком случае, пока) не обязательно. Один мой добрый друг познакомил меня два года назад с одним твоим коллегой, преподавателем высшей математики. Это совершенно бесценный человек, Ним! Он очень помог мне в одной истории с шантажом, потому что, представь себе, его хобби – частный сыск. Да, это именно хобби, хотя он и сотрудничает с полицией. Но он ни гроша не берет за свой труд сыщика. Исключительный человек, Эроним! Его зовут Витт`орио Орл`анди. Правда, он, как бы тебе это сказать… понимаешь, он наполовину негр. То есть, он сын итальянца и абиссинки. Этакий темно-шоколадный служитель Фемиды. Но черты лица у него вполне европейские. Уж он непременно поможет, смею тебя уверить. Знаешь что? Напиши ему письмо, а я вложу в конверт несколько строк и от себя. Убежден, это дело его заинтересует – оно ведь довольно-таки необычное!
      - Спасибо, Эл, - Ательвард с чувством пожимает другу руку и испытывает величайшее облегчение. Возможно, загадочный Витторио Орланди действительно поможет им с Джоли.
     Когда он возвращается к себе в спальню, то обнаруживает, что Джоли в пижаме и халате крепко спит на его постели поверх одеяла. Вероятно, ему хотелось поговорить с Ательвардом об Эдеме и его обитателях, но он так и не дождался своего друга – заснул.
     Ательвард осторожно берет его на руки и переносит в соседнюю, собственную Джолину спальню. Он кладет его на кровать с балдахином, поверх одеяла, чтобы не разбудить мальчика, - и накрывает покрывалом. Мальчик не замерзнет, в комнате очень тепло.
      Немного позже он и сам ложится спать. Ему вспоминается Эпифания. Как чудесно она изменилась за те пять лет, что он ее не видел. Сколько грации появилось во всех ее движениях, даже самых решительных! И до чего она женственна, несмотря на свой легкий загар, царапины на руках и ногах, несмотря на мальчишеский костюм, который просто поразительно идет ей. Он подчеркивает ее женственность лучше любого платья. И сколько доброты, чуткости, внимания, ума в ее красивых глазах! Вероятно, Вэрити будет похожа на сестру, когда подрастет… А Витторио Орланди…
     Но тут он засыпает.

4.
     Твои первые дни в Эдеме похожи на сказку, на волшебный сон, из тех, которые снились тебе когда-то в детстве.
      Всё, что ты видишь вокруг себя, наполняет тебя богатейшими впечатлениями. До сих пор ты не сталкивался ни с чем подобным. Ты никогда не видел такого огромного и красивого дома, половина которого обычно заперта. Но у господина Сольта есть ключи от всех дверей, и он за два дня показал вам весь дворец. Ты был потрясен всем: и торжественным парадным холлом с широчайшей лестницей, и огромными, роскошно обставленными гостиными, и бальными залами, и комнатами со старинной мебелью и такими широкими кроватями в альковах, что на каждой из них, пожалуй, поместилось бы человек десять. Всюду зеркала, блестящий паркет, столики, отделанные бронзой и мрамором, статуи, картины на стенах. Потолки очень высокие, лепные; почти все они украшены ветвистыми хрустальными люстрами. Стены и потолки многих комнат и залов завораживают тебя великолепной живописью. Королевские ванные ослепительны и очень велики; их украшают мраморные статуи; но в них как-то неуютно. Ты предпочитаешь вашу с Ательвардом скромную ванную, окрашенную в цвет морской воды. Там на стенах застыли разноцветные рыбки, морские звезды, красивые водоросли, кораллы и радужные камешки.
       Господин Элаф дарит тебе целый ящик корабликов и лодочек из дерева. Они чудесны и отлично держатся на воде. Ты горячо благодаришь Сольта.
      Сад Эдема роскошен. Он так густ, что в нем можно заблудиться. Там есть уголок, полный самых различных сортов роз, есть небольшой пруд с лебедями. За этим прудом ухаживает садовник Ангрим Клемминг; его жена и дети помогают ему. Еще в саду есть ручейки, по которым так весело пускать деревянные кораблики и лодочки, подаренные тебе господином Сольтом.   
      Плоская крыша замка также очень привлекает тебя. Она огромна. Чугунные скульптуры, в строгой симметрии расставленные по ее краям, изображают знаменитых героев и полководцев государства, а также королей и королев твоей страны времен средневековья.
      Вокруг дворца – беседки: ослепительно белые, открытые и закрытые. Все они густо оплетены ползучей зеленью и розами.
       Одно из твоих любимы мест: детская площадка с обратной стороны фасада. Здесь есть живой лабиринт из постриженных кустов, деревянный паровоз, который ездит по кругу по настоящим рельсам, если сесть в него и вертеть педали. Здесь есть песочница, маленький замок с гладкими, как лед металлическими горками – и коврики из конского волоса, чтобы съезжать на них с этих горок. А еще на площадке есть несколько качелей, «гигантские шаги» и большая песочница с тонким морским песком. Также и чугунные маралы на крыльце фасада – твои любимцы. Ты уже посидел на каждом из них и подержался за их рога.
      В самом дворце, на вашей, жилой половине – игрушечная комната. Там полно всевозможных дорогих игрушек, есть шахматные и шашечные столики (фигурки лежат в их ящиках).
      Но больше всего тебя заинтересовывают лошади (их всего две к конюшне) и велосипеды. На лошади тебя учит кататься конюх и кучер Галас Берти, а на велосипеде (их тут же, в конюшне, штук шесть) – Вэрити Сольт. Ей удается очень быстро научить тебя держать равновесие. Вы колесите по саду, по его многочисленным дорожкам – и даже не завидуете Эпифании, которая каждое утро уезжает кататься на велосипеде в парк. Вас с Вэрити и Сэма Брунетти в парк еще не пускают, вы можете там заблудиться. Но ты уже купался вместе с Эронимом в парковом озере и в реке.
      Теперь ты носишь легкую рубашку с рукавами до локтей, льняные штаны до колен и сандалии на босу ногу: Ательвард позволил тебе не надевать гольфы. Вэрити или попросту Ветти, как ты и все в доме называют ее, немного завидует тебе: ей не позволено снимать ее носочки. Вообще Ветти очень легка в общении, весела и разговорчива по характеру. Тебя не смущает, что Вэрити почти на голову выше тебя. Ательвард уверил тебя: когда ты вырастешь, ты обязательно будешь выше Вэрити. Ты влюблен в нее и целыми днями бегаешь вместе с ней, а по вечерам беседуешь с Эронимом обо всём, что увидел и узнал.
      Сэммел, сын доктора, редко играет с вами. Этот задумчивый паренек любит книги и зоологию. В его комнате целые коллеции бабочек, жуков, стрекоз, мотыльков. Сэм почти постоянно рыщет в недрах сада с сачком и какими-то банками и коробочками. Иногда, когда Ветти занята, ты помогаешь ему в его поисках. Вы залезаете высоко на деревья, чтобы достать редких личинок. И часто, поудобней устроившись среди зеленых ветвей, ты разглядываешь сверху солнечные лужайки, кусты и садовые тропинки.
      Ты немного побаиваешься сторожа Эдема. Его зовут Д`этриш Аскв`ини. Это угрюмый, жилистый старик, по-видимому, еще крепкий, сильный и крайне неразговорчивый. Порой он как-то странно посматривает на тебя своими черными, глубоко посаженными глазами навыкате. Этот взгляд из-под полуопущенных морщинистых век неприятен тебе, он точно пронзает тебя насквозь. Но ты быстро забываешь и об этом взгляде, и о самом Асквини. Ведь ты настолько полон новыми впечатлениями, что они вытесняют из твоей памяти всякие мелочи. Ты даже совершенно забываешь про опасность, грозящую тебе, что уж там говорить о каких-то взглядах! Правда, тебя очень заинтересовывает Витторио Орланди, о котором тебе рассказывает Ательвард: ты еще никогда не видел «живьем» ни негров, ни мулатов. Письмо этому человеку уже отправлено. Ты надеешься, что рано или поздно он появится в Эдеме. Но о его помощи относительно тебя ты совершенно не думаешь.
      … Вы начинаете учиться в понедельник. В девять часов утра вы, все семь учеников Эронима Ательварда, впервые усаживаетесь за парты в большой классной комнате. Урок начинается с математики. Ательвард проверяет знания каждого из вас и дает вам задания: каждому по уровню его подготовленности.  Тебе уже известно: ежедневно, кроме субботы и воскресенья у вас будет четыре урока сразу после завтрака; так что с полудня вы свободны.
     По всем предметам, кроме языков, ты отвечаешь удовлетворительно, а по литературе даже отлично. Иностранные языки – твое слабое место, как и музыка. Собственно, музыкой ты до сих пор вообще не занимался, но у тебя есть слух, и ты хочешь научиться играть на фортепьяно. Ательвард обещает в свободные часы позаниматься с тобой.
     Спустя несколько дней господин Элаф Сольт уезжает. Без него в доме становится как-то пусто, но Ательвард и доктор Элид Брунетти умело поднимают настроение загрустившим Сольтам, а заодно и самим себе.
      Госпожа Альфида временно берет на себя обязанности мужа, как он, уезжая, просил ее об этом.

ХХХХ

     За окном дворца – теплый майский дождь. Он весело стучит по карнизам окон, словно напевая нескладную, но бодрую песенку. Джоли сидит за столом у окна и при пасмурном свете дня трудится над французскими и английскими упражнениями. Английский язык дается ему легче, он изучал его в школе. Французского же он совсем не знает, но уже начал постигать этот язык, благодаря Ательварду.
      Упражнения не сложные, Джоли легко пишет строку за строкой, то и дело прислушиваясь к отдаленным звукам фортепьяно: это, конечно, Вэрити играет – и играет очень быстро и красиво. Еще бы! Ведь она уже в пять лет играла гаммы, и теперь может бегло играть даже с листа, причем довольно сложные произведения. Правда, Джоли уже тоже выучил десять гамм и играет их весьма уверенно, но куда ему до Ветти! Он немного завидует ей. Ательвард его подбадривает: если Джоли не бросит музыку, то со временем он будет играть так же хорошо, как и Ветти. Сам Ательвард играет великолепно, бегло, мягко, выразительно, даже лучше госпожи Альфиды. Весь дом сбегается послушать его, когда он садится за клавиатуру. Иногда он играет песенки, и вы, четыре ученика из семи (ибо у вас есть слух, а у остальных детей его нет) с удовольствием поете. Хотя настоящим голосом обладает одна лишь Вэрити. У нее чистое сопрано, так сказал сам Эроним.
      Эпифания тоже играет по-настоящему хорошо, но она любит исполнять вещи бурные, порывистые, стремительные; она вкладывает в это занятие всю душу. Однако Ательвард всё же играет лучше, и Эппи, осторожно проскользнув в комнату, точно тень, упоенно слушает его, спрятавшись за спиной у госпожи Сольт-старшей. Вообще Эппи любит одиночество, она немного дика и застенчива, «как трепетная лань», с которой ее порой, ласково посмеиваясь, сравнивает мать. Впрочем, когда Эппи не дичится и не занята своими делами, дети бегают за ней очарованной стайкой. Она умеет придумывать веселые игры, такие увлекательные, что забываешь обо всём на свете, умеет так шутить и поддразнивать детей, что те хохочут до слез. И никто лучше Эппи не заварит вечерний чай и не сварит кофе. Эпифания всё умеет: и шить, и стирать, и гладить, и готовить, и чудесно писать акварельные пейзажи; но ей редко всего этого хочется. Ее страсть: велосипед, верховая езда и стрельба из лука и арбалета. Она напоминает Джоли юную Артемиду из греческих мифов (он недавно обнаружил эти мифы в библиотеке и «проглотил» за два дня). Еще она очень любит лазать по деревьям, летать в кольце «гигантских шагов» с такой скоростью, на которую отваживается только Джимми, сын садовника, высокий рыжеволосый мальчик; кстати, он неплохо учится и очень преуспевает в математике. Ты же больше всего силен в литературе и уже твердо решил со временем поступить на филологический факультет. Эроним обещал подготовить тебя. Он уже знает о твоих намереньях, поэтому, обучая тебя, делает упор на гуманитарные предметы.
     Упражнения сделаны. Ты аккуратно складываешь учебники, чернильницу и пенал с перьями в ящик своего стола, после чего начинаешь размышлять: чем бы тебе заняться? Ветти увлечена игрой на фортепьяно, Сэммел, сын доктора, конечно, уткнулся в книгу или составляет новую коллекцию насекомых. Лиза и Джимми, дети садовника, немного сторонятся тебя, так же как и Сибил, сын конюха. Они помнят, что они – дети прислуги, тогда как ты – «господин». К тому же, они почти всё время заняты: родители обучают их своему ремеслу. Ним очень подружился с доктором Элидом Брунетти, и они часто сидят в кабинете доктора за рюмочкой коньяка или бокалом вина, или за чашкой кофе – и ведут долгие беседы об истории, политике, высшей математике, которую оба любят и хорошо знают. Госпожа Альфида почти всё время проводит в кабинете мужа. Она отвечает на письма и телефонные звонки, а также разбирает с управляющим, маленьким незаметным человечком, деловые бумаги. Можно было бы навестить престарелую экономку, госпожу Милону Тун, но она, хоть и милая женщина, в собеседницы не годится. Во всяком случае, Джоли с ней всегда скучно. Может, порисовать? Он хорошо рисует, Ательвард хвалит его. Но ведь сейчас Джоли уже и так целых два часа провел за столом, ему хочется размяться.
      «Придумал! – лицо Джоли светлеет. – Пойду в гимнастический зал, погоняю мячик!»
      Эта счастливая мысль приводит его в хорошее настроение. Он тут же идет в гимнастический зал, который также находится на первом этаже, убирает маты и вставляющийся в половицы турник, после чего принимается с увлечением гонять по довольно большому залу настоящий футбольный мяч. Полчаса он играет с большим азартом, потом ему становится немного скучно: всё-таки не дело играть одному, нужен хотя бы еще один человек.
      И этот человек вдруг появляется. В зал решительно входит Эпифания Сольт в своем мальчишеском костюме.
      - Привет, Джоли! – она улыбается ему.
      - Здравствуй, Эппи, - Джоли весело улыбается ей в ответ. Но в то же время в его голосе почтение. Всё-таки Эппи на целых семь лет его старше, а потом, она очень красивая. Джоли уже достаточно взрослый, чтобы ценить ее красоту не хуже взрослого мужчины, хотя ростом он приходится Эппи ниже, чем по плечо.
      - В футбол играешь? – Эппи подмигивает ему.
      - Мгм.
      - Одному скучно. Давай вместе! – предлагает она.
      Джоли охотно соглашается. Они начинают игру. Джоли восхищен ударами Эппи, ее умением «обводить» и ловко отбивать мяч головой. С ней очень интересно играть в футбол; она понимает толк в этой игре, Джоли это видит.
      Поиграв полчаса, Эпифания вдруг спрашивает:
      - А в настольный теннис ты играешь?
      Джоли отвечает, что нет, никогда не играл.
      - Хочешь, научу?
      - Хочу, спасибо! – Джоли искренне радуется.
      Эппи решительно открывает широкую двустворчатую дверь кладовой и легко выкатывает теннисный стол на колесиках. Она укрепляет его металлическими лапками в центре зала, приносит из кладовой мячик и две ракетки и объясняет Джоли условия игры. Джоли внимательно слушает. Потом они начинают «сражаться». Сначала Джоли неизменно теряет мячик, но потом ритм игры захватывает его, и ему удается отбить несколько мячей и даже заставить Эппи упустить мячик, что вызывает щедрое одобрение с ее стороны.
      - Я и танцевать умею, - вырывается у Джоли. – Меня Ветти научила.
      - Вот как? – ласково смеющиеся глаза Эпифании цвета густой голубизны склоняются его лицу; их взгляд волнует и точно обжигает его. – Тогда давай потанцуем! Я сто лет не танцевала.
      - Я пока умею только вальс, - Джоли, розовея еще пуще, трет пальцем переносицу. – И потом… я маленький, а ты высокая.
      - Ничего, - она дружески улыбается ему. – У нас получится!
      И они принимаются танцевать вальс. Джоли волнуется, но при этом очень старается.
      - Ты здОрово меня ведешь! – слышит он сквозь шум в ушах голос Эппи. – И динамика у тебя что надо!
      Постепенно смущение покидает Джоли Гимма. Они с Эппи вальсируют легко, точно бабочки, аккуратно огибая теннисный стол. При этом они громко смеются. Смех Эппи очень заразителен, невозможно не вторить ему.
     - Надо было убрать стол, - весело говорит Эппи, но вдруг останавливается и становится серьезной. Джоли тоже останавливается и смотрит туда же, куда и Эппи. И видит Эронима Ательварда. Он стоит в дверях зала в белой рубашке с короткими рукавами, в черных брюках – и улыбается.
      - Браво! – обращается он к вам. – Вы очаровательно танцевали. Джоли, ты умница! А вы, Эппи… просто чудо, как вы танцуете, - точно дышите. Может, потанцуете немного и со мной?
      - Я… я не так одета, господин Ательвард, - нерешительно и как-то немного виновато произносит Эппи.
      - Вы чудесно одеты, - возражает он. – Вам очень идет, я не шучу. А потом, мы ведь не на балу, а так, просто развлекаемся. Ну, как?
      Эппи хочется убежать куда-нибудь или как-нибудь вежливо отказаться, придумав достойную причину, но она берет себя в руки, преодолевает свою застенчивость, которую неизменно испытывает при виде Ательварда, и отвечает:
      - Я с удовольствием стану с вами в пару, господин Ательвард.
      И, высоко подняв голову, выпрямившись, она смотрит на него с легким вызовом, но вместе с тем приветливо и доброжелательно.
      - Отлично, - он подходит к теннисному столу, поднимает его металлические лапки и увозит в кладовую. Джоли бежит за ним, держа в руках ракетки и мячик. Потом он садится на высокую груду матов, сложенных в углу и смотрит, как Ательвард и Эппи принимаются танцевать вальс. Его сердце сладко замирает, и вся душа наполняется светом: до того они красиво танцуют!
      Ательвард ведет Эпифанию и в то же время любуется ею. До чего она хороша! В вырезе ее рубашки видна цепочка нательного крестика, маленькая полная грудь чуть вздымается от глубокого и ровного дыхания. От ее волос и от нее самой пахнет цветами, ее стройные ноги с маленькими ступнями, обутые в белые носки и белые матерчатые туфельки со шнурками, движутся легко, невесомо, будто он танцует с тенью. Рука самых гармоничных и мягких очертаний лежит на его плече. Эппи слушается малейшего его движения. Странное чувство полета и глубочайшей нежности к этой красивой девушке охватывает его.
      - Эппи, - он смотрит ей в глаза сверху вниз. – Прошу вас не называть меня «господин Ательвард». Я для вас просто Ним, как для Джоли.
      - Хорошо, - послушно отвечает она и учтиво добавляет:
      - Благодарю вас.
      - Это я вас благодарю, - он кружится вместе с ней. – Вы очаровательно вальсируете. Впрочем, вы всё очаровательно делаете. Я однажды видел, как вы «вертели солнце» на турнике, а потом так изящно приземлились, точно мотылек. Вы очень спортивная.
      - Да, - соглашается она, думая про себя: «Какой у него милый рот, и глаза тоже… и сколько же в нем обаяния!»
      - Боюсь, спорт и танцы – это всё, на что я по-настоящему способна, - говорит она вслух.
      - О, нет, - возражает он ей мягко. – Вы удивительно вкусно готовите чай и кофе. Но и это еще далеко не всё. Вы словно озаряете дом своим присутствием.
      - Не хвалите меня, Ним, я не заслужила, - румянец не ее лице становится еще ярче.
      - Вы непременно будете счастливы, - обещает ей Эроним. – Вы УЖЕ счастливы. И так не похожи на других!
      - Вы тоже… - еле слышно произносит она.
      Едва танец заканчивается, она под каким-то благовидным предлогом исчезает из зала и убегает в свою комнату. Сердце колотится в ее груди, она вспоминает глаза Ательварда, похожие цветом на полевые колокольчики, его мягкий, полный нежности взгляд, его голос и черты лица – резкие, крупные, мужественные. Какой он высокий, сильный, думает она. И как прекрасно танцует. Она падает на кровать и прячет разгоревшееся лицо в подушку. Ей ни о чем не хочется думать. И ни о ком: только об Ательварде, о нем одном.
      - Господи, что мне делать? – шепчет она. – Я ведь влюблена в него, по-настоящему влюблена. А он? Мне кажется, я ему тоже нравлюсь…
      Сердце подсказывает ей, что Ательвард влюблен в нее не меньше, чем она в него; но ей как-то боязно и в то же время радостно думать об этом.
      Надо отвлечься, решительно говорит она сама себе, встает и, умывшись холодной водой, садится за вязание шали. Это занятие всегда успокаивало ее, приводило в порядок ее чувства и мысли.
      Ательвард же в это время, обучая Джоли музыке, думает об Эппи – и понимает, что увяз с головой. Он любит ее – любит так сильно, как только возможно любить на земле. «Но как я попрошу ее руки? – думает он невесело. – Далеко небогатый преподаватель без крыши над головой… лучше всего было бы забыть о ней. Но я уже не смогу. У меня просто не получится: ТАК я не любил даже Анну. Что же мне теперь делать? Буду любить Эппи, ничего другого мне не остается. Она ведь совершенно удивительная девушка. Господь подскажет нам выход; он поможет и мне, и ей…»

5.
     - Ним, а у Ветти скоро день рождения!
     - Знаю, Джоли.
     - Она меня пригласила ПЕРСОНАЛЬНО. Так она сказала. И еще сказала, что мы с ней будем танцевать. Она меня до тех пор выучит! Она уже научила меня мазурке!
      - Молодец Ветти, - Ательвард улыбается. - Так значит, тебе понравилось здесь, Джоли?
      - Очень, - Джоли доверчиво держит его за руку, как маленький. Он любит ходить с Ательвардом за руку. Сейчас они гуляют по тенисто-солнечным дорожкам сада, а после обеда – Эроним обещал! – они пойдут к реке и непременно выкупаются. Ательвард учит Джоли плавать кролем и брассом; кроме того, они играют, стреляя друг в друга водой из резиновых пистолетов, которые Джоли обнаружил в игрушечной комнате. Иногда Ательвард носит Джоли на плечах. В такие минуты его мнимый племянник сам не свой от счастья.
     Ательвард тоже доволен. Он с радостью видит, как Джоли постепенно превращается в обычного веселого и резвого мальчика, каким Эроним и хочет видеть его. Недетский, подозрительный взгляд Джоли становится обыкновенным взглядом десятилетнего ребенка – правда, очень смышленым взглядом. Джоли вообще отличается от большинства своих сверстников. Он чрезвычайно умен и сообразителен, его такт и чуткость сделали бы честь любому взрослому. Он послушен, добр и благодарен, у него нет склонности шалить и проказничать, хотя он очень охотно борется в шутку с Ательвардом. Не слишком общительный, но, в то же время, всегда готовый помочь и услужить, он давно стал любимцем всего дома. Конечно, Джоли не ангел. Как и на всех мальчишках, одежда точно горит на нем; порой ему приходится напоминать, чтобы он вымыл руки, и он предпочитает залезать на крышу дома по пожарной лестнице, а не по обычной, как делает Вэрити (они с Ветти любят разглядывать чугунные фигуры на высоких постаментах, которые украшают крышу). Ко всему прочему, Джоли никогда не врет; просто порой умалчивает о некоторых вещах: например, о том, что он порвал или запачкал штаны или рубашку, или упал с велосипеда. Велосипед для него слишком велик. Джоли ездит «на педалях», а когда велосипед набирает достаточную скорость, садится на сиденье, свесив ноги, не достающие до педалей.
      Но вообще он очень самостоятельный. Ательварду нравится, что Джоли всегда сам застилает за собой постель, старается без напоминаний со стороны Эронима мыть ноги перед сном, очень тщательно моется весь целиком по субботам в ванной и содержит в порядке свои учебные принадлежности и игрушки. Его любимая игрушка – модель автомобиля, подарок Ательварда, стоит на каминной полке. Также он всегда сам пришивает себе пуговицы. И учится очень добросовестно и старательно, пусть и не всегда охотно. А главное, Джоли очень ласковый и привязчивый, хотя и принимает все меры, чтобы никто этого не заметил. Но когда Ательвард порой обнимает его и целует в щеку, Джоли всегда горячо отвечает ему тем же. Альфида Сольт также ласкова с Джоли. Порой она со вздохом говорит: «Как бы я хотела такого сына, господин Ательвард!» Если она по вечерам свободна, она читает вслух Вэрити и Джоли приключенческие романы или сказки Оскара Уайльда. Сам Джоли уже прочел «Дориана Грея» - и в восторге от этой книги. Ательвард предложил ему написать сочинение на тему: «Внутренний мир Дориана Грея». Джоли трудился над этим сочинением два дня. Результаты оказались блестящими. Ательварда поразила взрослая, проницательная, гармоничная работа Джоли: он писал, как способный, мало того, талантливый старшеклассник. Эроним прочитал его труд всем ученикам – и видел, что работа Джоли их просто потрясла. А тот сидел за своей партой, смущенный, но, тем не менее, страшно гордый. Он и не ожидал, что его сочинение окажется таким замечательным. Ательвард сказал ему тогда: «Поздравляю с великолепной работой, Джоланд!» - и пожал ему руку. Это был триумфальный день в жизни Джоли, он навсегда запомнился ему.
      Уже первые числа июня. Зелень в саду и в парке потемнела и стала еще пышнее. Ательвард получил свое первое в Эдеме жалованье: по двадцать каролингов за обучение каждого из учеников, кроме Джоли. Получилась сто двадцать каролингов – неслыханная сумма для учителя – ведь в школе он получал всего пятьдесят. Ательвард свозил Джоли, Ветти и Сэма в Госмер и купил им там книжки и красивые вещицы, которые им приглянулись, а также по плитке шоколада для всех остальных детей Эдема. Потом они посмотрели немое кино, побывали в цирке, а напоследок зашли в собор Святого Петра. Богослужение произвело на Джоли неизгладимое впечатление4 ведь до сих пор он редко бывал в церкви. По возвращении во дворец он немедленно увлекся чтением Библии – и нашел, что она гораздо интереснее многих книг. Правда, некоторые отрывки не были ему понятны; даже Ательвард порой не мог ответить на вопросы Джоли. Зато настоятель церкви в ближайшей деревне, отец Ор, очень подробно и вразумительно объяснил мальчику всё, чего Джоли до сих пор не мог постичь. Джоли записал некоторые его объяснения, чтобы не забыть, в свою особу тетрадку, куда заносил все ценные мысли.
      - Знаешь, - Джоли смотрит снизу вверх на Эронима. – А сторож Дэтриш Асквини продолжает так странно посматривать на меня. И почти со мной не разговаривает.
      - Он мизантроп, - отвечает Ательвард. – А что смотрит на тебя как-то не так, - Бг с ним, пусть смотрит. Худого от него еще никто не видел.
      Ни он, ни Джоли не знают, что у Дэтриша Асквини есть свои причины подозрительно глядеть на Джоли. Он видит, что мальчик чрезвычайно смышлен и не сидит на месте. Эта неугомонность и желание как следует изучить весь огромный дворец не нравятся Асквини. Он ведь и сам уже много лет изучает здание Эдема, потому что знает, точно знает из случайно попавшей ему в руки старинной рукописи: где-то в доме есть клад! И, конечно, ему не хочется, чтобы мальчишка обнаружил этот клад раньше него, сторожа. По свидетельству рукописи клад очень богатый. Асквини не злой и не жадный человек, но его всерьез тревожит то обстоятельство, что Джоли может его опередить. «А ведь у него есть для этого все данные, - думает Дэтриш. – Умный, непоседливый – и где его только не встретишь…» Впрочем, многие дети такие же, и Асквини особенно не волнуется. Однако, то и дело встречаясь с Джоли возле дворца, он пытается определить по лицу мальчика, не обнаружил ли тот чего-либо необычного.

