"Изабелла, или тайны мадридского двора"- исторический, но весёлый роман Г.Борна о временах Карла 5 Габсбургского, любовных интригах при дворе на фоне европейских подвижек, вышедший в 1870 и пользовавшийся популярностью, из за чего в русском языке появился фразеологизм" тайны мадридского двора". Но кровавые тайны пострашнее и попикантнее скрыты в совсем недавней истории СССР, по значению для мировой истории сравнимые разве что с убийством президента Кеннеди в США в 1963 - я имею в виду организованный И.Сталиным Большой террор. Свидетелей этому жуткому периоду истории СССР, разумеется, не осталось, но секретарю комиссии партконтроля
О.Г.Шатуновской удалось собрать 64 тома документов того периода в результате решения 20 закрытого съезда КПСС (т.н."комиссии Шверника"), чётко показывающих лицо Сталина и методы устранения возможных конкурентов за власть а также свидетелей его сотрудничества с царской охранкой (Шаумян, например). Когда Ольга Григорьевна положила результат своих исследований перед 22-м съездом КПСС на стол Н.С.Хрущёва, тот воскликнул:"Мы не можем это публиковать, пока существует империалистическое окужение"! И она молчала все эти годы, только дома рассказывая свои леденящие душу воспоминания. У детей и внуков хватило ума записать, не ставя её в известность, то что они припомнили о застольных и диванных беседах с мамой и бабушкой в кругу семьи. Она нигде и никогда не выступала с публикациями о работе комиссии. Считала, что не имеет права предавать огласке материалы, предназначавшиеся только для членов Политбюро - партийная дисциплина превыше всего. Она даже не подозревала, что дети и внуки тайно записывали то, чем она могла поделиться лишь в кругу семьи. Из этих записей составилась книга, вышедшая в 2001,под редакцией известного культуролога Григория Померанца, после смерти
Ольги Григорьевны Шатуновской в 1990 (родилась она в Баку в 1901, в семье врача). Первой сообщила о её воспоминаниях "Общая газета" N 014 от 10.04.1997.
СТАЛИНСКИЙ ЛИСТОК
Двадцатый съезд на закрытом заседании выслушал доклад Хрущева. В нем шла речь и о том, что обстоятельства убийства Кирова вызывают сомнения, их необходимо расследовать.
Мы начали расследование. Личный архив Сталина и архив Политбюро тогда находились в Кремле. В архиве Сталина обнаружили листок, на котором он собственноручно изобразил два террористических центра - московский и ленинградский. Он сначала Зиновьева и Каменева поместил в ленинградский центр, потом зачеркнул и переставил их в московский.
Я эту рукопись сфотографировала, подготовила записку о том, что необходимо расследовать все сталинские судебные процессы, и разослала всем членам Политбюро (в то время президиум ЦК КПСС. - А.Т.). И тогда была сформирована новая комиссия, во главе которой стоял Николай Михайлович Шверник (материалы к докладу Хрущева на XX съезде готовила комиссия Поспелова. -А.Т.). Кроме меня в комиссию вошли высокопоставленные люди - генеральный прокурор Руденко, председатель КГБ Шелепин и заведующий отделом административных органов ЦК Миронов. Конечно, они сами в архивах не сидели, знакомились с материалами, которые клали им на стол уже как результаты и выводы.
Кроме дела об убийстве Кирова, комиссия расследовала пять сталинских процессов: по делам Бухарина, Тухачевского, Зиновьева и Каменева, Сокольникова и Радека, Пятакова. По каждому процессу работала отдельная бригада. Трудно ли было добывать материалы? Нет. Поскольку было решение президиума ЦК, для нас все архивы были открыты. В расследовании участвовали многие люди. Очень активно работали помощник Шверника Алексей Кузнецов, мой сотрудник по комиссии партконтроля Колесников. несколько энергичных молодых людей из прокуратуры и КГБ.Мы работали в здании Комитета партийного контроля. Далеко не все нас поддерживали. При том, что Шверник возглавлял комиссию, некоторые его заместители просто рвали и метали. Выяснилось, что много документов исчезло. Например, во время процессов велась киносъемка, но кадров с обвиняемыми мы не нашли. Ко мне приходили сотрудники Музея революции, рассказывали, что за эти десятилетия агентами Сталина были изъяты тысячи документов, касавшихся революционной деятельности всех, кого он уничтожал. Особенно близких к Ленину людей. Все эти документы пропали бесследно.
Ценнейшая информация хранилась в личном архиве Сталина. Представьте десятки огромных, от пола до потолка, сейфов, наполненных документами. Разве мы могли бы разобраться, даже если бы годами там рылись. Я позвала заведующего архивом, не помню сейчас его фамилию. Меня предупредили, что это человек Маленкова. Но я с ним стала говорить, как с порядочным человеком. Убеждать его, что мы выполняем решение XX съезда. Просить помощи. Он сидел, молчал, молчал. Потом сказал: "Я подумаю".
