Маленькая красавица

               

               
         Летнее солнце, пройдя свой дневной путь наполовину, уже поднялось высоко над головой и греет так сильно, что становиться невыносимо жарко. В такие минуты аул, словно замирает, и кажется, что время не властвует над ним. Всё живое старается это время переждать, находясь в тени, в отдыхе.
         Вокруг устанавливается скучная тишина, и только один овод, взявшись, откуда не возьмись,   нарушает тишину, норовя сесть на какое-то животное или на человека;  досаждает своим гудением, или  не дай бог ещё  вдобавок  укусит. Очень редко увидишь людей выходящих на улицу в такое время, кроме тех, у кого какое-нибудь неотложное дело.
        И вот и на этот раз на улице нет никого кроме девушки с виду лет двадцати, которая вышла с калитки близ лежащего двора. По её торопливой походке видно было, что она выполняет какое-то поручение. Повернув направо, она пошла по пыльной дороге, не замечая ничего вокруг. Вдруг она, остановившись, стала размахивать руками. Затем стала бить себя: то по плечу, то по рукам, то по груди  при этом ругая и проклиная кого-то словами:
        -«Будь ты проклят! Да постигнет тебя кара небесная!»
        На первый взгляд, со стороны показалось бы, что у девушки с головой не всё в порядке, но нет, подойдя ближе можно было заметить, что она прогоняет назойливого овода. Наконец девушка прогнала пристававшего к ней овода, или может быть убила его. Во всяком случае, овод её уже не беспокоил и девушка, успокоившись,  задумалась. Вдруг сзади послышался девичий окрик, который вывел её из состояния задумчивости.
     «Накар, Накар!» – крича, выбежала из той же калитки, откуда появилась первая, на вид лет пятнадцати, стройная красивая девочка. Подбежав к своей старшей сестре, которая та являлась ей, теперь уже почти шёпотом, нежным, наивным ангельским голоском она сказала:
     -Накар, возьми меня с собой.
     -Куда ты хочешь идти сестричка? - посмотрев на сестру,- сказала Накар.
     -Куда ты, туда и я. И просто, хочу  с тобой вместе побыть.
     -Я иду к деду Индрису, – так звали их почтальона,- за письмами с фронта; уже несколько месяцев он не заходит к нам;  мать  наша  забеспокоилась,  вот она и послала меня.
     -Разреши мне  пойти с тобой, я не буду мешать тебе,- умоляюще произнесла «Дахе- цик»,- такое прозвище было у этой красивой девочки, которая стояла здесь.
       Накар посмотрела на свою сестру вниз с высоты своего высокого роста. Она  была высокая, и это выделяло её от других девушек аула, стройная фигура, и красивая внешность дополняли это отличие.  Сейчас от постоянного недоедания она так похудела, что ноги подкашиваются, и спина от непосильного труда немного сгорбилась. После ухода на войну отца и трёх её старших братьев, все семейные заботы легли на эти плечи, сгорбившие её.
      Заурчало в животе у Накар, давая знать хозяйке, что он пустой.
      «Ах, покушать бы сейчас жареной индюшки с соусом» - подумала она, и стала вспоминать о всяких яствах, которых приходилось отведать ещё раньше, до войны.
      «Неужели это время безвозвратно ушло и не вернётся никогда»,- думая так, забыв о своей сестре, она потихоньку начала удаляться от своего дома.
      «Накар, Накар!» – снова она услышала за спиной умоляющий голос Марзиет,- такое настоящее имя было у девочки.
      Этот голос звучащий сзади вернул  Накар к  реальности.
      «Что ты кричишь – «Дахе-цик», я ж не глухая, всё слышу прекрасно. Вот ты вредная девчонка»,- обернувшись, полушутя, – сказала Накар.
       Перед ней стояла младшая любимая сестричка и обиженно смотрела с умоляющим взглядом на неё. Накар, посмотрев на сестру, подумала:
       «Какая же ты красивая у нас «Дахе-цик». Ну, прямо «Адыиф». Красивая белая кожа, красивое лицо. А какие брови, они как будто написаны пером, веки с длинными ресницами, часто моргая, прикрывают карие глаза. Ни по возрасту, сформированный девичий стан, ростом не высока, но стройна, коса из чёрных волос, длинной ниже пояса, толщиной с детскую руку».