ХХХХ

     Веселым солнечным утром Эпифания Сольт едет на велосипеде по дорожкам парка. Она только что позавтракала, но легко, чтобы поездка не утомила ее. Мать без всяких возражений отпускает свою старшую дочь в парк, потому что знает: уж кто-кто, а Эппи в парке не заблудится; она давно изучила его весь, все три километра в любом направлении.
      У Эппи отличное настроение. Иногда она отпускает руль и даже сворачивает так на крутые изгибы тропинок и дорожек.
      Постепенно она достигает самой глухой части парка, где неподалеку находится домик егеря. Это ее любимое место: настоящий дикий лес! У Эппи есть здесь любимица: грациозная пятнистая косуля по имени Нонна. Эппи кладет велосипед на траву за кустами и, взяв с багажника пакетик с подсоленным хлебом, тихонько свистит и щелкает, подражая соловью. В скором времени на этот хорошо знакомый ей звук приходит Нонна. Она осторожно и грациозно появляется из густой листвы и подходит к Эппи. Та гладит ее и, ласково шепча «Нонна», кормит животное хлебом и гладит по красивой, рыжевато-каштановой шее до тех пор, пока косуля не поворачивается и бесшумно не исчезает в пышной зелени.
      Эпифания возвращается к своему велосипеду, чтобы продолжить прогулку. Но тут за соседними высокими кустами ей слышатся мужские голоса. Ей становится любопытно: кто там разговаривает? Она слегка раздвигает кусты и видит совсем близко от себя двух мужчин в темных монашеских одеждах. Обоим около сорока лет. Монастырь Святого Георгия находится неподалеку; нет ничего удивительного в том, что монахи зашли в парк. Но Эппи по-прежнему одолевает любопытство. Она прислушивается к беседе незнакомцев.
      - … по-твоему, зря я две ночи не спал, выслеживая их?! – доносится до нее голос одного из монахов. – Сначала я гнался за мальчишкой, потом шел за ними до самого Сэллерса, караулил весь день, а вечером едва успел вскочить в пролетку и сесть вместе с ними в поезд, а затем и в дилижанс. Ну, скажу я тебе, чертова была дорога! Так и тянуло в сон, но почем я знал, куда они едут? Мне едва удалось проследить их до самого Эдема! Только тогда я смог дать тебе телеграмму, что они здесь. Этот парень теперь Джоли Ательвард, и поди докажи полиции, что это Джоли Гимм!
       - Нам и не нужна полиция, - глухо возражает второй «монах». – Наша задача его прикончить – и получить деньги. Но попробуй, проберись в Эдем, когда там на стене такой частокол из железных шипов! К тому же, они и трех сторожевых собак выпускают на ночь в сад. А Джоланда я видел. Это он, да! Но лучше бы обойтись без полиции. Однако попробуй без нее обойтись, когда он почти не покидает Эдема. Ты молодчина, Гальяр; ты действительно проследил за ними, я не зря поставил тебя у ворот Беренгаровского сада в ТУ ночь. Но что же нам теперь делать?
      Некоторое время оба молчат; затем первый «монах», встрепенувшись, восклицает:
      - ЭвергЕт! Вот, кто нам нужен. Ведь он знает, как… - и он что-то шепчет на ухо своему собеседнику. Потом торжественно говорит:
      - Надо вызвать его сюда, вот и всё, Бессмер. Он же здесь служил, он обнаружил… - и опять он шепчет что-то, выразительно жестикулируя.
        Бессмер веселеет.
     - Пожалуй, это дело! – произносит он приободрившимся голосом. – Пойдем отсюда. Дадим ему телеграмму сегодня же. А можно и позвонить!
      Оба встают на ноги и, подобно косуле Нонне, исчезают в густой листве. Сердце Эппи стучит молотком. Она осторожно берет свой велосипед, вскакивает на него и стрелой летит обратно к дому. Перед ее глазами стоят лица обоих преступников: загорелое, бритое – Гальяра и бледное, с курчавыми темными волосами и покатым носом – Бессмера. Она шепчет их имена, чтобы не забыть. Они хотят убить Джоли! За что, почему? Она не понимает. Но это неважно. Важно то, что Джоли грозит опасность, и Ательвард должен это знать.
      Вернувшись во дворец, Эппи наскоро ставит свой велосипед в конюшню и спешит к классной комнате. Торопливо постучав в дверь, она ждет, взволнованная и полная нетерпения.
      Ательвард открывает дверь.
      - Ним… - голос Эппи слегка дрожит. – Мне необходимо с вами поговорить – сию же минуту! Это очень важно.
       Ее глаза, обычно такие спокойные, немного дерзкие и вызывающие, сейчас горят каким-то страхом, на щеках – лихорадочный румянец. Уложенные на голове волосы беспорядочными каштановыми змейками выбиваются из-под шпилек, в руках она нервно мнет соломенную шляпку.
      Ательвард еще никогда не видел ее такой. Но он ничем не показывает своего удивления.
      - Одну минуту, Эппи, - тихо говорит он. – Я только дам задания моим ученикам.
      Он делает это очень быстро. И вот уже Эппи рассказывает ему в пустой соседней комнате, запертой на ключ, о том, чему она около сорока минут тому назад стала свидетельницей. Она не пропускает ни единой подробности, ни одного слова, хотя половина беседы Бессмера и Гальяра ей непонятны. Госпожа Альфида поняла бы почти всё, ибо Элаф Сольт доверил тайну Ательварда и Джоли только ей одной; Эпифания же ничего не знает. Но Эрониму внятно каждое ее слово и, пока она рассказывает ему всё, он медленно холодеет от ужаса. Значит, их с Джоли всё-таки выследили с самого начала. И когда они так беспечно покидали пределы Эдема, они, можно сказать, ходили по лезвию ножа – и не знали этого…
      Но тут его внимание переключается на Эппи. Он поспешно наливает ей воды из графина, целует ее руку, называет их с Джоли спасительницей и уговаривает успокоиться и не волноваться. Как можно осторожней он рассказывает ей историю своего знакомства с Джоли. По мере его рассказа, такого спокойного, сдержанного (он умеет владеть собой) Эпифания постепенно успокаивается. Она верит, что Ательвард не даст в обиду ни Джоли, ни себя, верит, что ее отец действительно помог Ниму и Джоли, а если эта помощь не подействует, он обратится к самому королю. Эппи уходит к себе, утешенная, а к Ательварду, идущему к двери классной комнаты, подходит лакей Лефранк и с поклоном подает ему какую-то бумагу:
      - Вам телеграмма, сударь.
      Ательвард берет и читает телеграмму. Ее содержание коротко: «Простите что задержался ответом тчк было горячее дело тчк немедленно выезжаю к вам буду восьмого июня пришлите экипаж к чайной розе в госмере к трем дня тчк Витторио Орланди».
      Эроним с облегчением вздыхает и широко крестится. Как вовремя прибыла эта телеграмма! Ведь им с Джоли сейчас, как никогда, необходима помощь! И вот помощь явилась: ведь восьмое июня уже послезавтра. Необходимо будет позаботиться о комнате для их будущего защитника…

6.
      Два дня ты, Джоли, проводишь в ожидании – и почти не замечаешь, что Ательвард больше не водит тебя ни в парк, ни к реке. Весь дом готовится к встрече нового гостя. Большинству известно о нем только то, что он негр и преподаватель высшей математики в столичном университете. Все его помнят: два года назад он уже зачем-то приезжал к Элафу Сольту и гостил в Эдеме недели три. Экономка и прислуга отзываются о нем очень почтительно и приветливо. В Эдеме жизнь довольно замкнутая. Здесь радуются каждому новому лицу, и Витторио Орланди, ко всему прочему, оставил по себе добрую память. Он не считал унижением в часы досуга помочь садовнику и его детям, а также повару с поварихой, пошутить с прачками, кучером и лакеями, а последних даже наградить серебряной монетой. Ательвард поступает так же, и его в Эдеме тоже очень любят: ты заметил. Но ты волнуешься. Сумеет ли господин Орланди помочь тебе?
      Вы с Вэрити посещаете двухкомнатные покои на втором этаже, отведенные экономкой гостю. Это замечательные комнаты: богатые и в то е время уютные – и современно, со вкусом обставленные. Вид из окна – на сад и подъездную аллею.
      - Как ему будет тут хорошо! – Ветти с размаху садится на мягкое бархатное кресло, так, что подол ее пышного кисейного платьица взлетает до самых кружевных панталончиков. Она поспешно оправляет его.
      - Да, здесь должно быть хорошо, - соглашается Джоли. – Мне бы очень понравилось жить в этих комнатах.
       - В прошлый раз он жил на первом этаже, - рассказывает Ветти. – Но там ведь столько народа, очень шумно, и он всё время уходил на второй этаж. Они там с папой над чем-то вместе работали. И папа ему обещал: если, говорит, вы в следующий раз приедете, я вас, мол, устрою сразу на втором этаже.
      - А господин Орланди… он хороший? – осторожно спрашивает Джоли.
      - Очень!  - Ветти решительно встряхивает волосами. – Он чУдный! И такой веселый, когда не занят.
      - Я у него на коленях сидела! – с гордостью добавляет она. – И Сэм Брунетти  тоже. А Эппи часто с ним разговаривала – и сказала: он, говорит, очень умный и ни на кого не похож. Говорит: я еще не встречала таких людей. Он и правда особенный. Но знаешь, Джоли, все ведь особенные, кого ни  возьми; одинаковых людей на свете не бывает. Хотя не все яркие по характеру, а господин Орланди яркий, как… - она несколько мгновений подыскивает сравнение, - ну, например, как господин Ательвард. Хотя они совсем разные.
      Она обращает на Джоли свои большие глаза и вдруг говорит:
     - Обещай, что не проболтаешься!
     И, встав с кресла, подходит к нему. Глаза у нее голубые, но не как у Эпифании, а гораздо темнее: словно поспевающие ягоды черники.
      - Чтобы я проболтался! – вырывается у Джоли. – Да никогда в жизни! Я ведь не девчонка.
      Тут же он краснеет.
      - Извини. Я просто хотел сказать, что нипочем не проболтаюсь.
      Вэрити смеется.
      - Да девочки умеют хранить тайны лучше всяких мальчишек, - заявляет она. – Но я знаю один секрет и хочу, чтобы и ты знал, потому что он тебя касается.
      - Скажи! – глаза Джоли загораются любопытством.
      Она приближает губы к его уху:
      - Знаешь, мне кажется, Эппи влюблена в твоего дядю! А господин Ательвард влюблен в нее. Вот!
      Вид у нее торжествующий.
      - Я тоже это заметил, - тихо признается Джоли, розовея и не глядя на Ветти.
      - Ты будешь рад, если они поженятся? – пытливо глядя на него, спрашивает Ветти.
      - Да, я был бы страшно рад, - искренне отвечает Джоли. – Эппи такая замечательная… в общем, самое то! Только… - он морщится и почесывает переносицу. – У Нима же денег очень мало. И дома своего нет. Как он женится?
      - Как? А я уже придумала, - в голосе Вэрити самое горячее увлечение собственной идеей. – Я разобью свою кошку-копилку и все-все деньги подарю господину Ательварду! Я ведь с пяти лет коплю деньги, и у меня в копилке где-то тысяча каролингов. А за эти деньги можно купить очень хорошенький домик, и еще на хозяйство останется!
      - И тебе не будет жалко денег? – Джоли потрясен ее великодушием.
      - Совсем-совсем-совсем! – она решительно мотает головой. – Вот ни капельки!
      - Только, - ее личико становится задумчивым, - я не знаю, кАк это сделать. Он же не возьмет этих денег, даже если ему их положить под подушку.
       - А ты отдай их мне! – вдруг осеняет Джоли счастливая мысль. – Я скажу Ниму, что нашел в саду клад… потому что если ТЫ найдешь клад, он не возьмет, он отдаст деньги твоей маме. А когда они с Эппи купят домик и поженятся, я им расскажу всю правду!
      - Какой ты умный! – Ветти приходит в восхищение и чмокает его в щеку, отчего он густо краснеет. – Так и сделаем, только позже. Понимаешь, мне надо убедиться, что они друг без друга просто жить не могут.
      Джоли вздыхает:
      - Правильно. Только знаешь, когда Ним женится, ему, наверно, станет совсем не до меня…
      - Нет! – очень твердо возражает Вэрити. – Господин Ательвард не такой, я же вижу. Он тебя ужасно любит – и ему всегда будет до тебя. Всег-да! А теперь, - она берет Джоли за руку, - пойдем вниз, я научу тебя танцевать польку!
      И они сбегают на первый этаж, держась за руки. Иногда они скатываются по широким перилам на животах – но только когда их никто не может видеть, кроме прислуги.

ХХХХ
     Восьмого числа кучер Галас Берти привозит в Эдем таинственного Витторио Орланди.
      Это невысокий, темно-шоколадный человек, с курчавыми, как у негра, волосами, но черты лица у него совершенно европейские: прямой нос, светло-карие глаза, небольшие, но весьма проницательные. В его лице есть нечто типично итальянское; да он бы и казался настоящим итальянцем, если бы не слишком темная кожа. По-своему Витторио Орланди даже красив. Он хорошо сложен, мускулист, и у него очаровательная улыбка. С этой улыбкой он здоровается с семьей Сольтов, с доктором, Ательвардом и Джоли.
      После обеда на веранде он сразу же берется за дело: просит Ательварда и Джоли подняться к нему в комнаты. Пока Джоли сидит в его спальне, он беседует с Эронимом в своем кабинете. Узнав от взрослого все новости, касающиеся их «дела» (и старые, и свежие), Орланди отпускает Ательварда и зовет к себе Джоли. Мальчик честно рассказывает ему о том, что видел и слышал в доме своего дяди Ахилла Беренгара из Малгола. Орланди слушает его очень внимательно. Он курит дорогие ароматные сигареты; кольца дыма выплывают в распахнутые окна сизыми облачками.
      - Значит, ты никогда не видел прежде этого Сильвена Дюкло, которого убил господин Беренгар? – уточняет Орланди.
      - Нет, сударь, никогда не видел, - подтверждает Джоли.
      - Как долго он гостил у вас до момента своей смерти?
      - Два часа, где-то так.
      - Интересно, чего он хотел от твоего дяди? – Орланди смотрит на Джоли задумчиво.
      - Он, кажется, говорил о каком-то долге, - Джоли морщит лоб, напрягая свою память. – Вроде бы, дядя Ахилл был ему что-то должен… но точно я ничего не знаю.
      - Ага, - Орланди удовлетворенно кивает головой. – Стало быть, Беренгар не хотел или не мог отдать долга. Но этого многие не могут. Вряд ли он боялся суда. Вероятно, господин Дюкло прибег к шантажу…
      Он ненадолго задумывается, потом спрашивает:
      - А ты не знаешь, Джоли, кем твой дядя был в молодости?
      - Тетя Агата говорила, он был помощником капитана. У него и в комнате висел на стене штурвал, всякие бинокли, оружие.
     Орланди снова кивает головой. Затем друг задает неожиданный вопрос:
     - А стрелять ты умеешь?
     - Нет, - искренне признается Джоли.
     Орланди достает из своего чемодана маленький дамский пистолет и дает Джоли, коротко объясняя, как пользоваться предохранителем и целиться.
      - Целься в руки, - предупреждает он. – И только в самых крайних случаях. В этом пистолете шесть патронов. Вот пояс и кобура к нему. Не расставайся с ним.
      - Спасибо, сударь, - Джоли очень доволен.
      Оставшись один, Орланди шепчет:
      - Эвергет. Да, он тут работал привратником, помню его. Олимп Эвергет. Значит, он связан с Бессмером и Гальяром. А Гальяр, по всей видимости, - Гальяр Депорт. Полгода назад освободился из тюрьмы, сидел за мошенничество. Но чем им может помочь Эвергет?
      Он раздумывает некоторое время; затем в его глазах вдруг вспыхивает догадка. Он немедленно уходит из дворца в парк и принимается самым тщательным образом обходить его, внимательно присматриваясь к каждому холмику.
      По всей видимости, его поиски не увенчиваются успехом, потому что к ужину он возвращается невеселый и не то, чтобы разочарованный, а какой-то особенно задумчивый. Однако за ужином он словно по мановению волшебной палочки становится другим:: веселым, общительным, обаятельным. Эпифания с волнением следит за его лицом: пришел ли господи Орланди к каким-либо важным выводам? О том же самом думает госпожа Альфида, Ательвард и Джоли. Но Орланди молчит об этом. Он рассказывает, как побывал в Германии, Италии и Испании. Все с большим интересом слушают его, невольно забывая о том, о чем он старательно умалчивает. Орланди превосходный рассказчик, его невозможно слушать равнодушно.
      Вдруг он обращается к госпоже Сольт:
      - Сударыня, мне помнится, у вас был привратник Олимп Эвергет. Что-то я его не вижу.
      - Два года назад он уволился, господин Орланди, - отвечает Альфида Сольт. – Его теперь заменяет наш садовник, Ангрим Клемминг.
      - А у него есть ключи от ворот и от калитки? – интересуется Орланди.
      - Да. От калитки есть ключи у всех наших взрослых, - отвечает госпожа Альфида. – Вернее, от обеих калиток: от парадной и от той, что ведет к реке. От ворот же ключи только у садовника, у нашего кучера Галаса Берти и у господина Сольта (так как он уехал, ключи пока что у меня). Экипажи редко приезжают к нам, воротами пользуется, в основном, кучер.
      - Всё понял, - Орланди улыбается.
      После ужина он зовет Ательварда в одну из беседок.
      - Беренгар перестраховался, - молвит он, закуривая сигарету. – Решил убить мальчика, который не собирался его выдавать. Кстати, прошу прощения, вы не курите? А то я угостил бы вас. Отличные сигареты, гаванские… так вот, господин Ательвард, Беренгар перестраховался. Он решил убить Джоли. Видимо из осторожности он не решился убить племянника сам, а нанял профессионального убийцу Г`артвига Бессмера. Но наемные убийцы очень дорого берут за свою работу. Стало быть, Беренгар богат, раз готов был оплатить смерть своего племянника. Однако он скрывает, что богат. Почему? Потому что, по всей вероятности, его деньги – это деньги Сильвена Дюкло, убитого им. Прошу вас, господин Ательвард, позаботьтесь о том, чтобы Джоли с этой минуты не покидал пределов Эдема, то есть, не выходил за ограду и даже не приближался к ней. Объясните ему, насколько это важно. Кстати, как вы с лесом – на «вы» или на «ты»?
     - На «ты», - уверенно отвечает Ательвард. – Я старый охотник и рыбак.
     - Отлично. Видите ли – только никому ни слова! – я ищу в Эдемском парке землянку, лаз или нечто вроде этого. Понимаете, там должен быть подземный ход во дворец. Эвергет знает, где этот ход, я – пока что нет. Не поможете ли вы мне в моих поисках?
      - С удовольствием, - отвечает Ательвард. – С полудня я каждый день свободен - и в вашем распоряжении. Но, прошу вас, не называйте меня «господин Ательвард». Я для вас просто Эроним.
      - Тогда и я для вас просто Витторио, - Орланди пожимает ему руку. – Я вас понимаю; сам терпеть не могу официальности. Да, мадмуазель Эпифания тоже ведь прекрасно знает парк; и, как я заметил, она очень внимательна. Не пригласить ли нам ее в помощницы.
      - Конечно, - скулы Ательварда слегка розовеют, а сердце ликует: Эппи будет помогать им!
      - И вот еще что, - Орланди улыбается Ательварду. – Мы ведь с вами коллеги: оба преподаем высшую математику. К сожалению, вы сейчас лишены такой возможности, но любви к своему избранному предмету, разумеется, не утратили. Убежден, что вы не раз размышляли над теоремой Ферма. Верно? Вот и я тоже. И как вам кажется…
      Спустя несколько минут оба уже увлечены горячим спором и чертят карандашами на молочно-белом столике беседки формулу за формулой. Вскоре к ним присоединяется доктор Брунетти, и спор становится еще более жарким.
      Поздно вечером Витторио Орланди звонит из своей комнаты по телефону и просит «станционную барышню»:
      - Дайте мне, пожалуйста, сорок три ноль-ноль один. Благодарю. Алло! Привет, Арнульф. Да, ты прав, твоя помощь необходима. Узнай как можно больше о прошлом Ахилла Беренгара (Малгол, Речная улица, дом восемнадцать). Записал? И еще меня интересует Сильвен Дюкло. Возможно, его имя как-то связано с именем Беренгара. Этого человека больше нет на свете, но мне хотелось бы узнать как можно больше и о нем. В случае чего звони мне в Эдем, мой номер ты знаешь. Да, конечно, разумеется. Спокойной ночи!
      И он кладет трубку.

