1
Период жизни в качестве "Мэри Поппинс" оказался спокойным, но непредсказуемым. Я снова забыла, что такое голод. Появились деньги, которые, впрочем, я не успевала потратить. Шарлота выделяла на хозяйство немалые суммы. И хотя помимо присмотра за Джо я занималась многими хозяйственными делами, это отнимало совсем немного времени. Джо знала, что чем быстрее я покончу с уборкой и готовкой, тем скорее мы будем свободны, поэтому помогала по мере своих сил. А свободное время мы проводили просто замечательно: гуляли в парке, катались на всевозможных качелях, каруселях и других аттракционах, кормили голубей, сами объедались мороженым в кафе. Последнее, кстати, было большим нашим секретом. Почему?Отношения Шарлоты со своим ребёнком часто ставили меня в тупик. Я теперь часто общалась с мамашами, и каждый раз поражалась исходящему от женщин чувству «обречённости» по отношению к своему ребёнку, словно все они мечтали избавиться от навязанной обузы, а не воспитывают дорогих сердцу кровиночек. В этом отношении, Шарлота была по-настоящему привязана к дочке.
Но я всё же не уставала удивляться даже Шарлоте.
Во-первых, каждый вечер перед сном Шарлота самолично раздевала Джо и требовала отчёта по каждому синячку и царапине. Сначала данная процедура меня очень обижала, словно мне не доверяют. Потом привыкла и перестала обращать внимание, потому что проходило всё, как непонятный, но обязательный ритуал.
Во-вторых, ежедневно мне оставляли в качестве руководства к действию подробнейшую инструкцию: меню завтрака, обеда и ужина. Меню содержало подсчёт потребляемых калорий. Перебрать указанные калории было смерти подобно. По этой вот причине каждое съеденное мороженое было сродни секретной миссии агента-разведчика: всё нужно тщательно спланировать и никому не проболтаться.
Вот это я уже понять и принять не могла. Как можно превращать в трагедию факт, что я дам ребёнку целый банан, а не регламентированную половину? Абсурд! Да любая мать только рада, если её чадо хорошо поест и добавки попросит. Не хватало только калории растущему организму считать! Переубедить, однако, Шарлоту в этом вопросе оказалось нереально: «Сбалансированное и правильно подобранное питание – залог того, что ребёнок получит все необходимые ему витамины, минералы и активные вещества, оставаясь здоровым».
Как будто учебник цитирует.
Не знаю, может, змей-искуситель, когда предлагал в Раю Еве яблоко, тоже считал, что поступает во благо рода человеческого? Как лицо подчинённое я к тому же нарушала данные мне четкие указания начальства. Не сделать мне, эх, карьеру в солидной компании… Но тот, кто бы увидел глаза и улыбку Джо, когда я первый раз предложила зайти в кафе и перехватить по мороженому, меня бы понял и оправдал без колебаний.
– Маме не понравится, что я ела мороженое, – с сожалением в голосе произнесла Джо, созерцая перед собой креманку с тающим соблазном.
– Нет, не понравится, – согласилась я. – Давай так: если мама спросит, ели ли мы мороженое, честно во всём признаемся.
– А если не спросит?
– Значит, ей это не интересно.
Джо кивнула и набросилась на вожделенное лакомство.
Подло, безусловно, подло использовать шантаж при воспитании детей, но у меня теперь появился безотказный рычаг воздействия на мою подопечную. Если в девчонку вселялся неугомонный бес непослушания, один намёк на окончательное прекращение миссии «мороженое» превращало монстрика обратно в милого ангелочка.
Но несмотря на это, работёнка мне досталась, конечно, нервная. Один раз я даже потеряла Джо. Мы делали покупки в супермаркете. Ничего глобального, просто остались без нашего любимого сока из местного фрукта, очень похожего на гранат, но ещё более терпкого. Нечаянно разлили, когда дурачились на кухне. Заодно решила прикупить пару необходимых в хозяйстве мелочей. Пока я внимательно изучала содержимое одной из полок в магазине, Джо решила немного прогуляться. Зная, что покупок будет немного, я не стала брать корзину-коляску с сиденьем для маленьких детей. Думала, быстренько пробежимся по магазину, возьмём, что нужно, и рванём домой.
