Конец казачьего рода

Владимир Бахмутов Красноярский
     Как давно поселились  Козловы  в Причулымье  можно судить лишь предположительно.  По рассказам  Якима Козлова, сохранившимся в пересказах его потомков, их предки пришли в Причулымье еще до сооружения Саянского острога. Когда именно это произошло, точно установить, наверное,  уже невозможно.  Во всяком случае, в исторических документах Красноярска ХУП века такая фамилия не встречается. Зато в сохранившемся полном  списке  служилых людей за 1671 год среди пеших красноярских казаков числится десятник Иван Абросимов сын Козел.
 
    Это скорее прозвище, чем фамилия. Такая форма записи казаков, не имевших или не знавших своей фамилии, была в те годы довольно распространенной.  В списках служилых людей  можно встретить довольно много прозвищ, среди них часто весьма метких и забавных, - Федька Рожа, Девятко Ёрш,  Петрушка Глухой, Ивашко Дудка. А в отряде Хабарова, например, – Вторко Теленок, Омелька Горлан, Ортюшка Пьяной, Васка Бегун, Ивашко Чурка, Васка Горбун…

    Со временем эти прозвища  трансформировались в фамилии, - Ершовых, Чуркиных, Рожиных, Дудкиных,  Глухих и т.д., потеряв при этом, как нельзя не заметить, свой колорит и забавность. Такая же участь ждала, без сомнения, и прозвище Козел.

    Ачинский острог, положивший начало освоению русскими людьми Причулымья, был построен еще в 1642 году. Острог  постоянно подвергался нападениям киргизов, и в 1682 году был ими разгромлен и сожжен. В 1683-м году был построен новый Ачинский острог, но и тогда из-за постоянной киргизской угрозы активного освоения русскими людьми прилегающих земель почти не производилось.
 
    В 1707 году силами томских, енисейских, кузнецких и красноярских казаков южнее Ачинской крепости был поставлен Абаканский острог. «На житье» в нем остался значительный по тем временам гарнизон - 375 человек, из которых 272, т.е. подавляющее большинство, были красноярскими казаками. В острог разрешили переселиться всем «охочим казачьим детям» и отставным служилым людям с семьями. Этим было положено начало заселению русскими людьми поймы  Енисея в верховьях нынешнего Красноярского моря. 

   Не потомки ли красноярского казачьего десятника Ивана Абросимовича Козла (или Козела) положили начало роду Козловых в этом крае?  Это всего лишь предположение, но, как видите, не лишенное исторической основы.

    К концу Х1Х века крестьянское семейство потомственного казака Якима Козлова проживало в  селе Александровка Березовской волости Ачинского уезда, - селе,  раскинувшемся  по берегу речки Березовки – притока Чулыма.
 
    Хозяйство у Якима Козлова было крепкое, да и семья не малая – четыре дочери и два сына. Работников они не держали, - управлялись сами, и жили не бедно. Яким гордился боевым казачьим прошлым своих предков, был человеком гордым, вольнолюбивым и слыл умелым и предприимчивым хозяином.   Был он  похож на Пугачева, каким его изображали в книжках по истории, –  такой же чернобородый, и челка такая же.

    В 20-е годы наступившего нового столетия умирающая от  голода Советская Россия требовала  хлеба. Голод свирепствовал в Поволжье, без хлеба оставались Москва и Питер. Где можно было взять хлеб?  Только у тех, у кого он был.  И как только колчаковцы были отброшены за Байкал, по деревням и заимкам Енисейской губернии пошли продотряды. В марте 1920 года было объявлено первое задание – собрать  4,6 млн. пудов хлеба, в августе 1920-го второе, - 7 млн. пудов.

    Конечно, это был грабеж, - о какой справедливости  могла идти речь. Губернские партийные руководители отлично понимали, что если Советская власть не устоит в Центре, то не устоит она и в Сибири. Шла жестокая и беспощадная борьба за сохранение власти. У крестьян насильно отбирали  выращенный ими хлеб,  чтобы спасти от голода Центральную Россию, накормить город.
   
