Угораздило меня заболеть щитовидкой. В медицинской теории это называется диффузно¬узловой токсический зоб, тиреотоксикоз, еще гипертиреоз, или, по-народному, — базедова болезнь. Последнее звучит как приговор.
***
А началось все с того, что мы с женой приобрели садовый участок, чтобы, как и многие горожане, выращивать всевозможную зелень и ягоду. В нашем семейном рационе появился такой овощ, как кабачок. Он стал присутствовать во всех блюдах, даже на праздничном столе, ну только что чай с ним не заваривали. Его урожай занимал полквартиры, и этот плодовитый «фрукт» прекрасно хранился до поздней весны, назойливо пытаясь из любовника жены перейти в статус друга семьи.
Кабачок — это такой безвкусный овощ, создающий пищевую массу для наполнения кастрюли или сковороды и требующий для съедобности обязательного добавления других ингредиентов, лучше мясных. Ну, помните, про кашу из топора в известной сказке, где солдат старуху перехитрил. Только вместо топора теперь используется кабачок — и вроде бы никто никого не обманывает.
В общем, с появлением сада-огорода, изменением состава рациона и усечением жизненного пространства во мне начали происходить хотя и безболезненные, но очень странные, совершенно мне не понятные процессы. Они искажали мой привычный внутренний мир и изменяли не в лучшую сторону наружную фактуру.
Я стал замечать дрожание мышц где-то там, глубоко внутри. Появилась дрожь в пальцах, которая стала такой, что я не мог попасть на нужную цифру в телефоне, а когда подносил кружку с чаем ко рту, то она так звонко стучала по зубам, что вызывала у окружающих большие сомнения в моей заявленной трезвости.
Усталость начала настигать сразу, как только я за что-то брался. Стал в два раза больше есть, но при этом катастрофически худел на глазах удивленной жены.
И еще, не к столу будет сказано, сильно потел, пот буквально ручьем бежал, хотя я в это время ничем не занимался, даже о любимой жене, Ларочке, не думал. Пот бежал просто так, от нечего делать.
Родные и сослуживцы настойчиво отправляли меня в больницу. Но я упорно не хотел туда идти, так как совершенно ничего не болело. Ну, вот у людей что-то болит — они идут к врачу, а я вроде как симулянт получался.
В общем, надавили все на меня посильнее, начальника подключили. Жена насильно записала к местному экстрасенсу. После посещения двух сеансов я понял, что это типичный шарлатан.
Нет, понял-то я это уже на первом сеансе, но чтобы не обижать Ларочку (она ему бесконечно верила), сходил еще и на второй. Третьего сеанса я бы все равно не пережил, поэтому громко объявил об ухудшении самочувствия в его присутствии.
Представляете, этот самозванец обиженно упрекал меня в том, что я зажимаю его оздоравливающие сигналы сразу же на входе. Буквально всеми силами стараюсь их не пропускать в себя.
Но как я мог их зажимать, если я понятия не имел, о каких сигналах он говорит.
Короче, ничего он не распознал, и я все-таки пошел по врачам — к терапевту, к невропатологу, к хирургу. А они в один голос: «Ну да, видим, что руки трясутся, что потный весь, что локти как китайская наждачка стали, но это все не наше, а чье — не знаем. Ну-ка, встаньте на цыпочки, вытяните руки. О, отлично, не падаете! Попейте на ночь что-нибудь успокаивающее, это у вас от нервного переутомления».
Месяца два прошло, мне уж совсем плохо, прямо вконец обессилел, засыпать стал на ходу. Но никаких болей так и не ощущаю. И уже седьмой врач руками разводит, плечами пожимает.
Это вот как раньше в ламповом телевизоре неконтакт искали, ух как сложно было его выявить. То ли дело, когда сразу деталь какая-нибудь сгорала, кинескоп, например. Каждый сразу себя великим мастером ощущал. А во мне ну никак неконтакт не находился.
И тут случилось чудо. Не все, оказывается, врачи троечники, попадаются алмазы.
Грузили мы на стройке мешки с каким-то клеем. Я в НИИ ведущим инженером тогда работал. Кто постарше, знает, куда только инженеров не посылали: и на стройку, и в колхоз, и на свиноферму свинкам спинки чесать, рай им создавать для увеличения приплода.
