Любовь и Память

Михаил Журавлёв
    Жизнь начинается с пульсации. Что-то трепетно вибрирующее, заявляющее миру о своём существовании посредством собственного, идущего вразрез с другими  ритма, появляется во чреве, и это значит, появилась новая жизнь. На протяжении всего цикла, отмеренного Богом (природой, законами мироздания, Великим Архитектором, - неважно), жизнь осуществляет себя исключительно через ритмы. Биение сердца, дыхание, альфа и бета-ритмы головного мозга, ритм смены сна и бодрствования. Всякое нарушение, искажение ритма - болезнь. Учащённое дыхание, сбои пульса, неправильная энцефалограмма, бессонница...

    Она была живчиком и медлительной одновременно. Она могла сначала пойти, потом встать посреди комнаты и надолго задуматься, идти ли ей дальше. Она любила замереть, приподняв одну лапу. В эти секунды она словно вслушивалась в разнообразие пульсаций внутри себя и вокруг. Иногда бывало даже видно, как ритмично её покачивает от тока крови. Она была любознательна до самых последних дней. Ей ко всему необходимо было проявить хозяйское участие. Всякий новый предмет заслуживал пристального интереса - и не всегда одобрения. С пылесосом она так и не смогла подружиться. С рыком голодной тигрицы она отчаянно бросалась в атаку на этот агрегат, едва завидев его хищно всасывающий воздух шланг или гладкий корпус. Почти до самого конца она была игрива, как большинство кошек. Движение доставляло ей наслаждение. И живою натурою своею она-то уж точно знала, что главное в движении - ритм. Прихотливая пластика, манерные ужимки, прыжки и перебежки, упругие па - всё живое воплощение природных ритмов.

    Она была горда, независима и своенравна. Лишь она сама решала, кого принять, а кого не принять вовсе. Иные, кого она принимала, удостаивались лишь одной чести - стать её живым тёплым подиумом, по которому она пройдёт или на котором уютно устроится на некоторое время. Не дай Бог подиум позволит себе нечто большее - погладить, заговорить с нею! Могла и укусить, хотя по природе была очень миролюбива и я не помню случая, чтобы она кого-то обижала.

    В отличие от большинства кошек, она умела прощать. На это требовалось время и усилие душевное. Простив, она никогда более не напоминала об обиде. Но это касалось исключительно четырёх членов семьи: меня, жены, дочки и собаки. Последняя, раз в двадцать пять превосходящая её по размеру, до конца оставалась для неё доченькой. Младшенькой в доме. Той самой, которую она щеночком вылизывала, учила намывать лапы по-кошачьи, слушаться хозяев. Той самой, с которой в её подростковый собачий возраст они неоднократно вместе шалили. Кошка вспрыгнет на стол, сбросит со стола какой-нибудь забытый нами предмет в наше отсутствие, а уж собака радостно превратит этот предмет в труху, точа свои молодые зубки.

    Главное качество, которым обладала эта особа королевских кровей, глубинная, порой безотчётная, но всеохватная и всепроникающая любовь к нам, членам её семьи - её стаи. До её появления я и не предполагал, что кошки умеют так любить, так ждать, так утешать в трудную минуту, находя для утешения и поддержки исключительно им ведомые способы. Взгляд, краткое "мур" или раскатистое мурлыкание, нежное прикосновение лапой с заглядыванием в глаза или облизывание больного места... Да, она была ещё и целительницей. Куда там до неё знахарям всех мастей!

    Когда в первый раз мы оставили её на несколько дней, уехав в командировку, и в доме рядом остался чужой для неё человек, она пережила стресс, из которого не сразу вышла. Наше возвращение она встретила как самый большой праздник в жизни. Перебегала с плеча на плечо, целовала в уши, шепча ласковые кошачьи слова, улыбалась и несколько минут не отпускала. В каждом движении так и читалось: "Они пришли! Они меня не бросили! Как я счастлива! Как хорошо! Как я их люблю!"

    Домашние животные нужны человеку затем, чтобы он мог ощутить, что такое настоящая любовь. В нашем, человечьем мире многие подзабыли это чувство. Братья наши меньшие его не утратили. Они проносят его через всю свою жизнь как главную святыню, без которой не может возжечься ни один ритм, питающий живое. Наша любимица пережила все предписанные правилами породы сроки. И до самых последних дней была активна, не болела. Глядя на нашу резвую старушку, я часто думал, что в атмосфере любви всё живое крепнет. Но неумолимый ход времени подточил и её силы. Ритмы сердца и дыхания стали истончаться, как старенькие косточки кошки. Болезнь обрушилась на неё стремительно и внезапно. Лейкоз. В последние две недели она всё реже вставала, жила на уколах, почти не ела и сделалась молчаливой. А свой последний день провела в надежде дождаться нас с работы. И она дождалась! Усталые, подёрнутые болезненной паволокой глаза высветились радостью. Исхудавшая, предельно ослабевшая кошечка попыталась сделать движение навстречу своим любимым и даже выдавила из себя приветственное "мур". Через минуту после того, как её взяли на руки, она испустила дух.

    Ритмы живого существа остановились, и оно перестало быть живым. Но её последнее дыхание, устремлённое к любимым людям, неведомый, не высчитанный никем из учёных ритм любви вступил в резонанс с нашими ритмами - оставшихся живых. И значит, пока пульсирует живое, пока способно к любви, не иссякнет эта пульсация, и никто - ни человек, ни кошка - не исчезает бесследно. Просто, если есть внутри огонь всепоглощающей любви, то уходя, ты  растворяешься в других ритмах. Отзвук твоего пульса сливается с пульсацией всего живого вокруг. Это и есть подлинное бессмертие жизни. Только ключ к нему труден. Нужно любить. Любить без остатка, всецело отдавшись ритмам любви.

    Жизнь начинается с пульсации. Любовь, трепетно вибрируя, заявляет миру о своём праве зародить новое существование. И оно будет собственным, идущим вразрез с другими  ритмом, появляющимся во чреве, что значит, появилась новая жизнь.