Только я захотела направиться к кассе, глядь – а малявки нет. Как же я тогда испугалась! Представляете: был ребёнок и исчез. Я раз двадцать тот огромный супермаркет вдоль и поперёк обежала, охрану магазина и менеджеров на уши поставила. А несносное создание вышло наружу и поджидало меня у входа. Ей просто стало жарко…
Или ещё случай: готовила я рагу по фирменному рецепту Шарлоты. А туда требовалось отдельно отварить капусту. Капусту я сварила в огромной кастрюле. Потом хотела отставить кастрюлю, чтобы на её место поставить сковороду со всеми ингредиентами. Но руки были грязные, и я отошла их вытереть. И тут слышу:
– Анна, это ставить сюда?
Честное слово, никогда не относила себя к кисейным барышням, которые грохаются в обморок по любому пустяковому поводу. Но тут почувствовала, что стало резко не хватать воздуха: Джо держала в руках кастрюлю с кипятком. Как только смогла её поднять? Вне себя от ужаса я схватила ту кастрюлю, убрала подальше на стол, схватила Джо в охапку и отчитала её:
– Никогда, ты слышишь меня, никогда так не делай! Это очень опасно: можно сильно обжечься.
Мой испуг оправдывался тем, что я лично наблюдала последствия таких ожогов. В предыдущей школе вместе со мной училась девочка, которая в трёхлетнем возрасте опрокинула на себя кастрюлю с кипящим борщом. На момент, когда ей стукнуло четырнадцать, Сашка перенесла уже одиннадцать операций по пересадке кожи и готовилась к двенадцатой. К счастью, лицо не пострадало, но живот и ноги выглядели ужасно, Сашка мне показывала шрамы. А ещё это адская боль. Её история внушила мне страх перед любыми ожогами, поэтому Джо с кастрюлей в руках чуть не довела меня до инфаркта.
– Пожалуйста, не делай так больше, – повторила я шёпотом.
2
Из следующего месяца в памяти остались только три дня. Всего лишь три дня из тридцати. Должно быть, каждый день я вставала с постели, одевалась, добиралась к Джо, готовила, убирала. Каждая минута была чем-то заполнена. Оказались ли это настолько неважные дела?
Выходной день. Ко мне пришла Майя. Её преданный клиент вчера решился и пригласил мою подругу на первое свидание.
– Со мной такого никогда не было, – делилась впечатлениями Майя. – Я никогда раньше не позволяла на первом свидании большего, чем поцелуй… Когда-то… Да я вообще думала, что до конца жизни не буду встречаться с мужчинами. Но с Веспером всё по-другому, – она наклонилась ко мне и добавила. – Мы поехали к нему, всё было просто незабываемо.
Я обрадовалась такому заявлению. Не стоит из-за одного подонка ломать свою личную жизнь раз и навсегда.
– Так ты признаёшь, что Веспер тебе нравится?
– Да, да, да! Если бы ты только видела, как он на меня смотрел!
– Как собака Баскервилей? – неудачно пошутила я.
– Что? – не поняла Майя.
– Да так, ничего. (проехали)
– Мне с ним так легко, он замечательный собеседник. С таким чувством юмора… А главное, я не ощущала, что обязана ему. Он вёл себя, как настоящий джентльмен. Я снова почувствовала себя женщиной, достойной уважения.
– Всё правильно, ты и есть женщина, достойная уважения.
– Анна… – в глазах Майи заблестели слёзы. – Ты же ничего не знаешь!
Я озадаченно посмотрела прямо в полные слёз глаза.
– Чего я не знаю?
Майя заревела уже всерьёз.
– Ничего (всхлип). Ничего не знаешь.
– Так, может, расскажешь мне?
– Не могу.
– Почему?
– Потому что не могу.
– Тьфу ты, зараза!