7.
      На следующее утро, после завтрака, Эппи Сольт гуляет в Эдемском парке. При ней нет ее велосипеда. Мало того, сегодня она одета не так, как обычно, в мальчишескую одежду, а в белое кисейное платье, довольно длинное, что уж совсем непривычно для всех, кто ее знает. На ногах у нее вместо обычной спортивной обуви – белые парусиновые туфельки с низкими каблуками, на голове соломенная шляпка, а на руке – корзинка, куда она прилежно собирает какие-то травы. Она очень хороша в этом непривычном для нее наряде. Во всяком случае, те, кто ее видел, нашли ее неотразимой, а сердце Ательварда забилось с особенной силой и нежностью: так его покорил новый облик Эпифании. Он снова почувствовал, что безоглядно влюблен в нее, и ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы поменьше думать об Эппи и сосредоточиться на деле, которое им предстояло.
      Теперь они все втроем – Ательвард, Орланди и Эппи – разошлись по парку в поисках потайного хода, ведущего во дворец.
      Эппи очень горда оказанным ей доверием самого господина Орланди и его просьбой помочь ему. Она добросовестно и внимательно оглядывает траву и малейшую возвышенность, каждый куст, каждое дерево. И в то же время беспрерывно думает об Эрониме Ательварде: ведь он тоже ходит сейчас где-то по парку (сегодня суббота, и уроков у него нет). Мысль о том, что они могут встретиться, волнует Эппи и не дает ей покоя. В Эдеме они встречаются только за столом и беседуют не так уж часто. Но их взаимная любовь только сильней разгорается от этого. Каждый из них чувствует, что предмет его любви отвечает ему взаимностью; это не может и не волновать (сладко!) их обоих.
       День сегодня солнечный, жаркий. Синее небо распахнулось над лесом, словно врата в рай, маленькие белые комки облаков плывут по небу, точно лебяжий пух по воде. Ветерок приятно овевает лицо, шею, руки Эппи. Когда ей хочется пить, она вынимает из своей корзинки бутылку с подслащенной лимонной водой, заткнутую пробкой, - и, вынув пробку, делает несколько глотков.
      Ее внимание привлекает громкий писк, доносящийся из зеленых зарослей. Она спешит на этот отчаянный призыв и находит птенца сойки, еще голого, широко раскрывающего свой большой рот. Эппи берет его в руки, отыскивает гнездо и возвращает птенца домой, к остальному выводку.
      Когда она выбирается из кустов, сердце ее вздрагивает и словно на мгновение замирает: она видит Эронима Ательварда. Он в легкой рубашке и светло-серых фланелевых брюках. На ногах у него белые теннисные туфли.
      - Здравствуйте, Эппи, - он улыбается ей. – Ну, каковы ваши успехи?
      - Пока не могу ничем похвастаться, Ним, - она улыбается ему в ответ. – Но то, что я уже обошла… там ничего нет, это точно.
      - Вам удивительно идет это платье, - не выдержав, признается он. – И туфельки, и шляпка.
      - Спасибо, - она розовеет, и они идут вместе дальше.
      - Я тоже пока что ничего не обнаружил, - вздыхает Ательвард. – И Орланди тоже.
      - Что-то нам не везет, - замечает она.
      Он любуется ею, потом осторожно, но крепко и решительно берет ее за руку. Она не отнимает рукИ, их пальцы пульсируют, оба полны любви, и слова им не нужны. Их души в эти минуты изнемогают от счастья, как яблоня изнемогает от плодов, отягчающих ее ветви. Они сейчас – одно целое – и понимают друг друга полностью, до конца. В их прикосновении друг к другу – желание, нежность, невозможность расстаться, жажда каждую секунду и минуту быть рядом друг с другом, стать единым целым, нераздельным существом – на всю жизнь… Они не могут разомкнуть рук, это выше их сил: ведь их соединила любовь.
      Но когда они видят за деревьями Орланди, их пальцы расцепляются. Никто не должен знать об их тайне, пока что – никто…

ХХХХ

      В это время ты, Джоли Гимм, бродишь по саду и отчаянно скучаешь. Тебе уже известно, что до поры и озеро, и река для тебя закрыты. Ты понимаешь: такая мера предосторожности абсолютно оправдана, поэтому переносишь свое заточение смиренно и терпеливо. Ты уже побывал на детской площадке, помог Сэму Брунетти собрать личинок и жуков, посидел на обоих маралах, украшающих крыльцо, заглянул на кухню, сделал уроки… и вот теперь тебе совершенно нечем заняться. Невольная грусть овладевает тобой. Если бы Ветти была дома, вы бы непременно придумали какую-нибудь захватывающую игру, хотя бы погоняли вместе по саду на велосипедах. Но Ветти с госпожой Альфидой уехали в Госмер навестить каких-то своих родственников, а одному кататься на велосипеде скучно. Ты уже привык ездить по саду с Вэрити или Эронимом. Но этого последнего сейчас тоже нет дома. Все тебя бросили, ну просто все! Может, пойти поиграть на фортепьяно? Да, так ты и сделаешь. Но тут же тебя осеняет более интересная мысль. На фортепьяно ты успеешь поиграть и потом, а вот сейчас… И ты бежишь к экономке, госпоже Тун, чтобы взять у нее ключ от второй части королевского дворца, где на всех четырех этажах никто не живет. Ты еще раз обойдешь все великолепные залы и комнаты, которые открыты.
      Госпожа Тун без труда дает тебе ключ от больших дверей, отделяющих одно крыло от другого.
      И вот ты входишь в царство королевской роскоши и полного безмолвия. Твои шаги звучат в гулких пустых залах как-то одиноко, но ты не обращаешь на это внимания. Как и в первый раз, ты любуешься статуями, картинами, гобеленами, смотришь в глубины огромных, от пола до потолка, зеркал, заглядываешь в необъятные камины и в роскошные ванные комнаты, а также в богатые покои с огромными кроватями и глубочайшими альковами. Одни покои заливает солнце, в других, напротив, царит сумрак. Часы в комнатах и залах самые разные: стенные, напольные, поставленные на каминные доски – и все они поразительно красивы: одни деревянные, резные, другие серебряные или хрустальные; иные вставлены в фарфоровый зАмок или в озерный пейзаж, искусно написанный на стене.
       В залах и комнатах много самых разных музыкальных инструментов, но они либо заперты, либо лежат под стеклом, либо висят на стенах в футлярах.
       Ты не знаешь, сколько проходит времени, прежде чем тебя охватывает странное чувство: будто за тобой неотступно следят чьи-то глаза. Сначала ты твердишь себе, что всё это вздор, что тебе просто показалось. Но неприятное чувство растет и укрепляется в твоей душе. Порой тебе начинает казаться, что кто-то бесшумно следует за тобой, но когда ты быстро оборачиваешься, то никого не видишь.
      Тебе становится не по себе. Ты сбегаешь на первый этаж и быстро идешь через анфилады парадных комнат к жилой части дома. Сердце учащенно бьется в твоей груди. Внезапно за твоей спиной раздается грохот, и каждый твой нерв отзывается на этот звук. Еле слышно вскрикнув, ты оборачиваешься и видишь, что большая люстра с подвесками, под которой ты только что проходил, лежит на полу. Тогда ты бросаешься в соседний зал и быстро прячешься за чугунной фигурой Наполеона Бонапарта. Потом, стараясь сохранять хладнокровие, достаешь из кобуры свой дамский пистолет, снимаешь предохранитель и ждешь . Ты убежден, что твои убийцы нашли тебя. В душе ты потрясен и растерян этим фактом: как им удалось пробраться в Эдем? Этот дом всегда казался тебе таким неприступным!
      И вот из зала с упавшей люстрой появляется среднего роста коренастая фигура, с головы до пят облаченная в черное трико. Голова обтянута этим трико, как и всё остальное тело; видны только прорези для глаз и рта. В руке у фигуры ружье. Она внимательно оглядывает пустой зал.
     В это время ты старательно целишься, как учил тебя Витторио Орланди. Ты целишься в руку фигуры, держащую ружье. Затем решительно нажимаешь на курок; звучит выстрел. Ты попал! Но попал не в руку, а в голень. Фигура падает на пол, не выпуская ружья. Тут же появляется вторая фигура, одетая точно так же, как и первая, только она тоньше и выше ростом. Эта фигура прицеливается в постамент Наполеона из такого же ружья, которое у первой фигуры. Ты осторожно высовываешь голову и руку с пистолетом, прячась за сапогами великого императора, и стреляешь во вторую фигуру. Ты ранишь ее в левое плечо, хотя метил в правую руку. Фигура стреляет тебя, но попадает в сапог Наполеона, и пуля рикошетом отскакивает назад. Ты стреляешь снова, на этот раз мимо. Стреляет и твой противник – тоже мимо. Ты палишь еще раз – попал! Но снова в ногу, ниже колена. Твой враг падает. Тогда первая фигура помогает подняться на ноги своему товарищу, и оба, бросив ружья, хромая, поспешно удаляются в зал с упавшей люстрой. Тогда ты выныриваешь из-за постамента и бежишь прочь во все лопатки – в жилую часть дома! Ты весь дрожишь, твое сердце неистово бьется. Только бы добежать, только бы тебя не убили: ведь неизвестно, сколько их там…
      Через полчаса Ательвард, спешно прибежав на звон Эдемского колокола вместе с Эпифанией и Орланди, держит тебя на коленях, доктор Брунетти заставляет тебя выпить успокаивающее лекарство, а Орланди внимательно изучает в нежилом крыле кровавые следы, оставленные преступниками. Следы приводят его на чердак и там обрываются. Орланди вместе со сторожем Дэтришем Асквини изучает пол чердака и обнаруживает люк, запертый изнутри. Орланди и Асквини вместе взламывают крышку люка лезвием топора и домкратом. Электрический фонарик Витторио Орланди озаряет подземный ход с длинной деревянной лестницей, ведущей далеко вниз, ниже подвала. Орланди вновь видит кровь на деревянных ступенях и идет параллельно с ними – сначала вниз, под землю, потом по длинному земляному коридору, в котором нет никаких ответвлений. В конце коридор полого поднимается вверх. Навстречу Орланди льется слабый свет. Он гасит фонарик и выходит из тоннеля. Оглядевшись, он убеждается, что находится в полуразрушенном склепе. Выбравшись из склепа, он оглядывается вокруг и видит мирное кладбище, отделенное от монастыря Святого Георгия рвом с водой. Далее Орланди убеждается, что возле кладбищенской рощи раненых ждала пролетка; следы колес и лошадиных копыт теряются на лугу.
      «Так вот он где, подземный ход, - задумчиво говорит себе Витторио. – А мы-то искали его в парке. Ружья духовые; преступники бросили их. Интересно, почему они не попытались убить Джоли из окна замка? Шансов на успех было бы гораздо больше, и им удалось бы скрыться целыми и невредимыми. Полиция, конечно, расставит людей в подземелье – здесь, на выходе и, вероятно, на чердаке; так что преступники назад не вернутся. Интересно, есть ли другие подземные ходы, ведущие во дворец? Надо будет хорошенько осмотреть погреб и чердак…»
      Он возвращается назад той же дорогой, которой пришел сюда.

      8.
      Полиция: машина с инспектором и сержантом, а также с десяток конных полицейских прибывает во дворец еще до того, как Витторио Орланди возвращается домой. Инспектора, невысокого, но представительного смуглого господина с черными усами, в бежевом костюме, зовут ГедимиИн БерсальЕр, а его помощника сержанта – ГитАн ВисмАр. Берсальер знаком с Витторио Орланди и глубоко уважает его. Они встречаются в подземном ходе, узнают друг друга при свете электрических фонариков и очень тепло здороваются. Орланди показывает инспектору выход из подземелья, и они вместе поворачивают обратно к Эдему.
      Во дворце Берсальер и Висмар по очереди опрашивают всех обитателей Эдема. Начинают они с Джоли и Ательварда. Тем приходится признаться, что они овсе не племянник и дядя и коротко объяснить, при каких обстоятельствах они познакомились. Берсальер очень умный человек. Он сразу же проникается доверием к их рассказу. Джоли подробно описывает перестрелку в нежилом крыле и то, что ей предшествовало: ощущение слежки и падение люстры. Сержант Висмар усердно записывает его показания.
      Далее опрашивают всех прочих, живущих во дворце. У всех оказывается Алиби на момент преступления, кроме как у Витторио Орланди; но ему Берсальер верит на слово. Кроме того, колокол у дворцовых ворот, «колокол тревоги», как его прозвали, прозвучал через десять минут после того, как Ательвард с Эпифанией видели Орланди. Алиби также нет у Дэтриша Асквини. Впрочем, это мало меняет дело: люк подземного хода, тот, который на чердаке, открывается только изнутри. Дэтриш клянется, что до сих пор и не подозревал о нем. Полицейские вместе с Орланди осматривают подвал и чердак; второго подземного хода они не обнаруживают.
      Берсальер вздыхает. Подозревать ему, собственно, некого: ведь никто из живущих в Эдеме не ранен. Но он записывает имена: Гартвиг Бессмер, Гальяр Депорт и Олимп Эвергет. Затем он расставляет по местам прибывшую с ним конную полицию. Два человека должны постоянно объезжать замок снаружи, еще двоих он ставит на чердаке, у взломанного люка, двоих – у склепа, где кончается подземный ход, еще двое должны всегда и везде сопровождать Джоли. Остальные два полицейских будут по мере надобности сменять своих товарищей.
      После обеда Берсальер и Орланди беседуют в кабинете частного сыщика.
      - Жаль, что нельзя допросить эту лисицу Беренгара, - инспектор затягивается любезно предложенной ему гаванской сигаретой. – Показания мальчика он назовет бредом и от всего откажется. Джоли – единственный свидетель. У полиции нет никаких улик против Ахилла Беренгара. Мы попытаемся установить, кто такой Сильвен Дюкло, но, возможно, это имя вымышленное. Мы с сержантом объездим всех докторов и все больницы в Госмере, но вряд ли раненые преступники обращались к кому-либо за помощью. Полагаю, они «зализывают» свои раны сами, где-нибудь в надежном месте. Я буду везде подтверждать, что Джоланд Гимм – племянник господина Ательварда. Что я еще думаю? Бессмеру не захочется делить деньги с заново нанятыми, здоровыми людьми. Думаю, он и Депорта с Эвергетом нанял скрепя сердце. Интересно, кто из них троих ранен?
    - Полагаю, Депорт и сам Бессмер, - замечает Орланди. – А увез их с кладбища Олимп Эвергет. Меня одно удивляет: почему они не выстрелили в Джоли из окна чердака? Ведь он почти весь день был у них на глазах.
     - Возможно, они ждали ночи, - предполагает Берсальер. Допустим, что Бессмер решил действовать наверняка. Очень возможно, что он узнал, где спальня Джоли (не сомневаюсь, что он разгуливал ночью по жилой части Эдема). Ему оставалось только придти следующей ночью с ножом в руке и с отмычкой, которую, я уверен, он сделал, - и вонзить нож в спящего мальчика. Но Джоли застал его и его подельщика врасплох: он неожиданно явился в нежилом крыле дворца. Им пришлось действовать быстро, однако растерянность заставила их утратить часть сообразительности. Они попытались убить Джоли люстрой, но немного не рассчитали  - и потеряли свое преимущество перед ним. Он занял боевую позицию и – какой молодчина! – ранил обоих! Только благодаря этим ранениям вы, господин Орланди, смогли обнаружить потайной ход! Нет, Джоли удивительный мальчик. Такой маленький – и такой смышленый и бесстрашный. Он достоин самой бережной поддержки и самой тщательной помощи.
     - Согласен с вами, - Орланди отпивает глоток вина и затягивается сигаретой. – Джоли – совершенно исключительный паренек, и я понимаю Эронима Атеьварда, который привязался к нему, как к родному сыну. Но, боюсь, господин Берсальер, что ваши полицейские, которым вы поручили охранять Джоли, - всё-таки недостаточная защита. Ведь в мальчика могут выстрелить с любого дерева или из-за какого-нибудь прикрытия, едва он покинет Эдем, точнее, выйдет за ограду.
      Берсальер задумывается, потом решительно говорит:
      - Собаки! Я пришлю вам двух собак, которые специально натасканы, чтобы чуять чужих и предупреждать об этом «своих». А наши преступники будут поправляться… - он мысленно прикидывает, - недели две. Да, не меньше двух недель. Что они предпримут дальше, трудно сказать; но всё-таки с моими людьми вам будет легче и жить, и трудиться, господин Орланди; согласитесь.
      - Безусловно, - Орланди слегка кивает головой. – Благодарю вас, инспектор. Будем ставить друг друга в известность, если обнаружим что-нибудь новенькое.
       - Конечно, будем сотрудничать, как и в прошлый раз, - широко улыбаясь, Берсальер пожимает ему руку.

ХХХХ

      - Ним, а у господина Орланди есть семья? – Джоли в своей ночной пижаме – голубой, с бежевыми воздушными шарами, сидит на коленях у Эронима. Уже поздний вечер, они собираются спать. Теперь все их четыре комнаты запираются со стороны коридора на засовы, против которых бессильна любая отмычка.
      - Есть, - отвечает Эроним. – Жена, сын и дочь. Обоим пятнадцать лет, они близнецы. И мать Витторио, госпожа Орланди, тоже еще жива и, насколько мне известно, бодра и здорова, хотя уже в преклонных годах.
       Он прижимается губами к волосам Джоли, потом бережно спрашивает:
       - Тебе сегодня было `очень страшно, Джол?
       - Не-а, - спокойно отвечает Джоли. – Совсем не было страшно, пока мы перестреливались. Я только всё боялся, что мои патроны кончатся. Знаешь, когда мне стало по правде страшно? Когда я побежал сюда после перестрелки. Я ведь не знал, сколько их еще там, понимаешь? Хорошо, что до выхода было уже близко.
       - Слава Богу, что их было только двое, и ты их ранил, - вздыхает Ательвард. – Но теперь мы можем быть спокойны: у нас и полиция есть, и собаки… Пойдем завтра на реку купаться?
      - Пойдем, - Джоли едва не подпрыгивает от радости, но тут же затихает и задумывается.
      - Ним, - в его голосе легкая тревога. – А вдруг их всё-таки больше, чем трое?
      - Нет, малыш, - отвечает Эроним. – Видишь ли, Бессмеру не выгодно делиться с помощниками своим заработком.
      - Это хорошо, - Джоли облегченно вздыхает. Потом вдруг неожиданно говорит:
      - Ним, ты только не сердись. Но я знаю, что вы с Эппи друг друга любите. И я никому-никому не скажу об этом, вот клянусь тебе!
      Всё в Эрониме разом замирает. Как и преступников, Джоли застал его врасплох. Но он тут же берет себя в руки и честно признается:
      - Да, Джол, мы с Эппи любим друг друга. А что?
      - Вы поженитесь?
      - Мечтать не вредно, - роняет Эроним. – Кто отдаст богатую красивую девушку за нищего учителя, к тому же еще и бездомного?
      - Вы поженитесь, - уверенно и как-то пророчески произносит Джоли. – Ты мне верь. Только я всё думаю: когда ты женишься, ты, наверно, будешь не так сильно любить меня, как сейчас…
      - Приехали! – Эроним, смеясь, решительно целует его в щеку. – Я никогда никого не люблю наполовину; если полюбил, значит, полюбил. Правда, когда обо мне забывают и меняют на кого-нибудь другого, я тоже стараюсь забыть. Долг платежом красен. А теперь брысь, - он легонько сталкивает Джоли с коленей. – Хватит болтать, пора спать.
      Джоли смеется и без лишних слов укладывается в постель. Эроним видит, что его приемный сын спокоен, даже весел, но всё-таки он оставляет дверь, соединяющую их спальни, открытой. И небрежно, как бы между прочим, спрашивает:
      - Малыш, может, тебе оставить ночник, чтобы сны повеселее снились?
      - Спасибо, Ним, не надо, - голос у Джоли сонный.
      - Смотри, если ночью станет не по себе, обязательно разбуди меня, - уже серьезно говорит Эроним. – Слышишь? И не вздумай стесняться.
      - Не вздумаю, - покорно отвечает Джоли – и тут же крепко засыпает. Ательвард крестит его и уходит в свою спальню.
      
ХХХХ

     Со дня перестрелки во дворце Джоли становится героем и для детей, и для взрослых. Вэрити не сводит с него восхищенных глаз и не устает восторгаться его подвигом, другие дети почтительно просят его подержать в руках его оружие – и счастливы, когда удостаиваются этой милости. Но Джоли нисколько не гордится. Он ведь сделал то, что должен был сделать, и спас лишь самого себя. Вот если бы он спас, например, Ветти, слава действительно вскружила бы ему голову.
      Госпожа Альфида Сольт, которой всё рассказали, когда она вместе с Ветти вернулась из города, очень встревожена. Она вовсе не уверена, что в таком огромном дворце как Эдем нет второго поземного хода. Орланди и Ательвард успокаивают ее, как могут. Тем более, днем дворец охраняют две бойцовые собаки Мирт и Марта.  На ночь одну из них берут в жилую часть дома, другую отправляют в нежилую. Пока что собаки спокойны: «своих» они знают, а «чужие», по всей вероятности, отсутствуют. Правда, когда из соседней деревни поварам приносят рыбу, птицу, мясо или молоко, собак приходится отзывать, потому что они принимаются глухо рычать. Но всё остальное время они безмолвствуют.
      Витторио Орланди получает по телефону ценные шифрованные сведения от своих агентов относительно прошлого Ахилла Беренгара и покойного Сильвена Дюкло. Выясняется, что Берегнгар был в молодости помощником капитана пиратского рабовладельческого судна и за десять лет своей преступной деятельности нажил себе довольно приличное состояние.
      Сильвен Дюкло, чье настоящее имя, как выяснилось, АнгАльт ЛеруА, служил боцманом на том же судне. Однажды, угодив в тюрьму, Леруа попросил Беренгара, которому позволили его навестить, позаботиться о собранном им, Дюкло, богатстве – и указал, где оно находится. Беренгар, не долго думая, присвоил богатство себе, сменил имя (до тех пор он был Эбельхам Стоун) и переехал в другой город, где и женился на Агате Френч, молодой женщине из добропорядочной семьи. Отсидев в тюрьме семь лет, Леруа-Дюкло потратил почти столько же времени, чтобы найти своего вероломного друга-предателя. Беренгар, вероятно, узнал от Леруа, о Бессмере, профессиональном убийце,  - и на всякий случай записал, как найти этого человека. Леруа, должно быть, упомянул о нем на всякий случай, чтобы Беренгар не вздумал оставить у себя его богатство. Но так как Беренгар с богатством расставаться не желал (и быть убитым также), он разрубил Гордиев узел, покончив с Леруа. К такому выводу пришел Витторио Орланди, узнав часть истории, которую его агенты, в свою очередь выведали у какого-то бывшего спившегося пирата, в прошлом сотрудника Беренгара и Дюкло.
      «Как же нам поймать Бессмера? – раздумывал Орланди. – Один он работает или у него есть хозяин? Возможно, он работает и на хозяина, и на себя… во всяком случае, СЕЙЧАС он взялся за дело только ради себя. Собаки и полицию не позволяют ему подойти к Эдему. У него один шанс: выследить Джоли за пределами Эдема. Можно дать ему эту возможность, но мы сильно рискуем: не потерять бы Джоли. Да, вот тебе и теорема Ферма: думай сколько хочешь, ничего не докажешь и не придумаешь. Не беда, мы еще повоюем: нам необходимо выиграть этот бой, или я ничего не смыслю ни в сыске, нив высшей математике…»

9.
      Жаркий, знойный день середины июня сменился чудесным теплым вечером. Солнце уже склонялось к горизонту; его золотой круг прощально и нежно просвечивал сквозь густую зеленую листву деревьев и кустарников.
       Эпифания была в своем мальчишеском костюме, скрывавшем надетое на голое тело голубой купальник, с которого Эппи спорола все кокетливые оборки и рюшки; ей казалось, без них он гораздо лучше. Она неторопливо шла к реке по узкой, усыпанной песком тропинке. На землю медленно опускались сумерки, птицы постепенно умолкали; одни соловьи, напротив, начали щелкать и посвистывать в густой листве.
      У Эппи была на реке собственная купальня, где ей никогда никто не мешал, чему способствовало и то, что она обычно купалась только по вечерам. После горячего от солнца дня вода бывала теплой, как парное молоко.
     Сумерки всё больше охватывали истомившуюся за день от жары землю. Аромат зелени и цветов кружил Эппи голову – тончайший, как самые изысканные духИ. Этому хору ароматов вторил, словно искусно вплетаясь в него, хор соловьев. Их всё более усиливающиеся голоса волновали Эпифанию так же, как звонкое пение жаворонков по утрам. Она не слишком осознанно, но страстно, всей душой любила природу, дышала с ней одним дыханием. Тихие вечера были ее самым любимым временем суток, и она от всего сердца наслаждалась ими. Голоса птиц, лепет ручьев за кустами, серебристые родники, бьющие из-под корней какого-нибудь дерева, неизменно доставляли ей наслаждение, с которым она могла сравнить только пение церковного хора.
       Вот и купальня. Эппи ступила на старые покосившиеся мостки, серые от сырости, пахнущие водой и солнцем и, а всякий случай оглядевшись по сторонам, принялась раздеваться. Сняв с себя одежду, она осталась в одном купальнике: стройная, загорелая, с непокорной шапкой вьющихся светло-каштановых волос, уложенных а голове.
      Она бросилась в воду, подняв радужный фонтан брызг, и легко поплыла кролем через реку. Река была не слишком широка, и Эппи не раз переплывала ее туда и обратно; кроме того, она любила нырять и плавать на середине реки.
       Достигнув противоположного берега, она немного отдохнула и уже пустилась, было, в обратный путь, как друг заметила, что неподалеку от нее плещется еще кто-то. Было уже довольно сумрачно, и всё же ей удалось разглядеть, что незнакомый пловец – это сам Эроним Ательвард. Как всегда при виде его, сердце Эппи учащено забилось, и она как можно быстрее поплыла к своим мосткам.
      Она уже была довольно близко от них, как вдруг что-то мягко обхватило ее тело под водой со всех сторон. Через несколько минут она убедилась, что накрепко запуталась в рыбачьей сети, видимо, принесенной течением со стороны рыбачьего поселка, отстоявшего на две мили вверх по реке.

