По одноименному циклу сказок Р. Киплинга
ЭПИЗОД I
Меч Виланда
Персонажи:
Дан
Юна
Пак – Веселый Робин, эльф, самый старый житель холмов Старой Англии
Виланд – Кузнец богов – Вейланд -кузнец – древний скандинавский бог, попавший в Британию вместе с пиратами -скандинавами или германцами
Хью Банбери – послушник монастыря Святого Бенедикта
Фермер
Настоятель монастыря Святого Бенедикта
Отец Дана и Юны
Люди и духи, фигурирующие в рассказе Пака
Закадровая песня.
Песня Пака (Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Ты видишь мельницу над ручьем?
Сколько тайн она знает и бед?
Ведь столько смолола мешков с зерном
С суровых Вильгельмовых лет!
Ты видишь - на пастбище в тени
Объедает веточку бык?
Здесь могучий город стоял в те дни,
Когда Лондон еще не возник.
Ты видишь курганы древних времен
И ров, перерезавший дол?
Когда-то здесь римский стоял легион,
Который Цезарь привел.
След древних полей- глолдлв - лагерей,
Болота - и свет, и мрак,
То мир, товойна, то ликует страна, -
Родилась Британия так.
Она для нас - не просто Земля,
Или Воздкх, или Вода,
Иль привычный лес, - но остров чудес,
На котором нам жить всегда.
Лужайка, окруженная зарослями ольхи, орешника, калины, терновника. Лужайку огибает неглубокий ручей, вращающий колесо мельницы, виднеющейся вдали. Стук мельничного колеса четко отдается в нагретом воздухе.
Летний вечер. Солнце слепит, отражаясь от поверхности ручья, но тени уже начали удлиняться. Трава пестрит цветами колокольчиков, наперстянки, клевера. Посреди лужайки, едва различимое в траве, темнеет большое каменное кольцо. Может это подножие древней башни, а может остатки языческого алтаря. Вокруг лужайки фермерские поля, вдали видны поросшие вереском холмы. Слышен голос кукушки.
В центре кольца появляется надпись: Графство Сассекс. Длинная Коса. Иванов день. 1904 год.
Из зарослей на поляну выбегает мальчик лет двенадцати. Матроска и короткие бриджи подчеркивают ловкость его фигуры. В руках большой бумажный пакет. Мальчик оборачивается к зарослям и кричит:
- Юна, э-гей!
Из зарослей доносится девчоночий голосок:
- Иду Дан!
На поляну выбегает девочка. На вид ей лет десять. Он а одета в костюм для велосипедной прогулки : длинная туника закрывающая ноги до середины бедра и короткие бриджи, каштановые волосы подвязаны синей лентой. Юна и Дан не обуты. Они явно наслаждаются пришлепывая пятками по нагретой за день траве. Дан бросает пакет под ближайший куст, дети хватаются за руки, кружатся по поляне.
Дан: Терновник, Ясень и Дуб воспой
Юна: День Иванов светел и ясен!
Дан: До последних дней пусть цветут пышней
Вместе: Дуб, Терновник и Ясень!
Юна размыкает руки, продолжает кружиться по поляне, опускается на траву, туника вздувается колоколом.
Юна: У-у-ух! (Поворачивается к Дану). Ты не забыл голову?
Дан: Нет. (Отходит, достает из пакета ослиную голову из папиросной бумаги). Вот. (Встряхивает голову, чтобы маска развернулась).
Юна: Осторожнее, не порви!
Дан: Не порву, не бойся. (Сворачивает и прячет голову в карман). Кстати, ты собиралась плести венок…
Юна: Да. И сделать волшебную палочку. (Срывает длинный стебель наперстянки, обрывает с него листья, Дану). Подойдет?
Дан ( с улыбкой): Вполне.
Юна быстро сплетает венок из травы, надевает его на голову Дану:
- Вот, это венец Оберона!
Дан: А тебе?
Юна: Сейчас. (Снимает ленту, срывает колокольчики, оборачивает ими ленту и надевает ее на голову). Ну, как?
Дан (кланяясь): Царица фей, прими мою покорность!
Юна (вынимает из кармана платья лист бумаги, свернутый вдвое, читает): Давай начнем с того, как Титания заснула, а Оберон выжал ей на веки волшебный сок… Хорошо?
Дан кивает. Юна ложиться в центр кольца. Дан срывает цветок. Дети начинают разыгрывать сценку из «Сна в летнюю ночь».
