Куда меня везут?
Мне сейчас (в 2000-ом году) 64 года. Осталась круглой сиротой в три годика. Моя мама умерла от туберкулеза, который "заработала" в Кукморе на военной фабрике. И она была сиротой, жила в общежитии. Когда умерла, её даже хоронить было некому. Только через четыре дня нашлись какие-то дальние родственники, я даже не знаю, где они ее похоронили.
Меня сдали в дом ребенка, несколько раз переводили из одного в другой. Это было в 1940-ом году. Нас привезли в Елабугу на стареньком пароходе, пристань тоже старенькая.
Встретил нас директор детского дома № 40 Сайдуллин, а имени не помню. Посадили на телегу, накрыли одеялами, и мы поехали под однотонный стук колес...
Все уснули, а я не могла уснуть от любопытства: куда же нас везут?
Но вот нас привезли и повели в дом, в тот зал, где стоял рояль. Стулья сдвинуты к стене, вдоль окон - столы и скамейки. Нас усадили за эти столы и принесли в тарелках что-то трясущееся. Мы ели и не знали, что мы едим такое трясущееся и без мяса.
После обеда стали знакомиться и играть, да так расшалились, что Вове Зайцеву поранили ухо до крови, а мне сорвали бородавку под коленкой (после чего у меня прошли все бородавки).
Потом нас уложили на маленькие кроватки спать по два человечка, было тесно. Сирот было много, мест не хватало.
Хорошо помню всех воспитателей. Одна очень злая, она нас била и наказывала голодом, ее звали Клара Александровна. Мы ее боялись и ненавидели. Другая, Галина Салаховна, была нам как родная мать, она нас очень жалела и защищала. Мы ее очень любили и звали мамой.
Детский дом
Жили строго по режиму. Кормили нас скудно. В завтрак давали кусочек хлеба или сухарик и чай несладкий. После завтрака мы собирали под столом хлебные крошки и даже вылизывали языком. Потом с нами проводили занятия и вели на прогулку, которая для нас была праздником, потому что на улице мы ели всякую траву, которая росла на площадке, где мы играли. Ели липовые листья, кашку (пастушья сумку), пырей, вороньи ягоды, просвирку, желуди. А потом нас строили и проверяли наши рты, у кого рот зеленый от трав, тому вместо супа на тарелку клали траву, таких в группе было много.
Если траву мы не ели, нас гнали спать. Во время мертвого часа дежурные по группе ходили и проверяли, кто спит, а кто нет, и наказывали тех, кто не спит. Я никогда не спала и меня больше всех наказывали, нас оставляли в постелях и лишали полдника и прогулки вечером.
Манишки
Онажды я попала еще в одну беду. Нас водили на музыкальные занятия. Я была самая маленькая и всегда шла в строю последняя. Мне было уже шесть лет. На занятии почему-то маленьких детей ставили в последний ряд, а больших впереди. Я стояла сзади и вдруг увидела на выступе печи два свертка. Я, не долго думая, взяла их, села на пол, сняла чулки и вложила туда эти свертки, чтобы хоть чуть-чуть стать повыше. И в самом деле, когда мы выходили, я стала чуть выше Вали Федюковой, и меня поставили впереди нее.
Я была радостная и гордая, что не последней вышла из зала. Но тут пришла Клара Александровна и стала кричать, что кто-то украл ее монетки (так мне послышалось)... Оказалось, это были манишки, которые ей присылали из Германии. Я сразу покраснела, как рак, и этим себя выдала. Меня посадили на шкаф, сняли с меня валенки и обнаружили злополучные свертки. За это меня еще больше возненавидели и прозвали воровкой... Прозвище это испортило мне все детство. И до сих пор меня так обзывают те, которые были тогда со мной. Я переписывалась с одной из наших, и вот она приехала в Елабугу, здесь познакомилась с моими друзьями и всем начала болтать, что меня в детстве звали воровкой, но никто от меня не отвернулся, потому что знали, что я не воровка. Я 33 года проработала в школе учителем.