    Следует ли удивляться, что  крестьяне бунтовали, когда продотрядники  подчищали во дворах все под метелку, порою не оставляя хозяевам хлеба ни на прокорм, ни на посев? Продразверстка шла рядом с  восстаниями, бунтами, мятежами. Походы продотрядов по деревням   напоминали вылазки на передовые позиции, на линию фронта. Обстановка продолжала оставаться напряженной, тревожной; никак нельзя было сказать, что гражданская война закончилась.

    Началось проведение обысков по крестьянским дворам, привлечение к суду владельцев излишков хлебных запасов, их конфискация с арестом владельцев. В ход пошла статья 58-10 УК РСФСР (контррево-люционная агитация), - она применялась к тем, кто осмеливался вслух осуждать насилие.
 
                *

    Снова, как в начале двадцатых, стали появляться в лесах банды вооруженных людей, снова начались грабежи, убийства советских активистов, снова  вспыхнули крестьянские  восстания. Только лишь в 1929 году их было зарегистрировано по стране 1300,  за январь-март 1930 года – уже более 2000.  Это официальная статистика. 
   
    Власти не оставались в долгу, - к концу 20-х годов почти 25% населения Минусинской котловины было уничтожено или выселено. Еще 40-45% мужского населения будет уничтожено или отправлено в лагеря в середине 30-х годов. 

    К началу 30-х годов властями был взят курс на сплошную коллективизацию крестьянских хозяйств. Резко возросли масштабы государственной помощи колхозам – кредитование, снабжение машинами, передача им лучших земель, налоговые льготы. Для единоличников  наобо-рот, - были увеличены ставки сельскохозяйственного налога, увеличены объемы государственных заготовок, которые приобрели обязательный характер, у них изымали земли, передавая их колхозам. Государство делало все, чтобы поставить крестьянина перед необходимостью вступить в колхоз. Однако деды упорствовали, все еще надеясь подняться само-стоятельно на вольной сибирской земле.

                *

    Когда стали создавать коллективные хозяйства,  дед Яким категорически отказался вступать в колхоз. Ему этого не забыли. Хотя он работников не держал, т.е. по партийным критериям тех времен «кулаком» не был,   к нему пришли к одному из первых. Что было тому причиной, сейчас сказать трудно, - может быть заурядная человеческая зависть, - ишь, как справно живет человек. Может быть слухи о его былом участии в крестьянских волнениях начала 20-х годов. А может быть и того проще, – его нетерпимость к насилию, необузданный его нрав и язык. Можно тогда представить, как вел себя  и что молвил потомственный казак Яким Козлов, когда стали шариться  у него по подворью, выносить хлеб и уводить лошадей.

    Якиму заломили руки, связали, и бросили на подводу. Рвавшихся к нему сыновей удержали мужики-односельчане, наблюдавшие за происходившим, - ухватили за руки, за плечи;  что-то говорили им, кивая на вооруженных красноармейцев.
   
    Под охраной конных милиционеров двинулись с подворья подводы, груженные мешками с хлебом. Связанный и уложенный среди мешков Яким, хрипя и матерясь, приподнялся на локте, крикнул сыновьям:
  - Бегите, сынки в лес, воюйте с этой треклятой властью, не жалейте живота своего…

                *   

    Якима Козлова отправили в ачинскую тюрьму, там он и умер, так и не примирившись с новой властью. Сыновья его пропали, и долгое время о них ничего не было известно. А в лесах, за Чулымом стала действовать какая-то вооруженная банда, досаждавшая властям грабежами складов, продуктовых лавок, угрозами о расправе с активистами сельских советов. По селу прошел слух, что это братья Козловы со своими единомышленниками. В одном из столкновений с бандой во время её нападения на сельсовет, был убит  сельский активист, член РКП(б), пытавшийся оказать ей вооруженное противодействие.
 
    Такие случаи не могли остаться без внимания властей. По распоряжению из Ачинска в волости был сформирован милицейский карательный отряд, усиленный добровольцами - вооруженными активистами сельских советов. Добровольцев вооружили присланными по такому случаю винтовками. Даны были отряду и соответствующие полномочия, - в случае  сопротивления – расстреливать преступников на месте.
 