Дан-Оберон (выжимая цветок на глаза Титании):
Что увидишь, как проснешься,
Всей душой тем увлечешься.
Пусть любовь тебя гнетет:
Будь то волк, медведь, иль кот,
Иль с щетиной жесткой боров —
Для твоих влюбленных взоров
Станет он всего милей.
Как придет, проснись скорей!
Дан снимает «венец» надевает, ослиную голову, теперь он Ник-Основа.
Дан-Основа (оборачивается, как вслед убежавшим персонажам пьесы): Вижу я их плутни! Они хотят осла из меня сделать. Настращать меня! Кабы могли… А я и с места не сдвинусь, что бы они ни вытворяли. Буду здесь разгуливать да песни петь: пускай слышат, что я и не думаю бояться. (Поет.)
«Эй, черный дрозд, эй, черный хвост,
Оранжевый носок.
И сладкозвучный певчий дрозд,
И крошка-королек!»
Титания-Юна (просыпаясь):
О, что за ангел пробудил меня
Среди цветов?
Основа-Дан (поет):
«Щегленок, зяблик, воробей,
Кукушка с песнею своей,
Которой человек в ответ
Сказать не часто смеет: нет!»
Титания-Юна:
Прошу, прекрасный смертный, спой еще!
Твой голос мне чарует слух, твой образ
Пленяет взор. Достоинства твои
Меня невольно вынуждают сразу
Сказать, поклясться, что тебя люблю я!
Основа-Дан: По-моему, сударыня, у вас для этого не очень-то много резону. А впрочем, правду говоря, любовь с рассудком редко живут в ладу в наше время, — разве какие-нибудь добрые соседи возьмутся помирить их. Что? Разве я не умею пошутить при случае?
Титания-Юна: Ты так же мудр, как и хорош собой!
Основа-Дан: Ну, это, положим, преувеличение. Но будь у меня достаточно смекалки, чтобы выбраться из этого леса, — вот бы с меня и хватило.
Титания-Юна:
Покинуть лес!… Не думай и пытаться.
Желай иль нет — ты должен здесь остаться.
Могуществом я высшая из фей.
Весна всегда царит в стране моей.
Тебя люблю я. Следуй же за мной!
К тебе приставлю эльфов легкий рой,
Чтоб жемчуг доставать тебе со дна,
Баюкать средь цветов во время сна.
Я изменю твой грубый смертный прах:
Как эльф, витать ты будешь в облаках.
Скорей ко мне, Горчичное Зерно,
Горошек, Паутинка, Мотылек…
Из зарослей ольхи у берега ручья слышится резкий свист. Юна роняет палочку. Кусты раздвигаются, из них выходит маленький смуглый человечек. Дан делает шаг вперед, загораживая Юну.
У человечка круглая голова с взлохмаченными темными волосами, острые растопыренные уши, широкие плечи, курносый нос, косые, плутоватые голубые глаза. На голове шапочка в виде колокольчика. Торс голый и мускулистый, на ногах короткие штаны из темной козьей шкуры мехом наружу. Он делает два шага к детям, замирает, как будто прислушивается.
Человечек (голос у него низкий и глуховатый):
Что здесь за сброд мужланов расшумелся
Так близко от царицы? Ба, тут пьеса!
Подносит руку к уху, подмигивает детям:
Ну что ж, я буду зрителем у них,
При случае, быть может, и актером.
Человечек подходит к детям. Он едва по плечо Дану. Дан и Юна затаив дыхания рассматривают человечка, они удивлены, но не напуганы.
Человечек: Я давно уже не практиковался, но мою роль надо играть именно так.
(Смеясь). Пожалуйста, не смотрите на меня так! Вы же сами меня вызвали. Кого же вы ждали?
Юна (с запинкой): Мы, сэр, никого… Это наша земля…
Человечек: Ваша? (Садится на траву, с улыбкой смотрит на детей снизу вверх). Конечно… Ну, а зачем вы играли «Сон в летнюю ночь» именно в Иванов день, именно в центре Кольца, и именно рядом с одним из принадлежащих мне холмов Старой Англии?
Дан: Простите сэр, рядом с чем?
Человечек (показывая рукой на холмы вдали): Да, вот же, холмы Паука, они же холмы Пака, мои холмы. Это же ясно, как дважды два! Смотрите…
Склон ближайшего холма приближается к ним, как будто они смотрят в бинокль. Видны редкие кусты вереска, потрескавшаяся на солнце глинистая земля, насекомые, копошащиеся в траве.
