Боль, приди ко мне

Кора Персефона
Кира открывает дверь своей квартиры, входит в прихожую, замирает на миг, прислушиваясь к тихому щелчку замка за спиной.

Вот она и дома.

Сразу же, стоит ей только войти, она понимает – Кирилл тоже здесь. Он ждет ее возвращения , как бывало уже много, много, бессчётно много раз.

Он, должно быть, на кухне. Ему нравится сидеть у окна, особенно осенними вечерами, покуривая и наблюдая за освещенными окнами соседних домов.

Кира снимает туфли, с наслаждением поводит затекшими пальцами, достает из сумочки мобильный телефон и кладет его на полочку под зеркалом, немного потемневшим от времени.

Иногда Кира спрашивает себя, что же отражается в нем, когда ее нет дома?

Что отражает зеркало, когда в него никто не смотрит?

Телефон очень важен, потому что ей позвонит Дима. Она услышит его голос, и Кирилл уйдет.

Кирилл уйдет, и долгие годы их близости растают, как утренний туман в лучах восходящего Солнца. Как бы банально это ни звучало.

Кира идет на кухню.

Да, Кирилл здесь.

Он прекрасен, ожившая статуя великого мастера, или юноша, покинувший полотно гениального живописца, чтобы облачиться в потертые джинсы на бедрах и закурить, закинув ноги на кухонный столик.

Кирилл всегда был прекрасен, с того самого момента, когда он появился в первый раз.

Это было в тот вечер, когда маленькая Кира подслушала разговор родителей в гостиной, хотя мама отправила ее играть в маленькую комнату и попросила не выходить, пока они с папой ее не позовут.

- Настя, я ухожу не к кому-то, - говорил отец Киры, покачиваясь с пятки на носок. – Не к кому-то.  К себе самому.

И он, и мама Киры стояли напротив друг друга; должно быть, им не приходило в голову присесть. Или отец стремился избежать  слишком долгого объяснения с той, от которой он уходил, чтобы никогда не вернуться.

- Настя, я задыхаюсь. Если я останусь, я погибну, потеряюсь среди этой мебели, ковров, сервизов. Не бойся, я все это оставлю тебе.

И отец с неподдельной, глубокой печалью добавил:

- Я знаю, что все эти вещи очень важны для тебя.  Дача, конечно же, будет твоей. И твоя машина останется в твоем полном распоряжении . Мне ничего этого не нужно, я готов начать все с начала.

Кира тихонько ахнула, прикрыв рот ладошкой. Папа уходил от них! Она уже слышала от девочек в своем первом  классе, что родители, бывает, разводятся. Теперь это происходит и с ней. Но почему?!

-Ты не отделаешься дачей, - с ненавистью выговорила мама. – Думаешь, я поведусь на подачки?! Я прекрасно знаю, сколько стоит твой бизнес. Не надейся легко от меня отделаться. Мерзавец! Этот твой чемодан с вещами все, что тебе останется, клянусь.

Кира вернулась к себе в комнату и заплакала. Она и всегда плохо переносила ссоры родителей, но эта сцена была ужасна. И они даже не вспомнили о ней. Как будто ее, Киры, их дочки, вовсе и не было!

И тогда, сквозь слезы, Кира вдруг поняла, что в детской есть кто-то еще.

Она вытерла глаза.

На ее диванчике сидел мальчик, очень красивый, белокурый, в изящных черных брючках и нарядной рубашечке с отложным воротником.

Прежде чем Кира успела спросить, кто он, мальчик подошел к Кире и обнял ее.

Девочке сразу стало чуть легче. Все-таки, она была не одна. И ей показалось, что мальчик… волшебный. Не совсем настоящий.

- Мне так жаль тебя, - прошептал мальчик. – Кира, мне так жаль тебя!

- Папа уходит из-за меня? – спросила Кира. – Из-за того, что я хотела новый велосипед?

- Да, бедная моя, - нежно проговорил мальчик. – Из-за тебя. Понимаешь, он еще мог примириться с твоей мамой, с тем, что она жадная и все время покупает дорогие вещи, но когда и ты стала просить новые подарки, он понял, что не вынесет этого.

Кира разрыдалась.

Мальчик снова обнял ее.

-Ты никогда этого не забудешь, - тихо шептал он, - бедный, никому не нужный ребенок. Плачь, моя милая, плачь.

Потом Кира успокоилась. Ей очень понравилось, что мальчик ее жалеет.

Они немного поиграли в тишине, а потом Кира спросила:

-Как тебя зовут?

