Заочная школа
1964-ый год. Проработав после окончания ВУЗа год в проектном институте, я перешёл на Армэлектрозавод, где уже третий год продолжаю свою инженерную карьеру. Там я записался в жилищный кооператив и надеемся, что уже в следующем году будем вселяться в свою первую квартиру.
Мила, моя жена, тоже наконец закрепилась на работе – она врач-офтальмолог. У нас подрастает первенец – Игорьку скоро два года. Живём мы пока у родителей жены в их квартире на проспекте Октемберян (ныне проспект Тиграна Великого). За Игорем присматривает моя бабушка, тогда ещё только собирающаяся уехать навсегда на свою родину – Кубань.
Кто-то дал мне знать, что моя любимая учительница Надежда Артёмовна, которая к этому времени была уже заведующей ЕрГорОНО (Ереванский городской отдел народного образования), хочет меня увидеть. Мне тоже было приятно снова встретиться с ней и, вскоре я был у неё в приёмной. Радость нашей встречи была взаимной. Когда она расспрашивала меня о моей семье и работе, я понял, что она и так уже в курсе всего, что было со мной после окончания школы. Видно она, по каким-то каналам интересовалась и знала всё о своих любимых учениках.
Наконец, она перешла к главной цели моего визита к ней. Начала с того, что рассказала о некоем контингенте людей, которые из-за начала войны (Великой Отечественной) не смогли закончить школьное образование и сейчас, достигнув 30-35-летнего возраста, испытывают трудности, поскольку документа о среднем образовании, аттестата, у них нет.
И вот для них-то она, Надежда Артёмовна, создаёт в Ереване две специальные школы. Называет их заочными. Такой формы обучения в школах ещё не было. Заочными были ВУЗы и техникумы. Были ещё вечерние школы или, как они назывались, школы рабочей молодёжи. Но, именно, молодёжи. В них учебный процесс ничем не отличался от обычных, дневных. Уроки велись так же, во время урока учитель опрашивал учеников, вызывая их к доске, выставлялись оценки в классном журнале, проводились контрольные работы и, наконец, ученики аттестовывались на экзаменах.
А для вышеназванных взрослых уже людей, далеко не молодёжи, чтобы они могли завершить прерванное войной своё школьное образование, а точнее, чтобы получить аттестат зрелости, и создавались эти две заочные школы.
Пишу “так называемые” потому, что в этих школах от обычного, именно заочного, обучения ничего не было.
А было необычным всё. Во-первых, школа была трёхгодичной. В ней были только 8-й, 9-й и 10-й классы. Будущие ученики, представившие хоть какой-то документ или справку (чаще – липовую) о том, что когда-то они окончили столько-то классов, зачислялись в эту школу. Во-вторых, уроков, в обычном понимании, не было. Назывались они групповыми консультациями. В этом состоял, наверное, намёк на какую-то “заочность”. Главным условием было просто как можно чаще посещать школу. И ещё. Учителя излагали очередной материал и не знали насколько он воспринят учащимися, так как опрашивать их не предполагалось. Да и сами “ученики” не задавали учителю никаких вопросов, а на вопрос самого учителя: “Понятно?”, иногда молча кивали головой. Редко кто из них приходил в школу с тетрадкой и с карандашом. Подозреваю, что как выглядят учебники, они тоже не знали. Занятия проводились по четвергам и пятницам в вечернее время, а по субботам и воскресеньям утром.
О формальности такого образования, призванного хоть как-то внешне узаконить выдачу аттестатов, Надежда Артёмовна говорила, не скрывая. Предложила мне на выбор и школу, и предметы, которые я хотел бы, или мог, преподавать.
Такой приработок мне был очень кстати (и это знала моя учительница), так как мне надо было, в числе прочих расходов, выплачивать ссуду, взятую в банке на строительство квартиры. Сейчас это называется забугорным словом “ипотека”.
И я с её предложением с удовольствием и благодарностью согласился. Выбрал ту школу, которая была недалеко от места тогдашнего нашего проживания. А предметы, которые меня устраивали, тоже определил тут же – черчение и физика. И хотя преподавание в школе надо было вести на армянском языке, а у меня и школьное, и вузовское было русским, я согласился. Армянин – всё таки!
Проработал я в этой школе, помнится, два учебных года. Через год с начала работы, мы с семьёй, как и ожидали, въехали в свою квартиру. Она была совсем в другом конце города и добираться до школы было уже намного труднее. К тому же на основной работе нагрузки увеличились, часто надо было ездить по Союзу в командировки и подолгу отсутствовать. Поэтому работу в школе пришлось оставить.