Так я и не добилась от Майи путного объяснения. А она влюбилась не на шутку. Элеонора была тут со мной полностью согласна. Вечером я забежала к ним на работу, чтобы переговорить с Элеонорой о Майе. Но этот разговор ничего не прояснил.
– Не надо её дёргать, – посоветовала Элеонора. – Когда придёт время, Майя сама тебе всё расскажет.
Поздний вечер. Я задержалась у Джо. Думала уже остаться там ночевать, но в общежитии знали, что я буду очень поздно.
Дверь комнаты оказалась заперта. Я полезла за ключами, но услышала, что внутри кто-то есть. Клавдия или Урсула неплохо проводили время в чьих-то сладких объятиях.
Я выругалась про себя. Хотелось раздеться, рухнуть под одеяло и отдохнуть после долгого рабочего дня.
Разозлившись, я нацелилась разогнать голубков. В конце концов, имею я право пойти отдохнуть или нет? Но потом передумала. Куда ещё им податься? Я ведь сама предупредила, что задержусь. Вот только куда мне пойти?
Поразмыслив, я пришла к выводу, что голубки долго ворковать не будут. Девчонки ведь знают, что я приду ночевать. Поэтому я забилась в свою нишу-убежище, чтобы подумать о секретах Майи. Она ведь никогда от меня ничего не утаивала. Такие подробности рассказывала тогда в тюрьме о своём появлении здесь и негодяе-соблазнителе – психотерапевту такого не рассказывают. И вдруг малопонятные недомолвки. Странно и обидно, всё же мы подруги. Почему Элеонора знает то, чего не знаю я?
Минут через десять в замке повернулся ключ, и в коридор из нашей комнаты вышел Макс. Он направился к лестнице, но на полпути остановился. Оглянувшись по сторонам, Макс пошарил у себя по карманам и выудил сигарету и спички.
«Вот чёрт!» – подумала я. Ведь ясно, что курить Макс направится в моё убежище.
И точно: Макс даже вздрогнул от неожиданности, когда вплотную подошёл к нише и увидел там меня.
– Что ты тут делаешь? – последовал вполне логичный вопрос. Сигареты у меня не наблюдалось.
– Размышляю, – честно ответила я.
Макс зажёг сигарету, сделал затяжку и совершил невозможное – втиснулся в нишу вместе со мной. От него исходил сильный запах дешёвого курева, терпкого одеколона, пота и пива.
Странно, но запах не показался мне особенно отталкивающим. Однако я была раздосадована из-за грубого нарушения моего личного пространства.
– Покуришь со мной? – спросил Макс.
– Не курю.
Я поморщилась, но Макс словно ничего не заметил. Он продолжал курить, и от сигаретного дыма у меня заныли виски. Я прикидывала, как бы мне выбраться из сигаретной западни. Безнадёжно: Макс был настроен поболтать.
– Ты очень странная, – сказал он. – Не куришь, не пьёшь, никто не видел тебя с мужчинами.
– Боюсь СПИДа, язвы и рака лёгких.
– Брось. Между прочим, денежки у тебя водятся. Признайся, есть богатый дружок?
– Вообще-то я работаю.
– Да я знаю. Клавдия с Урсулой тоже работают. А сколько ты берёшь в час?
– Пятьсот, – ответила я, не почувствовав подвоха.
– Ого! Дорогая штучка, – присвистнул Макс. – Богатые у тебя клиенты.
– Одна клиентка. Она наняла меня для своей дочери.
– Для дочери! – Макс хохотнул. – Хорошенький подарочек… Дочка хоть симпатичная?
– Очень. Просто ангелочек.
– Кто бы подумал, – умилился Макс, – наша неприступная праведница на самом деле охоча до девочек. Расскажу кому – не поверят.
Тут до меня дошло, что имеет в виду этот пошляк.
– Так ты решил, что я лесбиянка?
Я вспомнила Мадам, и мне стало обидно.
– Я что, выгляжу как любительница девочек?
– Нет, совсем нет, – начал оправдываться Макс. – Но ты же сама сказала про клиентку.