И надо же, оказия какая получилась. У меня от этого клея аллергия началась страшнейшая. Глаза так отекли, что брови стали щекотать нижние веки. Словно я подряд три осиных гнезда разорил.
Что ж делать, с большой неохотой, но пришлось все-таки плестись к аллергологу, зачем на работе людей пугать. А тетя-врач мне объявляет: «Так у вас же щитовидка!» — И выписывает больничный и направление к эндокринологу.
Я об их существовании даже не слышал. Спасибо ей великое.
У эндокринолога, понятно, все началось с анализов. Больничный на себя переписали. Видимо, заподозрили неладное. Врач даже фразу странную медсестре бросила: «Похоже, наш потяшка».
Выпил я йод радиоактивный с группой таких же подозрительных. Но все они жалуются, что страшно болеют, а у меня — ну ничегошеньки не болит. Разве что ощущение странное — будто пока спал, тело на муляж подменили.
Через три дня стали мы сравнивать результаты анализа друг у друга. Девочки-то, которые по утрам данные снимали приборчиками, молчали, как партизанки. Смотрю, у всех больных цифры примерно одинаковые: 18¬-16-¬14, 22¬-17-¬12, ну и тому подобные. У одного только были: 32¬-29¬-24. А мои цифры мало того, что лежали в совершенно другом диапазоне, так они еще не уменьшались, а наоборот увеличивались: 86¬-91-¬94.
Ну, в общем, мне стало окончательно ясно — все болеют, я один здоровый. Так и не пошел бы больше в поликлинику, но больничный лист-то закрывать надо!
Дождался очереди, захожу в кабинет, подаю бумажку с результатами анализа. И тут пожилая тетя-врач расширила глаза больше очков, шумно, по-коровьи, втянула воздух и с троекратным криком о конце света быстро схватилась за телефон. Уже через 20 минут я оказался в больничной палате, куда меня определили как самого больного, даже кого-то срочно домой выгнали.
Уф, отлегло! Не симулянт я.
***
В палате кроме меня лежали еще семеро. Они были сильно удивлены, что врачи окружили меня заботой, как самого болезного. Решили, блатной, наверное. Правда, потом смягчились, благодаря моему компанейскому характеру и убийственному аргументу, что блатных прямо с улицы не кладут, им, как минимум, позволяют до этого попрощаться с женой, с детьми и взять с собой большую авоську чего-нибудь вкусненького. И, уж тем более, не кладут в колхозную палату.
А бегали врачи вокруг меня вот почему. С одной стороны, йодный анализ показал запредельные результаты, то есть щитовидка съела из организма весь радиоактивный йод, до последней молекулы. Такая вот йодожорка оказалась. А с другой стороны, ни ультразвук, ни пальпация ее вообще не обнаруживали.
В палате у соседа справа зоб был таких размеров, что любая птичка мира позавидовала бы. А у меня тонкая шейка с острым кадычком и никаких визуальных проявлений. Мало того, и глаза мои были на месте, не выпучивались за очки, как у соседа слева — что-то среднее между циклопом и улиткой. Я даже вздрагивал первое время, на него взглянув, хотя мужик он неплохой, душевный.
Телевизор смотреть запретили, и, не поверите, заниматься любовью тоже, даже с женой. Правда, увидев мое лицо и поняв, что меня сейчас удар хватит, разрешили взамен почитать что-нибудь философское и глубокомысленное.
Повозились так со мной врачи с годик. То выписывали на работу, то опять укладывали в больницу. Моя бедная жена — Ларочкой ее зовут, если кто с середины начал читать — уже измучалась со мной: то передачи носить нужно, то копейки считать, зарплату-то из-за незакрытых больничных все время задерживали.
За этот год я всяких микстур и таблеток вагон выпил: и от щитовидки, и от тахикардии, и гормональные. От последних мое тело разбухло, как кабачок в урожайный год, того и гляди где-нибудь тресну по шву. Сослуживцы смеются: «Ничего себе больной, скорее кот из мультика про попугая».
В общем, отправили меня в областной центр в спецклинику при мединституте к профессорам, вроде бы как на мне можно пять диссертаций сделать. Поселили в отдельную одноместную палату. Ну докажи теперь, что не блатной, а просто подопытный, никто ж не поверит!