- Давай,  меня будут звать Кирилл, - предложил мальчик. – Мы будем Кира и Кирилл, всегда вместе.

- Ты никуда не уйдешь?- Кира вдруг испугалась, что Кирилл исчезнет, и она останется одна.

- Нет, Кира, я всегда буду с тобой, - Кирилл улыбнулся. – Поверь, я никогда тебя не оставлю. Никогда!

Позже в тот же вечер отец Киры ушел. Но она уже спала и не слышала, как за ним захлопнулась дверь, и как мама стала тут же звонить по телефону своим подругам, хотя час уже был поздний.

Утром Кира вспомнила, что случилось накануне.

Все было не так, как обычно. Мама не собирала ее в школу, а курила на кухне и говорила, говорила по телефону, словно так и не выпускала его из рук всю ночь. Между двумя разговорами она сообщила Кире, что теперь они будут жить вдвоем – Кирин папа ушел от них, и они остались одни.

Кира вспомнила разговор с волшебным мальчиком. Если он сказал правду, а он совершенно точно говорил правду, с чего бы ему было врать, то все дело было в ней, Кире. Но она все еще могла поправить дело!

Кира потихоньку вынесла из квартиры свою самую любимую шубку и выбросила ее у мусоропровода. Вот так! Ей вовсе не нужны дорогие вещи! Она искренне хотела умилостивить неведомые могущественные силы, чтобы папа вернулся.

На Кирину беду, шубку узнала уборщица, не раз видевшая в ней дочку Потаповых. Она не решилась взять такую дорогую вещь без спроса, мало ли чего, дом-то непростой, элитный. Поэтому уборщица позвонила в дверь квартиры Потаповых и спросила у открывшей ей Кириной мамы, что делать с шубкой – можно ли ее взять для внучки?

Был страшный скандал, Кире сильно досталось за дикую выходку – взять и вынести из квартиры ценную вещь! Да еще именно тогда, когда их будущее неизвестно!

Когда мама успокоилась, Кира робко спросила у нее, почему ушел папа.

- Потому что он мерзавец, - убежденно сказала мама. – Но ничего, Кира, я с ним повоюю!

И  началась война.

Отец Киры все-таки решил оставить себе кое-что из нажитого, и именно из-за этих банковских счетов и апартаментов на Золотых Песках в Болгарии разгорелось долгое, жестокое сражение.

Начались суды.

Мама то преисполнялась надежды, то рыдала и проклинала адвокатов. Ей было не до Киры, и маленькую девочку утешал Кирилл.

Он понимал, как ей тяжело, и приходил поиграть, когда Кира, сделав уроки, тихонько тосковала в своей комнате. Ей хотелось позвать одноклассниц, но она стеснялась мамы, начавшей выпивать, чтобы снять стресс от раздела имущества.

-Какая же тебе выпала тяжелая судьба! – тихонько приговаривал Кирилл, кода они играли.- Отец ушел, вот что за беда с тобой приключилась, моя милая девочка! Ты никого не сможешь полюбить, бедный ребенок. Твои раны никогда не затянутся. Ну, ничего, я всегда буду с тобой. Главное, помни, Кира – я всегда буду рядом!

Тогда Кира не понимала смысла его слов. Она все-таки мечтала, что, когда вырастет, выйдет замуж, и у нее будет свой дом, уютный и теплый.

Но замуж вышла ее мама, во второй, а потом и в третий раз, и эти браки были ужасны. Анастасия подозревала, что мужья зарятся на ее деньги и квартиры, одну – московскую, другую – в Болгарии, со временем отсуженную у первого мужа. Бушевали ссоры, звучали жестокие слова.

Иногда во время диких сцен Кира и Кирилл тихонько плакали вместе, обнявшись в темноте детской.

Первое время после развода отец Киры встречался с дочкой так часто, как только мог - каждый раз ему приходилось выдерживать целую битву с бывшей женой. Но месяц за месяцем он отдалялся от прежней семьи. Течение жизни уносило его все дальше и дальше – он начал новое дело, влюбился, после мучительных колебаний решил рискнуть еще раз и предложил новой подруге жить вместе. Та была человеком творческим, любила путешествовать, терпеть не могла вокруг себя лишних вещей, как, впрочем, и лишних людей, то и дело затевала дружеские посиделки со своими артистичными, несколько далекими от материального мира, знакомыми. В кругу людей, не разбиравшихся в марках спортивных машин, но перечитавших, казалось, все на свете, отец Киры отдыхал душой, чувствуя, как к нему возвращается молодость.