– Её дочери пять лет, я за ней присматриваю. Ну там… гуляю, кормлю, да и вообще помогаю по
хозяйству.
– Серьёзно? И так хорошо платят?
– Прилично.
– Что же тогда обитаешься в нашем притоне?
– А вот хочу и обитаю. Пусти, я пойду в комнату.
– Иди, ради бога. Кто тебе мешает?
Макс выбрался из ниши, выбросил сигарету и пошёл прочь. Возможно, мне показалось, но он будто бы пробормотал себе под нос?
– Няня! Ну кто бы мог подумать: няня.
И скрылся из виду.
Я вошла в комнату. Обычный для нас беспорядок стал ещё беспорядочнее. Везде разбросана одежда. На столе свалена в кучу грязная посуда. Перед кроватью Клавдии на стуле остались стоять два бокала с недопитой жидкостью, претендующей на гордое звание вина. В отвратительном вкусе напитка я не сомневалась, даже не пробуя. Достаточно бросить взгляд на мутную жидкость и хотя бы на секунду уловить носом исходящий оттуда невыносимый «аромат».
На кровати под одеялом лежала Клавдия. Весь её вид кричал о довольстве жизнью.
– Ты уже вернулась? – промурлыкала она.
Я промычала что-то вроде «Угу».
Один из законов Мерфи наверняка гласит: если сильно хочешь спать – ложись в постель и всё пройдёт». Так и было. После нескольких минут ворочанья с боку на бок, я не выдержала и позвала:
– Клавдия.
Реакции ноль.
Попробовала ещё раз. Из-под одеяла донеслось недовольное ворчание:
– Чего тебе?
– Ты очень хочешь спать?
Минута полного молчания, затем Клавдия ответила:
– Теперь точно не засну. Чего ты хотела?
– Вы с Максом встречаетесь? Хотя это не моё дело…
– Мы вместе спим, если тебя это интересует.
– Не знала, что он тебе нравится.
– А совсем не обязательно, чтобы мужчина нравился.
– Просто, не ожидала, что вы вроде как вместе.
Снова пауза. Потом Клавдия встала и зажгла свет. Остатки вина объединились в бокале, Клавдия всё выпила залпом.
– Самое смешное, – затем сказала она, – что я его люблю.
– Что же здесь смешного?
Но Клавдия уже выключила свет и забралась обратно в постель. Я честно попыталась настроиться на сон, и снова не выдержала:
– Клавдия, скажи, я похожа на лесбиянку?
– Да что же тебе сегодня не спится? – простонала моя соседка. – Нет, ты не похожа на лесбиянку. Можно, я теперь посплю?
Клавдия вскоре действительно заснула, а я ещё с полчаса вертелась с боку на бок. Мне приснился Макс, который грозил мне пальцем и пытался поцеловать, а я хохотала и убегала от него.
3
Раннее утро. Я спешу на работу, то есть к Шарлоте. Такси мне на глаза не попалось, а дожидаться здесь с утра общественного транспорта – дело немыслимое. Одно слово – для Несвободных. Иду пешком по улице в надежде поймать хоть какую-нибудь машину. Но машин, ожидающих возможности подвезти девушку, на горизонте не видно. Я прошла уже пару кварталов, когда в одном из дворов моё внимание привлекла толпа людей перед многоквартирным домом этажей в десять. Тут же находились машины полиции и службы спасения, и стало понятно, что произошло несчастье. Судя по всему – пожар: пахло гарью, а несколько окон на одном из этажей закоптились до черноты. Заинтригованная, я подошла поближе, чтобы узнать подробности. Для этого выделила в толпе потенциальный источник информации – одетую в домашний халат под наброшенной курткой пожиловатую женщину. Явно одна из любопытных соседок, которые всё про всех знают и везде суют свой длинный нос.
– Что произошло? – спросила я.
– Не знаю, я живу в подъезде напротив. Говорят, пьянчужка устроила пожар.