На другой день принес ту рукопись Сталина, в которой он обозначил московский и ленинградский "центры". А это ключ! Отсюда можно было начинать поиски.
СМЕРТЬ УБИЙЦЫ(Николаевa)
Я поехала в Ленинград. Вы помните, ленинградская организация была на девяносто процентов за Зиновьева. В Ленинграде беседовала со многими людьми. Мне подсказали, что есть два человека из ленинградского ГПУ, которых Сталин вызывал с картотеками. В 56-м они уже были полковниками, а в год убийства Кирова сержантами, сидели на картотеках - один "вёл" зиновьевцев, другой - троцкистов.
Они, в частности, рассказали - и дали письменные показания, - что у Сталина был список активных ленинградских оппозиционеров. Его составил начальник ленинградского ГПУ Медведь и хотел получить от Кирова санкцию на аресты. Киров отказался.
Но список затребовал Сталин, когда приехал в Ленинград на второй день после убийства Кирова 1 декабря 1934 года. Для начала он дал по морде встречавшего его на вокзале Медведю( в дальнейшем будет сослан на дальний восток на руководящую должность в лагерь, а потом тихо расстрелян).Тогда и вызвал картотетчиков с их ящиками. Прямо при них сам рылся в карточках, сверял с этим списком. Взял чистый лист бумаги, слева написал "Ленинградский террористический центр", справа "Московский террористический центр". И подписал фамилии двадцати двух человек. Всех, находившихся в той комнате (Медведь тоже был), вскоре расстреляли. А эти два сержанта уцелели.
Очень важные данные об убийстве Кирова мы получили от человека по фамилии Гусев. В 34-м году он служил в ГПУ и охранял камеру, в которой Сталин допрашивал Николаева (убийцу Кирова. - А.Т.). Во время допросов Николаев кричал: "Меня четыре месяца ломали сотрудники НКВД, доказывали, что надо во имя дела партии убить Кирова. Мне обещали сохранить жизнь, я согласился. Они меня уже дважды арестовывали и оба раза выпускали. А вот теперь, когда я совершил - для пользы партии! - дело, меня бросили за решетку, и я знаю, что меня не пощадят!"
Нам стало известно также то, чего Гусев не мог видеть. На эти крики Николаева через другую дверь в камеру вошли сотрудники ГПУ и встали за креслом Сталина. Николаев показал на них рукой: "Вот они, они же меня уламывали!" Те подскочили к нему, начали бить наганами по голове. На глазах у Сталина и всех присутствующих Николаева убили.( Кстати, убить Сергея Мироновича Николаев мог несколько раз - у него был постоянно пистолет и личные мотивы, 46-ти летний Киров имел связь с его женой, эстонкой. В 1935 её расстреляли, заодно и её сестру с мужем. Кроме мотива, "не обратили внимание", что Николаев в одиночку гуляет у кабинета Кирова, что его пропустили без пропуска в Смольный, что личный охранник Кирова "отстал". На два выстрела (в голову Кирова - смерть на месте) выскочили сотрудники из соседних кабинетов, обезоружили Николаева без борьбы и арестовали. В народе потом ходила известная "десятилетняя" частушка:"Огурчики, помидорчики, Сталин Кирова убрал в коридорчике"- за неё давали 10 лет)
Два свидетеля этой страшной сцены, которых давно нет в живых, передали ее своим друзьям. Первый - прокурор Ленинградской области Польгаев. Вернувшись после допроса к себе, Польгаев сразу же вызвал своего друга Никиту Опарина - они вместе воевали в гражданскую. Польгаев рассказал ему все, что видел, и добавил, что не сегодня-завтра его схватят и казнят, раз он является свидетелем. В тот же вечер Польгаев застрелился. А с Опариным мы потом работали вместе в Московском комитете, он меня прекрасно знал, и все это написал для комиссии.Второй - секретарь ленинградского обкома Чудов - тоже был на допросе Николаева. Он успел рассказать своему другу, секретарю партколлегии Дмитриеву. Через несколько дней Чудова и его жену арестовали и казнили. А Дмитриев дожил до XX съезда и дал нам письменные показания, которые во всех деталях совпали с письмом Опарина.
(О репрессиях, обрушившихся на ленинградскую парторганизацию после убийства Кирова, рассказывали на XXII съезде КПСС первый секретарь Ленинградского обкома И. Спиридонов и член партии с 1902 года Д. Лазурита.)