Дали денек отдохнуть, свыкнуться с участью. И понеслось. То одни анализы, то другие, то сразу пять. Но правильно Ларочка подозревала: организм мой очень вреднючий оказался, даже тут проявил свой характер. Не хочет показывать присутствие больной щитовидки — и все тут, просто Мальчиш-Кибальчиш какой-то. От пальпации у меня уже горло заболело, кожа натерлась, кадык плоский стал, а они все ищут — кладоискатели неугомонные.
Но бывали и приятные минуты. Иногда в пылу пальпирования некоторые молоденькие докторши в очочках забывались, уходили в транс от усердия и так прижимались ко мне, что можно было длительное время ощущать все их упругие выпуклости. Не сомневаюсь, что если бы я обнаглел в этот момент и, прикрываясь болезненным отсутствием контроля над собой, погладил бы докторшу чуть ниже спины, она вряд ли бы стала возмущаться, просто бы не заметила моего хулиганства.
В общем, вконец измученные эскулапы отправили меня еще на одну дорогостоящую экзекуцию. Заключалась она в том, что в вену вводили радиоактивное вещество и специальным датчиком сканировали горло.
Ура-¬а-¬а! Виктория! Щитовидка опять слопала всю радиоактивность и высветилась на картинке двумя ярко-красными крыльями бабочки.
А дальше еще новость! В ближайшее время намечается появление для осмотра моей скромной персоны умнейшего из умнейших, опытнейшего из опытнейших, Светила всех Светил — то есть самого профессора, заведующего кафедрой.
И вот этот маленький старикашка, у которого светилась только большущая плешь, встал на цыпочки, пощупал мне несколько секунд горло и безапелляционно заявил: «Так у него узлы в обеих долях. На операцию».
Вот оно, чудо! Как говорится, «Где ты раньше был, целовался с кем?». Одна беда, пришел-то он не один, а с толпой студенток, которые, пока его величество пальпировал щитовидку, а потом излагал монарший вердикт, скромно стояли в сторонке и симпатичными глазищами буквально поедали своего лысого кумира.
Но только он вышел из палаты, они вдруг ожили и, как по команде, накинулись на меня, повалив на кровать, отбирая друг у друга мое бесценное горло. Каждой хотелось ощутить на кончиках пальцев мою узловатую проказницу.
«Господи!» — думал я, лежа распятый и придавленный к кровати не то локтями, не то коленями, — «Ну не там же нужно пальпировать!». Но услышан, как обычно, не был.
А девицы, вдоволь наиздевавшись над моим маленьким и единственным (это я про горло говорю), преспокойно удалились. Даже не сказав спасибо за предоставленные бесплатные исследования.
Кое-как сел на кровати. Возмущенно ныли ребра и грудь, истыканные острыми локтями и коленками медичек. Такое впечатление, словно они всей гурьбой катались на мне с горки.
Сидя так в прострации, я вдруг ощутил, что горло вообще не ощущаю, уж извините за тавтологию. Вот такой вот парадокс.
Даже побоялся подойти к зеркалу, страшась узреть зияющую пустоту на этом месте. Вспомнился фильм «Человек-невидимка» с перебинтованным мужиком. А следом представилась черноглазая будущая докторша, летящая ведьмой по коридору и победно держащая в руках мое горло. Только теперь глаза ее были красные, а изо рта торчали окровавленные клыки. Чур, меня! Чур! Это уже что-то из Лавкрафта.
***
Скосив глаза на тумбочку, заметил кем-то оставленный журнал. На обложке красовались упитанные кабачки и дерзкий, кричащий заголовок об их несомненной пользе.
Начал читать статью. Мне часто кажется, что редакторы журналов пишут только вступительные заметки, а сам журнал никогда не читают и потому не редактируют. Иначе бы, будучи в здравом уме, низачто не пропустили бы такой бред, как ноу-хау авторши по проращиванию семян в марлечке между грудей, где им влажно, тепло и уютно. Быстрые всходы получаются равномерными и практически стопроцентными. Со страницы журнала на меня смотрела улыбающаяся пышнотелая женщина.