Пак: Вот мой холм. А рядом, самый высокий в здешних местах Маячный. Говорят, что он пять футов в высоту. В старину, здесь стоял маяк, с которого было видно, не причаливают ли в бухту пираты. Смотрите, смотрите.
Дети с удивлением оглядываются. Они стоят на вершине Маячного холма, рядом полусгнившие бревна, со следами гвоздей, все, что осталось от маяка. Пак сидит у их ног и показывает вниз, в долину. Дети протирают глаза, встряхивают головой. Картинка «вернулась» на место. Они снова в центре Кольца, а Пак сидит у их ног.
Пак: Не сойти мне с этого места, клянусь Дубом, Ясенем и Терновником! Если бы лет этак пятьсот назад, кто-нибудь сыграл бы так, как Вы, то все Жители Холмов высыпали бы на эту лужайку!
Дан (растеряно): Мы не знали, что это нельзя…
Пак (смеясь): Нельзя?! Наоборот! Не будь я Пак! Все короли, рыцари и мудрецы Старой Англии отдали бы все свои короны, копья и мудрые книги, чтобы сделать тоже, что и вы. Клянусь Мерлином! У вас не получилось бы лучше, знай вы об этом! Вы отворили Холмы! Да, такого не было уже тысячу лет!
Юна: Но… мы не нарочно…
Пак: Правильно! Именно поэтому у вас и вышло… (Грустно). Но сейчас в Холмах никого нет. Все давно ушли, я один…, но я - Пак – самый древний Житель Холмов Старой Англии (встает и кланяется), к вашим услугам! (Хитро). Конечно, если вы этого хотите. Но, если вы боитесь, (делает шаг в сторону), вы только скажите, я уйду…
Юна (подбегает к Паку, берет его за руку): Нет, не уходи, пожалуйста! Ты нам нравишься! Правда, Дан?
Дан: Да! (Идет к кустам, берет пакет, ставит его на землю, вынимает булочку, протягивает Паку). Мы как раз собирались поесть, угощайся…
Пак (срывает с головы шапочку, подбрасывает ее вверх): Клянусь Дубом, Ясенем и Терновником, вы мне тоже нравитесь! (Берет у Дана булочку, садится на землю, дети усаживаются рядом с ним, достают из пакета другие припасы. Пак протягивает свою булочку Дану). Посоли, пожалуйста. Покрепче, покрепче. Вот так. (С набитым ртом). Некоторые из нас не выносят соли и подков, висящих над дверьми, ягод рябины, текучих вод, холодного железа, звука церковных колоколов, а я не боюсь ничего! Ведь я Пак! (Доедает булочку, откидывается назад, опираясь на руки). Хорошо, правда?
Юна (смотрит на Пака, задумчиво): Я думала, что, если бы что-то подобное произошло, я бы знала, что делать…, а сейчас…
Пак: Что ты хочешь сказать?
Дан: Она имеет в виду встречу с волшебником… Знаешь, я никогда особенно не верил, а уж с шести лет, так и совсем перестал…
Юна: Я верила, пока не выучила «Награды и феи» (Паку), ты его знаешь?
Пак кивает, читает нараспев:
Прощайте нынче, феи, --
Хозяйки говорят. --
Пусть чище ли, грязнее,
Но быть нам без наград.
Ведь, как бы ни мели они
Подхватывай, Юна! (Юна и Пак вместе).
В домах и во дворах,
Но кто монетки в наши дни
Находит в башмаках?
Дан: Там еще про какие-то кольца есть, мне как-то не по себе от этих строк…
Пак: Еще бы! (Его голос становится гулким, как орган в церкви).
Здесь кольца вековые,
По ним в минувший срок
До дней Тюдор Марии
Ступало много ног.
Но со времен Элизабет
Пришли другие дни.
Фей в вересковом поле нет:
Навек ушли они.
Дан кивает.
Пак (задумчиво): Не удивительно … Кстати, вы сидите в одном из таких колец!
Дети удивленно осматриваются.
Дан: В кольце?
Пак: В нем самом … Это был алтарь одного из Древнецов. Я уже даже и забыл какого…
Дан: Что? Кого?
Пак: Древнецы…, так называли древних языческих богов. Некоторые из них стали Жителями Холмов и еще долго жили здесь… Да,… ну, к чему притворятся, Жители Холмов ушли из Англии. Я видел, как они пришли, и как уходили…
Юна: Кто?