      В течение нескольких минут Эппи достойно боролась с неожиданным силком, в который угодила, даже попыталась плыть в таком положении, но результат оказался хуже, чем она надеялась: сети совершенно спеленали ее, точно младенца. Почувствовав отчаяние и близкий страх гибели, Эппи не выдержала и крикнула:
      - Ним! Ним, я тону, помогите, пожалуйста!
      Спустя минуты две Эроним уже подплывал к ней.
       - Я… запуталась в сети… - задыхаясь, объяснила Эппи.
      Он молча подхватил ее на руки и поплыл к мосткам, работая ногами и держа свою ношу у самой поверхности воды. Доплыв до ближайшего к мосткам пляжа, он осторожно вытолкнул Эппи на песок и, быстро сказав «сейчас вернусь», куда-то скрылся – стройный, высокий, в черных трусах.
       Вернулся он уже одетый, со складным ножом в руке. Через несколько минут Эппи была свободна.
      - Ох, спасибо! – сказала она с облегченным вздохом, рассмеявшись. И тут же безудержно разрыдалась: ведь не окажись рядом Нима, она могла бы сейчас погибнуть!
      - Ну, всё, всё, дорогая моя, - Ательвард помог ей подняться на ноги, нежно обнял и, не выдержав, поцеловал в губы. – Всё прошло, всё кончилось… Не дрожи, Эппи, радость моя. И не плачь: всё прошло…
       - Да… да… - твердила она, покорно идя с ним под руку к мосткам.
       - Одевайся, я не смотрю, - и он сел к ней спиной.
      Всё еще дрожа, она сняла купальник, быстро вытерлась полотенцем, оделась (на всё это ушло не больше пяти минут) и подошла к нему.
       Он обернулся, встал и взял ее за руки.
       - Я люблю тебя, Эппи, - произнес он, пытливо и ласково глядя ей в глаза.
       - А я  - тебя, - Эппи снова всхлипнула и, обвив его шею руками, ответила на его бережный и в то же время крепкий поцелуй.
       - Ты потеряла половину шпилек, - молвил он с нежной улыбкой, вновь и вновь целуя ее. – Но у меня есть шнурок. Подвяжи волосы, высушишь дома.
      - Благодарю, - она завязала сзади свои распущенные волосы шнурком и сунула в карман бридж уцелевшие шпильки.
      Он предложил ей руку, и они, не торопясь, отправились домой, то и дело останавливаясь, целуясь и признаваясь друг другу в любви. Эппи больше не плакала. Ее лицо светилось, глаза блестели, и она мысленно благословляла сеть, едва не утопившую ее.
       - Пойдем завтра вместе в парк, - шепнул он ей у калитки.
       И тихо добавил:
       - Я назначаю тебе свидание: завтра после уроков.
       - Я согласна, - она улыбнулась ему счастливой и щедрой улыбкой. – Жди меня у кустов белого шиповника. Помнишь? Там, где его много, много, много…
       И, засмеявшись, она исчезла за калиткой и убежала в дом.

10.
       «Уважаемый господин Орланди!
      Вам пишет Гартвиг Бессмер. Может, Вы удивлены, что мне известно Ваше имя, но я знаю имена всех, кто проживает в Эдеме. Каким образом я их узнал? Надо просто уметь слушать и делать так, чтобы никто не подозревал о твоем близком присутствии; также надо уметь расспрашивать.
      Я пишу Вам, чтобы сообщить: после того как Джоли Гимм ранил меня в голень и задел кость, Ахилл Беренгар отказался от моих услуг, чему я очень обрадовался. На моей совести восемь убийств. Но я убивал взрослых людей; к тому же, большинство из них были исключительными негодяями. Это, конечно, ни в малей шей степени не умоляет моей вины. Я рад, что не убил Джоланда (право, я даже, собственно, не знаю, смог ли бы я это сделать). Джоли – отважный паренек. Передайте ему мой поклон. Я скопил достаточно денег – и теперь уезжаю за границу к брату. У него ювелирная лавка, и я, уставший лишать людей жизни, решил откликнуться на его просьбу и войти в его дело. Кроме того, по законам нашей страны мне грозит смерть, а я не имею ни малейшего желания умирать.
      И вот, порывая с прошлым, я считаю своим долгом сообщить Вам следующее. Решив, что я чересчур долго вожусь с убийством его племянника, Ахилл Беренгар обратился к другому человеку, который – читайте внимательно! – несравнимо опасней меня. Депорт ( это он стрелял в Джоли) и Олимп Эвергет хотят перейти на службу к этому человеку, когда Депорт поправится (впрочем, он уже почти здоров). Беренгар нанял самого герцога Фернана дель ВИта! Вы, должно быть, удивитесь, прочитав мое признание. Ведь герцог слывет деятельным филантропом, нежным семьянином, да и вообще он светский лев. На самом же деле это глава преступной группы убийц-профессионалов. На его счету более пятидесяти загубленных жизней, в том числе, и детских. То, что Джоли – ребенок, не остановит его, как остановило, во всяком случае, заставило задуматься МЕНЯ. Герцог страшный человек. Под его началом работает двенадцать убийц, и у него обширная агентура. Правда, он и запросил с Беренгара в два раза больше, чем я. Тот крякнул, но согласился.
        Скажу Вам то, что недавно сообщил мне по секрету Эвергет. Через неделю у мадмуазель Вэрити Сольт день рождения. Вероятно, к тому времени вернется господин Элаф, да и вообще в Эдеме будет пропасть гостей. Герцога пригласят непременно: он ведь добрый знакомый Сольтов, которые даже не подозревают, с каким чудовищем имеют дело. Фернан дель Вита приедет со своей семьей. Также при нем будет слуга: чернокожий экзотически одетый малый лет пятнадцати. У него будет яд, который даст ему дель Вита, и он очень ловок. Ради Бога, пусть Джоли ничего не ест и не пьет за столом, только в кухне, потому что АлУм (так зовут чернокожего парня) обязательно подсунет ему яд по приказу своего господина. За других гостей, а также за хозяев можете быть спокойны: случайности исключены, отравиться мог бы только Джоли. Но я надеюсь на Вашу бдительность. Предупредите прислугу: пусть не касается блюд, которые будут подноситься лично Джоли! Пусть в конце вечера до герцога дойдет слух, что Джоли нездоровится. Он подумает, что яд начал действовать – и в этот вечер не предпримет других шагов относительно убийства Джоланда. Что будет дальше, я не знаю.
      Вот я Вас и предупредил. Прощайте. Кланяюсь Вам и господину Ательварду. Будьте здоровы и ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНЫ. Желаю удачи! Гартвиг Бессмер».
      - И вам удачи, Бессмер, - задумчиво произносит Орланди.

      ХХХХ

      Спустя несколько дней возвращается господин Сольт. Все очень радуются ему и рассказывают о событиях, происшедших без него (не упоминают только о письме Бессмера и о герцоге). Господин Элаф потрясен, но Орланди и инспектор полиции Госмера Гедимин Берсальер, которому звонит Элаф, успокаивают его.
      Письмо Бессмера Орланди показывает только Ательварду и Берсальеру. Сведения о герцоге Фернане дель Вита для обоих – совершенная неожиданность. Но Берсальер быстро берет себя в руки и устанавливает за герцогом слежку. То же самое делает со своей стороны Орланди. Его агенты и полицейские, одетые в штатское, различают друг друга по едва заметным условным знакам; но одни не вмешиваются в работу других. У каждого из них собственное начальство.
      Информация, полученная от Бессмера, ни у кого сомнений не вызывает. Письмо написано искренне. Кроме того, вскоре агенты Витторио Орланди сообщают своему начальнику, что Гартвиг Бессмер, загримированный и под чужим именем, действительно отбыл во Францию на пароходе «Сириус».
       Элафу Сольту так неспокойно на душе, что он не замечает, как сказочно расцвела и похорошела его старшая дочь. Теперь глаза Эпифании всегда веселы и особенно ярки, позлащенная солнцем кожа точно светится. Ее улыбка, походка, движения – всё исполнилось особенной выразительности. Она всё чаще носит платье вместо своего мальчишеского костюма и всё охотней ездит не верхом, как обычно, а в женском седле. В отличие от Ательварда Эппи не сомневается, что «па» и «ма», как она называет своих родителей, охотно отдадут ее замуж за Эронима.
       Они встречаются каждый день в парке – и гуляют там. Если что-либо не позволяет им встретиться днем, они гуляют лунными ночами в саду, когда все в доме, кроме полицейских, засыпают.
       Эппи не подозревает, что госпожа Альфида кое о чем догадывается. Но как благоразумная женщина и любящая мать она ничего не говорит Эппи, чтобы не смутить и не встревожить ее. Помимо этого она сочувствует любви Эппи и Эронима. Ательвард очень нравится ей. Она, как и Эппи, верит, что Элаф даст свое согласие на брак Эппи с Ательвардом. «У Эронима, конечно, нет денег, - размышляет она. – Но разве мы недостаточно богаты, чтобы помочь им?»
      В течение нескольких дней вся семья готовится отметить день рождения Вэрити Сольт. Повар и повариха трудятся над самыми изысканными яствами, слуги и горничные готовят комнаты для гостей; всем друзьям и добрым знакомым рассылаются красивые открытки с приглашениями. Садовник и его семья под присмотром госпожи Альфиды украшают цветочными букетами и пышными коронами из роз, жасмина и нарциссов парадную столовую, покои, коридоры – словом, весь замок. Гостей будет много, человек двадцать с лишним; следует принять их как можно лучше.
      За два дня до торжественного события Орланди, предварительно посоветовавшись с Ательвардом, дает Джоли прочесть письмо Бессмера. Мальчик должен знать о своих новых врагах.
      Джоли трогает письмо Бессмера, а почему, он и сам не знает. Но в душе он всё ему прощает и мысленно пожимает ему руку. Отважная душа Джоли не подводит его. Он спокойно готовит ее к новому испытанию – и, конечно, обещает молчать о том, что ему довелось узнать.
       Наконец наступает торжественный день. Сразу после завтрака весь дом наряжается в свои самые лучшие костюмы и платья. Ветти неотразима: на ней розовое, с пышными воланами батистовое платье и белое коралловое ожерелье. Ее волосы заплетены в косы и красиво уложены на голове; у висков вьются тщательно завитые локоны. На ногах у нее легкие розовые туфельки, на руке – белый коралловый браслет. Сегодня она просто красавица, и Джоли, да и все остальные не могут от души не любоваться ею. Все целуют ее и поздравляют с одиннадцатилетием. Ветти очень растрогана и всех благодарит.
       Эпифания также надевает платье из батиста, собранное у пояса пышными складками. Ее платье – золотистое, так как оно всё вышито звездочками из золотой нити. На шее у нее также ожерелье – светло-янтарное, под цвет платья, а волосы она свободно распустила по плечам, скрепив их ажурным гребнем, чтобы они не падали на лоб. Все также находят ее бесподобной и очаровательной; больше всех, разумеется, Ательвард.   
      За час до застолья Джоли спускается в кухню и там отведывает понемногу от каждого блюда, которые будут подаваться на стол – кроме торта и мороженого. Ательвард обещает ему, что их он попробует после застолья. Джоли наедается так, что едва может двигаться. Он с облегчением чувствует, что еще долго не захочет есть. Парадный торт великолепен: он огромен, облит шоколадом, покрыт цукатами – и представляет собой старинный замок. Мороженое тоже в виде торта: этакая огромная чайная роза в большой хрустальной вазе, окропленная малиновым сиропом.
      Между тем гости прибывают. В залах слышны голоса: мужские, женские, детские. Ательвард с безмятежным видом беседует в гостиной с герцогом Фернаном дель Вита, с двумя его молоденькими дочерями и супругой. Элаф и госпожа Альфида поддерживают беседу.    
       За столом Джоли исподтишка внимательно присматривается к герцогу и к его пятнадцатилетнему негру-слуге АлУму. Это миловидный подросток с непроницаемым выражением лица, в белом тюрбане и саронге. Он помогает людям прислуживать за столом. Джоли ничего не ест и не пьет. Даже если ему позволили бы, он всё равно не стал бы есть и пить, потому что сыт по горло. К тому же, он занят более важным делом: изучает своих врагов.
       Герцог дель Вита меньше всего похож на предводителя преступного синдиката. Это полный, но в меру, обаятельнейший человек лет пятидесяти, холеный, с породистым лицом, безупречными манерами, золотистыми усами и такого же цвета волосами, красиво зачесанными со лба на затылок, блестящими от бриолина. У него великолепные белые зубы, он с удовольствием, заразительно смеется. Черты его лица тонки и изысканны. Белый костюм сидит на нем отлично; он скроен и сшит так, что ловко скрадывает полноту дель Вита. Герцог чрезвычайно умно и увлекательно беседует со взрослыми, очень охотно разговаривает и шутит с детьми. Всем известно, что он обладает прекрасным голосом, и его настойчиво просят сыграть и спеть. Он немедленно садится за рояль и, аккомпанируя самому себе (играет он блистательно, лучше Ательварда), поет великолепным, глубоким басом подавляющей мощи, силы и красоты арию Мефистофеля из «Фауста».

На земле весь род людской
Чтит один кумир священный,
Он горит над всей вселенной.
Тот кумир – телец златой…
      Всё в Джоли замирает, побежденное этим голосом. В эти минуты он настолько покорен исполнением дель Вита, что от души восхищается талантом своего врага. Пусть дядя Беренгар нанял герцога убить его, Джоли, но поет дель Вита просто бесподобно. Сколько власти и злой насмешки в его голосе! Он просто настоящий Мефистофель, и всё тут! Несравненный Мефистофель!
      Орланди  с Ательвардом также не могут не восхищаться пением герцога – это выше их сил. Но в то же время оба чутко улавливают, что человек с таким голосом не проявит милосердия и честности, как сделал это Бессмер, не позволит себе ни малейшей человечности, не даст отступного. Герцог будет добиваться своей цели до конца, хладнокровно, без всяких эмоций, ибо – в его голосе это ясно чувствуется – он считает себя владетелем чужих судеб, и ничего святого для него нет; разве только его собственная семья.
      Грохот аплодисментов обрушивается на герцога, когда он выразительным аккордом завершает арию. Его немилосердно хвалят и с жаром просят спеть еще. Он благодарит всех за внимание и не заставляет просить себя дважды. Теперь в столовой звучит ария Риголетто  - та, когда он потерял свою дочь Джильду. Как тонко, нежно, проникновенно звучит:
Ла-ла!
Ла-ла,
Ла-ла,
Ла-ла,
Ла-ла,
Ла-ла, ла, ла…
      Джоли слушает, затаив дыхание. Он еще не видел оперы «Риголетто» и не знает сюжета, к тому же, герцог поет по-итальянски. Но его исполнение вновь захватывает и очаровывает всех. У многих гостей, особенно у дам, на глазах слезы.
      Конец этой арии также встречают оглушительные аплодисменты. Зал содрогается от криков: «Браво!»
      Напоследок дель Вита исполняет арию Дон-Жуана, Моцарта – и, осыпаемый самыми лестными, безудержными похвалами, снова садится за стол.
      Вскоре после десерта начинаются танцы. Джоли танцует с Вэрити и с Эппи, а потом с другими девочками и, наконец, напоследок – опять с Вэрити. Ательвард тоже танцует: со многими дамами, но чаще всего – с Эппи.
      После бала (он длится около двух часов) ости покидают Эдем, расходятся по саду и по беседкам. Джоли не боится, что кто-нибудь из прислуги отравится его нетронутыми блюдами и напитками. Орланди строго наказал всем лакеям и горничным ставить все тарелки и бокалы Джоли в кухне, в отдельном углу – и не пробовать их. «Если не хотите умереть», - добавил он. Этой загадочной фразы оказалось достаточно, чтобы никто не дотронулся до блюд Джоли.
       Дети (их около десятка) затевают игры на детской площадке. Ветти пока что нет с ними: она рассматривает свои подарки у себя в комнате. Джоли с удовольствием представляет себе, как она развернет ЕГО подарок: огромную книгу сказок с иллюстрациями Доре и восковую куклу с целым гардеробом одежды. Когда они были с Ательвардом в городе, он уговорил своего друга купить всё это, зная, что Ветти будет довольна. Подарок Эронима Ветти уже видела и пришла от него в восторг – это оказался щенок английского бульдога, о котором она давно мечтала. Она тут же назвала его Синджен, или просто Син, – и поселила у себя в комнате со всеми удобствами.
      Устав играть на площадке, Джоли идет в кухню и ест мороженое с тортом. Потом, согласно плану, он удаляется в свою комнату.
      Ближе к вечеру Ательвард как бы между прочим сообщает группе гостей, среди которых и герцог, что его племянник Джоли неважно себя почувствовал. Все очень сожалеют об этом, особенно герцог.
       Когда гости разъезжаются, Орланди сообщает доктору Брунетти, что Джоли хотели отравить, но он ничего не ел за столом. Однако то, что он должен был съесть и выпить, осталось. Не будет ли доктор так любезен определить, чем именно хотели отравить Джоли?
      Элид Брунетти польщен - и очень рад помочь следствию. У него живут подопытные мыши и кролики. Он берет одну из мышей и дает ей попробовать по крохотному кусочку от каждого блюда, которые так и не съел Джоли. Мышь охотно всё пробует. Но когда доктор дает ей немного лимонаду, она немедленно испускает дух. Доктор исследует лимонад с помощью своих многочисленных индикаторов и растворов и, наконец,  убежденно объявляет Орланди с Ательвардом:
      - Очень сильный концентрат никотина. Если бы Джоли выпил хотя бы половину бокала, уже ничто не могло бы спасти его.

11.
      Фернан дель Вита пьет кофе на балконе своего поместья Рейнгольд, доставшегося ему по наследству от отца. Супруга дель Вита, госпожа Юстиния, отдыхает где-то в своих комнатах; у нее собственный будуар. Дочери, Анна и Эмма, пятнадцати и шестнадцати лет, играют в саду на поляне в волан. Сквозь зелень деревьев герцог видит их белые платья, до него доносится их смех. Но всё это не нарушает размышлений герцога.
      Итак, мальчик не умер, однако почувствовал себя нехорошо. Значит, всё-таки немного глотнул лимонаду. Впрочем, теперь он здоров по-прежнему.
      Дель Вита аккуратно отрезает ножницами кончик сигары и закуривает. Итак, первый блин комом. Ничего, бывает. Он  опытный делец и привык стойко встречать мелкие неудачи. Они не стоят внимания; продуктивней подумать о том, как действовать дальше.
       Может, пригласить этого Джоланда прокатиться на автомобиле герцога? Но его везде сопровождают двое полицейских. Положим, люди дель Вита, которые стреляют чрезвычайно метко, убьют Джоли, ранят полицейских, шофера и, для отвода глаз, самого герцога – легко, разумеется. Но тут небольшая загвоздка: у полиции и Орланди, конечно, возникнет вопрос, почему герцог повез кататься именно Джоланда? Для дель Вита было бы естественней пригласить на прогулку Эппи и Вэрити; ведь с Джоли он еще и двух слов не сказал, тогда как девочек знает с младенчества. А заводить близкое знакомство с Ательвардом и Джоли – потеря драгоценного времени. Нет, это не вариант. Может, предложить Сольтам взять гувернантку для Вэрити – и подсунуть им Кэтрин Блэк? Она могла бы улучить минуту и убить Джоли. Но Сольты, конечно, откажутся: ответят, что им достаточно гувернера, Эронима Ательварда. Да, разумеется, они откажутся, даже если он, герцог, предложит им оплачивать обучение Вэрити,  - и разумно поступят. Кто же держит двух учителей, когда и один отлично справляется? Прислуга им также не нужна. Да и вообще герцогу следует держаться в стороне и действовать исподтишка, а не навязываться своим знакомым с какими-то странными услугами, которые, безусловно, навлекут на него подозрение, когда Джоли погибнет.
     Герцог отпивает глоток кофе и затягивается сигарой. Так-так-так, сказал бедняк. Каким же образом всё-таки к ним подступиться – точнее, к нему, к этому мальчишке? Он уже три раза избежал верной смерти. Жаль, что Бессмер отказался служить герцогу: он значительно умнее и Эвергета, и Депорта. Он был бы сейчас герцогу хорошим подспорьем. У него достаточно острый ум; возможно, он что-нибудь подсказал бы. Его кузина Розмари до сих пор служит у герцога горничной. Она, конечно, не входит в боевую команду герцога, даже не подозревает о ней, как и о тайном бизнесе своего двоюродного брата. Просто милая умненькая женщина – и скоро выйдет замуж за одного из лакеев поместья: ведь ей всего двадцать пять. В общем, Бог с ней, в любом случае она не заменит герцогу Бессмера.
      Итак, варианта только два, хладнокровно размышляет герцог. Один из них: застрелить Джоли с какого-нибудь дерева, когда он пойдет купаться, – и, разумеется, ранить его сопровождающих, чтобы они не помешали преступнику сбежать. С этим отлично справится Леонелл Снейк. У него великолепное зрение, и он отличный снайпер, не то, что этот мазила Депорт. Второй вариант: задействовать Эльму и Эмилию. Одна будет подстерегать Джоли на озере, другая – на реке. У каждой в руке будет шприц я ядом, действующим мгновенно. Им останется только незаметно подплыть к Джоли под водой и сделать ему укол – всё равно, куда; он умрет немедленно. И лучше начать с девушек.
      Герцог уходит с балкона и просит Алума позвонить по телефону, по двум номерам. Первый раз Алум должен сказать: «Здравствуйте, вам не нужны оранжерейные персики?», а второй раз: «Добрый день. Вы искали книгу, она у меня. Можете ее забрать». Это условные фразы для преступных сотрудниц дель Вита. Обе поживают в Госмере – и через час будут у него.
     … Они появляются почти одновременно: высокие девушки с плотными вуалями, скрывающими их лица. Дель Вита зовет их в свою особую комнату, где нет мебели, и стены обиты специальным материалом, не пропускающим ни звука. Только тогда они поднимают вуали. Обе молоды, им около двадцати с лишним лет. Эльма – черноволосая и черноглазая, Эмилия – светловолосая, с серыми глазами. Лица у девушек такие же непроницаемые, как у Алума.
      - Вот что, девочки, у меня есть для вас работа, - говорит дель Вита. – Заработок – пятьсот каролингов той, которая сделает дело.
      Он объясняет Эльме и Эмилии их задачу. Решено, что Эльма будет «пасти» Джоли на озере, а Эмилия – на реке. Герцог снабжает их шприцами и ядом, после чего они снова опускают на лица свои вуали и покидают комнату вместе со своим хозяином. Алуму велено провести их по черной лестнице вниз и проводить до черной калитки, за которой оставлены их лошади. Обе дамы прибыли верхом, в женских седлах. Сотрудникам дель Вита строго запрещено приезжать к своему хозяину в экипажах. Их транспорт – лошадь, велосипед, а то и собственные ноги.
      Герцог облегченно вздыхает. Теперь он почти убежден: на днях Джоли Гимм будет убит.