Но многое, связанное с этой работой-приработком, осталось в моей памяти благодаря своей необычности и оригинальности.Да и сами эти заочные школы вскоре исчерпали себя, так как был исчерпан и сам контингент учащихся, для кого они были созданы.
Готовился я к урокам основательно, потому что, несмотря на свои знания, надо было вести урок на чистом литературном армянском языке. Поэтому я тщательно запоминал все физические и чертёжные термины, что иногда приводило к куръёзам. Поскольку учащиеся были людьми уже познавшими реальный мир и общение на бытовом уровне, а быт был засорён словами и выражениями, в основном, русского, турецкого, персидского и других языков, то произнесённые мной “правильные” слова по-армянски, часто были им непонятны.
Так, когда я то ли на уроке черчения, то ли физики произнёс вполне литературное слово “зспанак”, то почувствовал, что класс не понял, что это такое. И уже когда я нарисовал “это” на доске мелом, то один из учеников воскликнул: “Э-э, Арамян джан! Так и говори “пружин”, а то какой-то там зспанак!”. Так же было, например, когда объясняя и вычерчивая на доске какую-то фигуру, я сказал, что вначале проводим “аранцкаин гиц”, то другой “знаток” терминов подсказал мне, что правильнее говорить “ос” (то-есть “ось”), имея ввиду осевую линию. С такими оппонентами было интересно проводить занятия. Они хотя бы слушали, что я рассказываю, поэтому иногда возражали мне, демонстрируя свои альтернативные познания. Но в подавляющем большинстве эти “школьники” тихо высиживали отведённые часы и так же тихо расходились.
И коллектив учителей тоже был особенным. Некоторые были пенсионерами и для них работа в этой школе являлась, несомненно, основным заработком. Другие работали в дневных, обычных , школах, а в этой школе, как и я, прирабатывали. Понимая, в какой необычной школе они проводят своё сверхурочное время, ничему не удивлялись, разве что иногда делились друг с другом наиболее интересными эпизодами этого не совсем понятного учебного процесса.
Во время работы в этой школе я познакомился и с историями, приведшими снова к школьным партам этих великовозрастных учеников. Вот некоторые из этих историй.
Мужчина, окончивший до войны несколько классов, работает мясником в гастрономе. Гастроном расширился и мясной прилавок теперь должен стать мясным отделом. Чтобы назначить этого мясника главой отдела, по закону ему надо иметь среднее, пусть даже не специальное, образование. Лучший путь – получить школьный аттестат. Другой мужик, а ему уже лет сорок, работает шофёром на грузовой машине. Мечтает о должности завгара (заведующим гаражом) их автобазы – предъяви хотя бы аттестат! Однажды в школе ко мне с каким-то списком подошёл учитель армянской литературы и спросил: “Арамян, ты сколько будешь брать?” Я не понял о чём речь и попросил разъяснить. Он говорит: “Этот наш ученик, шофёр, развозит муку из мельничного комбината по хлебозаводам. И он может один-два мешка муки завезти к нам в школу. Конечно же “левые”. Вот мы и прикидываем, кто из нас сколько хочет.Бери, цена очень даже приемлемая”. Я тоже записался на какое-то количество. Дело в том, что в это время в СССР разразился кризис с зерном (был неурожай или очередное государственное головотяпство) и правительство впервые в истории страны стало закупать пшеницу за рубежом, в основном, в Канаде. Хлеб снова стали выдавать , как во время войны, по каким-то талонам, а муки в продаже не было и подавно.
Ещё один школьник часто приходил на уроки в военной форме. На погонах у него красовалась только одна маленькая звёздочка – младший лейтенант. Он служил надзирателем в Ереванской тюрьме. Как он заработал эту звёздочку – не знаю, но когда по выслуге лет ему уже полагалась вторая, то оказалось, что у него нет среднего образования. И тогда дорога привела его в эту заочную школу.
А чтобы его учёба продвигалась более успешно, он как-то пригласил весь учительский состав и дирекцию школы к себе в гости на хаш, а отказываться от такого приглашения не принято.Поэтому в одно воскресное утро (а хаш принято есть именно утром), когда я пришёл в школу на занятия, то увидел, что учителя стоят у входа и заворачивают обратно идущих на уроки учеников: “Сегодня уроков не будет!” Когда собрались все, мы пошли к нашему ученику-тюремщику домой, благо, он жил неподалёку.