Всю ночь мне не спалось. Мужественно выгонял из головы медичек в кружевном белье под прозрачными халатиками, чтобы они еще и мой мозг по частям не разобрали, Ларочке его оставили. Лишь к утру провалился в короткий тревожный сон.
Приснилась тетя-автор с ветвистыми плетями, торчащими из декольте-инкубатора. Давно переросшая рассада своими скрюченными щупальцами угрожающе тянулась ко мне. Тетя громко смеялась и визгливо кричала: «Душите его, душите!». Проснулся я на полу. Рядом лежала влажная простыня, скрученная в тонкий жгут.
Вскоре меня перевели на другой этаж в хирургическую шестиместную палату. Начали готовить к операции. В палате публика была разношерстной, с точки зрения болезней: и со щитовидкой, и с надпочечниками, и с поджелудкой, в общем, весь букет различных желез. Только что мозг здесь не оперировали.
Процедур и анализов практически никаких не стало, лишь таблетки: все те же мерказолил, анаприлин, преднизолон и еще куча названий. Как-то подсчитал, получилось 21 таблетка за день.
Поскольку домой не отпускали, я со скуки отправился прогуляться по близлежащему парку. Заметив в кустах что-то странное, я подошел ближе, и тут же мелькнул черный шнур, хлестко ударивший меня под левую коленку. Ногу пронзила острая боль, а мозг — страшная, отдавшаяся во рту сладковатым привкусом мысль: «Гадюка!».
Нет, это я не чертыхался и не называл судьбу змеиным именем. Я точно осмыслил произошедшее, так как в детстве мы не раз пацанами встречали эту живность на песчаном берегу реки, ловили ее, заставляли пускать яд, подсовывая к пасти разные палочки.
Предупредив прохожих, для убедительности показав им рану, я быстро побежал обратно в больницу. Усилилась дрожь в пальцах, а затем и во всем теле, каждая клеточка завибрировала тревогой, переходящей в животный страх. Хотите верьте, хотите нет, а помирать очень не хотелось.
Пока добежал, место укуса начало опухать. Мой рассказ вызвал у медперсонала удивление, но глядя на ногу, мне сразу поверили.
Состояние продолжало ухудшаться. Все было, как в тумане, и я совершенно не помню, чтобы мне вводили какую-либо сыворотку. Меня положили на кровать, ногу перевязали льдом и зачем-то подтянули к средней части спинки. Видимо, чтобы яду было легче растекаться по организму. Сильно пахло спиртом, которым перед перевязкой как из брансбойта брызгали в ранку.
В мозгу вертелась одна мысль: «Только бы не уснуть! Только бы не уснуть! Иначе все! Смерть. А как же без меня жена, доченьки?» Но силы уходили, и глаза предательски закрывались.
Чтобы не заснуть, начал без умолку болтать, рассказывая смешные истории и анекдоты. Вся палата громко хохотала, прибегала дежурная медсестра, делала замечания, но как только уходила, я продолжал веселить больных. Но все же не заметил, как отключился.
Иду по кабачковому полю со свитой, почти как Вещий Олег. Наступаю на самый большой кабачок, и вдруг из-под него со злобным шипением выползает змея и смертельно жалит меня. Я вскрикиваю и, как подкошенный, падаю, с размаху ударяясь головой о другой кабачок. С трудом встаю, но снова наступаю на проклятый овощ, и меня опять жалит змея. И так без конца.
Когда проснулся, был уже предобеденный обход. Опухоль спала, чем врач был очень доволен. Но не моим вчерашним поведением. Он сильно отругал меня за уход без разрешения из больницы, и еще оказалось, что после моих баек у двоих больных от смеха швы разошлись, начали кровоточить.
Позже мне объяснили, что так как я уже второй год был на преднизолоне, то аллергические реакции от яда прошли по минимуму. Ну и сыворотку, конечно же, вводили. А самая главная моя ошибка была в том, что я побежал до больницы, а двигаться при укусе как раз и нельзя, чтобы не усиливать кровоток в организме.
***
Первая моя операция сорвалась. Мне поставили укол в вену и попросили сосчитать до пятнадцати. Досчитав до двух, я провалился в глубокий сон. А когда очнулся, оказалось, что операцию не делали, так как я умудрился промахнуться и вместо сна провалился в кому с активной попыткой не останавливаться на достигнутом результате, пытаясь закончить все летально.