ХХХХ
      - Ним, а я нашел в саду клад! – в голосе Джоли торжество. Он так взволнован, что ворвался в кабинет Эронима даже без стука. Запыхавшийся, с разгоревшимся лицом и блестящими глазами, он стоит перед Ательвардом, держа в руках потрепанный деревянный сундучок, чьи замочные скобы перемотаны проволокой.
      Ательвард на минуту теряется; дыхание занимается в нем от неожиданности. Но он быстро овладевает собой и небрежно говорит:
      - Вот как! Где же именно ты его нашел?
      - Под корнями дуба, - охотно отвечает Джоли. – Они наполовину вылезли, а я там играл. Ну – и заметил в корнях пещерку, а в ней был тот ящичек. Я покажу тебе это место!
       - Давай-ка посмотрим твой клад, - улыбается Ательвард. – Может, там просто чьи-нибудь дневники или вообще какая-нибудь чепуха.
       - Да, в самом деле, - Джоли старательно подстраивается под его тон. – Мало ли, что там.
      Ательвард берет сундучок, разматывает проволоку, поднимает крышку и обнаруживает в сундучке холщовый мешочек, стянутый шнуром. Он вынимает мешочек; там что-то звенит. Это явно деньги. Лицо Ательварда становится очень серьезным. Он раскрывает мешок и аккуратно высыпает его содержимое на светлое покрывало своей кровати. Они с Джоли начинают считать деньги. Тысяча двести пятьдесят каролингов! Ательвард слегка бледнеет.
     - Бог знает, что это за деньги, - произносит он, наконец. – Чеканка современная… В любом случае, эти деньги принадлежат королю, по тому что найдены на его земле. Вероятно, это та. Во всяком случае, я посоветуюсь с Элафом. Если он докажет мне, что деньги королю не принадлежат, я положу их в банк на твое имя, потому что ТЫ их нашел.
       - Нет! – Джоли даже топает ногой от разочарования и какого-то беспомощного отчаяния. Неужели их с Вэрити хитрый план сорвется?! – Нет, Ним! Мне не нужны деньги! Разве ты забыл, что когда мне исполнится двадцать один год, я получу двенадцать тысяч каролингов? И еще унаследую дом моего отца! Нет, я не возьму этих денег. Я дарю их ТЕБЕ, понимаешь? Я хочу, чтобы ты женился на Эппи…
      Его голос осекается, губы вздрагивают. Ательвард видит это – и сдается.
      - Спасибо тебе, Джоли, малыш, - он крепко обнимает и целует Джоли. – Поверь, я всё до гроша верну тебе – со временем, конечно. А женитьба на Эппи… - его голос становится тихим и немного виноватым, - это слишком большое искушение для меня, чтобы я мог отказываться от твоего дара…
      Джоли в ответ крепко обнимает его и прижимается к нему.
      Ательвард берет с собой сундучок с «кладом» и спешит к Элафу Сольту – посоветоваться.
       Сольт с величайшим удивлением и любопытством рассматривает клад, недоумевая, откуда он мог взяться. Вместе с Эронимом он пересчитывает деньги и восклицает:
      - Батюшки! Да ты теперь богат, Ательвард! Черт возьми, твой Джоли просто гений!
      Услышав нерешительное возражение Эронима по поводу того, что клад, вероятно, принадлежит королю, так как найден на его земле, Элаф разражается самым искренним, громким хохотом.
        - Да, милый ты мой, - говорит он, давясь от смеха. – Наш король столь беден, что тысяча каролингов мелкими монетами непременно спасет его от нищеты!
       Ательвард невольно вторит веселому заразительному смеху своего фронтового  товарища.
       Успокоившись, господин Элаф решительно говорит:
       - Нет, Эроним, эти деньги по праву твои, вернее, - Джолины. Советую тебе положить их в банк на имя мальчика.
       - Я так и хотел поступить, - отзывается Ательвард. – Но Джоли наотрез отказался. Он подарил мне эти деньги. Со временем я, разумеется, верну ему всё. И… и… словом, Эл, так как я теперь не беден, я прошу руки твоей дочери, мадмуазель Эпифании. Потому что мы с ней любим друг друга, и мне легче умереть, чем расстаться с ней…
       Господин Элаф широко раскрывает глаза и приоткрывает рот от изумления и неожиданности. Но потом он постепенно приходит в себя – и, к великому облегчению Ательварда, его лицо расцветает. Он весь излучает самое живое удовольствие и радость.
       - Это правда, Ним?
       - Правда, Эл.
      И Ательвард рассказывает Элафу историю их с Эппи любви.
      Выслушав друга, Элаф берет его за руки.
      - Дорогой мой, - говорит он, сияя. – Честно говоря, я и не мечтал бы о лучшем муже для моей сорвиголовы, а тут еще, оказывается, и взаимная любовь! У тебя ведь золотой характер, Ним, ты здоров, хорошего рода, мужества и силы тебе не занимать. То-то я гляжу, Эппи вдруг стала носить платья, а сама так и светится… вот проказница! Сейчас я позову Эппи и госпожу Альфиду. Думаю, моя супруга благословит ваш союз, как я уже сейчас благословляю его! Только подожди, я разменяю тебе твой клад; а то, прости, такое впечатление, что он собран на паперти…
      - Элаф, как же я тебе благодарен! – Ательвард обнимает его.
      Господин Сольт зовет к себе жену и старшую дочь. Он рассказывает историю о кладе, потом спрашивает Эппи:
      - Ну, признавайся, котенок, ты любишь Эронима?
      - Да, папа, всей душой, всем сердцем! – вырывается у Эппи. Волнуясь и трепеща, она продолжает:
      - Папа, мамочка, любимые мои! Позвольте нам с господином Ательвардом обвенчаться; вы этим второй раз даруете мне жизнь! Кстати, вы знаете? Ведь он недавно спас меня от смерти!..
       И она рассказывает историю с рыбачьей сетью. Родители слушают ее, глубоко потрясенные. После того, как она умолкает. Элаф со слезами на глазах обнимает смущенного Ательварда:
       - Да благословит тебя Бог, Ним! После ТАКОГО я бы отдал тебе свою дочь без всяких кладов! Ведь никакие деньги не окупят человеческой жизни!
       Госпожа Альфида плачет, целует Ательварда и Эппи – и вот молодые люди от всей души благословлены родителями Эпифании. Все четверо не могут сдержать слез. Господин Сольт торжественно дарит им обручальные кольца, которые заранее приготовил для своих дочерей и их будущих избранников. Жених и невеста, взволнованные и счастливые, надевают кольца на пальцы друг другу.
       А господин Сольт уже полон планов и проектов.
       - Лучше всего вам пока что не покупать дом, - говорит он, расхаживая взад-вперед по комнате. – Снимите хорошенькую меблированную квартирку в Госмере, этак комнат в семь. Это обойдется значительно дешевле, и с прислугой у вас тогда не будет ни малейших проблем. А медовый месяц проведете у меня на вилле, на Лазурном берегу. Я напишу прислуге, чтобы вас ожидали… побываете в Париже…
       - Постой, друг мой, они ведь еще не женаты, - смеясь, останавливает своего мужа госпожа Альфида.
       - Согласен, - отзывается Сольт. – Но давайте хотя бы приблизительно назначим день свадьбы.
      После некоторых раздумий и размышлений вслух свадьба назначается на седьмое августа. В конце концов, все выпивают по бокалу легкого вина «за то, чтобы всё было хорошо», - и расходятся.
      Ательвард находит Джоли, целует, обнимает, кружит его, и они оба смеются.
      - Я обручен с Эппи, Джол! – с торжествующей счастливой улыбкой объявляет Эроним.
      - Поздравляю тебя, Ним! – Джоли целует его в щеку и крепко обнимает; его лицо сияет от радости.
      Затем он бежит к Вэрити, которая, сама не своя от волнения, ждет его в саду, в условленном месте.
       - Ну что, выгорело? – спрашивает она торопливо; ей нравится это слово, папа часто его произносит.
       - Выгорело! – Джоли не может сдержать ликующей улыбки. Ветти смеется, хлопает в ладоши, и они пускаются в пляс: танцуют сразу и галоп, и мазурку, и вальс… Потом оба в изнеможении падают на траву, и Джоли рассказывает Ветти все подробности истории с «кладом». Девочка слушает, затаив дыхание, и довольное выражение не сходит с ее лица. Она счастлива: всё получилось именно так, как ей хотелось.


12.
      Начинается июль: знойный, душный, с обильными, но теплыми и короткими ливнями. Дети усердно собирают в саду и в парке крупную, спелую землянику. Вас с Вэрити в парк по-прежнему не пускают, но вы и без того набираете полные берестяные лукошки красных, спелых, ягод, почти таких же крупных, как клубника, но гораздо ароматней. Ваше любимое блюдо – земляника со сгущенным молоком.
     С позволения Витторио Орланди тебе разрешают пройтись по подземному ходу, с обеих сторон охраняемому полицейскими. Ательвард снабжает тебя своим фонариком, и ты осматриваешь длинный коридор. В земляной стене этого коридора ты обнаруживаешь коричневую, почти черную дверь странной, полуовальной формы, которая настолько сливается с земляной стеной вместе с петлями и косяками, что лишь твой острый глаз и мог заметить ее. Дверь не слишком широкая; в ней есть замочная скважина, и она заперта. Ты едва не плачешь от досады и нетерпения: ведь наверняка за дверью что-то есть! А вдруг там НАСТОЯЩИЙ клад?! И ты решаешь молчать про дверь, пока не подберешь к ней ключ. Ты и только ты должен открыть эту дверь. Ты возвращаешься назад, считая шаги. От двери до деревянной лестницы, с которой начинается тоннель, сто восемь шагов.
      Ты посещаешь подземелье второй раз с целой связкой ключей, которые тебе удалось собрать, но ни один из них не подходит к замку таинственной двери. Со вздохом разочарования ты прячешь ключи в карман и доходишь до конца тоннеля. Вид величественного монастыря и рва с водой – древнего, почти полностью покрытого ряской, кувшинками и лилиями, немного отвлекает тебя и производит на тебя очень приятное впечатление. Но, возвращаясь назад, ты снова полон размышлениями о том, как тебе открыть таинственную дверь.
      Вся беда в том, что ты не можешь ни к кому обратиться за помощью. Ты хочешь снова сделать всем сюрприз. Тебе по душе сильные, неожиданные, эффектные сцены. Конечно, если не удастся открыть дверь до августа, придется обращаться за помощью к взрослым – и это очень жаль. Надлежащего впечатления не получится.
      Еще тебя начинают сильно раздражать твои телохранители. Эти столбы в черных мундирах постоянно сопутствуют тебе – и на детской площадке, и в саду, и даже в доме. Ты с трудом уговорил господина Орланди, чтобы они не провожали тебя через тоннель, потому что он и так с обеих сторон охраняется полицией. Но чем дальше, тем больше тебя угнетает их постоянный надзор. Ты понимаешь: эти люди обязаны тебя охранять. Но при них ты не чувствуешь себя вполне свободным: тебя преследует какое-то тоскливое ощущение. Ты начинаешь потихоньку ненавидеть своих защитников: до того они сковывают твою жизнь. А между тем, они очень скромны: от них с трудом дождешься двух-трех слов, они никогда не вмешиваются в твои игры и занятия, никогда не интересуются, что ты делаешь; только всегда следят, чтобы дистанция между вами была не более двух-трех метров. И всё-таки тебе с каждым днем всё тяжелее переносить их общество; оба до смерти тебе надоели.
      Но однажды после обеда везде царит жара, а всех домашних, кроме Ательварда и Эппи (они ушли гулять к реке), охватывает вялое, сонное состояние, и они прячутся от зноя в своих комнатах. И тогда случается чудо! Да, поистине чудо, иначе не назовешь. Потому что ты вдруг слышишь из-за двери своей комнаты храп своих обычно таких бдительных стражей.
      Ура, они заснули! Твое сердце исполняется величайшего ликования. Ты немедленно берешься за дело: достаешь из своего чемодана ключ от калитки (недавно ты нашел его на чердаке и на всякий случай надежно припрятал) и влезаешь на подоконник раскрытого окна. Кругом царит сонная тишина. Жаркий ветерок овевает тебя, словно дыхание пустыни.
      Ты цепляешься руками за подоконник и сползаешь на газон, после чего скользящим индейским шагом, прячась за кустами и беседками, добираешься до калитки. Затем, воровато оглядевшись по сторонам, отпираешь калитку, и, выбравшись за ограду, вновь запираешь ее.
      Теперь ты свободен и счастлив, и уже знаешь, куда пойдешь – нет, побежишь: в парк, к озеру! Сам огромный парк ты еще не изучил, но дорога к озеру тебе известна отлично, ты мог бы отыскать ее даже ночью.
      … И вот ты уже вприпрыжку бежишь по дорожкам парка, совершенно счастливый. Неожиданно обретенная полная свобода окрыляет тебя. Заблудиться ты не боишься, а об опасности, грозящей тебе, просто-напросто забываешь. К тому же, разве ты не вооружен? Да и отлучился ты ненадолго: просто тебе ужасно хочется выкупаться в озере. Ты немного поплещешься в нем и незаметно вернешься назад.
      Ты добираешься до озера где-то за полчаса, самым коротким путем, который тебе известен. Раздеваешься до трусов – и с упоением вбегаешь в приятно прохладную, солнечную воду. Через несколько минут ты уже беззаботно плещешься на середине озера, ныряешь, кувыркаешься в воде, точно дельфиненок. Тебе весело и хорошо. И, конечно, ты не замечаешь, как в камышах мелькает что-то черное – и тут же исчезает. Спустя еще несколько секунд в озеро ныряет другая фигура: незаметно сползает в воду из кустов, возле которых ты оставил свою одежду.
      Ты ничего не замечаешь, лежа на спине и устремив глаза в небо, голубое, как цветок незабудки. Потом ныряешь, открываешь под водой глаза… и почти сталкиваешься лицом к лицу с каким-то черным человеком, очень похожим на того, кто стрелял в тебя. На лице человека маска с прорезями для глаз и рта, а в руке, облаченной в черную перчатку, - шприц.
      Дальнейшие события развиваются с такой быстротой, что ты едва успеваешь что-либо сообразить. Ты знаешь одно: рядом с тобой смерть, и ты должен уйти от смерти. Ты со всей силы ударяешь черного человека ногой в лицо и быстро плывешь к берегу. Но он настигает тебя и хватает за ногу. Ты бьешь его руками по руке, держащей шприц, и при этом пытаешься высвободить ноги, но человек очень крепко держит их и увлекает тебя на дно. Ты понимаешь, что теперь тебе конец…
      Но внезапно хватка человека ослабевает. Твои ноги свободны. Задыхаясь, ты выплываешь наверх – и вдруг видишь, как вода вокруг тебя окрашивается кровью. Вскрикнув, ты плывешь к берегу изо всех сил, но тут вдруг всё начинает плыть перед твоими глазами. Ты понимаешь: это обморок. Сейчас ты потеряешь сознание и утонешь.
      - Помогите! – глухо вскрикиваешь ты, пытаясь лечь на спину. Тут же чьи-то сильные руки подхватывают тебя.
      - Держись за шею! – вели тебе чей-то знакомый голос; где и когда ты слышал его? Ничего не видя (твое зрение уже отказало тебе), ты из последних сил, ощупью, находишь шею человека, и он помогает тебе доплыть до берега.
      На берегу резкий запах нашатырного спирта приводит тебя в чувство. Ты лежишь на траве, а рядом с тобой на коленях стоит не кто иной, как сам Гартвиг Бессмер. Он без одежды, его лицо бледно, с курчавых волос стекает вода. Темные глаза смотрят на тебя внимательно и заботливо. 
      - Ну? – спрашивает он. – Как ты себя чувствуешь?
      - Хорошо, спасибо, - отвечаешь ты, садясь на траве – и вдруг начинаешь мелко дрожать – весь, с головы до ног.
       - Сними трусы, - говорит Бессмер. – Обсохни, как следует.
       Ты машинально стягиваешь с себя мокрые трусы и вдруг разражаешься рыданиями. При этом тебя трясет всё сильней и сильней. Бессмер одевается. Теперь на нем светлая рубашка и бежевые брюки. Он подходит к тебе, садится рядом с тобой, крепко обнимает тебя и мягко твердит:
      - Ну, всё, всё, Джоли. Всё кончилось, успокойся. Я убил ее.
      - Ее? – ты прижимаешься к нему, тщетно стараясь успокоиться.
      - Да, Эльму. Я ее давно приметил: она уже несколько дней поджидала тебя здесь. Она была человеком герцога.
      Джоли молчит. Потом тихо говорит:
      - Спасибо, господин Бессмер. Так значит, вы вернулись?
      - Да, вернулся, - звучит ответ. Потому что без меня вам будет очень трудно справиться с этой змеей дель Вита. И не называй меня «господин Бессмер». Я для тебя просто Гартвиг. Кстати, почему ты один? Где твои защитники?
      - Уснули, - ты тяжело вздыхаешь. – А я вылез в окно и прибежал сюда – искупаться.
      - И как тебе водичка? – усмехается Бессмер. И тут же задушевно говорит:
      - Будь я твоим отцом, выдрал бы я тебя так, что ты бы месяц сидеть не мог; уж ты мне поверь. Высох? А теперь одевайся, пойдем с тобой в Эдем.
      - Нет! – ты хватаешь его трясущимися руками за локоть. – Тебя посадят в тюрьму и казнят.
      - Пусть, - равнодушно отвечает Бессмер. – Я заслужил.
      - Нет! – ты снова плачешь. – Ты меня спас!
      - Всё, хватит реветь, - он решительно кладет перед тобой твою одежду. – Ты смелый парень, ты мне нравишься, и я не хочу, чтобы ты погиб. А потом, видишь ли, мне этот мир до смерти надоел. И если меня каким-нибудь чудом не казнят, я уйду в монахи.
      Стараясь не всхлипывать, ты пытаешься трясущимися руками натянуть на себя одежду, но у тебя ничего не получается. Тогда Бессмер сам быстро одевает тебя и ставит на ноги.
       - Ну, пойдем за моим рюкзаком.
       Он идет, однако ты идти не можешь: твои ноги трясутся не хуже рук. Тогда Бессмер возвращается, со вздохом подхватывает тебя на руки и несет куда-то через парк. Вынув из огромного дупла старого каштана бутылку с коньяком, он наливает немного коньяка в дорожную медную рюмку, подливает воды из протекающего рядом ручья и помогает тебе всё это выпить.
      Лекарство Бессмера вскоре оказывает свое действие. Твои руки и ноги перестают трястись, ты успокаиваешься, к тебе возвращается присутствие духа.
       - Гартвиг, - ты смотришь на него снизу вверх. – А как ты ее убил?
       - Ножом в спину, - равнодушно отвечает Бессмер. – Таких, как она, мне не жалко. К тому же, если бы я не убил ее, она убила бы тебя. Ну, пошли, великий стрелок. Лихо ты меня подшиб тогда во дворце; взял бы немного выше, попал бы в бедренную артерию.
      - И что было бы? – ты идешь рядом с ним, всё еще испытывая некоторую слабость во всём теле.
      - Конец, - Гартвиг пожимает плечами. – Я бы истек кровью.
      Ты невольно содрогаешься и виновато говоришь:
      - Вообще-то я в руку целился.
      Бессмер смеется.
      - Ничего, самое главное, попал, - говорит он одобрительно. – Давай руку, что-то слабовато ты идешь. Или нет, лучше сделаем так…
      Он надевает на тебя рюкзак, сажает тебя себе за спину и велит держаться за его плечи, а сам поддерживает твои колени. Теперь вы двигаетесь к дворцу гораздо быстрее.
       - А что там было, в шприце? – спрашиваешь ты.
       - Яд, - отвечает Бессмер.
       - Какой?
       - В полиции выяснят, - отзывается он. – Я взял шприц с собой.
       - А ты не уколешься?
       - Нет. Я обмотал его плотной тряпкой несколько раз.
       За несколько метров до конца парка Бессмер останавливается. Он ставит тебя на ноги, снова пристраивает рюкзак себе за плечи, свертывает самокрутку и закуривает.
       - Слушай, - он смотрит на тебя серьезно и внимательно, как на взрослого. – Проведешь меня сейчас к Витторио Орланди, прямо к нему. Договорились?   
       - Да, - отвечаешь ты.
       … Через несколько минут вы уже за оградой Эдема. Мирт и Марта рычат на чужака, но не лают, потому что ты твердо сказал им, что это «свой».
       Везде по-прежнему пусто. Вы с Бессмером забираетесь в твое окно и через дверь выходите в коридор. Твои телохранители просыпаются. Они настолько сконфужены тем, что заснули на посту, что даже не обращают внимания на Бессмера. Ты обещаешь им, что никому не расскажешь, что они заснули, и просишь их также никому в этом не признаваться. 
      Вы с Бессмером поднимаетесь на второй этаж, к дверям Витторио Орланди. Ты крестишься и, собравшись с духом, стучишь…

13.

      Инспектор Берсальер с сержантом Висмаром прибывают немедленно. Бессмер и Джоли по очереди дают им показания. Бессмер передает инспектору шприц. Берсальер, Висмар и Орланди отправляются к озеру и находят там тело Эльмы. Конный полицейский увозит тело сначала в Эдем, затем Галас Берти под надзором двух служителей Фемиды везет убитую в коляске в Госмер, в полицейское управление.
       Берсальер и Орланди, посовещавшись между собой, заявляют Бессмеру, что принимают его союзничество. Оба благодарят его за спасение Джоли Гимма. Ему обещают, что непременно походатайствуют за него перед королем. После беседы с дворецким и его супругой экономка отводит новому гостю дворца комнату рядом с апартаментами Орланди.
       … Ательвард узнаёт о случившемся от самого Бессмера и от Джоли. Бессмера он крепко обнимает, пожимает ему руку и горячо благодарит. С Джоли он не разговаривает до самого вечера. Но слезы раскаяния и самые горячие мольбы о прощении, наконец, смягчают его сердце. А когда у Джоли к вечеру начинаются жар и бред, Ательвард принимается горько укорять себя за то, что не сразу простил мальчика. В бреду Джоли без конца зовет Ательварда, которого не узнаёт, и беспрерывно говорит о том, что Бессмер хороший, что он спас его, Джоли, что его не надо в тюрьму… Под конец, когда доктор Брунетти делает ему укол, Джоли успокаивается и засыпает.
Берсальер с сержантом уезжают со списком имен восьми убийц, работающих на герцога Фернана дель Вита. Этот список составил Бессмер. Остальных он не знает. Его просят не уходить дальше парка. Он заявляет, что вообще не намерен покидать Эдем, пока не придумает, как справиться с герцогом. Берсальер и Орланди одобряют его намеренье.

ХХХХ

      За окном дождь.
      Витторио Орланди сидит в своем кабинете и размышляет. Итак, Эльма ждала, когда Джоли придет на озеро. Нет сомнений, что кто-нибудь другой поджидает Джоли и на реке. На озере мальчику несказанно повезло: рядом оказался Бессмер, который чудом превратился из врага в друга. Он второй раз спас Джоли от смерти, и все в Эдеме относятся к нему с огромным уважением, почти дружески. Почти – потому что трудно вполне дружить с бывшим наемным убийцей. По-настоящему с ним тесно приятельствуют только Орланди, Ательвард и Джоли. Бессмер старается держаться подальше от людей. То он сидит в своей комнате, то на крыше замка, то в беседке. Не слишком разговорчивый, но и не молчаливый, умный, спокойный, сдержанный, с хорошим чувством юмора, он очень приятный собеседник. Он тоже думает, как помочь Джоли, Орланди это видит. Но своих умозаключений Гартвиг Бессмер никому не сообщает.
     Обедает он в одиночестве, у себя, и гуляет тоже один – в основном, в саду. Его везде сопровождает полицейский. Таков приказ инспектора Гедимина Берсальера; он еще до конца не доверяет Бессмеру.  Но Бессмер нисколько не уязвлен его неполным доверием: ведь оно совершенно оправдано, и с ним еще очень мягко поступили; он в этом убежден и абсолютно доволен своим настоящим положением.
      Джоли уже два дня, как поправился. Он по-прежнему здоров и весел. После его размолвки с Эронимом они стали еще бОльшими друзьями, чем были до сих пор. Ательвард стал относиться к Джоли с еще более бережным вниманием. Он дал себе слово отныне не сердиться на мальчика, если тот провинится; вернее, любая их размолвка дола иметь немедленное объяснение и разрешение. У Джоли нежное сердце, он будет глубоко страдать, если долго не прощать его.
       Но подвергать Джоли новой борьбе с людьми герцога невозможно. Психика мальчика и так получила сильную травму – в тот день, на озере; еще хорошо, что всё окончилось сравнительно недолгой нервной горячкой.
       Нет, незачем ловить рыбу на живца, когда есть блесна. Орланди с удовольствием смотрит на манекен мальчика, который он приобрел вчера в Госмере, в одном из магазинов. Манекен деревянный, розовый, чуть смугловатый, на шарнирах, которые едва заметны. Орланди приложил всё свое художественное искусство, чтобы предать манекену сходство с Джоли с помощью масляных красок. И Джоли получился, как живой. Он будет стоять в камышах и ловить стрекоз: во всяком случае, так должно показаться его убийце. А когда преступник подплывет к манекену поближе, его поймают сетью. Ловушка на реке уже готова (ее установили ночью), осталось только задействовать «мальчика». И, разумеется, ловцов-полицейских, которыми, с позволения Берсальера, будет руководить Орланди.
      Орланди еще раз с удовлетворением оглядывает манекен, но потом хмурится и вздыхает. Положим, преступник будет пойман. Но даст ли он показания против герцога? А без показаний и улик тот совершенно неуловим – и, разумеется, будет продолжать свою охоту на Джоли, пока не добьется успеха.
      Ладно, главное сделать дело, а там будет видно, говорит себе Орланди, затягиваясь сигаретой.

ХХХХ

      - Гарт, а почему ты передумал становиться ювелиром?
      - Сам не знаю, - Гартвиг чиркает спичкой и поджигает самокрутку. – Понимаешь, ты не выходил у меня из головы с тех пор, как я узнал, что Беренгар обратился к дель Вита. Мне вдруг словно кто-то шепнул, что я могу тебе помочь. Да и вообще, что-то случилось со мной с тех пор, как твой родственник нанял меня. Мне нравятся дети, я не хочу их убивать. И возиться с ювелирными побрякушками тоже не желаю. В монастырь мне хочется…
      Он замолкает, затягиваясь. Они с Джоли сидят на ступенях веранды и смотрят на запад, где в лазурном, постепенно темнеющем небе торжественно заходит солнце. Трое полицейских сидят в нескольких шагах от них и украдкой зевают в кулак.
      - А кто сбросил на меня люстру? – спрашивает Джоли.
      - Я, - отвечает Бессмер. – Я видел, что ты успеешь пройти под ней.
      - А потом ты появился с ружьем… ты стал бы стрелять в меня?
      - Нет. Я стрелял бы мимо. А потом, я решил ранить Депорта, когда у тебя кончатся патроны.
      - Спасибо, Гарт, - Джоли берет его за левую руку, в которой нет самокрутки, и тихонько встряхивает.
       - А, ерунда, - Бессмер слегка ерошит ему волосы. – Говорю тебе: ты мне сразу понравился. Я не хочу, чтобы тебя убили.
       - Наверно, это никогда не кончится, - Джоли вздыхает. – Герцог будет подсылать ко мне убийцу за убийцей…
        - Нет, - решительно возражает Бессмер. – У меня уже есть план, как его остановить, но мне еще нужно продумать некоторые детали.
        - Я купаться теперь боюсь, - жалуется Джоли.
        - Да, пока что тебе нельзя, - соглашается Бессмер. – Надо взять герцога с поличным. А тогда – хоть закупайся, никто и пальцем тебя не тронет.
       - Да-а, не тронет, - Джоли недоверчиво шмыгает носом. – Дядя еще кого-нибудь наймет.
       - Не наймет, - Бессмер бросает окурок в урну. – Потому что его арестуют в тот же день, что и герцога.
       - А тебя не арестуют?
       Бессмер молча пожимает плечами. Джоли задумывается.
       - Ты слышал, как герцог поет? Просто здОрово! А как играет!
       - Пусть играет, - сумрачно усмехается Бессмер, вставая. – Скоро доиграется.
       Джоли смешит последняя фраза Бессмера; он фыркает. И вдруг становится очень серьезным.
      - Гарт, - он понижает голос и доверчиво заглядывает Бессмеру в глаза. – Только ты никому не говори, что я тебя про это спрашивал. Вот, например, если я нашел одну потайную дверь, а она не открывается, чтО мне делать? Я хочу только САМ знать, чтО за этой дверью. Чтобы потом все страшно удивились, понимаешь?
      - Да, все действительно СТРАШНО удивятся, когда тебя кто-нибудь пришьет за этой дверью, - мрачно шутит Бессмер. И решительно заявляет вполголоса:
      - Вот что, приятель: я хочу видеть эту твою дверь. Я тебе ее открою. Просто я должен убедиться, что тебе за этой дверью не угрожает никакая опасность.
      - Но тогда ты узнаешь мою тайну, - Джоли не очень доволен.
      Бессмер негромко смеется.
       - Мне нет дела до твоих тайн. Я буду молчать, как могила; просто помогу тебе. Мне нужно убедиться, что ты не попадешься в ловушку.
       Лицо Джоли светлеет.
       - Спасибо, Гарт, - он улыбается своему новому другу. – Я на днях обязательно свожу тебя туда.
      Он безусловно верит Бессмеру. Пусть тот даже увидит что-нибудь необыкновенное; всё равно его ничем не удивишь. А молчать он действительно умеет – и не помешает Джоли изумить и восхитить всех, кто на это способен.