Кира уловила начало этого плавного, неумолимого отдаления – отец стал пахнуть по-новому.  Ушел так хорошо знакомый ей запах табака – он бросил курить, солидные нотки дорогих мужских одеколонов сменились причудливыми ароматами пряностей, редких специй и древесины из далеких стран. Новая спутница жизни считала, что все, что носит на себе человек, включая и духи, должно подчеркивать его индивидуальность, а не ставить его в ряд унылых последователей того, что «модно».

Теперь во время редких прогулок Киру обнимал и брал за руку незнакомец – отец стал другим, юным, легким, веселым. Кира стала его немного стесняться. Он рассказывал дочке о своих поездках на затерявшиеся в Индийском океане острова, а Кира отмалчивалась, сокрушаясь о том, как неинтересна ее жизнь. Отцу должно было быть с ней скучно. И он действительно начал скучать.

Но зато  Кирилл знал о Кире все – от него у нее не было тайн и секретов. Он знал, кто из девочек ей нравится, и с кем из них она хотела бы подружиться, кого из мальчиков она позвала бы на день рождения, если бы, конечно,  мама устроила ей праздник. Ему ничего не нужно было объяснять, он понимал Киру без  лишних слов.

Девочку не волновало, что Кирилла видит только она. Это  было замечательно! Кирилл принадлежал только ей, и, так как он не существовал ни для кого другого, то не мог найти себе новую подружку.

Шло время.

Кира превратилась в стройную девушку с недоверчивыми серыми глазами, Кирилл – в прелестного юношу, хрупкого и мужественного одновременно. Он всегда был одет именно так, как нравилось Кире, чаще всего в джинсы и футболку или свитер с высоким воротом. Кирилл не приходил, а возникал, появлялся, казалось,  ниоткуда, и также неуловимо исчезал.
По мере взросления Кира все чаще задавала себе вопрос: добра или зла желает ей ее призрачный друг?

Она долго не хотела знать, кто он.

Кира не боялась сойти с ума. За исключением Кирилла, она справлялась с жизнью лучше многих взрослых, не обманываясь ни на чей счет и видя людей такими, какими уж они были – часто неискренними, завистливыми, глупыми, гораздо реже – добрыми и открытыми для дружбы. Вот этих-то и сторонилась Кира. Ей не нужны были друзья. Потому что и они могли предать, а это было бы очень больно.  Очень больно.

В гимназии Кира влюблялась, конечно же, но всякий раз сбывались мрачные пророчества Кирилла – юношеские влюбленности не приносили ей счастья. Она плакала на груди Кирилла, а он гладил ее по голове и иногда и сам ронял слезинку-другую.

- Понимаешь, Кира, - напевал ей Кирилл, - конечно, я мог бы рассказать тебе сказку о том, что человек, если хочет, может изменить свою судьбу. Это действительно сказка, моя милая девочка, и не потому, что судьбу невозможно исправить. Это-то как раз несложно. Дело в том, что люди сами не хотят ничего менять. Слышишь? Вы так привыкаете к своей боли, что уже не можете жить без нее. У каждого есть свой темный человек, и этот темный человек соткан из страха, стыда, презрения к себе, недоверия к жизни.

- Но ты не темный человек! – вскричала тогда Кира. – Ты - мой самый лучший друг!

- Тьма, как и свет, всего лишь условности, на которых держится ваш мир, - ласково объяснил ей Кирилл. – Их не существует на самом деле. Никого из нас не существует; мы снимся тому, кто видит всех нас во сне. Когда он проснется, мы исчезнем.

Его мягкий голос унимал Кирину боль. Ничто и никто не могли причинить ей вред, пока у нее был Кирилл.

Но ей страстно хотелось любви, не дружеской, а романтической, чувственной, той, которая, вопреки словам Кирилла, может дать человеку силы изменить привычный ход жизни.

Кира наблюдала сама за собой. Почему она не могла также легко, как ее сверстницы, сближаться с ребятами? Что не давало ей поверить в их неловкие слова, примириться с юношеской неуклюжестью? Кире казалось, что она словно искала любой предлог, чтобы разорвать отношения – не позвонил, когда договаривались, засмотрелся на барышню в кафе, глупо пошутил.

Возможно, дело было в том, что сама Кира не чувствовала материнской любви? Она с завистью смотрела на ровесниц. Их мамы были готовы всегда прийти на помощь дочерям. Мамы  могли ворчать или сердиться, но их преданность своим девочкам была безусловна. Девочки знали – они не одиноки, они всегда найдут поддержку и утешение, если не понимание, у своих мам. Во всяком случае, так казалось Кире.