В общем, пока меня вытаскивали из комы за все места, сорвалась не только моя операция, но и всех, кто был следом. Особенно один дядечка из нашей палаты сильно переживал из-за этого, так как получилось, что ему зря сделали клизму. А он, как прыщавый гимназист, маниакально стеснялся молоденьких сестренок.
Тянулось время в тягостном ожидании, в мозгу не раз всплывала красочная картина моих похорон. Было жалко себя и то, что зря режим не нарушил, с женой не попрощался по-человечески. Да и чуток не дотянул до своего юбилея, тогда бы точно знал, кто и что будет говорить обо мне на поминках.
Только через две недели, взяв с меня расписку на согласие проведения операции под местной анестезией, снова вернулись к этому вопросу.
Первый этап операции, по моим меркам, проходил очень долго — целых два часа сорок минут. Оперировали два практикующих доцента с большим опытом, мужчина и женщина.
Оказалось, что от моей щитовидки уходит вверх довольно приличный отросток, называемый пирамидой. А так как ни один прибор ее не показывал, в том числе и многократное УЗИ, то это оказалось для хирургов большой неожиданностью, и первоначальный разрез сделали слишком низко.
Играла тихая музыка, доктор очень по-доброму все время со мной разговаривала, следя за моим состоянием и боясь повредить голосовые связки. Обезболивающее лекарство буквально лили в рану, периодически ставили уколы.
Сказать, что было не больно, значит обмануть. В какой-то момент сделалось нехорошо, безумно захотелось вынуть пристегнутые руки из-под простыни. Стал просить освободить мне их, клятвенно обещая не лезть в рану. Мне не поверили и влили хорошую дозу наркотика. Ощущения какого-то вселенского веселья не настало, но тревога прошла, и я успокоился.
Наконец, начали зашивать, и тут стало просто невыносимо больно. А то, что произошло дальше, я не забуду никогда.
Женщина-доктор посмотрела внимательно на иглу, затем повернулась к медсестре и, хотя только что со мной была доброй сказочной феей, угрожающе процедила:
— Я сколько раз могу говорить! Это женщинам можно зашивать тупой иглой, а мужчинам нельзя!
Из заначки достали новую иглу.
Наркотик оказался слабенький, и я опять захандрил — мозг, давно готовый взорваться, пульсировал в ожидании развязки: «Скорее, скорее!»
Наконец-то закончили! Похвалили меня, не помню за что. Наверное, за то, что не пытался помереть, как в прошлый раз. Расстегнули ремни. Радостно загромыхала подкатываемая тележка.
И вдруг дяденька-хирург наклонился надо мной и говорит: «Сильно кровоточит с левой стороны, придется расшивать — сосуд какой-то не закрылся».
Помня, что тележку уже подкатили, я в ужасе от услышанного за долю секунды перекатился на нее.
Ну откуда мне было знать, что долгожданный агрегат всего полметра не докатили до хирургического стола?!
Грохоту было на всю больницу.
***
Когда тележку закатывали в палату, все больные смотрели на меня с нескрываемым удивлением. То, что на горле была повязка, им было понятно, но увидеть повязку еще на голове и локте они никак не ожидали.
Следом выяснилось, что хирурги переутомились и почувствовали себя плохо. Короче, на этот день они отказались от проведения операций. Моему соседу по палате опять зря поставили клизму. Несмотря на предоперационное снотворное, он бегал по коридору, как всполошившаяся курица, упавшая во сне с насеста, рвал на себе одежду и кричал, что уходит домой из этой долбанной больницы. Говорят, даже на груди завотделением всплакнул. Тот кое-как уговорил больного остаться, клятвенно пообещав, что в следующий раз оперировать начнут сразу с него и никаких медсестер больше не будет, он лично сделает ему клизму.
В этот же день меня лишили привычных порций таблеток. Прямо под ноль скосили. Это вот как курил человек по две пачки сигарет в день, а потом бац…
Перед ужином поставили банки. До этого времени всегда считал, что банки ставят только при простуде. Уже после отбоя, когда больница затихла, мы решили отметить день пионерии, ну и удачный исход операции. В заначке давно лежала литровая бутылка лимонной водки. Обиженный сосед присоединяться к нам отказался.
