"Любовь - темная сторона жизни" (Фанни Ардан)
Если Менегини не торопился давать Марии развод, буквально давя на священников своим авторитетом и деньгами, то Тина Онассис, обвинив мужа в измене, сама подала на развод. Но в суде назвала виновницей не Марию, а Джину Рэйнлэндер, бывшую пассию Аристо. С одной стороны, это была месть. С другой - предостережение. Она давала Каллас понять, что в жизни Онассиса были, есть и будут другие женщины.
Аристотель уговаривал Тину не уходить, ему важно было сохранить связи и авторитет среди судовладельцев, с которыми был накоротке Тинин отец. Однако она на уговоры не поддалась и вместе с детьми уехала из дома. Развод состоялся. Это было летом 1960 г.
Мария, в конце концов, тоже стала свободной женщиной не только де факто, но и де юре. Среди друзей Онассиса и Марии стали ходить слухи о скорой их свадьбе. Но проходит год, два, пять, а Аристотель так и не делает предложения Каллас.
Они постоянно ссорятся. Мария умоляет Онассиса жениться на ней. Она хочет иметь от него ребенка. Пока еще есть время, ведь годы идут. Может, вторая попытка будет удачней первой. Если бы их сын выжил, ему было бы уже 6 лет. Если бы он выжил… Если бы… Мария с тоской вспоминает о сыне, который родился в марте 1960 года, прожил всего сутки и ушел в мир иной: у него не раскрылись легкие. Она все же успела назвать его звучным именем Гомер. Мальчика похоронили в Милане, и певица часто в тайне от всех ездила к его могиле из Парижа. Для нее это было жестоким ударом.
Второй раз она чуть было не стала матерью через 6 лет. Но Онассис запретил ей рожать: "Я не хочу ребенка от тебя. Что я буду делать еще с одним ребенком? У меня уже есть двое".И Каллас, боясь потерять любимого, послушно пошла на аборт. А потом долго не могла прийти в себя после этой драмы.
"Мне потребовалось 4 месяца, чтобы прийти в себя… как бы наполнилась моя жизнь, если бы я устояла и сохранила ребенка".
До конца жизни она жалела о том, что пошла на поводу у Аристотеля. Если бы она его не послушала и родила малыша, то Онассис никогда не ушел бы от нее, т.к. был совершенно сумасшедшим отцом. Но даже если бы и ушел, она осталась бы не одна.
Неотправленное письмо:
"Ты не верил, что я могу умереть от любви. Знай же: я умерла. Мир оглох. Я больше не могу петь. Нет, ты будешь это читать. Я тебя заставлю. Ты повсюду будешь слышать мой пропавший голос - он будет преследовать тебя даже во сне, он окружит тебя, лишит рассудка, и ты сдашься, потому что он умеет брать любые крепости. Он достанет тебя из розовых объятий куклы Жаклин. Он за меня отомстит. Ему сдавались тысячами, десятками тысяч. Он отступил перед твоим медвежьим ухом, но он возьмет реванш. Нет, ты не оторвешься. Ты будешь пить до дна признания моего онемевшего от горя горла - голоса, отказавшегося прилюдно захлебываться обидой, посчитавшего невозможным оказаться во всеуслышание брошенной. Он был всесилен, Ари, и потому горд. Ари, он не перенес низости твоей пощечины. Он отступил, но знай - он не даст тебе покоя. Он отомстит за меня, за мой прилюдный позор, за мое теперешнее одиночество без ребенка, которого так поздно дал Бог и которого ты - Ари, ты! - заставил меня убить..."
Но однажды Онассис соглашается жениться на Марии : "Ну, раз ты так хочешь!"
Свадьба должна была состояться в Лондоне в первую неделю марта. В целях конспирации они остановились в разных отелях: он - в Savoy, а она - в Claridge's. Церемония намечалась на 3-й день после прилета, но Мария забыла свое свидетельство о рождении, и день церемонии отодвинулся на две недели. Венчать их должен был вызванный из Афин священник православной греческой церкви. Утром в день венчания за ним отправили самолет Онассиса. Но венчание не состоялось. Перед самой церемонией Мария и Аристотель разругались, что называется, в пух и прах. Уже в машине в обычной для него язвительной манере Аристотель спросил: "Ну что, добилась своего?" Мария вспылила, наговорила ему кучу "приятностей". Онассис ответил "лестными комплиментами", закипел и в ярости немедленно улетел в Афины, сказав на прощание, что никогда не будет ее мужем. Мария вернулась в Париж. Она не очень поверила его словам. Ссоры между ними были частыми и всегда бурными. Но наступало затем примирение, и Мария все прощала: она любила.
И правда, вскоре они помирились. А летом уже совершали одно из своих обычных путешествий на "Кристине". Каллас была задумчивой и печальной, а Онассис, наоборот, нервным и взвинченным. Они сидели на той же палубе, где он когда-то поил ее вином и обещал бросить к ее ногам все радости мира.
Глядя на пенный след, Мария вдруг грустно сказала, что Бог отказал ей даже в праве иметь детей (после аборта врачи сказали, что у она уже не сможет зачать).
- А как бы мне хотелось, чтобы у нас были дети, чтобы мне от тебя хоть что-то осталось…
- А мне бы хотелось, - взревел Онассис, - чтобы как только мы причалим, ты быстренько собрала вещи и отправилась домой.