ХХХХ

      Операция на реке проходит блестяще, как и задумал Орланди. Деревянного мальчика ставят в камыши, откуда с реки его хорошо видно. Полицейские тоже прячутся в камышах и осторожно дергают за нити из конского волоса, чтобы создавалось впечатление, будто мальчик двигает руками. К его деревянным пальцам привязывают игрушечную стрекозу, а подошвы ног укрепляют свинцом, чтобы манекен оставался в вертикальном положении. Издали – полное впечатление, что мальчик настоящий – и любуется пойманным им насекомым.
       Преступница в черном трико и маске плывет под водой к «мальчику», но попадается в рыбачьи сети, запутывается в них и даже не успевает утопить шприц, потому что ячейки сети чрезвычайно малы. Ее вытаскивают на берег вместе со шприцем под руководством берсальера и Орланди, выпутывают из сети, надевают на нее наручники, забирают шприц и на лодке отвозят к тому месту, где она оставила свои вещи  и одежду. Бессмер, видевший всю операцию из-за густой листвы кустарника, сообщает инспектору и Орланди, что преступницу зовут Эмилия.
      Одетую, ее привозят в Эдем и там допрашивают. Но Эмилия не произносит ни единого слова. Она молчит. Ее увозят в участок, но и там она продолжает безмолвствовать. Ей хорошо известно, что пока она молчит, дело ограничится тюремным заключением, но стоит ей заговорить, герцог дель Вита и в тюрьме найдет способ расправиться с ней.
      - Черт знает, что такое, - ворчит Берсальер, оставшись в одиночестве. – Ловим, ловим, а всё без толку!
       Орланди тоже одолевают невеселые мысли. У него есть несколько вариантов разоблачения герцога, но то одна, то другая мелочь не устраивает его. Да, в хороший цейтнот мы попали, говорит он себе. Выход, конечно, есть, он всегда есть, но Орланди пока что его не видит. Ему известно лишь одно: в шприцах Эльмы и Эмилии обнаружили очень сильный яд одной из самых опасных африканских змей. От этого яда еще нет противоядия, и действует он очень быстро. Но всё это мало помогает следствию: ведь между змеиным ядом в шприцах и герцогом дель Вита нет пока что ни малейшей связи.

ХХХХ

     - Вот она, эта дверь, - Джоли озаряет фонариком Ательварда коричневую дверь в земляной стене. Ему стоило некоторого труда уговорить Орланди, чтобы тот разрешил им  с Бессмером посетить подземный ход без сопровождения полиции. Пришлось даже немного схитрить: сказать, что они вдвоем хотят поразмыслить над тем, как разоблачить герцога, а их охранники помешают им свободно беседовать. Орланди попросил их не задерживаться; ведь полицейского к Бессмеру приставил не он, а инспектор Берсальер, и он, частный сыщик, не имел никакого права без острой необходимости отменять приказ инспектора. Джоли клятвенно заверил Орланди, что они с Бессмером пробудут в подземелье не более получаса. Бессмер, в свою очередь, дал такое же слово, и Витторио Орланди выдал им проходные жетоны, без которых никто не имел права посещать подземный ход. Эрониму Джоли сообщил, что цель их с Бессмером экскурсии – пока что секрет, и что в свое время Ним непременно узнает обо всём первым. Ательвард рассмеялся (до чего мальчишки любят всякие тайны, подумал он) – и без всяких условий спокойно отпустил Джоли с Бессмером, которому безоговорочно доверял. Мало того, он попросил Джоли на это время передать пистолет мальчика Бессмеру, который стреляет не в пример лучше Джоли. В случае неожиданной опасности Гартвиг будет для Джоли надежным защитником. Джоли охотно выполнил просьбу Нима. 
      И вот они стоят в темноте, перед загадочной дверью, мысли о которой столько времени не давали покоя Джоли.
      - Да, интересная дверь, - роняет Бессмер. – Сейчас попробуем ее открыть.
      Он достает из-за пазухи набор отмычек, сложенных в кожаном продолговатом чехле, словно перья и карандаши в пенале. Неторопливо, но вместе с тем не теряя ни одной секунды даром, он по очереди вставляет свои отмычки в замочную скважину. Сердце Джоли неистово колотится в груди от волнения. Пока что ни одна отмычка не подошла. Джоли сам не свой: неужели у Гарта ничего не выйдет?
       Но вот одна из отмычек дважды щелкает в замочной скважине.
       - Так, - взгляд Бессмера становится очень внимательным. – Встань-ка за дверью, Джол, - и не входи, пока я тебя не позову.
      Джоли послушно становится рядом с косяком. Бессмер, дернув за едва заметную ручку, открывает довольно громко скрипнувшую дверь. Она тяжелая, очень тяжелая – видимо, отлита из чугуна.
      Соблюдая все предосторожности, Бессмер входит в маленькую комнату, обшитую полусгнившими досками. Он тщательно осматривает ее, озаряя фонариком каждый уголок. Всё чисто; второго выхода тут нет, и убийцы здесь явно не прячутся.
      У стены комнаты, прямо напротив двери, на небольшом чугунном возвышении, стоит объемистый сундук, окованный железом, из какого-то крепкого, прочного дерева, которое выдержало испытание подземной сыростью. Железо, которым окован сундук, покрыто тончайшими узорами, сильно попорченными ржавчиной. Замок на сундуке старинный – и тоже ржавый до последней степени. Бессмер достает из-за пазухи свой охотничий нож, вынимает его из чехла и крепким дубовым черенком ножа в одно мгновение сбивает замок. Тот почти беззвучно падает на земляной пол. Тогда Гартвиг не из любопытства, но всё из той же предосторожности поднимает тяжко застонавшую крышку сундука. Он направляет фонарь в сундук, и его ослепляет поразительное зрелище. Сундук весь доверху наполнен золотыми старинными монетами разных стран, крупными жемчужинами, драгоценными браслетами, ожерельями, кольцами, в которых сверкают и переливаются самоцветные камни самой тонкой огранки и самых разных видов: здесь сапфиры, рубины, изумруды, алмазы, бриллианты. Разум Бессмера потрясен богатством клада, но его сердце остается равнодушным к этому изобилию драгоценных вещей. Внутренне он уже отрекся от мира и от всех соблазнов его. На всякий случай он осторожно роется в груде сокровищ в течение нескольких минут, чтобы убедиться, что дно сундука безопасно, и что среди всего этого великолепия не спрятан какой-нибудь сосуд с отравой. Но нет, всё в порядке. Никакая опасность нашедшему клад, по-видимому, не грозит.
      Убедившись в этом, Бессмер закрывает крышку сундука и зовет Джоли. Тот, сам не свой от волнения, заходит в комнату и, не чуя под собой ног, приближается к сундуку.
      - Всё в порядке, - говорит ему Гартвиг. – Никакой опасности нет. Открывай крышку!
      Джоли не без труда поднимает тяжелую крышку и застывает на месте, как изваяние.
      - О-о… - вырывается у него тихое и восхищенное. Его душа исполняется глубочайшего, как морская впадина, восторга. Клад! Богатейший клад! И на этот раз он по-настоящему королевский. Ибо ТАКОЕ должно принадлежать только королю.
      Джоли в полном самозабвении перебирает драгоценные вещи, любуется кинжалами в ножнах, усыпанных драгоценными камнями, шкатулками из слоновой кости, наполненными таким крупным жемчугом, которого он никогда еще не видел. Он рассматривает браслеты, пояса, сделанные из круглых и квадратных золотых звеньев, пряжки и броши, щедро и изящно украшенные самоцветами, старинные монеты: дублоны, пиастры, немецкие марки, английские шиллинги – всё это золотое…
       На мгновение Джоли кажется, что он видит удивительно красивый сон. Разве такая груда сокровищ может быть наяву?
       Его приводит в себя голос Бессмера:
       - Поздравляю тебя, Джоли, с находкой! Это клад огромной ценности; вряд ли в нашей стране найдется еще один такой.
       Джоли смотрит на Гартвига и едва может произнести:
       - Да, здоровущий клад… правда, он не мой. Он на королевской земле – и принадлежит королю.
       - Верно, - спокойно соглашается Бессмер. – Но король по закону обязан наградить тебя за этот клад – и очень щедро. Уж ты мне поверь: миллион каролингов золотом ты точно получишь.
       - Миллион? – у Джоли перехватывает дыхание.
       - Конечно. Тут ведь сокровищ на миллиард, а то и больше. Сундук тяжеленный, его, вон, с места не сдвинуть. И весь набит драгоценностями.
       - Гарт, - Джоли с самой широкой улыбкой пожимает ему руку. – Ты мне очень помог. Мало того, что ты спас мне жизнь, ты открыл мне дверь с сокровищами! Знаешь что? Возьми себе несколько вещей; король не обеднеет от этого. Потом продашь их - и станешь богатым! Ну, бери, что хочешь!
      Что-то сжимает горло Бессмера, и глаза его затуманиваются. Впервые ему предложили богатство НИ ЗА ЧТО, вернее, за сущие пустяки. И кто предложил? Маленький мальчик… никто другой этого бы не сделал, Бессмер точно знает. Только чистые души способны на столь широкие, бескорыстные жесты.
      На мгновение Бессмер закрывает лицо руками. Потом, справившись с собой и отняв руки от лица, глухо говорит:
      - Благодарю тебя, Джол. Но мне не нужно драгоценностей. Я ведь не беден, к тому же, собираюсь в монахи. Знаешь, - он заглядывает в глаза Джоли, - я вижу здесь только одно настоящее сокровище: твою душу.
      Он крепко обнимает Джоли. Джоли тоже обнимает его – крепко и молча. Он понимает своего друга так ясно, как еще никогда.
       Оба торжественно опускают крышку сундука и выходят из комнаты. Бессмер запирает чугунную дверь и вручает заветную отмычку Джоли.
       - Вот твой ключ, - говорит он с мягкой улыбкой. – Смотри, не потеряй его.
       - Ни за что, - Джоли прячет отмычку. – Еще раз великое спасибо тебе, Гарт.
       - Это тебе спасибо, - отвечает Бессмер.
       - За что?
       «За то, что ты есть», - думает Бессмер, но не произносит этого вслух. Он чувствует: Джоли и так понимает его.

14.

      На следующий день после находки королевских сокровищ (о них пока что известно только Джоли и Бессмеру) Гартвиг приходит к Витторио Орланди, в его кабинет. Они беседуют за чашкой кофе с коньяком более часа, так долго, что, несмотря на распахнутые в сад окна, комната наполняется ароматным дымом гаванских сигарет.
      Бессмер очень подробно излагает Орланди план разоблачения герцога Фернана дель Вита. Орланди внимательно слушает его и постепенно исполняется восторга и преклонения перед умом Бессмера. И как он сам, Витторио, не додумался до такой простой мысли! Конечно, в плане Бессмера присутствует риск, но зато сколько надежд на верный успех!
      Он крепко пожимает Гартвигу руку и просит его подождать, а сам немедленно звонит в полицию Гедимину Берсальеру. Он говорит ему всего несколько слов, но уже спустя полчаса Берсальер прибывает в Эдем, сгорая от профессионального нетерпения и острого интереса. Орланди с почетом принимает его и зовет к себе Бессмера и Ательварда. Как и Орланди, Берсальер с Ательвардом приходят в восторг, но инспектор старается сдерживаться. Его принцип: не говори гоп, пока не перескочишь.  Однако он смотрит на Бессмера очень милостиво, проникается к нему окончательным доверием и освобождает из-под полицейского надзора.
       Когда Ательвард уходит, оба служителя Фемиды и их помощник еще добрый час обсуждают и оговаривают каждую деталь операции, которую назначают на завтрашний день. Бессмер чертит на бумаге какую-то схему; Берсальер аккуратно, не торопясь, делает на схеме пометки.
       На следующий день, когда герцог обедает в кругу своей семьи, Розмари, кузина Бессмера, проводит через черный ход нескольких заросших бородами рыбаков и охотников из соседней деревни. В руках у них ягдташи с дичью, гуси в деревянной плетеной клетке и корзины с чудесными свежими сазанами и щуками, обложенные мокрыми листьями. Розмари провожает их на кухню, где они отдают свою добычу повару, который расплачивается с ними. После этого Розмари уводит пришельцев, но не из дома, а дом, по черной винтовой лестнице, на второй этаж особняка, где расположен кабинет его светлости. Розмари открывает ключом дверь кабинета и тихо говорит:
      - Быстрее, господа.
      Она пропускает «господ» в комнату, запирает их на ключ и удаляется, предварительно удостоверившись, что никто из слуг ничего не заметил.
      Тут же двое «рыбаков», Берсальер и Орланди, забираются под диван и под узкую тахту. Остальные четверо мнимых крестьян прячутся там, куда герцог реже всего заглядывает: один ныряет за шкаф, другой – за спинку большого широкого кресла, третий прячется в шкаф, где костюмы, плащи и жилеты совершенно скрывают его, четвертый забирается на шкаф. Его тоже абсолютно не видно, ибо верх шкафа украшен по всему своему периметру широким гребнем из резного дуба. Этот «крестьянин» - сержант Гитан Висмар, помощник Берсальера.
       Никого из шестерых нельзя заметить, и все шестеро едва дышат. Кабинет кажется совершенно пустым.
       Спустя минут десять ключ в двери поворачивается, и входит герцог. Он в отличном настроении и даже что-то напевает про себя. Затем садится за стол и принимается писать – вероятно, ответ на одно из многочисленных писем, лежащих на его столе. Переписка у герцога столь обширная, что он держит секретаря, и тот отвечает на большинство посланий и деловых бумаг, но существует несколько человек, которым герцог предпочитает отвечать лично.
      Еще спустя некоторое время в дверь стучатся. Входит Алум в своем тюрбане и саронге и почтительно докладывает:
      - Господин Гартвиг Бессмер.
      - Бессмер? – герцог едва не роняет перо: до того он изумлен и обрадован. – Проси! Немедленно проси!
      Алум выходит из кабинета, вместо него появляется Бессмер.
      - Друг мой, - герцог уже вышел из-за стола и, благодушно улыбаясь, протягивает своему гостю руку. – Как я рад! Но, признаться, не ожидал.
      Бессмер без улыбки, но почтительно пожимает руку дель Вита.
      - Садись, - герцог указывает ему на широкий удобный стул с мягким сиденьем, стоящий возле стола. Они садятся почти одновременно: Бессмер на стул, а герцог за стол.
       - Я полагал, что ты уехал, - герцог отрезает ножницами кончик сигары и закуривает. – Бери портсигар, угощайся. Отличные сигары, манильские.
       Бессмер закуривает и говорит:
       - Спасибо. Я вернулся с дороги, ваша светлость. Передумал быть ювелиром. Хочу работать на вас.
      - Это прекрасно, мой милый, - дель Вита очень доволен. Он вытаскивает из шкафчика на столе бутылку красной мадеры и, быстро и умело откупорив ее, разливает по бокалам.
      - За нашу встречу! – говорит он, и оба делают несколько глотков.
      - Ты ценный работник, Бессмер, - продолжает дель Вита с улыбкой. – А мне нужны ценные люди, к тому же, умные. Вот у Эльмы и Эмилии было всё, кроме ума. А ведь в нашем деле ум необходим. С удовольствием возьму тебя к себе. Я своих людей не обижаю.
       - Знаю, потому и попросился к вам, - Бессмер стряхивает пепел в хрустальную пепельницу. Но, видите ли, господин дель Вита… у меня свои принципы. Словом, за мальчишку я возьму дороже обычного.
       - За мальчишку? – глаза дель Вита становятся очень проницательными, и он не сводит их с Бессмера. – Ты хочешь сказать, за Гимма?
       - Да, - кивает головой Бессмер. – Беренгар слишком рано поставил на мне крест. Я знаю, как убрать Джоланда.
       - Об этом я охотней поговорил бы с тобой в моей тайной комнате, - замечает дель Вита. – Но сегодня слишком жарко. Неохота тащить тебя туда и тащиться самому, - он тоже стряхивает пепел в пепельницу. – Лучше поговорим здесь, тем более, что мой Алум – надежный слуга, а под моим окном – Джетт: злющая псина, скажу я тебе. Отлично знает свое дело, даже моих дочерей не подпускает в этом месте к дому. Так вот, он затягивается сигарой и выпускает облако дыма из своих мощных легких. – Беренгар, скажу я тебе, круглый болван. Запер бы сначала своего мальчишку, прежде чем убивать этого Дюкло. И когда с тобой разговаривал – ну, какого черта он его не запер? Ведь знал же, что парень – любитель подглядывать и подслушивать. А главное, Беренгар – перестраховщик, согласись. Даже если бы Джоланд проболтался, у полиции ведь нет улик против Беренгара! Но… - герцог вздыхает. – Он нас нанял, стало быть, надо сделать дело. Сколько он обещал тебе, чтобы ты убрал Джоланда?
      - Восемьсот каролингов.
       - А я, представь себе, взял с него за это дело вдвое больше, - герцог самодовольно усмехается. – Правда, уже три покушения сорвалось, к тому же, этот Джоли очень ловок: убил Эльму ножом! Может, ты читал об этом в газетах?
       - Читал.
       - Вот-вот. И как теперь к нему подобраться? Я, признаться, рассчитывал на одного своего человечка, может, ты знаешь его: на Леонелла Снейка. Скоро в Госмере откроются новые карусели. Я уверен: Ательвард повез бы туда мальчишку, а Леонеллу ничего не стоит затеряться в толпе и выстрелить, причем, без всякого шума. Он, видишь ли, любит притворяться слепым, а в набалдашнике палки у него духовой пистолет. Я от его меткости просто в восторге. Он у меня лучший снайпер. Он, конечно, убил бы Джоли, когда тот катался бы на каруселях. Леонелл стреляет только в голову – и знаешь, ну, никогда не промахивается! Он мне десять человек прикончил – и за каждого получил тысячу монет: я не скупой, когда работник того стоит. Да я половиной своего состояния обязан Снейку! Ну, а ты что предлагаешь? Как хочешь убрать Джоли?
     - Очень просто, - Бессмер усмехается. – Я подружился с мальчишкой, и об этом ни одна душа не знает, кроме него, да меня. Он часто гуляет в саду, ну, нет-нет, да и подойдет к самой решетке. А я последнее время жил в Эдемском парке. Раз, когда полиция отдыхала, я подошел к решетке и заговорил с ним. Подарил ему игрушку (он о ней давно мечтал), потом другую… ну, так дело и пошлО. Когда конные не объезжают Эдем, мы с парнем сидим, болтаем: он с одной стороны ограды, я – с другой. И знаете, сударь, в такую минуту мне ничего не стоит выстрелить ему в затылок, а самому дать деру через парк. Лошадь я приведу заранее, на ней и ускачу. Мы с ним завтра договорились встретиться, я ему очередную игрушку обещал. Собак он ко мне давно приручил, так что я для них свой. Словом, считайте, что дело сделано. Сколько я получу?
      - Если всё сделаешь чисто, получишь тысячу, - говорит герцог. Его серые, с зеленоватым отливом глаза возбужденно блестят. Он даже не подозревает, что вся их беседа с Бессмером аккуратно, быстро и точно записывается стенографическими знаками одновременно и сержантом, и Орланди – записывается карандашами в небольших блокнотах. Берсальер на всякий случай решил задействовать сразу двух стенографистов: вдруг один из них что-нибудь упустит? А стенография, сделанная в присутствии инспектора, при свидетелях – это высшая улика на суде: настолько же сильная и неопровержимая, как изустное признание преступника.
      - Договорились, - герцог пожимает руку Бессмеру. – Выпьем за удачу!
      И они выпивают за удачу.
      Герцог встает, Бессмер тоже.
      - Если всё получится, сразу позвони мне, - говорит дель Вита. – Вот тебе аванс: половина суммы, пятьсот каролингов.
       - Благодарю, ваша светлость, до свидания, - Бессмер идет к дверям. Дель Вита провожает его.
       И тут раздается голос:
       - Ни с места!
       Дель Вита вздрагивает и оборачивается. Двое человек, одетых, как крестьяне, целятся в него из пистолетов, остальные быстро покидают свои убежища.
       Герцог бледнеет.
       - Кто вы, господа? – спокойно спрашивает он.
       Один из «господ» снимает накладные усы и бороду и представляется:
       - Я старший инспектор полиции Госмера Гедимин Берсальер. Господин дель Вита, вы арестованы. Вы обвиняетесь в покушении на жизнь Джоланда Гимма и подозреваетесь в убийстве еще нескольких десятков человек. Вы имеете право хранить молчание, ибо всё, что вы скажете, может быть использовано против вас. Но я не советую вам быть чересчур молчаливым, это не в ваших интересах. Только что ваша беседа с нашим сотрудником господином Бессмером была застенографирована моим сержантом и господином Витторио Орланди. Вот он. Вы его не узнали? Зачитать вам вашу беседу с Гартвигом Бессмером?
        - Не надо, - угрюмо и тяжело роняет герцог. Кто-то надевает на него наручники, но он едва замечает это. Он понимает: его игра проиграна.
      Берсальер поручает сержанту Висмару и двум полицейским отвезти герцога дель Вита в тюрьму и поздравляет Орланди и Бессмера с блестящим завершением дела.
      - Без вас мы определенно не справились бы с разоблачением такого опасного и осторожного преступника, - Берсальер пожимает руку Бессмеру. Орланди следует его примеру.
      - Я сам преступник, - напоминает ему Бессмер.
      - Я сделаю всё, чтобы вы были оправданы, - твердо обещает Берсальер. – До суда (а он будет скоро) прошу вас не покидать Эдема; но в парке и у реки гулять вы можете. Вы свободны, Бессмер; можете навестить вашу кузину, госпожу Розмари. А я, господин Орланди и Скейд, - он кивает на оставшегося полицейского, - мы осмотрим все бумаги герцога. Возможно, среди них найдется что-нибудь ценное.
      Они выходят из комнаты и призывают на помощь растерянного Алума. Инспектор напоминает слуге герцога об отравленном лимонаде и намекает на суд и длительное тюремное заключение. Алум напуган. Без своего хозяина герцога он чувствует себя совершенно беспомощным и беззащитным. Он немедленно и с большой охотой показывает инспектору, Орланди и Скейду все сейфы и тайники герцога, которые ему известны. За час все трое находят столько разоблачительных писем, записок и прочих ценных документов, что набивают ими чемодан. Госпожа Юстиния в обмороке, ее дочери плачут, врач герцога хлопочет около них. Их на время запирают в комнате без телефона, после чего Берсальер вызывает полицию. Полиция устраивает засаду. Инспектор заставляет Алума вызвать по телефону всех наемных убийц, работающих на дель Вита. Алум звонит по десяти номерам и каждый раз произносит пароль, отличный от остальных. В течение двух часов в доме собираются все работники дель Вита, в том числе, Депорт, Эвергет и Леонелл Снейк. Всех их арестовывают и отвозят в госмерский полицейский участок в колясках. Только после этого инспектор распоряжается освободить графиню и дочерей дель Вита.
      Полиция уезжает. Уезжает в Эдем и Бессмер. Он берет с собой Розмари; всё равно ей больше не работать в семье дель Вита.
      - Я найду тебе хорошее место, - обещает он ей. С ними уезжает и лакей герцога, жених Розмари, приятный молодой человек по имени Арман Бержетт. Бессмер обещает устроить получше и его.
   
15.