Уж и не знаю, от водки или сам такой, но уже через неделю мне сняли швы. Разрез заживал не по дням, а по часам. Женщины страшно мне завидовали, так как мой шов растворялся прямо на глазах, в то время как у них он приобретал форму каких-то сдвоенных крупных валиков неприятного синюшного цвета.
Кроме того, они поголовно жаловались на сильные боли в шее после операции, так как голова очень долго находилась запрокинутой. Что, мол, даже чуть-чуть повернуть ее не могут. Мне же шея совершенно спокойно позволяла крутить головой, когда провожал взглядом соблазнительную прозрачность халатиков медичек.
Наконец-то соседа повезли на операцию. Ровно через тринадцать минут во всей больнице погас свет. Произошла авария на подстанции. А раз операцию еще не начали, то и резервное электропитание решили не включать.
Свет дали только к обеду. Через некоторое время привезли придурковато улыбающегося везунчика на клизмы. Он был совершенно спокоен. Оказывается, ему вкатили укол счастья. Не пожалели лошадиной дозы, очень боялись за жизнь завотделения, над которым совсем не виртуально нависла гнетущая атмосфера пыточного подвала Малюты Скуратова.
Вечером к несчастному приехал целый колхоз родственников, и они кое-как уговорили его остаться еще на недельку.
На следующий день меня забрала жена. Досталось ей переживаний со мной. Да и дочурки уже сильно соскучились. Взаимно, конечно. И самое печальное, садовые работы опять проходили мимо, так как мне запретили в течение двух месяцев нагибаться и поднимать тяжелое.
А у меня такие грандиозные планы на счет кабачков созрели.
***
Пошел в поликлинику на прием. Месяц нужно было ходить к хирургу и месяц к эндокринологу и еще в больнице, где оперировали, показаться обязательно.
Сижу в очереди. Заняться нечем и даже от скуки посмотреть не на кого — у всех на лицах по три печати с больничных листов проступили. Наконец-то появилась очень симпатичная девушка, заняла за мной очередь и села напротив, там как раз место свободное было.
Высокая шейка, открытая грудь. Приятно пахнуло духами. Люблю созерцать все красивое, и время сразу побежало веселее.
Вдруг из кабинета, кровожадно раздув ноздри, с засученными рукавами выглянул гориллоподобный хирург. Огромные волосатые ручищи пугающе гипнотизировали. Просто жесть! Хирург секунду помолчал и на весь коридор заорал басом:
— Кто тут с геморроем?
Все съежились. Поджав ноги, прижались к стенке, страшась сверлящих глаз убийцы.
— А, Иванова! — Его взгляд зацепился за девушку. — Быстро в кабинет!
Бедняжка! Она моментально из цветущей розы превратилась в пожухлый бутон. У нее было душевное состояние, словно ее только что при всех зверски изнасиловали и требовали продолжения. Что-то промямлив, она обреченно поплелась на зов насильника.
Мой шов, который уже сто лет не болел, вдруг заныл в предчувствии встречи с волосатыми щупальцами неандертальца.
Но со мной оказалось все по-другому.
Врач расплылся в мультяшной улыбке и, не притрагиваясь ко мне, кинулся строчить в карточке. Уже выйдя из кабинета, я с трудом прочитал написанное.
Оказалось, что сегодня мой шов при пальпировании показал себя мягким, ровным, хорошо заживающим. Но самое удивительное, что дальше шли записи из будущего. Будто бы я побывал у него на приеме еще три раза. В последней записи говорилось, что больной с хирургической точки зрения здоров и теперь направляется к эндокринологу.
Ура! Можно целый месяц здесь не появляться. Какой профессионализм, однако! Ай да хирург! Но с девушкой он все равно поступил по-свински.
Через месяц у эндокринолога сдал анализы, походил для проформы еще пару раз, и все. Я здоров! Да и правда, как заново родился, и шов можно только через лупу разглядеть.
Вы спросите по поводу моей болезни: «А причем здесь кабачки?» Да ни при чем! Терпеть я их не могу! А жена любит. Вот селекцией занялся — скрещиваю кабачок с ананасом. Уже результаты получил неплохие. Ждите, скоро опубликую.
Может, даже Нобелевскую премию получу!