     «Будь счастлива «Дахе-цик»,- сказала про себя Накар,- смотря на свою любимую сестричку.
       Все её любили. Её не возможно было не любить. Красивая внешность, в сочетании с доброй душой, и застенчиво-порядочное  поведение её подкупало всех. И вот за всё это её ласково называли - «Дахе-цик», что означало «Маленькая красавица».
     -Что ты говоришь Накар, - еле слышно прошептала Марзиет.
      -Я говорю марш домой! Ты  не знаешь, что фашисты рыщут по аулу? Они могут позариться на твою красоту, и тогда жди беды. Поэтому тебе не разрешают выходить из дома.
      -А ты почему ходишь?
      -А что я, кому такая нужна, некрасивая и худая.
      Вдруг вдалеке послышался глухой рокот не привычного звука, от которого вздрогнули девушки. Они стояли друг перед другом, не зная, что делать, а может любопытство взяло вверх над разумом. Если бы они только  знали, что произойдёт через некоторое время, то они поторопились бы убежать, и все было б хорошо. Но они остались стоять на месте, и это предопределило их дальнейшую судьбу. А между тем рокот становился всё ближе и слышнее. Птицы, сидевшие на ближайших деревьях, беззаботно отдыхавшие до сих пор, резко сорвались со своих мест, словно учуяв какую-то приближающуюся беду, беспокойно чирикая, улетели прочь. Почуяв какой-то неведомый страх, Марзиет спряталась за спиной сестры и схватилась за её руку. Всё затихло, замерло вокруг, и установилась гнетущая тишина.
     Нарушая эту тишину словами: «Яйко, молёко ест»,- зарычал один из двух немецких автоматчиков, которые подъехали на мотоцикле с коляской. Оба были в немецкой форме. Гимнастёрки их были расстегнуты до груди, а рукава закатаны по локоть. Каждый держал автомат наперевес груди. За поясным ремнём заткнуты по две гранаты и рядом у каждого прикреплён штык-нож. У того, кто находился за рулём, за голенищем сапога был заткнут кнут.
    «Что они мотоцикл подгоняют кнутом»,- нелепая мысль пришла в голову Марзиет, выглядывая из-за спины своей сестры.
      «Ни в коем случае не высовывайся»,- сказала Накар, продолжая стоять на месте.
      Немец, который сидел в коляске вдруг стал шарить по карманам. Немного погодя он вынул из грудного кармана губную гармошку, и стал что-то насвистывать. Прекратив свистеть, он поднёс к губам  гармошку и стал играть, то тихо, то громко какую-то немецко-фашистскую музыку. И вот  в округе, где раньше была тишина, теперь непривычной экзотикой разливается немецкая музыка. Затем, фашист  прекратив играть, засунул губную гармошку обратно в карман. Он вылез из коляски. Став на переднюю её часть, начал пританцовывать своими маленькими ножками, при  этом руками подзывая Накар, приглашая её присоединиться к танцу, и говоря при этом: «бите мадам, бите». Он на своих маленьких ножках казался - «коротышка», и другой, на худых ногах –
« долговязый»,- детина. Оба неухоженные, расхлябанные, грязные и голодные, походили только не на солдат пресловутого великого  вермахта,- а на сказочных уродцев.
      «Уроды, настоящие фрики, недаром их называют фрицами. Будьте вы прокляты!»- вспомнив о своих двух братьев погибших в начале войны и о своём отце, от которого вот уже пять месяцев не было никаких вестей,- шёпотом еле слышно, произнесла сквозь зубы Накар.
       И ещё она вспомнила старшего брата Дина, который оказавшись в окружении, попал в плен и находился в это время в застенках фашистского концлагеря. Это здесь ещё никому неизвестно, потом, после войны узнают все.
        «Год уже, как от него нет никаких вестей. Значит, погиб  или  в плену»,- подумала Накар.
         От этих мыслей сердце девушки защемило, и так жалко стало их всех,  и себя, и Марзиет, которая не очень понимает, что тут происходит. От волнения сердце у неё застучало  быстро и громко, как будто, оно захотело вырваться из груди.
        «Фрики! Фрики! Фрики!»- под стук сердца, думала Накар. «Будьте вы прокляты! Ничего, ничего придут наши, они вам покажут, за всех отомстят».