Во мне и правда живет Темный Человек, говорила себе Кира накануне двадцатилетия. Я знаю, развод родителей, суды из-за имущества разрушили мое детство, лишили меня детской невинности, сделав взрослой раньше времени. Но и другие девочки проходили через то же самое – родители разошлись у многих. Но они не утратили веру в любовь. А я не верю. Я не могу заставить себя поверить в любовь, хотя мечтаю о ней. Наверное, мой Темный Человек сильнее, чем у других. Мне нужно решиться и сделать шаг навстречу счастью, но я не могу! Если бы мне помог Кирилл… Если бы он подтолкнул меня, мой призрачный спутник, заставил преодолеть себя! Но Кирилл не поможет мне.

Тогда Кира и задумалась, не Темный ли Человек ее прелестный, верный друг? Помогает ли ей его дружба, или не дает проститься с прошлым?

Но эти вопросы были чудовищны. Только Кирилл понимал ее, только он жалел ее, только он знал, как утешить Киру, когда ей становилось совсем худо.  И он не был… темным. Он не нашептывал Кире ужасных слов. Он всего лишь повторял, год за годом, как тяжела выпавшая ей судьба, и что Кире не дано было узнать счастье. Но это же было тайное, глубокое убеждение самой Киры!

Тогда же, в год Кириного двадцатилетия, Кирилл перестал меняться. С тех пор взрослела только она, а ее друг словно застыл в облике совсем юного мужчины, исполненного победоносной, пленительной красоты, не знающей увядания.

В первый раз Кира по настоящему взбунтовалась, когда влюбилась в коллегу по работе, взрослого, женатого мужчину по имени Сергей.

Тогда ей было двадцать три, Сергей был на целых семь лет старше. Он не был первым мужчиной у Киры, но что такое исступленная страсть, она узнала именно с ним.

Ей казалось, что она медленно, бездумно погружалась в сладкую и опасную топь любви. Внешний мир мерк, тускнел, ткань повседневности истончалась, и Кира начинала видеть скрытое. Она осознала вдруг, что разошедшаяся и со вторым мужем мать исподволь начала деспотично искать утешения в дочери – после долгих лет, когда ей, в общем-то , не было до Киры особого дела, мать стала вдруг вникать в ее дела, ждать возвращения с работы, чтобы «поговорить по душам», давать непрошенные советы.

Кира впервые пришла к мысли, что Кирилл не был к ней добр. Он не был зол, но не был и добр. Его исполненные нежности причитания лишали Киру сил, словно ее друг водил ее по кругу страха и боли, не давая ни по настоящему глубоко ужаснуться тому, во что превращалась ее жизнь, ни разомкнуть круг и уйти, чтобы опираться только на саму себя.

Сергей был женат, и они с Кирой встречались украдкой, не часто, и тщательно скрывали связь от коллег на работе. Роман с недавней студенткой мог серьезно сказаться на карьере Сергея.

Для него связь с Кирой была и радостной, и горькой – он начинал понимать, что несчастлив в браке. Но решиться и уйти к молоденькой девчонке?! Может быть, работай они не в чопорном банке, а каком-нибудь легкомысленном рекламном агентстве, все было бы проще.  И все же топь страсти затягивала и его.

Кира отважилась на разговор с Кириллом.

- Я люблю Сергея, - чувствуя удары своего сердца, сказала ему Кира. – Не вспоминай о моем детстве, или оставь меня, Кирилл. Я выросла. Я хочу, чтобы прошлое стало прошлым.
Она с вызовом смотрела на своего друга, ожидая упреков.

Прекрасное лицо Кирилла исказилось глубокой грустью. В его ясных глазах была искренняя печаль.

- Ты не обманешь судьбу, Кира, - ответил он. – Я уйду. Но тебя не ждет счастье. Ты всегда будешь маленькой девочкой, от которой ушел отец. Ты будешь видеть его в каждом мужчине, задевшем твое сердце. Ты будешь знать, что наступит миг, когда уйдет и он, и это знание будет ядом, отравляющим твои чувства.

Кирилл перестал приходить к Кире, и она отдалась любви, имевшей вкус обреченности.
В то же год мать Киры охватил беспощадный огонь болезни. Она сгорала от рака вопреки всем усилиям врачей, рассчитывавших, все-таки, отвоевать у смерти несколько лет.