      Свобода и великое облегчение! Вот, что ты чувствуешь, когда узнаёшь, что все твои враги пойманы. Гартвиг Бессмер подробно рассказал вам с Ательвардом обо всём ходе операции, а Витторио Орланди добавил, что твой дядя Ахилл Беренгар арестован – и уже во всём признался, даже в убийстве Леруа-Дюкло. Тело нашли замурованным в подвале вашего дома в Малголе.
       Господин Элаф Сольт и госпожа Альфида поражены тем фактом, что их добрый и почтенный знакомый, герцог Фернан дель Вита, оказался главой преступной группировки. Все газеты кричат об этой сенсации. Госмер и его окрестности потрясены разоблачением столь знаменитого, богатого и щедрого человека, каким был дель Вита.
       - Вот и верь после этого людям! – вздыхает Элаф Сольт. – И пел, и на добрые дела жертвовал приличные суммы… а поди-ка, кем оказался!
      Зато он проникается величайшим доверием к Гартвигу Бессмеру, оказавшему полиции и его друзьям столь неоценимую помощь. Теперь Бессмера почти насильно сажают за общий стол, улыбаются ему самыми искренними улыбками и вообще уделяют как можно больше внимания. Господин Элаф лично устраивает Розмари и е жениха в богатую, но весьма милую семью. Теперь Арман Бержетт – дворецкий, а его невеста – уже не горничная, а помощница почтенной экономки.
      Дни стоят ослепительные, солнечные, веселые. Вы купаетесь, играете в футбол и возитесь с Синженом, щенком Ветти, - очень славным песиком. Ательвард и Эпифания часто берут тебя и Вэрити с собой на прогулку. Вы очень довольны – и совершенно не мешаете влюбленным.
     Когда в Госмере открываются новые карусели, Эроним везет туда тебя, Ветти и Сэма Брунетти. Эппи тоже едет с вами.
      - Прежние карусели были только качели и вертушка со всякими зверями, ну, знаешь? – рассказывает тебе Ветти. – А теперь, говорят, там чего только не понастроили! Целый парк развлечений! Я, правда, там еще ни разу не была.
       И действительно, недалеко от центра в Госмере разбит великолепный парк. Здесь есть очень большой водоем для катания на лодках, небольшой пруд с лебедями, тир, где можно стрелять по движущимся железным целям, лотки с разными сластями, карусель со зверями, высокие волнистые горки, по которым рессорные саночки возят по рельсам визжащих от восторга и ужаса пассажиров. Здесь есть комната с кривыми зеркалами, качели самых разных видов, качалка, на которой с каждой стороны садится по ребенку – и то один, то другой отталкивается ногами от земли. Чего стоят одни пони, на которых можно кататься целый час по аллеям парка за самые небольшие деньги, есть велосипеды в виде настоящих автомобилей с фанерными корпусами, в виде коляски с четверкой лошадей. Здесь можно пролететь над землей в корзине накачанного водородом шара, который везет тандем – два велосипеда, соединенных вместе. За рулем – опытные велосипедисты.
      Разумеется. Вы не пропускаете ни одной карусели, ни одного развлечения. Вы съезжаете с волнистых горок под хохот, визг и веселую музыку, едите мороженое, леденцы на палочках и медовые пряники. Ательвард учит тебя и Сэма грести в лодке, и вы быстро перенимаете эту науку. Вы кормите крошками белой булки лебедей, стреляете в тире – и получаете призы: по грозди разноцветных воздушных шариков. Вы катаетесь над землей в корзине водородного шара, и у вас захватывает дух от наслаждения. И, конечно, ты вволю ездишь на пони и на педальном автомобиле. Прыгать с вышки с парашютом вы боитесь – и с уважением смотрите на Эппи с Эронимом, которые так прыгают несколько раз. До чего же они смелые! Совсем не трусят, наоборот, весело смеются.
      Пребывание в парке заканчивается легким обедом в кофейне. Потом совершенно счастливые и довольные, вы возвращаетесь домой. Дома вы раздаете остальным детям Эдема свои разноцветные шарики, леденцы и прочие сласти, которые у вас остались, и рассказываете им, как здорово в новом карусельном парке. Ваш рассказ очаровывает, как детей, так и их родителей, служащих Эдема. Они решают непременно свозить своих чад в Госмер в ближайшие выходные.
       Витторио Орланди не уезжает. Во-первых, скоро состоится суд над герцогом, где он должен давать свидетельские показания, во-вторых, супруги Сольт, а также Ательвард и Эппи убедительно попросили их остаться в Эдеме до дня их свадьбы. Он охотно согласился. Но едва только свадьба кончится, он непременно уедет: ведь он так соскучился по своей семье!

ХХХХ
      Семнадцатого июля ты спускаешься в уже никем е охраняемый подземный ход. Вся полиция, оберегавшая Эдем, уехала в Госмер: ведь защита вам теперь уже не нужна. Все, кто еще не видел подземелья, побывали в нем, но, к твоему глубокому облегчению, никто не обнаружил заветной двери. Постепенно интерес к тайному ходу упал, его перестали посещать. И вот ты решаешься навестить свой заветный клад. Теперь у тебя есть свой собственный электрический фонарик, купленный тебе Ательвардом в Госмере. Сейчас ты озаряешь себе путь этим фонариком. Тебе не терпится еще раз полюбоваться сокровищами прежде, чем ты всем сообщишь о них.
      Ты отпираешь заветную дверь отмычкой Гартвига Бессмера и входишь в таинственную комнату с кладом – обнаруженный тобой Сезам. Не без труда открыв крышку, ты долго, с упоением любуешься королевским богатством. Ты вновь и вновь самозабвенно рассматриваешь драгоценные вещицы. В лучах фонарика золото и драгоценные камешки переливаются всеми цветами радуги. Ты пересыпаешь из ладони в ладонь золотые монеты…
       - Ах! – вдруг раздается за твоей спиной болезненное восклицание.
       От неожиданности ты вздрагиваешь всем телом, роняешь монеты в сундук и направляешь на дверь дрожащую руку с фонариком.
       Дверь закрыта. Прислонясь к ней, в подземной комнате стоит сторож Эдема Дэтриш АсквИни – высокий, жилистый, уже весьма пожилой. Но теперь его черные глаза навыкате не поглядывают на тебя пристально из-под полуопущенных морщинистых век. Сейчас эти глаза широко раскрыты, и их взгляд, полный разочарования и безнадежного отчаяния, устремлен на сундук с кладом.
      Ты всё-таки первый нашел его, - хрипло произносит Асквини. – Так я и знал, так и чувствовал, что именно ты его найдешь! А ведь это Я обнаружил старинную рукопись, где о нем говорится! Понимаешь? Я! Я искал этот клад десять лет, Джоли Ательвард! Для меня было так важно найти его и отдать королю! И если бы я получил деньги, я смог бы уехать К НЕЙ – и построить себе домик рядом с ее домом. Это Маританна ВЕрчи, моя первая и единственная любовь. Мы до сих пор переписываемся, нам очень одиноко – обоим. Она живет в Испании, ее муж умер пять лет назад. На земле у нее остался один друг – это я. И ничего, что мне уже семьдесят два, а ей шестьдесят семь! Мы еще оба бодры и здоровы. На домик-то я уже скопил, служа здесь, но на жизнь мне не хватит. Года три я бы, пожалуй, прожил на отложенные деньги, а дальше… дальше я надеялся, что меня будет достаточно средств к существованию, если я каким-нибудь чудом найду клад. Но ты наше его первым… что ж, поздравляю тебя.
      И, тяжело вздохнув, он поворачивается к двери, чтобы уйти.
      - Постойте, господин Асквини! – Джоли бросается к нему и, глубоко взволнованный и растроганный, хватает его за руку. – Я придумал! Мы с вами ВМЕСТЕ нашли этот клад, вдвоем! О кладе еще никто ничего не знает, понимаете? А завтра я скажу всем, что мы с вами вчера нашли этот клад!
       Дэтриш Асквини с изумлением смотрит на него.
       - Но… это же будет неправда, - возражает он. – А я правдивый человек. Нет уж, кто нашел клад, тот нашел.
       - Но это несправедливо! – восклицает Джоли. – Мне просто повезло, а вы искали этот клад целых десять лет. Давайте считать, что мы вместе нашли его! Я прошу вас, пожалуйста!
       Взгляд Асквини меняется; он наполняется надеждой, доверием, благодарностью.
       - Ты не шутишь? – на всякий случай спрашивает он.
       - Такими вещами не шутят, - серьезно заявляет Джоли.
       - И тебе не будет жаль целой половины этого клада?
       - Нет, для вас – не будет! – решительно, даже с некоторым пафосом откликается Джоли.
      - Тогда… я благодарю тебя, - лицо Дэтриша светлеет. Он наклоняется, обнимает Джоли и крепко целует его в волосы. Потом с силой пожимает ему руку:
       - Спасибо тебе. Будь счастлив, Джоли, всегда счастлив. А если, избави Бог, у тебя будут какие-нибудь затруднения, пиши мне, я оставлю тебе адрес. Потому что я отныне твой верный друг, до самого смертного часа! Помни об этом и не забывай!
      - Буду помнить! – Джоли с улыбкой отвечает на рукопожатие. Они подходят к сундуку и некоторое время вместе любуются сокровищами. Потом благоговейно опускают крышку и вместе покидают «Сезам».
      - Пусть ключ будет у тебя, - с улыбкой говорит Дэтриш, когда Джоли запирает дверь. И мечтательно добавляет:
       - Всё-таки красота – эти сокровища!
       - Красота! – очень искренне и охотно подтверждает Джоли.
       Они вместе покидают подземелье.
       Об этом случае с сокровищами Джоли потихоньку, под строгим секретом рассказывает только Гартвигу Бессмеру. Бессмер обещает хранить тайну и с удовольствием замечает:
      - А ты великодушный человек, Джол. И справедливый, надо отдать тебе должное. Теперь и Дэтриш Асквини будет счастлив.
      - Да, - соглашается  Джоли. – И не только он, но и та дама, к которой он хочет ехать. Не зря же он целых десять лет искал клад!
      - Верно, - соглашается Бессмер и добавляет задумчиво:
      - Знаешь, а ведь я на твоем месте поступил бы точно так же.

     16.

      На следующий день, когда хозяева и гости сидят на веранде за завтраком, Джоли незаметно выбирается из-за стола, куда-то исчезает и возвращается вместе со смущенным Дэтришем Асквини.
      - Господа! – произносит он так громко и торжественно, что беседа за столом немедленно смолкает. Все взоры с любопытством и вниманием обращаются на Джоли.
      - Вчера, - немного волнуясь, продолжает Джоли, - Мы с Дэтришем Асквини нашли настоящий королевский клад! Мы обнаружили дверь в подземном ходе, подобрали к нему ключ и… - он переводит дыхание. – Там тьма-тьмущая настоящих сокровищ! Я вас всех приглашаю после завтрака взглянуть на наш клад! То есть, на клад короля Эвальда Третьего…
      Он говорит еще что-то, нарочно не упоминая о том, что это Гартвиг Бессмер помог ему открыть дверь с помощью своей отмычки. Ему очень хочется рассказать об этом, но Бессмер накануне убедительно попросил ни словом не упоминать о нем, Бессмере, в связи с кладом. Он взял с Джоли слово молчать, Джоли обещал – и сдержал обещание.
      - Ним, - Джоли немного виновато смотрит на Эронима. – Я обязательно показал бы клад сначала тебе одному. Но так как я не один нашел его, а вместе с господином Асквини, мы решили сразу всем сообщить о нашей находке.
      - Какие пустяки, Джол, - Ательвард растроган и вместе с тем потрясен. Все остальные потрясены не меньше. Элаф Сольт смотрит на крайне смущенного сторожа.
      - Это правда, Дэтриш? – невольно вырывается у него.
      - Да, - с трудом лжет Асквини, опустив глаза. Затем поднимает их и уже уверенно подтверждает:
      - Да, господи Сольт. В тоннеле есть потайная комната, а там – здоровенный сундучище – и весь (верьте слову!) просто набит всякими драгоценностями! Я там на жемчуг глянул: ба, думаю, да одна такая жемчужина чуть ли не целое состояние стоит! Я ведь в молодости был ловцом жемчуга.
      - Вот-вот! – горячо подхватывает Джоли и принимается поспешно фантазировать:
      - Понимаете, мы бродили с господином Асквини по тоннелю. Господин Асквини давно искал этот клад, целых десять лет! Потому что он нашел старинную рукопись, где говорится, что, мол, этот клад в Эдеме. И мы почти одновременно увидели эту дверь: я не помню, кто из нас первый ее заметил. Мы решили, что за этой дверью обязательно что-нибудь должно быть. Ну, господин Асквини сходил за ключами и подобрал один из них к двери. Мы открыли и вошли. Вместе сбили замок с сундука, подняли крышку – и просто ахнули! И решили до сегодняшнего дня никому ничего не говорить, чтобы получился сюрприз.
      И он весело улыбается.
      - Сюрприз получился, - признает Элаф Сольт, и все единогласно его поддерживают. – Бог мой, у меня что-то даже аппетит пропал! Пойдемте-ка прямо сейчас взглянуть на это чудо, господа!
      Все, кроме Бессмера, который держится спокойно, даже равнодушно, с жаром поддерживают предложение господина Сольта. У всех тоже пропадает аппетит, и они идут в нежилую часть замка, чтобы спуститься в подземный ход. Джоли, Ательвард, господин Сольт и Орланди озаряют обществу путь электрическими фонариками.
      Вот и заветная дверь. Все, кроме Бессмера, дивятся тому, как сильно дверь сливается с земляной стеной подземелья: ее едва можно разглядеть. Джоли с гордостью достает из кармана отмычку Бессмера и отпирает дверь. Все входят в маленькую комнату.
      - Господин Асквини, открывайте сундук, - волнуясь, просит Джоли.
      Дэтриш Асквини торжественно подходит к сундуку и осторожно, даже с некоторым почтением откидывает крышку. Все немедленно окружают сундук, и раздается одновременное, всеобщее «ах!» Джоли упивается этой минутой; он горд и счастлив. Потрясенные, восхищенные люди заворожено, затаив дыхание, рассматривают груду сокровищ, не смея прикоснуться к ней даже пальцем. Наконец Элаф Сольт берет одно из ожерелий, и дает каждому подержать в руках, повторяя:
      - Это самое настоящее золото, господа, тут меня не проведешь! И самые настоящие драгоценные камни!
       Когда ожерелье проходит через руки всех присутствующих, Сольт аккуратно кладет его обратно в сундук. Дав обществу еще некоторое время полюбоваться неслыханным старинным богатством, Сольт говорит:
       - А теперь всё, друзья мои. Находка невероятно ценная! Посему я немедленно закрываю сундук и звоню его королевскому величеству. Джоли и Дэтриш, сердечно поздравляю и благодарю вас обоих! Вы совершили великое дело. Господин Орланди и господин Бессмер! Возьмите ваше оружие – на всякий случай – и побудьте здесь. Кто-то должен охранять клад до приезда полиции или людей короля.
       - Мое оружие всегда при мне, - говорит Орланди.
       - Мое тоже, - произносит Бессмер.
       - Вот и прекрасно. А теперь закроем крышку, вот так, - и выйдем, господа. Джоли, передай, пожалуйста, ключ господину Орланди. А вы, Дэтриш, отдайте мне ту старинную рукопись, которую вы обнаружили. Необходимо будет ознакомить с ней его величество Эвальда.
       Спустя четверть часа Элаф Сольт уже взволнованно просит станцию соединить его с номером двадцать восемь ноль-ноль двадцать три.
       В течение двадцати минут он беседует с самим королем Эвальдом БОро, который уже вернулся со своей супругой из Германии.
       После беседы с государем Элаф торжественно объявляет своей семье и Ательварду с Джоли (все вместе они сидят в одной из беседок, обсуждая находку клада):
       - Скоро подъедут люди его величества из тайной госмерской полиции, опечатают сундук и будут охранять дверь. А через два дня, - он волнуется, - нас посетит сам государь! Он очень заинтересовался кладом. Необходимо привести дом в полный порядок.
      Он зачитывает вслух старинную рукопись, переданную ему Дэтришем Асквини. Оказывается, клад был обнаружен в лесу, в семнадцатом столетии, тогдашним дворецким Эдема. Селен Гейв (так звали дворецкого) с помощью своих сыновей перевез сундук в уже существовавший тогда подземный ход (в рукописи просто говорилось «в потайное место дворца») и сделал всё, чтобы сундук не отсырел, и клад никто не обнаружил. Он намеревался передать драгоценную находку королю Исидору Второму, с которого началась династия Боро. Но король оказался неумен, недальновиден и жесток. Один из слуг Эдема, обидевшись на дворецкого за какую-то мелочь, написал на него лживый донос королю, выставив своего хозяина и всю его семью мятежниками. Король, легковерный и крайне подозрительный по своей природе, не стал долго разбираться – и, арестовав «мятежную семью», приговорил всех пятерых (отца, мать и трех сыновей) к смертной казни.
      «Я не отдам этому извергу сокровище, которое берег для него, - написал несчастный Гейв накануне ареста. - Пусть клад, найденный мной, перейдет к другому государю, достойному такого дара».
        И он спрятал серебряную шкатулку со своим последним письмом в подвале, где ее, спустя полтора столетия с лишним, совершенно случайно обнаружил Дэтриш Асквини.
        Спустя час в Эдем прибывают на автомобилях десять человек в штатском. Эти молчаливые люди показывают Элафу свои удостоверения. Он с почтением провожает их в подземный ход. Глава отряда тайной полиции осматривает клад, в присутствии свидетелей опечатывает его и поручает охрану сокровищ своим людям. Четверых из них он оставляет внутри комнаты, возле сундука; еще пятеро человек остаются снаружи около двери. Отмычку капитан полиции оставляет себе.
       Джоли и Дэтриш становятся героями: Джоли во второй раз, Дэтриш – в первый. Сторож старательно прячется от своей неожиданной славы; он тяготится ею. Зато Джоли на верху блаженства. Все целуют, обнимают, поздравляют его, восхищаются им – так, что даже ему, любителю славы, делается, наконец, неловко.
      - Ним, твой Джоли – просто дар Божий! – заявляет Элаф Сольт смеющемуся Ательварду. – У него настоящий талант постоянно отыскивать клады. Я сам не беден, но до какой же степени будет теперь богат мальчик!
      - Богатым будет Ним, - возражает Элафу Джоли. – Ним, Эппи и их дети. А мнЕ нужно совсем немного.
      - Нет уж, Джол, - возражает Ательвард. – Если хочешь, мы с тобой поделим то, что получим, поровну; ведь у тебя тоже когда-нибудь будет семья.
      - Интересно, сколько может стоить такой клад? – размышляет Джоли.
      На этот вопрос никто не может ответить ему ничего, кроме того, что «очень дорого». В Эдеме ведь нет ювелиров, способных взвесить и оценить драгоценные камни и жемчуг, которых в сундуке такое великое множество. Но само наличие и обилие этих камней свидетельствует о баснословном богатстве найденных сокровищ.
       Весь дом охватывает жажда деятельности. Лакеи, горничные, нанятые в деревне поденщицы и поденщики готовят жилую часть дворца к приезду короля. Ательвард и Джоли переселяются на второй этаж. В их бывших апартаментах будет жить сам государь Эвальд Боро. Все четыре комнаты натираются до блеска, на кровать Ательварда кладут мягчайшую перину, на окна вешают великолепные шторы из вишневого бархата. Всем известно, что его величество предпочитает вишневый цвет остальным цветам. Вишневый, золотистый и бежевый.
       Джоли и Ветти без конца болтают о короле и то и дело бегают в портретную галерею на третьем этаже, чтобы полюбоваться портретом их высочайшего будущего гостя. Такой же портрет висит в кабинете господина Сольта. На нем государю тридцать лет (в настоящее время ему уже тридцать пять). Он написан во весь рост. Судя по портрету, это солидный, высокий человек, довольно плотный, но стройный, с правильными, скорее, благородными, чем красивыми, чертами лица. У него темные волнистые волосы, высокий лоб, прямой нос, мужественно очерченный, приятный рот, а темно-карие большие глаза, немного широко поставленные, что идет ему, точно мягко улыбаются, как и уголки губ. На портрете у короля нет усов, но всем известно, что сейчас он носит усы, и они ему идут. Джоли сам видел в газете портрет государя и про себя согласился с тем, что усы его величеству действительно к лицу – небольшие, аккуратно постриженные.
      - Папа говорит, король очень обаятельный, сообщает Вэрити Джоланду. – И ужасно умный. А мама сказала: он очень тонко чувствует других людей, прямо, как антенна. Мама еще говорит – он очень тонкий человек. И с юмором. А еще он любит с простыми людьми разговаривать, и вообще нос не задирает.
      - У него пять лет назад умерла жена, - она тихонько вздыхает. – А четыре месяца назад он женился на принцессе из Гальтании. Говорят, они сразу полюбили друг друга, как только впервые встретились – и теперь совершенно счастливы. Это мне Эппи сказала. До сих пор у государя не было детей, но Эппи говорит: мол, ходят слухи, что наша королева уже ждет ребенка.
      Джоли слушает Ветти и раздумывает: удастся ли ему поговорить с Эвальдом Третьим? Как это было бы здорово: перекинуться несколькими словами с самим королем! Но Джоли понимает: вряд ли это удастся. Ведь государь приедет по делу и всего на два-три дня. Конечно. Ему будет не до детей, и вообще вряд ли он уделит большинству обитателей Эдема хоть немного внимания. Он, наверно, и разговаривать-то будет с одним Элафом Сольтом. Вот жалость. Джоли вздыхает, но быстро утешается мыслью, приятно согревающей его сердце: всё-таки он увидит короля собственными глазами! И навсегда сохранит в памяти его образ…

17.

      Король Эвальд Третий приезжает на собственном автомобиле из Финка, куда доехал специальным поездом из столицы. За рулем – его шофер, при нем – некое главное доверенное лицо государя, официально – верховный прокурор столицы по имени ФирмЕн ДелИль и два охранника. Больше король никого с собой не взял.
      Король дал телеграмму по приезде в Финк в Эдем, поэтому к моменту его прибытия ворота уже широко распахнуты; по обе их стороны стоят во фраках лакеи: Лефранк и Матье. Они кланяются королю, он с благосклонной улыбкой кивает им.
     На парадном крыльце его величество уже ожидает Элаф Сольт Король выходит из автомобиля, не дожидаясь, когда шофер откроет дверцу. Сольт спускается по ступеням; Эвальд с улыбкой пожимает ему руку:
     - Я очень рад, Элаф!
     - Счастлив видеть ваше величество! – отвечает сияющий Элаф Сольт. – Добро пожаловать в Эдем!
      И он провожает короля в приготовленные для него покои. Шофер несет три чемодана: его величества, Делиля и свой собственный. У охранников тоже по небольшому чемоданчику. Комнаты для свиты короля – напротив королевских апартаментов.
      Король очень доволен своими покоями. Он прохаживается по ним в своем полосатом костюме-тройке и в дорогих летних кожаных туфлях и говорит:
      - Благодарю вас, Элаф! Вы поселили меня в отличных комнатах, здесь очень мило и уютно. Мне нравится. Чувствую себя, как дома.
      Они беседуют еще некоторое время о здоровье членов королевской фамилии. Потом Элаф Сольт рассказывает государю о том, как и кем был найден клад. Король захвачен этой историей. Он задает вопрос за вопросом и постепенно узнаёт всё: и о Джоли Гимме, и об Эрониме Ательварде, и об Орланди, и о Бессмере, а также об Ахилле Беренгаре и герцоге Фернане дель Вита. Эвальд слушает своего дворецкого с самозабвенным вниманием, как ребенок – волшебную сказку. Он действительно «чуток, как антенна» - и не пропускает ни единого слова. Восприимчивому и впечатлительному от природы, ему кажется, что всё, о чем рассказывает ему Сольт, произошло с ним самим, королем…
      Ему не терпится увидеть клад, но он сдерживает себя. Внимательно читает старинную рукопись и вздыхает:
       - Бедный Селен Гейв! Бог видит, как я буду чтить его память и память его семьи! Их имена войдут в историю нашего отечества.
       Сольт торжественно ведет его величество, Фирмена Делиля и охранников в подземный ход. Люди из тайной полиции, охраняющие клад, почтительно приветствуют короля и передают ему «ключ от комнаты с кладом» - отмычку Бессмера.
       Его величество не без волнения входит в комнату вместе с Делилем, снимает с сундука печать и, перекрестившись, открывает сундук. В лучах фонариков сокровища вспыхивают и переливаются всеми цветами радуги. Король немеет, пораженный богатством и обилием клада. Он бережно берет в руки вещь за вещью и подолгу любуется каждой из них.
      Вдоволь наглядевшись на клад, он отдает людям тайной полиции приказание: вновь опечатать сундук и заключить его в деревянный ящик.
      - В автомобиль он не поместится, - Эвальд задумчиво поглаживает усы пальцем. – Вот что сделаем: отвезем этот сундук в Финк в экипаже, господа. Только в ВАШЕМ экипаже. И под вашей охраной. Сундук повезете впереди меня, когда я покину Эдем, до самого поезда. А там поместим сундук в закрытый вагон, и вы будете охранять его до самой столицы.
      - Я понял вас, государь, - капитан отряда тайной полиции по-военному отдает честь королю. – Всё будет сделано.
      - Благодарю за службу, - говорит ему король – и вместе с верховным прокурором и Сольтом покидает подземный ход.
      После ванной и обеда в столовой в присутствии семьи Сольтов (гости замка и доктор Брунетти с сыном сегодня обедают каждый у себя) его величество вызывает к себе прежде всего Джоли. Он угощает его горячим шоколадом с печеньем и долго беседует с ним. Джоли вне себя от такого неожиданного счастья. Он очень обстоятельно отвечает на вопросы короля и с жаром рассказывает ему о том, какие замечательные люди Ательвард, Бессмер и Орланди. Король узнаёт всю жизнь Джоли, все его мечты – и получает полное представление о его характере, чувствах и привязанностях.
     После Джоли он беседует tete-a-tete с Дэтришем Асквини. Асквини не может лгать королю и рассказывает ему всю правду о кладе, а также о том, зачем он, Дэтриш, искал этот клад. Король очень растроган его историей. Он обещает свято хранить тайну и заверяет сторожа, что тот получит награду наравне с Джоли Гиммом. Его уважение к Джоли и преклонение перед щедростью, великодушием и бескорыстием этого мальчика, а также перед его умом и отвагой растет. «Какой одаренный, милый, необыкновенный ребенок! – думает он. – Вот поистине чудо Божье!»
      Далее он беседует с Эронимом Ательвардом, потом с Витторио Орланди – и проникается к обоим горячим уважением и симпатией, а к Ательварду – и самым живым сочувствием. 
      С Гартвигом Бессмером он разговаривает в присутствии верховного прокурора, Фирмена Делиля – и, пожалуй, дольше, чем с остальными. История этого человека заставляет его глубоко задуматься. После ухода Бессмера он о чем-то долго советуется с Делилем. Вслед за тем он просит Сольта позвать к ужину инспектора городской полиции Гедимина Берсальера.
       На ужин – праздничный ужин в честь приезда его величества – король Эвальд приглашает, кроме Сольтов всех гостей Эдема, доктора с сыном и Дэтриша Асквини. Появляется Берсальер. Ему рассказывают о кладе, и он жалеет, что не видел его, но король обещает прислать ему цветные фотографии сокровищ и сундука, который так долго хранил их.
      За трапезой его величество очень весел, сердечен и общителен. Он дарит всем сувениры – по маленькому альбому с фотографиями королевской семьи. Обаяние короля действует на всех, словно живая вода. Все становятся проще, разговорчивей – и от души смеются остроумным шуткам его величества и друг друга.
      После ужина король приглашает к себе Берсальера и очень долго, дольше, чем с Бессмером, беседует с ним в присутствии прокурора. От Берсальера, помимо прочих важнейших фактов, король узнаёт и то, что все жертвы Гартвига Бессмера были вполне достойны своей участи – настолько достойны, что большинство «заказчиков» было оправдано судом. Берсальер очень хвалит Бессмера и зачитывает государю и Фирмену Делилю застенографированную и уже расшифрованную беседу Бессмера и дель Вита. Король с Делилем многозначительно переглядываются между собой и едва заметно кивают друг другу.
      Берсальер уезжает домой очень поздно, гордый и довольный встречей с королем, а главное, их доверительной беседой.
      … Всю первую часть следующего дня король посвящает осмотру Эдема, где не бывал уже лет шесть. Он осматривает дворец в полном одиночестве. Но после обеда берет с собой Ательварда и Джоли, чтобы они показали ему подземный ход. Он с удовольствием любуется монастырем Святого Георгия; затем они возвращаются обратно.
      После обеда Эвальд просит Ательварда, Джоли, Эппи и Орланди сопровождать его в прогулке по парку. Он держит Джоли за руку и время от времени обращается к нему  с какой-нибудь шуткой или ласковым вопросом. Джоли смеется шуткам, а на вопросы отвечает очень толково и умно. Остальных своих спутников его величество также не обходит вниманием и втайне умиляется, наблюдая взаимное чувство Эпифании и Эронима. Он сам горячо любит свою жену, королеву Вильгельмину и от души сочувствует влюбленным и любящим. Осведомившись, на какое число назначена свадьба и получив ответ, он важно кивает головой. Также от его внимания не ускользает, с какой братской нежностью Джоли относится к Эппи, и она отвечает ему таким же глубоким дружеским чувством.
      Вечером король снова разговаривает с Бессмером – на этот раз в саду. Никто, кроме телохранителей государя их не видит. Король угощает Бессмера сигаретами, они запросто сидят рядом на большом пне возле ручья. Потом оба идут ужинать.
      На следующее утро после завтрака его величество уезжает из Эдема. Он очень сердечно прощается со всеми, не исключая и прислугу. Затем садится в свой автомобиль вместе с Делилем и охранниками и выезжает за ворота дворца вслед за драгоценным экипажем, где в ящике лежит его клад. Экипаж охраняют всадники – несколько человек из тайной полиции.
      Жизнь в Эдеме становится прежней, но обитателям дворца кажется. Что после посещения короля каждый из них стал немного другим.