         -«Молёко, яйко!»- вновь зарычал, ещё строже прежнего долговязый немец, недовольный тем, что ему не отвечают.
         «Партизан ест»!-  через некоторое время, добавил немец.
          От слова партизан, маленький коротышка, насторожившись, спрыгнул с коляски мотоцикла. Схватился за автомат и стал прищурено оглядываться вокруг. Не обнаружив ничего подозрительного, повернул дуло автомата в сторону Накар.
          «Неужели выстрелит»,- подумала Марзиет, испуганно выглядывая из-за спины своей сестры.  На них смотрело дуло автомата. Коротышка, имитируя стрельбу, закричал: «Трата-та-та!» Волосы, дыбом встали, у обоих, девушек. Сразу бросалось в глаза, что у этого коротышки голова не дружит с телом. А немец, всё продолжал и продолжал издеваться, имитируя стрельбу.
         Не выдержав такого напряжения, бедная Марзиет, закричала протяжно: «Маа-ма!»- сделала один только шаг, стоит тихонько плачет, произнося лишь только одно слово,- мама.
         Оба немца, довольные собой расхохотались.
         «Эх, была бы граната, взорвать бы их и себя, но где возьмёшь, да и сестричку жалко»,- страшная мысль пришла в голову Накар.
         «Что делать? Что делать?»- лихорадочно думала она. «Надо бежать, только не обоим, а Марзиет, она такая красивая, немцы могут надругаться над ней». 
         -Беги домой и спрячься, а я их задержу,- крикнула она своей сестре.
         -Не могу, у меня ноги не слушаются – всхлипывая, ответила  Марзиет.
          Между тем, долговязый немец, словно горилла с длинными руками до колен, подошёл к ним и, повернувшись к Накар,  произнёс: «Ах, ты прячешь маленькую партизан?» Говоря: «Короша! Короша!» - показывая большой палец коротышке, немец стал кружить возле них и стал чмокать языком, предвкушая утеху.               
         «Маленькая партизан  мы тебя арестават, а ты, если будешь  против,  мы тебя  расстрелят», - остановившись напротив Накар, - сказал немец. Он достал кнут и стал потихоньку похлопывать себя  по голенищу, затем повернувшись к коротышке, спросил его: «Гут?»
      «Гут! Гут!»- причмокивая языком,- ответил немец - коротышка, отворачивая автомат.
      «Мы тебя задержат маленькая партизан»,- говоря эти слова, коротышка опять повернул дуло автомата на девушек и стал ждать развязки.
       В это время долговязый схватил руку Марзиет и стал тащить её к мотоциклу.
      «Дахе-цик беги!»- крикнула Накар и накинулась на немца, отбивая сестру.
       Марзиет вырвалась и побежала к своему дому,- ноги с трудом слушались её. Вдруг она остановилась посмотреть, что с сестрой.
      «Беги не останавливайся!»- крикнув - Накар, оседлала немца и царапала его как разъярённая тигрица. Немец брыкался, но никак не мог её, скинуть  со спины. Она была сильной девушкой. Недаром, все парни аула боялись и уважали её,  называя «железной девушкой».               
      Марзиет зарыдав сильнее, побежала крича: «Мама! Мама!»
      Добежав до калитки, она увидела, как мать спешит ей на встречу.
     «О аллах, что случилось?»- закричала мать девушек,- при этом, посмотрев в сторону, где происходила потасовка, она поняла всё.
      -Мама! Спрячь меня поскорее,- дрожа от страха, обращаясь к матери,- умоляюще произнесла Марзиет. 
      -Беги дочка немедленно в сарай, спрячься под сеном в кормушке. Беги дочка! Беги!
       Марзиет поняла, что надо делать. Спотыкаясь, падая и вставая, она забежала в свой двор, подбежала к дверям сарая, и там она пропала.
       В это время на улице, мать девушек,  побежала на выручку дочери  Накар. Здесь борьба разгоралась не на шутку. Долговязый немец понял, что просто так он не скинет, эту ошалевшую девушку, что-то закричал на немецком языке, своему напарнику, который катился со смеху. Действительно с его стороны  это было смешно, своего рода развлечением. Но для матери и её дочерей это было ужасной ситуацией, в которую они попали. Разве эти наглецы могли понять их.