И, наконец, хочу рассказать совсем уж анекдотичную историю. В классе, не помню, в восьмом или девятом, училась женщина, ей было пятьдесят два года. Мне, недавно окончившему ВУЗ, она казалась почти старушкой. Её история такова. До войны,окончив семь классов, она поступила на курсы медсестёр и, закончив их, получила какой-то документ об этом. Поработать на этом поприще не успела, так как началась война и она, испугавшись, что её могут мобилизовать и послать на фронт, нашла работу в столовой и переквалифицировалась в кухарку. Это была более выгодная, хлебная и неопасная работа. А сейчас, когда ей уже за пятьдесят, работать у плиты и варить супы стало трудно и она, вспомнив о своём медицинском образовании, захотела работать медсестрой. Но, увы! По новым правилам прежние курсы средним образованием не считались и ей надо было к той бумаге добавить ещё и школьный аттестат. Школу она посещала регулярно. Всегда сидела на передней парте и внимательно слушала. Перед ней, в отличие от многих, лежала тетрадка, а в руке карандаш, который она то и дело прикладывала к губам с видом глубокого внимания и, видимо, поняв суть рассказываемого учителем материала, что-то записывала.
На одном из уроков физики я рассказывал про электрический ток. Думал, конечно, преподнести подоходчивее. Говорил о том, что вот мол, электроны, подгоняемые напряжением, бегут по проводнику, проще – по проводу и, если провод достаточно толстый, то электроны движутся спокойно, друг-другу не мешают и провод не нагревается. А если провод тонкий, то электроны, двигаясь, теснятся, ударяются, трутся друг-о друга и от этого возникает, выделяется тепло и проводник нагревается. Спрашиваю: “Понятно?” Класс молчит, а мне хочется, чтобы они поняли – интересно ведь! Кажется, я ещё раз рассказал всё это. И опять полная тишина, а по лицам даже не понять, слушают ли они вообще!
И вдруг, меня осеняет гениальная, как мне показалось, идея! Я решил то же самое показать на “жизненном” примере. “Вот послушайте, говорю я, представьте, что закончился футбольный матч на стадионе (а тогда был только один стадион в центре города). Люди выходят со стадиона и идут по домам. Те, кто живёт в центре города и в северных районах, идут по широкой улице Гнуни. Идут спокойно, друг другу не мешают, друг друга не толкают, не касаются. А тем, кому надо попасть в южные районы Еревана, они стремятся выйти к широким улицам по короткой дороге и все устремляются на узкую, кривую и извилистую улочку”. Она так и называлась даже, кажется, официально: “Улица Кривой” и находилась в одном из старых районов города с глинобитными, иногда каменными, а часто и кирпичными домами персидской постройки. Улочки там были такими узкими и тесными, как в фильме “Бриллиантовая рука”, по которым Андрей Миронов – Козлодоев убегал от Никулина – Семён Семёныча Горбункова.
“Ну, так вот, продолжаю я, люди , идущие со стадиона по Кривой, идут толкаясь, трутся друг о друга. Им тесно, от этой тесноты становится даже жарко. Вот так и в проводнике с электронами. Понятно?”А в ответ – тишина!
Я в недоумении подождал ещё секунд пятнадцать. И тогда, эта ученица-“старушка”, видимо, пожалев меня и, чувствуя какую-то неловкость от индеферрентности остальных, подняла руку. Я воспрял: слава богу, хоть кто-то слушал меня и что-то хочет понять! Она встала и говорит: “Товарищ Арамян! (в армянских школах к учителям обращаются по фамилии и, тогда, с приставкой “товарищ”.Сейчас, наверное, говорят “парон” – господин). Товарищ Арамян, повторила она, я поняла всё. Только мне непонятно, как же эти люди залезли в провод?”
От неожиданности я, сначала захихикал, ожидая, что сейчас весь класс взорвётся от хохота и ученики от смеха полезут под парты. Нет! Никакого хохота! Класс всё так же безмолвно смотрел на меня. Всех, видимо, тоже интересовал вопрос: как же всё-таки люди, идущие после футбола домой, протиснулись в этот узкий провод?
Сейчас я уже забыл как я тогда завершил тот урок физики. Помню только,что потом больше никакие идеи не посещали мою голову, когда я пытался что-то растолковать аудитории.
Так или иначе учебный год заканчивался и начинались экзамены. Официально, все учащиеся должны были являться на экзамен и отвечать, как было принято, по экзаменационным билетам.
Но и тут был установлен оригинальный “особый подход”. Сначала мне принесли список от директора с именами тех, кому надо было поставить положительные отметки (какие – уже на моё усмотрение). Потом был список от завуча – заведующего учебной частью. Ещё подходили другие учителя, которые “хлопотали” за тех, кого они в своё время завлекли в эту школу.
В результате, оставались сущие единицы “безхозных” учеников, кому уже было грех мне самому не поставить хотя бы тройку.