ХХХХ

      Двадцать восьмого августа совершается суд над герцогом дель Вита. Герцог не произносит ни слова, но улики против него подавляюще сильны и вески. По свидетельству Алума и некоторых работников герцога, а также исходя из содержания бумаг и документов, найденных в тайниках дель Вита, по приказу герцога за несколько последних лет было уничтожено пятьдесят два человека. Наемные убийцы дель Вита и «заказчики» также будут судимы.
      Алума приговаривают к шести месяцам тюремного заключения. Герцог осужден на пожизненную каторгу. Его лишают сана, имущества, денег, поместья. Богатство, нажитое им ценой преступлений, согласно закону, поступает в государственную казну.
      Через два дня после этого судят Бессмера.
      Бессмер сознается в каждом своем преступлении, он не скрывает ни имен «заказчиков», ни имен убитых им людей.
      Но тут просит слова инспектор Берсальер. Он рассказывает суду и присяжным о том, что Гартвиг Бессмер несколько раз спас жизнь десятилетнему мальчику, мало того, оказал величайшую помощь полиции в разоблачении и поимке герцога дель Вита. Сержант Висмар подтверждает его слова, Орланди и прочие свидетели – также. Берсальер зачитывает свое ходатайство о помиловании и оправдании Бессмера.
      После инспектора выступает адвокат. Он также зачитывает ходатайство об оправдании Бессмера. Бумага написана самим верховным прокурором столицы, где перечислены все добрые поступки Бессмера и все едва ли не преступные качества убитых им людей. «В своем роде Гартвига Бессмера можно назвать «санитаром леса», - замечает в своем ходатайстве Фирмен Делиль. – Тем более, что он раскаивается во всех преступлениях, совершенных им, кроме одного, когда он пресек жизнь убийцы мальчика; иначе был бы убит мальчик. Мало того, Гартвиг Бессмер принял твердое решение уйти в монастырь. Прошу господина судью и господ присяжных проявить снисхождение к этому человеку».
      Далее зачитывается ходатайство самого короля Эвальда. Он так красноречиво, с таким чувством и в то же время таким тактом заступается за Бессмера, что у многих на глазах невольно выступают слезы. Бессмер стоит, опустив голову, смиренный и вместе с тем глубоко взволнованный. Он и предполагать не мог, что у него окажутся столь могущественные защитники; его сердце полно самой горячей благодарности к ним и к свидетелям: Берсальеру, Джоли, сержанту, Розмари, Витторио Орланди.
      И суд сдается. Гартвига Бессмера полностью оправдывают. Он свободен. Правда, все его деньги, добытые ценой преступлений, поступают в государственную казну, но сам он свободен!
      Его обнимают, жмут ему руки, поздравляют его. Он искренне благодарит всех, с трудом сдерживая невольные слезы. Элаф Сольт угадывает его намеренье поскорее покинуть Эдем и уйти в монастырь Святого Георгия, но он уговаривает Гартвига остаться в Эдеме до свадьбы его дочери с Ательвардом. Джоли, Ательвард и Эппи также от всей души просят его об этом. Бессмер соглашается. Он видит: его друзья будут искренне огорчены, если он откажется.
      Спустя еще два дня Джоли узнаёт, что его дядя, Ахилл Беренгар, лишен своего имущества, а также опекунства над Джоли и осужден на пятнадцать лет тюремного заключения. Теперь, по закону, у Джоли два дома в Малголе: одноэтажный небольшой дом его отца и двухэтажный, побольше, дом Беренгара. Но ему необходим опекун. Ательвард хочет хлопотать об опеке над Джоли, но Берсальер с таинственным видом советует ему подождать до свадьбы. Ательвард удивляется: почему именно до свадьбы? Но, хотя он ничего не понимает, всё равно соглашается.



18.

      Со времени отъезда его величества весь дворец готовится к свадьбе. Решено пригласить только нескольких общих фронтовых товарищей Сольта и Ательварда, трех ближайших родственниц госпожи Альфиды и трех-четырех приятельниц Эпифании с их родителями (близких подруг у нее нет). Всего получается около тридцати человек, но на всякий случай в порядок приводят сорок комнат. Элаф Сольт и госпожа Альфида очень заняты. Господин Сольт часами обсуждает с поварами все блюда свадебного меню, горничные красиво упаковывают приданое Эппи, портниха, приглашенная в Эдем из Госмера, трудится над свадебным нарядом для невесты, а госпожа Альфида и сама Эппи без конца звонят по телефонам и приглашают на свадьбу всех, кого решено пригласить, а также отдельно – господина Берсальера с супругой и детьми (уже взрослыми) и сержанта Висмара. Ательвард помогает всем, и вы с Вэрити тоже.
      Ты с любопытством наблюдаешь за тем, как приводятся в порядок комнаты для будущих гостей, как выбиваются ковры и ковровые дорожки, просушиваются перины, гладится постельное белье. Ты еще никогда в жизни не видел свадеб, но полагаешь: это будет нечто, похожее на день рождения Вэрити.
      Через два дня после свадьбы молодые на месяц отправятся на Лазурный берег. Целый месяц ты не увидишь Эронима! Это очень удручает тебя и отравляет радость, которую ты испытываешь вместе со всеми. Одно утешает тебя: Ветти останется с тобой, и госпожа Альфида тоже.  Но не будет ни Гартвига, ни Орланди, которые отчасти скрасили бы твое одиночество и в некоторой степени заменили бы тебе отсутствие Ательварда. Ты, конечно, понимаешь: молодые не могут взять тебя с собой. Весь первый месяц своего замужества они будут жить только друг другом. Твоему разуму всё это ясно, но сердце продолжает томиться. Его заранее щемит при мысли о разлуке (пусть даже недолгой) с человеком, к которому ты успел глубоко привязаться.
      Ательвард видит твою невеселую задумчивость и понимает ее причины. Он ласково убеждает тебя, что месяц пролетит незаметно, и что он будет писать и звонить тебе. А потом, когда они с Эппи вернутся, вы больше не расстанетесь – ни за что! – пока ты сам не женишься. Его слова смягчают твою боль, но не могут совершенно изгнать ее из твоей души. Какой-то грустный, сиротливый осадок остается в твоем сердце – и мешает тебе ликовать и радоваться, как радуется предстоящей свадьбе Ветти: всем своим существом.
     Пятого августа разражается гроза: великолепная, южная, с ужасающим громом и молниями. Это происходит во время урока географии. Ательвард прерывает урок. Он выключает газ, вы все вместе подходите к окну и долго любуетесь свинцовыми, плотными облаками, заволокшими половину неба, короткими, яркими и в то же время бледными вспышками молний – и слушаете мощные, рокочущие раскаты грома. Во всём, что вы видите и слышите, есть что-то царственно величественное. А потом на Эдем обрушивается обильный, освежающий ливень.
      Через полчаса гроза уходит, солнце заливает чисто вымытый, словно обновленный сад. Ательвард открывает окно, и чудесный свежий воздух, напоенный ароматами зелени и цветов, врывается в классную комнату. На душе у всех вас тоже свежо и весело. Ты давно заметил: так всегда бывает после грозы.
       Наконец наступает день свадьбы.
       Гости начинают съезжаться уже шестого числа. Все им рады, и всех их удобно устраивают. Седьмого числа все приглашенные уже на месте. Молчаливый дворец становится шумным от мужских, женских, детских голосов.
      Утром почти все вы едете в деревенскую церковь, на венчание Эронима с Эппи. Вы одеты легко, но прилично. На тебе чистая рубашка с короткими рукавами, чистые штаны до колен и новенькие сандалии (старые ты успел за лето основательно стоптать). Венчание проводит отец Ор. Ательвард, как и положено жениху, в черном костюме и белой рубашке; у него блестящий вид, и ты гордишься им. Эппи прелестна в своем шелковом белом платье с венчающей ее прическу газовой фатой.
      После венчания молодые шествуют к выходу из церкви по ковровой дорожке, усыпанной садовыми цветами. Им вручают столько великолепных огромных букетов, что бОльшую их часть просто кладут в экипаж, в котором поедут домой новобрачные.
       Вы возвращаетесь во дворец веселые и оживленные – и сразу проходите в большую столовую. Вся она сегодня украшена зеленью и цветочными гирляндами – так же, как к приезду его величества и, может даже, еще пышнее. Часть столовой уставлена множеством подарков. Огромный стол накрыт. Он так велик, что все гости и хозяева не занимают его целиком. Во главе стола сажают молодых. Кто-то играет на рояле и на скрипке веселую музыку. Лакеи разливают по бокалам еще дымящееся, холодное шампанское. Молодые целуются. Все громко поздравляют их и пьют за их здоровье.
      В самый разгар праздника лакей торжественно объявляет, что в Эдем только что прибыли люди от короля. В двери входят двое господ, одетых в белые костюмы. Все встают при их появлении, и в столовой воцаряется торжественная тишина. У каждого из прибывших в руках по довольно большому сундуку красного дерева. Один из господ с поклоном ставит сундук возле Ательварда, другой передает второй сундук Дэтришу Асквини, после чего первый господин скромно вручает удивленному Бессмеру портмоне из тисненой кожи.
      Элаф Сольт спешит усадить новых гостей за стол. Взоры всех присутствующих обращены на Эронима Ательварда. Скрывая волнение, тот открывает сундук небольшим ключиком, вставленным в замочную скважину. Он видит множество пачек английских фунтов стерлингов. Сверху лежит письмо в белом конверте. Ательвард вскрывает конверт и читает вслух, стараясь, чтобы не дрожал голос:
      - «Уважаемый господин Ательвард!
      Вам пишет Ваш государь Эвальд Третий. Прежде всего мы хотим поздравить Вас и Вашу молодую супругу мадмуазель Эпифанию Сольт с бракосочетанием. Будьте счастливы! Пусть отныне ваша взаимная любовь озаряет всю вашу жизнь.
     Позвольте сообщить Вам следующее. Клад, найденный Джоли Гиммом, оказался весьма ценным. Его общая сумма: два миллиарда десять миллионов две тысячи с лишним фунтов стерлингов в английской валюте. Соответственно закону (глава шестая, пункт одиннадцатый), Джоланд Гимм отныне владелец суммы в три с половиной миллиона фунтов стерлингов. Такая же сумма назначена нами и Дэтришу Асквини, имеющему право на награду за находку клада наравне с Джоландом. Но мальчику нужен опекун. Господин Ательвард, мои люди передадут Вам все необходимые бумаги, доказывающие, что с этого дня Вы являетесь законным опекуном Джоли. Ваше опекунство оформлено по всем правилам. И примите от нас свадебный подарок. На Лазурном берегу вас будет ожидать яхта с небольшой командой.
      Еще раз поздравляю Вас! Мой самый теплый привет господину Сольту и госпоже Альфиде Сольт.
       Эвальд Третий, божьей милостью король страны N».
       Громогласное «ура» нарушает тишину, которая еще с минуту держится после прочтения письма. Правда, в этом «ура» и в поздравлениях слышится некоторое изумление: ведь никто из гостей не знает о кладе. Элафу Сольту и тебе приходится дать необходимое объяснение присутствующим. Пока вы объясняете, Гартвиг Бессмер незаметно считает деньги в портмоне и читает записку, написанную рукой его величества:
        «Господин Бессмер!
      Примите от Вашего короля поздравление с полным Вашим оправданием! Я очень рад за Вас. Мне известно, что у Вас конфисковали все Ваши деньги, а именно три тысячи каролингов. Бесценная помощь следствию и неоднократное спасение ребенка от смерти, на мой взгляд, достойно награды. Примите от меня подарок, и дай Вам Бог всего доброго!»
      В портмоне – три тысячи каролингов новенькими бумажками по пятьсот каролингов каждая.
      - Благодарю, государь, - еле слышно шепчет Бессмер и прячет портмоне. Тысячу каролингов он решает подарить своей кузине Розмари и ее жениху, а остальные две тысячи отдать настоятелю монастыря Святого Георгия.

ХХХХ

      Свадьба продолжается. После обеда большинство гостей выходит в сад. Часть их беседует с молодыми, остальные в сопровождении Сольта, Ветти и тебя отправляются осматривать подземный ход. Им не терпится увидеть таинственную комнату, где стоял сундук с драгоценным кладом.
      Люди короля – так их все называют – дарят Гедимину Берсальеру от имени государя альбом, в котором – обещанные ему королем цветные фотографии старинного сундука, более века хранившего клад, и отдельные фотографии сокровищ, самых красивых и изысканных. Фотографий очень много. Берсальер, с трудом скрывая гордость и удовольствие, стараясь быть сдержанным, показывает альбом гостям. Все удивляются, восхищаются, ахают. Никто не остается равнодушным, хотя цветные фотографии того времени, о котором идет речь, еще не имели свойства передавать весь блеск, всю яркость и красоту драгоценных вещей.
     Гости располагаются свободно, кто где: в саду, в беседках, возле детской площадки, где вы с Вэрити и Сэмом Брунетти играете вместе с детьми гостей. Дети (к слову сказать, очень приятные и хорошо воспитанные) вежливо, с благоговейным уважением расспрашивают тебя о кладе: им не терпится знать все подробности. В глазах мальчиков – почтение и легкая зависть по отношению к тебе, девочки глядят на тебя влюбленными глазами и ловят каждое твое слово. Ты любишь чувствовать себя героем – и очень охотно и красноречиво описываешь детям мельчайшие детали нахождения клада, не забывая вовремя, к месту, упоминать имя твоего мнимого товарища по находке сокровищ – Дэтриша Асквини. Ты подробно и красочно описываешь драгоценные ножны кинжалов и запомнившиеся тебе ожерелья. Дети слушают тебя, затаив дыхание и позабыв об играх.
      Люди короля привезли с собой, кроме подарков, и нового учителя для детей, живущих в Эдеме – почтенного, очень приятного господина по имени Дэвид Райс. Его семья, супруга и двое сыновей, пока что отдыхают в Италии, но осенью они приедут в Эдем. Дэвид Райс – бывший наставник самого короля, и у него самая блестящая рекомендация, подписанная рукой его величества.
      «Королевские люди» передают Ательварду еще одно письмо от государя. Король пишет, что если Ательвард пожелает, то может переехать в столицу королевства, РастОну – и там преподавать высшую математику в Математической Академии: ректор с удовольствием примет его на работу. Меблированная квартира в столице уже нанята. Но если Ательварду захочется работать в другом месте – на здоровье! Король прислал ему такую рекомендацию, что с ней его с удовольствием возьмут в любое учебное заведение страны.
     Ательвард очень доволен, вы с Орланди тоже рады за него. Орланди пожимает ему руку и весело говорит:
     - Ну, теперь мы с вами настоящие коллеги! Очень надеюсь, что вы примите предложение его величества. Ведь человека делают счастливым в этом мире вовсе не деньги, а только любовь и труд. Без достойного занятия, в котором, вы, к тому же, профессионал, вы вряд ли будете вполне счастливы.
      - Совершенно с вами согласен, - улыбается Ательвард. – И я приму предложение его величества!
     После отдыха в саду все удаляются в свои комнаты, а потом приходят в бальный зал на третьем этаже Эдема. Начинается бал. Теперь дамы одеты по-бальному, в соответствующие платья и туфельки. Мужчины также переоделись для танцев.
     Ты кружишься в паре с Ветти и другими девочками, их старшие братья, сестры и родители танцуют тут же, а пожилые люди сидят на скамейках с мягкими сиденьями, расставленными вдоль стен бального зала, любуются на молодежь, беседуют о новобрачных, о кладе и добродушно сплетничают по поводу друзей и знакомых. Больше всего разговоров, конечно, о Джоли и о Дэтрише Асквини: ведь они отныне одни из самых богатых людей страны. Конечно, им завидуют, но до черной зависти не доходит: ведь они оба так дружелюбны, просты и любезны со всеми, а главное, так счастливы, что их счастье передается и другим…
     В эту ночь Джоли быстро и крепко засыпает в спальне Сэммела Брунетти. Добряк доктор, отец Сэма, решил поселить Джоли в своих комнатах, чтобы мальчик не чувствовал себя одиноким…

 19.

    Через два дня Ательвард и Эпифания, совершенно счастливые, отправляются в свадебное путешествие. Витторио Орланди уезжает домой, а Гартвиг Бессмер поступает в монастырь послушником, предварительно одарив тысячей каролингов свою кузину и будущего зятя, который, получив столь щедрую сумму, немедленно вступает в брак с Розмари.
     Всё в Эдеме затихает. Господин Дэвид Райс принимается учить детей, живущих во дворце. Он очень добрый, умный человек и замечательный преподаватель. Джоли и Ветти быстро привыкают к нему.
      Джоли отдает Ветти все деньги, которыми она пожертвовала ради того, чтобы Ательвард поскорее женился на Эппи. Ветти не хочет брать денег назад, но Джоли умоляет ее взять.
     - Подумай, Вет, - говорит он очень убедительно, - сколько подарков ты еще сможешь сделать на эти деньги!
      И Ветти не выдерживает искушения: ведь дарить подарки так приятно! Даже более приятно, чем их получать. Она горячо благодарит Джоли и заводит новую копилку.
     Джоли ожидает, что ему будет грустно и скучно без Нима, но его печальные ожидания не сбываются: ведь Ательвард часто звонит ему и пишет письма. Дэвид Райс гуляет, беседует и играет с Джоли и Ветти и рассказывает им удивительные вещи из истории, географии и литературы. Его рассказы увлекательней и интересней многих самых заманчивых книг.
     Господин Сольт и его супруга еще несколько раз возят детей в Госмер: в театр, на новые карусели, в кино, в музеи. Они также посещают кафедральный собор, и после всех этих мероприятий обедают в не слишком дорогом, но очень уютном ресторане, где замечательно кормят.
     В августе Джоли особенно близко сходится с Дэтришем Асквини. Их взаимная привязанность превращается в настоящую крепкую дружбу. Вообще Дэтриш меняется на глазах. Из нелюдимого мизантропа он превращается в кроткого, вполне общительного, очень приятного человека, который теперь всегда и при всех словно излучает тихую радость. Он берет Джоли с собой в Госмер, когда ездит туда, чтобы приобрести для себя  новый гардероб, и серьезно советуется с ним о выборе одежды. У Джоли хороший вкус и он с удовольствием помогает своему другу. Они с Дэтришем щедро одаривают нищих и бедняков, которых встречают в городе.
      В начале сентября Ательвард и Эппи, загорелые, отдохнувшие, веселые, возвращаются в Эдем. Все бурно приветствуют их возвращение. Они гостят в Эдеме около месяца. Через неделю после их приезда уезжает Асквини. Накануне отъезда он под великим секретом рассказывает Ательварду всю правду о кладе и о своей беседе с его величеством и твердо говорит:
     - Господин Ательвард! Три миллиона фунтов стерлингов я действительно считаю своими деньгами. Но три С ПОЛОВИНОЙ миллиона – это несправедливо. Эту половину я, точно, не заслужил. Позвольте мне подарить ее Джоли. Ведь тогда и вам, и ему достанется по два миллиона. Он сказал мне, что безоговорочно решил разделить с вами свои деньги, и я ему верю.
     Ательвард, пораженный в душе великодушием Джоли и растроганный историей Дэтриша, десять лет искавшего клад ради любимой женщины, некоторое время колеблется, но затем дает свое согласие. Дело обходится без третейского суда. Ательвард и Асквини просто пишут расписки: один в получении денег, другой в передаче этой суммы «лицу Эн». Расписки заверяются нотариально, после чего счастливый Дэтриш Асквини покидает Эдем. Он едет к той, которая ждет его, которую он любил и любит, - чтобы остаться с ней на всю жизнь…
      В октябре семья Ательвардов тоже оставляет Эдем, пообещав Сольтам звонить, писать и приехать на Рождество. Джоли едва может сдержать слезы, расставаясь с дворцом, где столько пережил за лето, где ему бывало и страшно, и весело, и хорошо, где он бывал счастлив, как нигде и никогда. Он очень сердечно прощается со всеми, особенно с Вэрити. Он уже открыл Ательварду и Эппи тайну Вэрити: как девочка отдала все свои наличные деньги, чтобы ее сестра могла выйти замуж за любимого человека. Эроним и Эппи потряс великодушный поступок Ветти: они долго благодарили, обнимали и целовали ее, так что она растрогалась почти до слез.
     Прибыв в столицу, Ательварды сначала поселились в меблированной квартире, а позже – в чудесном небольшом особняке с садом, на окраине города. Ательвард поступил преподавателем высшей математики в Академию и купил себе машину, на которой каждое утро ездил на работу. Джоли поступил в лучшую школу столицы, – и ему очень понравилось там. Деньги они с Ательвардом поделили ровно пополам, с помощью расписок, как и в случае с Дэтришем.
      А в ноябре послушник монастыря Святого Георгия, брат Герман, бывший Гартвиг Бессмер, получает письма от Ательварда и Джоли, - и деньги: тысячу фунтов стерлингов.
       «Джоли рассказал мне, как ты помог ему отрыть дверь с кладом, Гартвиг, - пишет Ательвард. – Прими же от нас подарок!»
       Бессмер тепло отвечает ему и благодарит за деньги. Потом относит их настоятелю: отцу Теодору. Отец Теодор охотно принимает дар:
      - Спаси Бог, брат Герман! Эи деньги пойдут на расширение и улучшение условий нашего странноприимного дома. И еще – на детский приют. У сирот невеселая жизнь; мы купим им одежду, сласти, игрушки – пусть они порадуются… правда?
      И брат Герман с отцом Теодором понимающе улыбаются друг другу.