       Прекратив смеяться, немец-коротышка забежал сзади Накар, и стал долго прицеливаться, для того чтобы ударить прикладом. Наконец он решился и тыльной стороной приклада, хорошо ударил девушку в затылок.
      «Умираю,- подумала Накар»,- почувствовав страшную боль в голове, и весь белый свет, в это время, потемнел, в глазах у неё. Она обмякла, безжизненно сползла вниз и упала, ударившись об землю. А немцы стали добивать её ногами, и, убили бы, но в этот момент, к ним подбежала мать девушек, крича: «Ироды проклятые! Загубили невинную девушку! Будьте вы прокляты!» – и кинулась на  долговязого немца, который стоял поближе. Тот оттолкнул женщину, достал кнут и стал хлестать её. В это время и коротышка подоспел на помощь к своему напарнику. Вдвоём они повалили бедную женщину на землю рядом с Накар, и стали бить её ногами приговаривая при этом:
       -«Швайнен! Швайнен!»
      Женщина уже не чувствовала своей боли, а чувствовала боль своего дитя, которая лежала в пыли.  Она, приловчившись, подползла к ней, легла на её грудь, рыдая,  чувствуя что теряет  сознание, произнесла еле слышно: «Да покарает вас Аллах».
       А немцы, не прекращая, били их обоих, до тех пор, пока не убедились, что обе женщины лежат бездыханно. Остановившись, они посмотрели по сторонам, ища видимо  Марзиет. Увидев, что ближайшая калитка открыта, они забежали во двор и долго находились там. Затем, разговаривая громко между собой, на немецком языке, наконец, они появились со двора. Наперевес, они в окровавленных по локоть руках, держали большой казацкий мешок, в котором что-то шевелилось.
       В это время мать девушек пришла в себя. У неё сильно кружилась голова. Превозмогая боль, она открыла глаза и увидела, что  лежит на груди  у Накар. Сердце у бедной матери сжалось, почти замерло, затем быстро быстро застучало от волнения, и сразу пришла в голову мысль, что убили Накар. Но вдруг, она услышала прижатым ухом к груди дочери, еле слышный стук её сердца и подумала: «Слава Аллаху, ты жива. Но, что с
«Дахе-цик?»
Посмотрев в сторону своего дома, она увидела момент, когда немцы с мешком выходили из калитки. Увидев мешок в окровавленных руках немцев, в голове у неё мелькнула мысль: «Это она, Марзиет».
      «О Аллах, сжалься надо мной!»- прошептала она.
       Превозмогая боль, упираясь одной рукой об землю, она приподнялась, потянула другую руку в сторону немцев, как будто хотела дотянуться и отобрать мешок, который они несли.
      Немцы, увидев движение женщины, остановились перед ней, насторожились. Но в это время, она потеряла сознание, что видимо и спасло её. Немцы прошли мимо лежащих женщин и направились к мотоциклу. С размаху бросили тяжёлый мешок в коляску. Коротышка присев на край коляски, вынул губную гармошку из кармана, поднёс к губам и стал играть какую-то мелодию, и долговязый стал  подсвистывать ему, хлопая своим кнутом по голенищу сапога, и тоже присел на край  сиденья мотоцикла. Так, они посидели некоторое время, затем долговязый завёл мотоцикл. Он зевнул, потянулся, мечтательно вздохнул,  наклонившись, похлопал по мешку, затем выпрямился и сказал: «Гут медхен!»
Коротышка повторил: «Гут! Гут!». Посмотрев последний раз на лежащих в пыли женщин, злорадно улыбнувшись, они сев на мотоцикл, поехали обратно. Как появились  ниоткуда, пропали  никуда.
Мотоцикл удалялся всё дальше и дальше, а звук рокота от него становился всё тише и тише.
       В округе воцарилась гнетущая тишина.   Женщины лежали на дороге, в пыли, совсем рядом с красивыми жёлтыми цветками. Только звук от одинокого шмеля, который переходя с цветка на цветок, иногда разрывал эту тишину над ними.
       Не сразу люди вышли на помощь. Боязнь за свою жизнь, а больше за жизнь родных и близких, останавливало их. И что могли сделать старики, дети, женщины, выйдя в разгар битвы. К  счастью обе женщины оказались живы, но только сильно избитые и без сознания. Избитых женщин, собравшиеся соседи отнесли, в их дом.