Лисенок
Итак, меня стали еще больше ненавидеть, чаще наказывали и обвиняли во всем. И вот я пошла в первый класс в 1945-ом году. К нам в спальню принесли маленького лисенка, его какой-то охотник подарил. Лисенок пушистый, огненный, с большим рыжим хвостом. Начал он нас хватать за ноги, кусал до крови, когда мы заправляли постели. Вопитателям и няням это очень понравилось, они начали лисенка использовать для наказаний. Это было ужасно!
Лиса гонялась за курицами, за птицамии (пока однажды не убежала в лес).
Как-то нам на полдник принесли конфеты. Нас было в спальне трое наказанных (за то, что не спали в мертвый час). Лиса украла несколко конфет и объедки оставила под тумбочкой. Когда стали раздавать конфеты на полдник, обнаружилось, что не хватает несколько конфет, за это меня побили и оставили без ужина. А на другой день нянечка обнаружила под тумбочкой объедки и тогда взрослые поняли, что не я взяла конфеты.
И таких случев было много.
Концерт
Онажды вечером няня Надя ушла в кино, оставив с нами свою подружку. Та попросила ей что-нибудь спеть. Мы обрадовались и давай ей показывать свое искусство. Запели песню "Слава, слава героям-бойцам", потом плясали перед ней лезгинку, барыню, сербияночку, читали ей стихи. Когда пришла тетя Надя, она ей рассказала о нашем концерте. На другое утро та взяла в одну руку ремешок, в другую лучинку и давай нас хлестать по чему попало, оставляя рубцы, синяки и занозы. За это ее уволили и посадили.
Хорошо, у кого братья.
В 1946-ом году перевели в другой-школьный детский дом, но и там не лучше жилось. Но там мы были посвободнее и нас так уже не наказывали, как в дошкольном. Зато здесь были старшие мальчишки, которые у нас отнимали паек и били нас. Они сильно матерились, курили, воровали все и продавали. Старшие девочки за нас заступались.
Питание тоже было скудное, мы не наедались, поэтому воровали и ели сырую картошку, морковку, свеклу (когда привозили во двор и сваливали около погреба). Осенью собирали гнилую картошку и отдавали техничкам, они нам пекли крахмальные лепешки пополам с землей и меняли нам на конфеты. За одну подушечку одну лепешку, за длинненькую конфету - две лепешки.
С надеждой ждали праздничных дней, когда нам давали подарки - конфеты, пряники. Жаль, праздников было мало: 7 Ноября, Новый год и Мая. Хорошо жилось девчатам, у кого были братья. Они выкапывали картофель, пекли на кострах и давали своим сестрам. А мы, безбратные, занимали очередь за угольными картофельными кожурками. За три года было четыре детских смерти в детдоме от голода.
Тёмная за кошкины усы
Однажды нам выдали портфели для школы. А до этого мы ходили с тряпичными сумками. Я взяла свой портфель и продала одной домашней девочке за два рубля, а деньги проела на пряники. За это мне устроили темную. И рассказали про манишки. Репутацая была испорчена и здесь. И дорожить было уже нечем, и я стала делать, что хотела. Меня не приняли в пионеры. Девчата принесли мне галстук, я его тоже продала той же девочке, Зине Белобородовой. И тоже проела, и была мне взбучка. Наказывали и за вину, и без вины. Однажды в спалне избили ни за что, обвинив, что кошке усы сожгла. Проверяли горящей спичкой - на кого наклонится, тот и виноват. Спичка наклонилась на меня. На меня накинули одеяло и стали бить, кто чем, кто пинал. Техничка пришла и отбила, сказала, что кошка в печке усы сожгла себе, сидела там, когда растапливали.
Я мечтала убежать из детдома, пряталась, но меня находили и снова устраивали темную. Стригли наголо и не давали отращивать волосы. В 1949 -ом году на 7 Ноября дали конфет 29 штук, сразу все съела и заболела золотухой глаз. Вот какое было у меня детство.