От неожиданности она чуть не уронила на палубу рюмку с вином.
- Я пригласил на яхту деловых гостей, - ничуть не снижая тона, продолжал Аристо, - и твое присутствие будет здесь совершенно неуместным.
От обиды перехватило дыхание. Мария вскочила, швырнула за борт недопитую рюмку, а за нею и кольцо, подаренное когда-то им.
- С меня довольно! Больше ты меня не увидишь! - срывающимся голосом закричала она.
А в октябре того же года Каллас прочитала в газете, что Онассис женился на вдове президента Кеннеди. Вначале был шок. А потом вдруг наступила сумасшедшая радость - она свободна, свободна от того, кто встал между ней и искусством, ради кого она изменила своему призванию! Разложив на полу газеты с репортажами о церемонии, она расхаживала по ним в туфлях на высоченных каблуках, раздирая фотографии новобрачных в клочья.
- Они думают, я умру от горя! Как бы не так! Сегодня вечером я буду на приёме в умопомрачительном платье, с его бриллиантовым кольцом, стоимостью миллион долларов"!
Через некоторое время, поостыв, она говорила уже по-другому:
- Сначала я потеряла вес, потом я потеряла голос, а теперь я потеряла Онассиса.
Неотправленное письмо:
"Ари, на свете нет ничего прекраснее минуты, в которую я должна была начать петь - минуты испепеляющей мольбы толпы о рождающемся звуке. Клянусь, это больше сумасшедшей любви в волнах Эгейского моря, потому что они - они, Ари, - желали меня и тогда, когда ты от меня отрекся, и, если б ты что-то смыслил в великом понятии "театр", ты бы понял, что такое свести с ума двадцать пять тысяч зрителей за один вечер. Они сходили с ума от моей "Нормы", не понимая, что я пою о себе. Мне порой казалось, моя жизнь повторяет ее скорбную судьбу. Ари, я так же, как она, не жила, а служила Великому. И так же принесла ему в жертву все. Я ненавижу тебя, Ари. Ты заставил меня убить зародившуюся во мне надежду. Если бы он родился, ты бы не ушел к Жаклин. Даже если б ушел, мы бы остались вдвоем".
Но история любви на этом не закончилась
Говорят, что после брака с Джекки Онассис непрерывно осаждал Марию . Он обещал, что разведется, чтобы жениться на Каллас...
Как-то ночью она услышала, что на улице кто-то мастерски высвистывает трели… Когда она была маленькой, в Греции так вызывали на свидание возлюбленную. Она выглянула в окно. Там, под ее окнами, стоял Онассис. Испугавшись, что сейчас сюда нагрянет полиция, а вслед за ней репортеры, Мария впустила его в дом. Он кинулся перед ней на колени и стал целовать руки.
Они проговорили до рассвета. Собственно, говорил один Аристотель. Мария лишь слушала. Онассис рассказал, что его брак с Джеки всего лишь деловая сделка, открывшая ему доступ в политические круги Америки. Согласно брачному контракту, их супружество должно продлиться не более семи лет. И они не обязаны вступать в интимные отношения и заводить детей. После чего Джеки получит 127 миллионов, а он - свободу. Онассис уверял Марию, что, кроме как тогда на яхте (а это Жаклин и ее брат были его "деловыми гостями"), они не провели под одной крышей фактически ни дня. Приезжая в Нью-Йорк, Онасcис никогда не останавливался в 15-комнатной квартире супруги, всегда только в отеле. Для прессы у Миссис Онассис всегда шел ремонт.
Мария смотрела в глаза Ари и верила ему. Она не сомневалась, что он говорит правду. Таким он был, есть и будет - помешанным на деньгах, вспыльчивым, неверным. Но она по-прежнему любит его, любит таким, каков он есть, и кроме него ей больше некого и нечего любить
Совсем по-другому рассказывала этот эпизод последняя служанка Марии Каллас - Бруна:
- Когда синьор Онассис раскаялся в своей измене и пришел просить у синьоры прощения, она не позволила ему вернуться. Синьор Онассис свистел по нашими окнами арию из оперы и кидал нам камни в стекла. Синьора стояла за занавеской и плакала. Но когда он позвонил в дверь, она дала ему должный отпор.
Неотправленное письмо:
"Ты забыл: под окнами квартиры, где ты теперь кричишь мое имя, ты топал ногами, требуя, чтоб я оставила тебя в покое.
Ты забыл: ты был единственным мужчиной, которого я просила на себе жениться. Ты забыл, как мучил меня, как, скрипя зубами, дал согласие и как в машине у церкви сказал, усмехнувшись: "Ну что, добилась своего?" Ты думал, после этого унижения я стану твоей женой. Ты искренне удивлялся, почему я выскочила из машины и ушла. Ты забыл, Ари. Я - Мария Каллас. Неужели ты думал, я это прощу? Я три года была твоей любовницей. Ты три года отказывался на мне жениться, после чего не раздумывая отправился под венец с глупенькой вдовой бывшего президента, живущей исключительно обсуждением нарядов на приемах. Я знала: ты умрешь с ней от скуки. Ты не послушал меня, Ари. Теперь ты несчастен. Мне больно. Но я тебя не пущу".