       Уже начало темнеть. Обе женщины, лежали в комнате, на своих кроватях, а вокруг сидели соседи. Они вспоминали дневное происшествие; в той части, которую видел сам рассказчик. Обсуждали, куда могла деться Марзиет. У каждого была своя версия.
      Одна соседка сказала: «Я сама видела, как её закинули в мешок и увезли. Ах, как она кричала сидя в мешке, как брыкалась; фашисты безжалостные люди. Они повезли её в свой штаб. Что теперь будет с бедной «Дахе-цик?»
       «А вот и нет. Никуда её не увезли», - сказала другая соседка. «Я сама видела, как она убежала, через огород, в лес. Теперь она заблудилась в лесу, не знает куда идти. Вот бедная дитя, что за напасти. Да и волки могут съесть её».
        В разговоре прошло примерно два часа, а мать  девушек и Накар были ещё без сознания.
                Вдруг мать девушек начала бредить. Она начала говорить несвязанные слова, ничего не значащие для окружающих: «Будьте  вы прокляты! Коровник, беги, загу…»,- на полуслове она замолчала. Затем, где то через два часа, она в бреду хотела вскочить с постели, приподнялась, крича при этом: «Прячься, беги «Дахе-цик!»- в это время кто-то, из близко сидящих,  подхватил мать девушек, укладывая, обратно в постель.
              Так сидели до середины ночи. Мать девушек, за это время немного оправилась и пришла в себя. К счастью, её не так сильно избили как Накар. Она, ещё лежала без сознания, но уже ровно дышала.
              «Как дела Бабух?» - спросила одна из соседок, обращаясь к матери девушек.
                Бабух  мутными глазами посмотрела на женщину, говорившую с ней, и ничего не ответила, а лишь кивнула головой, показывая, что всё нормально. Она силилась вспомнить, что с ними произошло, сегодня днём,- и  подумала: «Почему здесь собралось так много людей».
            Немного приподнявшись с постели, Бабух оглядела всех присутствующих, и, затем увидев спокойно лежащую Накар и людей находящихся возле неё, подумала,  что Накар  мертва. Она глубоко вздохнула и сказала: «О Аллах, чем  я тебя прогневил»,- и упала обратно на кровать.      
               Соседский старик поторопился успокоить её: «Успокойся Бабух, слава Аллаху, она жива».  После этих слов она немного успокоилась. Но через некоторое время, она вспомнила всё происшедшее сегодня. Вспомнила она и двух немцев, которые в окровавленных руках, несли тяжёлый мешок с чем-то брыкающимся. Немного погодя, она резко села простонав от боли, и громко сказала: «Марзиет, где ты!?»
             В  комнате, где до сих пор оживлённо разговаривали соседи, установилась тишина.
             Затем Бабух, почти крича, повторила: «Марзиет! Отзовись же!»
             Неужели произошло то, о чём она подумала, когда увидела, как немцы несли мешок.
            «О, Аллах сжалься надо мной!»- еле слышно прошептала Бабух.
             «Чем я тебя прогневил. Сделай так, чтобы моё дитя вернулось ко мне»!- громче добавила она.
               Все сидящие машинально переглянулись, но среди них не было «Дахе-цик ». Со стоном, Бабух еле встала, пошатываясь, она направилась к выходу. Надежда, которая всегда умирает последней,  ещё теплилась в её груди.
            «Не может быть, не может быть, чтобы они её нашли, ведь она побежала прятаться»,- думая так, Бабух, пошатываясь, направилась в сарай.
               Двое стариков с керосиновой лампой быстро вышли вслед за ней, и тоже пошли туда.
                Бабух зашла в сарай первая, там была кромешная тьма,  и ничего не было видно. Мужчины зашли вслед за ней. Лампа, которая была у них, осветила часть  помещения, где  они стояли. Перед их взором предстала  ужасная картина. Всё вокруг было залито и забрызгано кровью.
                «Почему так  много крови и откуда она появилась?»- подумала Бабух , и сразу  сердце сжалось  от недоброго предчувствия, и волосы на голове встали дыбом, а тело покрылось мурашками и так стало холодно, что всё тело у неё затряслось. Продвигаясь вперёд, она рассматривала все детали вокруг, боясь пропустить что-то. А больше всего она боялась обнаружить окровавленное тело Марзиет; при этом она часто повторяла: «Не может быть, не может быть. О, Аллах прояви к нам свою милость». 