Пак: Великаны, тролли, водяные, домовые, гоблины, чертята, бесята, духи лесов, деревьев, земли и воды, эльфы, феи, русалки, гномы, карлики, колдуны, жители вереска, стражи холмов и хранители сокровищ …
На поляну как будто опускается туман. Дети видят холмистую дорогу, по которой движутся неясные фигуры: рыцарь на коне величественно проплывает мимо них, крадется гном, проходит некто в темном плаще и островерхом колпаке, мелькнуло личико озорного эльфа, который с шумом и смехом бежит вдоль дороги, то прячась в траве, то снова появляясь. Картинка становится прежней: солнечный день, дети и Пак сидят в центре кольца. Пак задумчиво смотрит на солнце.
Юна: А тебе не скучно одному, Пак?
Пак: Нет… Я врос в эту землю корнями… Я пришел сюда вместе с Дубом, Ясенем и Терновником, с ними же и уйду.
Дан: Вот и правильно! Я посажу этой осенью много-много желудей!
Пак (с улыбкой): Спасибо …
Юна: Пак, так ты, наверное, очень старый?! Сколько тебе лет?
Пак: Не старый, просто долгожитель. Подожди-ка... Да, точно! Люди ставили мне тарелочку со сливками у порога, когда только-только построили Стоунхендж.
Юна (вскакивает и хлопает в ладоши): Ой, Пак, а можно мы тоже будем оставлять тебе немного каши, на чердаке? Хорошо? А то в детской взрослые увидят!
Дан (укоризненно): В классной, Юна!
Юна (смущенно): Да, конечно, прости, Дан …
Пак ласково гладит Юну по руке.
Пак (со смешком): Спасибо, ты очень добрая девочка! Но не надо… (Видя, что Юна огорчилась, прикладывает руку к груди, серьезно). Я клянусь, если у меня когда-нибудь не будет куска хлеба, я попрошу у тебя.
Юна: Спасибо… Знаешь, с тобой очень хорошо, ты не смеешься над нами, не прогоняешь, не задаешь глупых вопросов.
Пак (шутливо кланяется Юне): Спасибо на добром слове, леди. (Обращаясь к Дану). У тебя есть нож?
Дан (достает из кармана перочинный нож, протягивает Паку): Вот.
Пак открывает нож, вырезает из центра кольца небольшой квадратик дерна.
Юна: Ты хочешь колдовать?
Пак: Да. (Вырезает второй кусочек). Хочу устроить одно маленькое колдовство … Я не могу провести вас внутрь Холмов... Но, хотите, вступить в законное владение этой землей? И увидеть то, что никому не увидеть?!
Дан (осторожно): А что это значит?
Пак: Это старый обычай. Когда в старину продавали землю, прежний владелец вручал покупателю кусочек земли. Без этого тот не считался законным владельцем.
Протягивает детям кусочки земли.
Дан: Но это и так наша земля. Ты же не будешь отколдовывать ее у нас?
Пак (смеясь): Нет, нет. Она ваша, но ты даже не знаешь, что ваша земля хранит в себе. Бери!
Юна: Я беру. (Берет у Пака кусочек, Дан тут же берет свой).
Пак встает, простирает руку над головами детей, торжественно:
- Брат и сестра, вы вступили в законные права по владению всей Старой Англией! Клянусь Дубом, Ясенем и Терновником, отныне вы вправе ходить, бродить, смотреть и знать обо всем, что я вам покажу, и что вам захочется посмотреть самим. Вы увидите то, что увидите, и услышите то, что услышите, хотя все это произошло три тысячи лет назад. И вы не будете ведать ни страха, ни сомнения. Крепче держите то, что я вам дал!
Дети крепко сжимают в руках кусочки дерна и зажмуривают глаза. Открывают глаза, но вокруг ничего не изменилось.
Юна (разочаровано): Ну…, я думала, хоть драконы появятся!
Пак: Нет, три тысячи лет назад драконов уже не было. Уже тысячу лет, как не было.
Дан: Но ведь совсем ничего не произошло!
Пак (весело): Ну, не так быстро, если позволите! Дуб не вырастет за год, а в Старой Англии, с тех пор, как она стоит, сменилось двадцать поколений дубов, а то и больше. (Садится рядом с детьми). Давайте-ка подумаем…, я могу сидеть и думать хоть сто лет подряд …
Дан: Конечно, тебе легко говорить, ты ведь волшебник.