Молодую женщину  охватил ужас. Ей казалось, что в болезни матери виновата она, ее собственное безрассудное стремление к счастью. Как могла она встречаться с Сергеем, когда погибала ее мама?! Как можно было не встречаться ним, если он стал смыслом ее жизни?!

Кира с отчаянием окунулась в печальные хлопоты.

Работа, одинокие вечера в ожидании маминого звонка из больницы, поиски лекарств по аптекам, свидания с угасавшей женщиной, казалось, еще совсем недавно полной сил и злобы на равнодушный к ее красоте мир…

Был жуткий телефонный звонок, когда от лекарств мама стала путать слова. Она все пыталась и пыталась сказать что-то Кире, но не могла совладать с речью и, в конце концов,  беспомощно заплакала. Это было за две недели до маминой смерти.

Но даже тогда Кира все еще не сдавалась. Не звала Кирилла.

Были встречи с Сергеем, все более тягостные. А потом Кира написала ему  короткое прощальное письмо, объяснив разрыв тем, что не хотела разрушать его семью.

Сквозь слезы она вспоминала давнишнюю историю с шубкой. В это раз она пожертвовала любимым человеком, но и это ее приношение оказалось ненужным. Мамы не стало, и ее последними разумными словами, которые услышала Кира,  были: «Я все в своей жизни сделала не так». 

Судьба неотвратимо вела Киру к одиночеству.

Оставался только Кирилл, и он откликнулся в тот же миг, когда Кира в отчаянии позвала его.

После месяцев страданий, мытарств по больницам, разговоров с равнодушными врачами, для которых мама была всего лишь обременительной пациенткой, обреченной умереть, ухудшив статистику лечебного учреждения, после бессильного свидетельствования маминых угасания и смерти, он показался Кире ангелом.

Кирилл был… прекрасен. Кира разрыдалась у него на груди, впервые за все годы их дружбы подумав, что она некрасива, уродлива по сравнению с этим вечным юношей, олицетворявшем, казалось, саму торжествующую красоту.

- Моя бедная девочка, - нежно шептал Кирилл. – Я же говорил, что ты не познаешь счастья. Какая горькая у тебя судьба! Сначала из-за тебя ушел  из семьи отец, а теперь ушла из жизни мать.

По Кире пробежал холодок. Да, так и было. Она была чудовищем.

Кирилл ласково гладил ее по спине, давая выплакаться.

Сквозь слезы Кира поняла, что ей стало не хватать мужской ласки. Кирилл был удивительно реален. Прикосновение его рук было сладостным, чувственным, оно будоражило, пробуждало совсем не дружеские чувства.

Кира чуть отстранилась от Кирилла. Что происходило? Он же не был… человеком.

Или был? У Киры закружилась голова. Впервые ее охватил ужас безумия. А потом Кирилл властно притянул молодую женщину к себе, и ее страхи растаяли от тепла мужского тела.

Кира проснулась посреди ночи, одна в своей постели. Но теперь она знала, что Кирилл может дать ей все, чего она только не захочет. И он был самым чутким любовником, какого только можно было пожелать. Казалось, он знал Киру так, как могла знать себя только она сама.

И с того времени, на несколько лет, Кира отдалилась от людей. Она много работала, через ступеньку поднимаясь по карьерной лестнице, ездила в командировки, смело флиртовала с мужчинами, подводя их к тому, чего хотела от них, путешествовала. И всегда, когда бы она ни подумала о нем, приходил Кирилл.

Оказалось, что во всех деловых вопросах он – незаменимый советчик. Он подсказал Кире, как лучше всего распорядиться оставшимся ей от матери наследством, заставил отбросить стеснение и идею «отдать все» второму мужу матери, решившему получить свою долю имущества нелюбимой супруги.

- Это твое, Кира, - говорил ей Кирилл. – Все это  принадлежало твоему отцу, понимаешь? Он для тебя это зарабатывал, девочка моя, также,  как сейчас зарабатывает для твоего сводного брата.  Не вздумай отдавать свое добро чужим!

У Кирилла было особое чутье на опасных для Киры людей.

- Не дружи ни с кем на работе, - мягко втолковывал он своей подруге. – Ты рано или поздно наговоришь того, что используют против тебя твои соперники. Учись играть по мужским правилам. Это мужской мир, Кира, так стань понятна для мужчин. Пусть твои начальники видят в тебе «своего парня», а не взбалмошную девицу. Забудь чепуху из женских журналов. Доверяй только своему чутью. Слышишь? Я в тебя верю!