                Старики с лампой далеко отстали от неё, и поэтому Бабух не так отчётливо видела предметы. Вот перед её взором  попалось что-то похожее на тело. Она, лихорадочно трясясь, и повторяя: «Только ни это! Только ни это!»- подошла туда и пригляделась, и вздох облегчения вырвался из её груди.
                «Посветите сюда»,- позвала она стариков.
                Старики быстро подошли и посветили.  Перед собой они увидели овцу и ягнёнка,  с распоротыми животами. Вдали от них лежала корова-кормилица семьи, у которой, был распорот живот. Её остекленевшие глаза блестели в темноте. Все сразу поняли, чьих рук это дело.
                «Наверно кровь, которую мы видели - от этих зарезанных животных. Чёрт со всем этим добром, лишь бы найти своё милое дитя»,- сказала Бабух.
                Слёзы катились у неё из глаз. Гладя, голову бедной коровы она оглядывала всё вокруг.
                «Постой, где же наш баран? Двери были закрыты, когда мы с лампой заходили сюда, значит, он не мог убежать, а среди убитых овец его нет»,- с надеждой шёпотом, сказала Бабух.
                «Значит, это в мешке была  не она. Ищите её!»- обращаясь  к стоящим старикам, сказала она.
                Те переглянулись, не зная о чём, она говорит.
                - Может она  бредит,- сказал один из них.
                - Конечно у неё такое горе. Бедная Бабух, как она теперь будет жить,- ответил другой.
                «Она здесь, моя «Дахе-цик». Марзиет! Дочь моя,  отзовись!»- повторяя эти слова, она начала искать её по всему сараю. Вдруг, она остановилась перед кормушкой, прислушалась, и ей показалось, что она слышит плач. Стоя на месте, не шевелясь, она ещё больше напрягла слух.
                Да, это раздавался её плач, как она не любила когда она плакала, её любимое дитя, как сердце Бабух сжималось от боли в такие редкие времена, когда это случалось.
                Но, сейчас сердце её забилось от счастья, и хочет вырваться от радости  из груди,  наружу, от того, что услышала этот милый  её сердцу, в это время плач.
               «Слава тебе Аллах! О, Аллах, ты сжалился надо мной»,- повторяя эти слова, она кинулась к тому месту, откуда доносились звуки плача.   
              «Посветите сюда»,- сказала Бабух,- и стала разгребать сено в кормушке.
                Под светом лампы, их взору предстала, она,- Марзиет. Забившись в углу, дрожа от страха, съёжившись в маленький клубочек, словно, она хотела сжаться, до величины иголки, всхлипывая тихонько, сидела Марзиет, в углу не шевелясь.
               «О, дочь  моя! Наконец я нашла тебя «Дахе-цик», видно Аллах  услышал мои молитвы»,- с этими словами  Бабух протянула руки к дочери.
                Марзиет, посмотрела на мать, узнав её, она кинулась всем своим существом к ней, обняла её, крепко прижавшись к груди. Какое счастье, после таких мук, в такой безнадёжной ситуации, вновь обрести того, кто милее всего на свете.
                Они, долго стояли так, крепко прижавшись, друг к другу, плача от счастья, целуясь.
                «Пойдёмте в дом Бабух!»- сказал один из стариков, увлекая женщин из сарая.
                Они вышли из сарая и направились в дом.
                Все соседи, которые находились там, с радостью встретили их; облегчённо вздохнув и пожелав им счастья, они разошлись по своим домам.
                Наутро, окольными путями, Марзиет отправили в соседний аул, к родственникам, в сопровождении своего младшего брата Аскера. Думали, что те немцы могли вернуться назад. «Дахе-цик», спрятали там до отхода немцев. К счастью это продолжалось недолго. Вскоре немцев прогнали, и Марзиет вернулась домой.

                *             *            *

         Кстати, Накар тоже довольно быстро оправилась, тогда от побоев. Сломанные, рука и три ребра  у неё быстро срослись, не говоря об многочисленных ушибах. Ведь она была крепкой девушкой. И прожила она долгую и счастливую жизнь, как и моя мать,- "Дахе-цик",- «Маленькая красавица».