Пак (живо): А ты хоть раз слышал, чтобы я произнес это слово?
Юна: Нет. Ты говоришь Жители Холмов.
Пак: То-то! Вам понравилось бы, если бы я говорил вам «человеческие дети» или «смертные»!
Дан: Ну, уж нет! Так говорят только джины из восточных сказок.
Пак: Вот и мне неприятно, когда говорят это слово. Те, кого так называют, самозванцы. Феи не больше наперстка, в марлевых платьицах, с венчиками на лбу и крыльями бабочек за спиной. А волшебная палочка? Это просто учительская указка! Наказывают плохих и награждают хороших!
Дан: Да, мы же не о них! Таких мы сами не любим!
Пак: Раскрашенные крылышки, сладкие речи…, махнули палочкой и готово! Хотел бы я посмотреть! Однажды я видел, как сэр Гюон – король фей, оседлал юго-западный ветер и отправился со свитой из замка Тинтагль на волшебный остров Ги-Бразил.
Голос Пака, заглушает свист ветра, небо мрачнеет. Дети и Пак сидят на плоской вершине утеса, внизу бьет об утес море. В разрывах облаков видны очертания величественного замка. Шпили башен пронзают сумрачное небо. В облаках над ними скачут обезумевшие лошади, всадники пришпоривают их, тщетно пытаясь сдержать и направить в нужную сторону.
Пак: Брызги летели выше замка, и Лошади Холмов обезумели от страха. Они поднялись в безветрие, крича тоскливо, словно чайки, и их на добрых пять миль снесло в сторону земли, прежде чем им, наконец, удалось поймать нужный ветер. Крылья бабочек! Вот это было колдовство! Такое колдовство достойно самого Мерлина! Все море полыхало зеленым огнем, среди летящей пены пели русалки, а Лошади Холмов при вспышках молний бешено носились по волнам.
Дети видят все то, о чем говорит Пак.
Пак: Так было в стародавние дни!
Картинка снова меняется: дети и Пак по-прежнему сидят в центре Кольца.
Дан: Восхитительно!
Юна (поеживаясь): А я все-таки рада, что они ушли… Но почему, Пак?
Пак: По разным причинам … Большинство плохо переносило здешний климат, и местные обычаи им не нравились…
Дан: Почему?
Пак (с улыбкой): Ну, видишь ли, наша добрая Старая Англия не очень-то гостеприимна к чужакам. Но они ушли не все сразу. Это продолжалось не один век.
Дан: Я все-таки не понимаю …
Пак: Как бы тебе объяснить … Дело в том, что многие из них сначала были богами. Ведь сюда съезжались из всех уголков Европы, да, и не только Европы. Кого здесь только не было: финикийцы, галлы, юты, фризы, англы, датчане и все со своими богами.
Юна: Пак, а ты?
Пак: Я-то? Я сразу решил остаться. Мне понравились люди, они сразу дали мне новое имя, и эта земля...
Дан: Какое имя?
Пак: Ну, как же, Добрый Робин, Веселый Робин!
Юна: Робин? А я думала…
Пак: Нет, нет, это и есть. (Шутливо кланяется детям). Да, и потом, что мне надо? Съесть тарелочку каши, выпить молочка, ну, пошутить с кем-нибудь из деревенских простаков … А этим понадобились храмы, жертвы...
Дан: А, знаю, мисс Блейк говорила, жертвы – это, когда людей сжигали в плетеных корзинках...
Пак: Ну, почему обязательно людей, коров, лошадей, кур, иногда, метеглин …
Юна: Что?
Пак: Метеглин – это такое сладковатое вязкое пиво, его тоже жертвовали, кто же откажется … Только людям не нравилось отдавать свое добро. И уж совсем не нравилось становиться жертвами, вот храмы и опустели, а бывшим богам пришлось удирать и зарабатывать себе на жизнь.
Дан: Как это?
Пак (лукаво): Это было очень забавно. Эти Древнецы – упрямые ребята. Они стали пускаться на разные штуки. Некоторые по ночам прятались среди зарослей и издавали жуткие стоны. Кое-кому удавалось напугать какого-нибудь суеверного фермера и получить курицу или кусочек масла. Потом кое-кто из Древнецов стал Жителем Холмов. Вот была у меня одна такая знакомая богиня Белисама, так она стала просто духом воды.