– Всё верно, – подтвердил стоявший рядом мужичок, – это Ливия из квартиры 3С. Заснула с непотушенной сигаретой. Саму спасли, а дочка её сгорела.
– Да какое там спасли! – возразила женщина. – Сама сиганула из окна. Четвёртый этаж, обошлась переломом ноги. А дочка там осталась, всего годик девочке исполнился.
Меня аж передёрнуло. Смерть в огне – самая ужасная, страшнее не придумаешь. А здесь погиб ребёнок, который только начал жить. Неужели правда, что за грехи отцов расплачиваются дети? Но ведь это жутко несправедливо.
Полностью подавленная, погружённая в невесёлые мысли о бренности и несправедливости жизни, я добралась, наконец, к Джо. Увидев мою постную физиономию, Шарлота испуганно спросила:
– Что-то случилось?
Я рассказала обо всём, что видела и слышала по дороге сюда. В конце рассказа я уже просто заходилась от возмущения.
– Представляете, – извергался на Шарлоту словесный поток, – маленькие дети совершенно беспомощны. Они приходят в этот мир в надежде на долгую счастливую жизнь, а их жестоко обламывают свиньи-взрослые.
Короче, меня прорвало. Шарлота всё правильно поняла и дала мне выговориться.
– Простите, – сказала я в конце словесного извержения, – накатило.
Утреннюю историю, остыв, я изложила вечером Клавдии с Урсулой. Острые эмоции притупились, и я просто рассказывала, что видела.
– Та пьянчужка хладнокровно оставила своего ребёнка умирать в огне. Я вот процентов на сто двадцать уверена, что моя мама так бы со мной не поступила.
– Ой, откуда ты знаешь, как будет вести себя человек, оказавшись в смертельно опасной ситуации, – возразила Урсула. – Может, та женщина повиновалась инстинкту самосохранения и не владела собой. Кстати говоря, с точки зрения природы, она поступила разумно: спасла себе жизнь. Могли погибнуть они обе, а так женщина выжила. Позднее у неё могут быть ещё дети.
– Не дай бог, – сорвалось у меня с языка. – Она и за дочкой, скорее всего, плохо смотрела.
– На этом свете всем несладко, – сказала Клавдия.
Её слова отдавали такой горечью, что я задумалась, какие же скелеты гремят костями в шкафу у Клавдии.
– Тем не менее, детям нужны и мама, и папа, – вздохнула Урсула. – И любят малыши своих родителей, даже самых убогих. Жила я в ночлежке для бомжей (задолго до того, как попала в общежитие) с Женевой. С лица – вылитая ведьма, и повадки были соответствующие…
– Можно подумать, ты видела настоящую ведьму, – перебила Урсулу Клавдия.
Та обиделась:
– Я, может, и не видела, но моя бабка про таких говорила: «У, ведьма!» И вообще, не перебивай, а то мои мысли в стороны разбегаются. Так вот, у Женевы пацанёнок был. Мал`ой, лет пять стукнуло. Как ему от мамки доставалось! За малейшую провинность секла – себе руки розгами сдирала. Мы того малого уже и прятали, если видели, что Женева не в духе. А потом ей срок дали, не помню уже, за какие дела. Малого, естественно, в детский приют. Мы его поначалу ходили проведать, он в нас мёртвой хваткой цеплялся и начинал плакать: «Хочу к мамочке, где мама?» Все думали, дитё вздохнёт спокойно, избавившись от такой мамаши, а он во как…
И Урсула замолчала, погрузившись в свои воспоминания.
– Нечего рожать, раз не в состоянии за ребёнком смотреть, – сурово произнесла Клавдия.
– Нет, так тоже нельзя. Разные ситуации бывают, – возразила Урсула. Я согласно кивнула.
Вот таким мне запомнился месяц жизни, из которого в память запали только три дня. Уже засыпая, я услышала шёпот Клавдии, которая привстала со своей кровати и наклонилась к самому моему уху:
– А сон твой правда оказался вещим.
– Какой сон? – не сразу врубилась я, о чём речь.
– Про ту греческую тётку, Медею.
– Вот чёрт, точно.