Они оба начали курить, и именно тогда Кирилл полюбил дожидаться Киру у окна на кухне.

Но теперь, в это вечер, Кирилл должен уйти, потому что появился Дима,  и Кира любит его.

Живого, несовершенного, того, с кем можно прожить долгую жизнь с тысячами повседневных хлопот, мгновениями глубокой близости, смехом, огорчениями, с праздниками, принадлежащими только им двоим.

Дима рыжий, немного угловатый, с россыпью веснушек на носу, немного «знайка», любитель авторитетно порассуждать о какой-нибудь чепухе. Они с Кирой познакомились на скучнейшем семинаре по деловому общению, куда обоих отправили их компании, заинтересованные в перспективных молодых сотрудниках. Стоило Диме и Кире разглядеть друг друга в толпе полных несколько пугающего энтузиазма «молодых кадров», как общение для них стало очень, очень личным, а вовсе не деловым.

Он скоро позвонит – они с Кирой впервые решили провести вместе наступающие выходные.

Кира останавливается на пороге кухни.

Кирилл поднимется ей навстречу.

На миг Киру охватывает ненависть к нему – вечно юному, беспечному, неподвластному времени, чудовищно жестокому в его неумолимой, несокрушимой жалости, лишающей Киру жизни. В свете кухонной лампы он кажется Кире недобрым. В прекрасных, ясных светлых глазах нет души, нет того лучистого света, который присущ людям, как бы тщательно они порой ни старались его загасить или скрыть. Это не человек, не страдающее, хрупкое существо, способное, тем не менее, преодолеть любые преграды на пути к счастью.

- Ты хочешь, чтобы я ушел, - говорит Кирилл. – Хорошо. Я уйду, как уходил уже, Кира.

- Но в этот раз я не позову тебя, - Кира опирается о косяк двери.

Ее вдруг охватывает чудовищная усталость. Что она делает? Кирилл может уйти безвозвратно. Кира останется одна, наедине с собой, с жутким чувством человека, прогнавшего прочь лучшего и единственного друга. Она не знает никого, кроме Кирилла – все, кого она встречала, остались лишь смутными образами на самом краю ее зрения. Кира так и не смогла найти в себе силы по- настоящему глубоко сблизиться хоть с одним человеком. Даже Сергей был для нее, скорее, идеей любви и освобождения, а не полнокровным, живым, одухотворенным существом.

Но мне не нужна ничья жалость, говорит себе Кира. Я больше не маленькая испуганная девочка, оставленная отцом. У меня самой будут дети. Что я смогу передать им – страх?! Одиночество?!

Миг, и Кирилл исчезает. Его просто…  нет, так, как будто он захлопнул за собой невидимую Кире дверь.

Удар ее сердца.

В прихожей начинает звонить телефон.

Это Дима, говорит себе Кира. Мой любимый. Нужно ответить ему. Пригласить сюда. Провести с ним ночь здесь, в этой холодной мрачной квартире, чтобы изгнать призраков прошлого. Почувствовать жар живого человека.

Телефон звонит и звонит, и Кира слушает его трели, всматриваясь в то место, где совсем недавно стоял Кирилл. Нужно сделать шаг, всего лишь шаг к счастью, но с этим можно и подождать.

Диме можно перезвонить чуть позже. Или завтра. Лучше всего завтра. Сегодня всего лишь пятница; о выходных можно договориться и в субботу, верно? Увлечения быстро проходят, так что же торопиться?! Ей ли не знать, что в любом романе самое приятное – начало?!

Кира вздыхает, то ли всхлипывает, то ли коротко смеется.

Ну что же, жизнь всегда берет свое, не правда ли? Нужно принять душ, привести себя в порядок перед предстоящими романтическими днями, выспаться.

О, да. Принять снотворное, может быть, чуть больше, чем обычно, чтобы сразу же пройти через ту же дверь, что и Кирилл, и встретиться с ним в зыбком мире грез. Наверное, есть некое идеальное число таблеток, несущее не разрушение, а долгое, сладкое  блуждание по лабиринтам своего сознания. Дверь всегда открыта.

Именно поэтому все еще можно жить, несмотря на боль потерь – всегда можно уйти, потому что никто и ничто не удерживают в этом мире скорби.

Но Кира не спешит. Некуда и незачем торопиться. Все еще можно успеть.  Можно продолжать жить, а можно умереть - все возможно,  все вероятно, бессмысленно, бесполезно, тщетно.

В далекий, далекий вечер к маленькой Кире пришел ее Темный Человек…