Юна: Папа говорит, что пугают и обманывают других, только недостойные люди. Выходит, что все твои Древнецы, были недостойными людьми?
Пак: Людьми-то они не были никогда… А вот что касается недостойного поведения… Был тут один Древнец, который вел себя по-честному, когда перестал быть божеством…
Юна: Ой, расскажи, пожалуйста!
Пак: Ну, слушайте.
Пак встает, берет детей за руки и начинает водить их по кругу внутри Кольца, продолжая говорить, его движения убыстряются, он как будто ведет детей через коридор из быстро мелькающих и сменяющих одна другую картин. Дети этого не замечают, так они увлечены рассказом.
Пак: Звали его Виланд, он был кузнецом каких-то важных богов на севере. Кажется, скандинавский Тор был ему родней.
Юна: Тор? Из «Героев Асгарда»?
Пак: Кажется. В общем, когда пришли тяжелые времена, он не стал попрошайничать, а зарабатывал на хлеб своим трудом. Поэтому я и помог ему. А началось это здесь.
Дети оглядываются, они стоят в бухте небольшого залива, над ними высится Маячный холм. Какие-то люди вытаскивают на берег большую галеру, устанавливают ее, подкатывая бревна под нос. В долине видны огоньки деревенских домиков.
Дан: Где это мы?
Пак: В Певнсейской долине ...
Пак проходит вперед к самой галере, дети исчезают из виду. Несколько мужчин в одежде викингов: кожаные латы, плащи из грубой шерсти, крылатые шлемы, выносят и ставят на берег большого идола, на шее которого поблескивает массивное янтарное ожерелье. Пак подходит к идолу, тот оживает, превращается в высокого воина в такой же одежде, как у тех, кто его принес. Воин поднимает меч.
Пак (он не чуть не испуган): Приветствую тебя чужеземец! Кто ты?
Идол (глухим лающим голосом): Сначала назови себя!
Пак: Меня зовут Робин. Я рад приветствовать тебя в Старой Англии, клянусь Дубом, Ясенем и Терновником! Кто ты и зачем пришел?
Идол: Я Виланд – Кузнец Богов! Я пришел завоевать эту землю! Скоро ты увидишь дым от моих алтарей от Линкольншира до Уайта! Я буду здесь хозяином!
Пак: Будешь, кто спорит, только надолго ли?
Виланд: Ты смеешься, коротышка? (Взмахивает мечом, наступая на Пака).
Пак: Оп-ля! (Легко отскакивает в сторону). Да ты горяч, Кузнец Богов!
Делает неуловимое движение, он уже на Вершине Маячного холма, Виланд на берегу растеряно оглядывается. Пак подносит руки ко рту, кричит:
- Эй, Виланд, Виланд (Виланд поднимает голову и грозит Паку мечом), смотри не простудись! Придет время мы еще встретимся! Ты будешь добывать себе кусок хлеба тяжелым трудом , Кузнец Богов!
Пак оборачивается к стоящим сзади него Дану и Юне:
- Быстрей, нам надо предупредить людей в соседних деревнях!
Хватает детей за руки, они бегут вниз по склону к огонькам деревни, скорость увеличивается, огоньки сливаются… Пак, Дан и Юна стоят возле одноэтажного рубленого дома, с плоской крышей, на коньке которой вырезана лошадиная голова. Двери дома приотворены. Из дома слышны голоса.
Юна (оглядываясь): Пак, где это мы?
Пак: Тсс! (Подходит к двери, манит детей рукой). Идите сюда. Посмотрите.
Дан и Юна заходят внутрь. Посреди комнаты много людей, они стоят кругами, мужчины окружают женщин и детей. Мужчины в кольчугах, кожаных штанах и сапогах. Женщины в длинных платьях с непокрытыми головами, их длинные косы свободно падают на спину. В толпе переговариваются, приветствуют соседей, очевидно люди собрались на какой-то праздник. У дальней стены комнаты высокий алтарь, на котором стоит идол Виланда.
Появляется жрец. Выхватывает из толпы человека и делает вид, что бьет его медным топориком в висок, человек падает у ног жреца. Люди хором:
- Жертва Виланду! Прими его Кузнец Богов!
Со двора доносится перестук копыт, люди расступаются, мужчина вводит в храм красивого белого коня, подводит к жрецу. Жрец отрезает клок конской гривы, подходит к идолу, зажигает огонь на маленькой жаровне, стоящей у его ног и бросает в огонь прядь конских волос. Люди хором:
- Кузнец Богов, прими этого коня!
