Написал критический текст про русских баб… и совесть мучает. Они мне столько хорошего сделали за мою жизнь… Попытаюсь оправдаться, хоть нужды в этом нет, но как бы, искуплю грех в своих собственных глазах. Русские женщины, конечно же, лучше всех прочих. Хоть и оголтелые.
Теперь про женщин нерусских. Не сказать, что у меня большой опыт в этом плане, но кое-что было, некоторое общение.
Начнем с француженок, ибо Франция страна, где уже века с 16 поняли, что женщина при некоторых обстоятельствах может доставить много самых утонченных радостей, надо только с ней поработать в нужном направлении. Я написал и опубликовал в «Правде» статью о Руслане Хасбулатове «У него повадки тигра». Это было в январе 1993 года, когда только намечалось противостояние между Ельциным и Верховным Советом, во главе которого стоял ранее верный соратник президента - Хасбулатов. На эту статью была интересная реакция, Хасбулатов передал мне спасибо, но его «спасибо» шло какими-то окольными путями. И ничего в статье особо в его пользу не было, но видно было ему приятно, что его сравнили с тигром.
И вот сижу я у себя в «Правде» и мне звонок. Говорит русская барышня по имени Наташа, что она работает в газете «Монд», и что со мной хочет встретиться корреспондент некий Роже… фамилии не помню. Наташа эта была просто прелесть, мы мило болтали, и я почувствовал, что для нее это важно, ее работодатель, как сейчас выражаются, будет ей благодарен, и ради Наташи я почти согласился на эту встречу. Но будучи бдительным советским человеком, пошел согласовать к заму главного редактора журналисту-международнику Виктору Линнику. Тот сказал, что это нормально, что это в порядке вещей.
И тут звонок опять из этой «Монд». Но уже хриплый низкий и сексуальный голос француженки. Она уточняла - состоится ли встреча. Я сказал – да. И тут она сказала совершенно неожиданную вещь, она спросил, кого бы я предпочел в качестве переводчицы ее или Наташу. Я прихренел. Может быть, эта француженка просто не хотела переться через слякотную январскую Москву, но с другой стороны, ставя так вопрос, она же могла получить мой ответ, что я хочу видеть ее. Вполне возможно, что эта была такая вот плата, я же тратил на них мое время, и вот они могли расплатиться таким образом, подчеркивая какая я, блин, важная птица.
Но выбирал я не больше секунды, точнее не выбирал, а осмысливал, и тут же сказал: «Пусть будет Наташа». Сказал я это, потому что Наташа русская, вот и все.
- О кей, - без всяких эмоций сказал француженка, которую я так и не увидел
Зато увидел этого Роже, щуплый такой, совсем маленький, в какой-то потертой старой куртке, со стертым лицом, как и полагается шпиону, но со специфическим взглядом, такой взгляд у нашей Ани Чапман. Роже интересовала моя статья о Хасбулатове. Точнее, сам Хасбулатов, которого они пытались видно просчитать.
- Он вам позвонил после этой статьи?- спросил этот Роже.
Я ответил, что – нет и что я вообще о нем мало чего знаю. Роже стал интересоваться – кто такие чеченцы? Ну и еще чем-то. Не знаю, какой ему был прок от моих ответов, но общались мы долго, очень долго для таких встреч в холодном огромном холле газеты «Правда».
Наташа оказалась милой и веселой блондинкой, с какого-то момента я интуитивно почувствовал, что она на моей стороне, что она сильно не любит этого Роже, и мы с ней как бы заодно. Я ее спрашивал: «А вы можете перевести «мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». «Легко»- смеялась она. А Роже этот, похоже, русский почти не знал и злобно смотрел на нас.
А вот до этого я реально встречался с французской переводчицей. Осенью 1991 года я работал в пресс-службе генерала Стерлигова, этот генерал позиционировал себя как русский националист. И вот мне дают задание – встретить французского журналиста, который приедет брать интервью у Стерлигова, с какого-то канала ТВ (потом я узнал, что это самый крутой канал во Франции) и потребовать от него, чтобы он прислал нам кассету с записью сюжета о Стерлигове.
И вот идут по коридору… Красивый, очень красивый француз с бородкой, ростом где-то 1.90, такой боец Иностранного легиона, сами понимаете, что за фрукт, от него разит метра на два коньяком, видно он постоянно под кайфом раз в таком виде явился на интервью. Ну и как мне приказано, я должен поставить перед ним условие.
Его заводят ко мне в кабинет два бойца из охраны (как сейчас понимаю – баркашовцы). А это были серьезные ребята, очень серьезные. И вот я ему выкладываю наше условие, как всякий алкоголик – он псих, а потому бесится, багровеет. Ибо о таких вещах можно просить, но не ставить условие, коль уж дали согласие на интервью, и он приехал с оператором, осветителем.
Он багровеет и явно хочет нас послать… И вот тут бойцы охраны напрягаются… Они чувствуют, что есть конфликт… А не порвать ли тебя француз на куски? Такие вот выражения их… как бы помягче сказать… и так недоброжелательных лиц.
И тут в дело вступает она… переводчица. Француженка. Это было нечто. Махонькая, щупленькая, с большим носом брюнеточка. Она явно мерзла. Но сверху на ней была какая-распашонка, а внизу … ну три пары тёплых рейтуз, думаю не меньше.
И вот она что-то говорит на не очень хорошем русском, лопочет ласково, берет меня за руку… И француз этот приходит в себя, протягивает мне с улыбкой свою визитку. Я больше уже не настаиваю ни на чем, ибо глупость это явная, пусть и не моя, но в моих силах было это исправить.
…Ну вот… про француженок в моей жизни все…