ПРОПАВШИЕ БЮЛЛЕТЕНИ
Одновременно с этим расследованием мы изучали материалы XVII съезда, после которого были расстреляны все члены счетной комиссии. Но оказалось, один делегат жив - бывший секретарь Тульского обкома и член ЦК Верховых. Вот что он рассказал:
"На съезде было 1227 делегатов с правом решающего голоса. В счетную комиссию по выборам генсека избрали 43 человека, в том числе и меня. Всего было тринадцать урн для голосования, с каждой работали трое делегатов.
Когда нам принесли результаты подсчета голосов, волосы встали дыбом: против Сталина проголосовали 292 человека. Председатель счетной комиссии Затонский помчался к Кагановичу, ведавшему отделами ЦК. Потом оба поехали к Сталину. Сталин спросил Затонского:
- А сколько голосов против получил Киров?
- Три, - сказал правду Затонский.
- Вот и сделайте завтра в вашем сообщении мне столько же голосов против, сколько получил Киров. А остальные бюллетени делегатов, зачеркнувших мою фамилию, сожгите".
Теперь стало понятно, почему в пакете, который хранится в ИМЛ, не хватает 289 бюллетеней. А сотрудники-то недоумевали!
Так мы получили ключ не только к убийству Кирова, но и к уничтожению многих делегатов съезда и большинства избранного на нем ЦК.
"ЧТО МЫ НАДЕЛАЛИ!"
КГБ прислал подробные данные о репрессиях. Для нас это было потрясением. С января 1935-го по июнь 1941 года было репрессировано 19 миллионов 840 тысяч человек. Из них семь миллионов расстреляны в тюрьмах НКВД!
Незадолго до XXII съезда мы составили обстоятельную докладную записку и разослали ее всем членам ЦК. Наутро мне позвонил Никита Сергеевич Хрущев: "Я всю ночь читал вашу записку и плакал над ней. Что мы наделали! Что мы наделали!.."
Я была в полной уверенности, что результаты нашей работы будут преданы огласке на XXII съезде. Но Хрущев в своем докладе опять стал говорить, как и в 56-м году, что надо все расследовать и опубликовать. Но ведь все уже было готово к публикации!
Хрущев на XXII съезде сказал: "Наш долг перед партией и народом изучить тщательнейшим образом все обстоятельства убийства Кирова". Зам. председателя КПК З. Сердюк там же говорил, что "работа по проверке этого дела еще не закончена, но вырисовываются весьма важные моменты".)
На Хрущева повлияли Суслов и Козлов, да и другие члены президиума. Уговорили его все припрятать. Я тогда пошла к Хрущеву. Стала убеждать, что это неправильно. Он мне ответил: если мы это опубликуем, подорвем доверие к себе, к нашей партии в мировом коммунистическом движении. И так, мол, после XX съезда были большие колебания. И поэтому мы сейчас публиковать ничего не будем, а вернемся к этому лет через пятнадцать. Я сказала: в политике откладывать решение на пятнадцать лет - значит вырыть себе яму под ногами. Но он остался при своем. И вот они все сложили в архив. После этого работать стало невозможно. Мне пришлось уйти из ЦК. Так же, как Колесникову и Кузнецову.
Весь наш труд составлял шестьдесят четыре тома материалов и документов. Они были переплетены и взяты на хранение архивом КПК.
Когда я уходила в 62-м, пригласила к себе заведующего архивом. Молодой, образованный человек лет тридцати с чем-то, окончил историко-архивный институт. Я ему сказала: "Дайте мне слово, что, если противники этой работы будут пытаться уничтожить документы, вы сделаете все, чтобы их сохранить. Это нужно для будущего нашего народа, для нашей партии. Когда-нибудь, несмотря ни на что, это все воскреснет".
Он даже заплакал. Потом сказал: "Вы не думайте, что если мы молчим, значит, не понимаем. Мы вынуждены молчать. Но мы знаем и понимаем, что в этих стенах происходило и какое значение имеет вся эта работа. Я вам клянусь, сделаю все, чтобы сохранить".
СПРАВКА
В июле 1989 года к Ольге Григорьевне Шатуновской приходил член Комитета партийного контроля Н. Катков. В беседе выяснилось, что из материалов "комиссии Шверника" были изъяты в разное время многие документы: в частности, показания свидетелей по делам Кирова и Орджоникидзе, справка КГБ о репрессиях 1935-1941. Кстати, С.М.Киров совсем не был "белым и пушистым", хотя он и посещал ленинградские заводы 3 раза в неделю,будучи руководителем областной парторганизации, ситуация в снабжении рабочих не менялась. Когда он был в составе Реввоенсовета 11 армии, защищавшей Астрахань в 1919, он лично отдал приказ о расстреле крестного хода жителей во главе со священнослужителями. Некоторые свидетельские показания, а также заключения и выводы комиссии были изменены.В настоящее время все оставшиеся материалы "комиссии Шверника" находятся в Центре хранения современной документации в Москве.