    Среди добровольцев оказался зять Якима Козлова, муж одной из его дочерей  - Иван Карачинцев. Не был он ни коммунистом, ни сельским активистом, не был даже и особым сторонником Советской власти. Сразу то и не скажешь, что привело его добровольцем в этот карательный отряд. Рейд  оказался удачным, - банду выследили и окружили. Было в ней человек пять-шесть, в том числе и братья Козловы.

    Как действительно развивались события в тот трагический день, сейчас уж никто не расскажет. В самом ли деле шли они сдаваться, убедившись в бесперспективности борьбы с властью, как об этом иногда говорили. Или таких намерений у них не было, они просто попали в засаду и готовы были сопротивляться? Как бы там не было, а Карачинцев, увидев братьев, сразу взял старшего из них на мушку. Тот узнал его, успел еще крикнуть:
  - Да ты что, Ванюха, - родственники же мы…  Но в это время прогремел выстрел, и одного из братьев не стало.

    Произошедшее ошеломило всех, - и окруженных, и окружавших. Банда, увидев такой оборот дела,  не сопротивлялась. Её разоружили, связали пленникам руки,  повели в село. Тело погибшего брата несли на осиновых носилках, сделанных на скорую руку. За ним шел  плачущий младший брат Петруха и  Иван Карачинцев с винтовкой за плечами, насупленный и молчаливый.
 
     Я мысленно представил  себе эту картину и спросил себя, - что же толкнуло Ивана Карачинцева на такой поступок, как он смог поднять руку на брата своей жены? Что это? Классовая ненависть? Да нет же, - он такой же, как и  эти братья, крестьянин, так же, как они, относился и к земле и к власти. Тогда в чем же причина?
 
    Современному поколению молодых этого не понять. А ведь он сделал это во спасение себя и своей многочисленной родни. Представьте себе, в каком он оказался положении. Тесть  объявлен кулаком, - «контрой», врагом народа; арестован и находится в тюрьме. Два его шурина – бандиты, воюющие против Советской власти. Один его свояк – Филонов, - расстрелян, как похититель социалистической собственности. Другой – Алексей Пальчун, осужден на 10 лет лагерей, как пособник похитителей.
 
    Он один остался в «волчьем гнезде», как с ненавистью говорил о нем заезжий командир-ЧОНовец. Одно слово, один ложный донос и его самого упекут, растопчут, разорвут на части «товарищи». Он  и действительно  остался один среди баб семейства Козловых, - единственная их поддержка и опора. А у него еще и свои мать с отцом, младшие братья и сестры, жена, дети. Как они будут без него, - пропадут ведь!

    Долго он думал, прежде чем напроситься в отряд. Еще сомневался, - возьмут ли, дадут ли оружие. Парни все равно пропали, - думал Иван, - не выпустит их власть живыми. А если я их застрелю, - будет мне милость, - не тронут по крайней мере. Петруху только жалко, - еще и не пожил ничего. Велик грех, да  деваться некуда, иначе и сам пропаду, и родне жизни не будет.

    Напрасно сомневался Иван Карачинцев, - взяли. А чего не взять, - под пули то. Хотя и удивились. А когда застрелил  шуряка, - сначала растерялись, а потом – обрадовались:
  - Ну, таперя ты, Ваньша, наш, проверенный…

    Шуряка схоронили на сельском кладбище возле Александровки. Сестры, и жена вместе с ними, чуть не разорвали Ивана на похоронах, - сельсоветчики отстояли. Односельчане смотрели на Ивана с осуждением. Иван молчал, терпел, надеялся  перемелется.
Арестованных членов банды отправили под конвоем в Ачинск. О Петрухе  никто и никогда больше ничего не слышал. Прав был Иван, - не выпустила его Советская власть из своих рук.

    Ивану Карачинцеву тоже не пожилось на родной земле. Не стало ему жизни от односельчан. Вскоре  завербовался он на север и вместе со всем своим семейством уехал в далекую Дудинку. Забрал с собой и сильно сдавшую от горя  тещу, – все еще на что-то надеявшуюся жену непокорого казака Якима Козлова.

    Так вырубили под корень в начале 30-х годов  казачий род Козловых на ачинской земле.