Жрец: Жертва Виланду!
Пак берет за руки Дана и Юну и выводит на улицу. Они идут к лесу.
Пак: Ну, и как?
Дан: Что за чудеса? Пак, это была служба?
Пак: Да.
Юна: Но это похоже на игру в куклы! Что же это за жертвы, если все понарошку!?
Пак: Мы сейчас в той самой деревне, которую спасли от пиратов. Только тысячу лет спустя. Я говорил ему, что так и будет. А вы видели, какое у Виланда было недовольное лицо?
Дан: Знаешь, если бы у меня под носом жгли конский волос, я бы тоже был не очень-то доволен!
Пак: Это точно!
Пак и дети входят в небольшую рощу, преддверие могучей дубравы, и идут по тропинке.
Дан: А куда мы идем?
Юна: А что было с Виландом дальше?
Пак: Сейчас, сейчас. Не торопитесь.
Пак ведет их по узкой тропинке к мосту через заболоченный ручей и продолжает рассказывать:
- Еще через тысячу лет я опять вернулся сюда, и случайно услышал, как старый Хобден рассказывает о каком-то броде Виланда.
Дан: Подожди, ты имеешь в виду старого Хобдена? Пасечника? Так он наш хороший друг, и ему только семьдесят два, он сам говорил…
Пак: Правильно, только мой знакомый был прапра... ну, в общем, далеким предком вашего Хобдена. Он работал угольщиком в местной кузне. Я так давно знаю эту семью, что иногда даже путаюсь. Моего Хобдена звали Хоб из Дина… Ну, я, как услышал, сразу и пришел сюда (показывает рукой на мост, до которого остались считанные шаги).
Дан (оглядываясь): Что-то место уж очень знакомое… Постой, Пак, похоже… это не Виллингфордский мост?!
Пак: Совершенно верно.
Юна: Ой! Как тут все странно!
Детей окружают могучие дубы, под ногами высокая трава, разросшийся кустарник то и дело цепляет за ноги. Слышен глухой перестук копыт.
Дан: Кто-то едет.
Пак берет детей за руки, сводит их с тропинки к большому дубу.
Пак: Давайте спрячемся и посмотрим.
Прячутся за стволом. Топот копыт приближается. По тропинке трусит на лошади пожилой толстый фермер. Лошадь спотыкается. Фермер, пробормотав какое-то ругательство, спешивается.
Пак высовывается из-за ствола дуба:
- Ага, только что спустился с Маячного холма. Смотрите-ка, его лошадь потеряла подкову.
Фермер отвязывает от пояса кошелек, достает из него мелкую монетку, бросает ее на тропинку, привязывает лошадь к дубу, за которым стоят Пак, Дан и Юна.
Фермер: Эй, ты, как там тебя, кузнец! Для тебя есть работа!
Садится на землю под соседним деревом и, привалившись к стволу, засыпает.
Из леса выходит старик-кузнец. Из кармана кожаного фартука торчит рукоять молота и клещи. Длинные седые волосы и борода затеняют кузнецу лицо. Он подходит к кобыле, оглаживает ее, потом уходит в лес и возвращается с переносной наковальней и мехами, начинает работать.
Пак (выскакивает из-за дерева): Виланд! Что ты здесь делаешь?
Виланд (отбрасывает волосы со лба, всматривается): А, это ты Робин! Я не сразу узнал тебя. Здравствуй. Что я тут делаю? Но ведь ты сам предсказал мне… Зарабатываю на хлеб… Только зовут меня теперь иначе – Вейланд-кузнец.
Юна выходит из-за дерева, смотрит на Виланда с жалостью:
- Бедный Кузнец Богов!
Дан выходит и становится рядом с Юной:
- Пак, помоги ему, сделай, что-нибудь!
Пак (детям): Тсс!
Виланд, не замечает детей, кладет копыто лошади себе на колено, обращаясь к Паку:
- Было время, когда я бы даже не посмотрел на этот мешок костей, а сейчас рад, что могу заработать на ней пенни.
Пак: А ты не можешь вернуться к себе в Валгалу, в чертог павших воинов?
Виланд (грустно): Нет. (Соскабливает грязь с копыта лошади, та тихонько ржет. Виланд лошади). Стой смирно старушка. (Треплет ее по шее. Обращаясь к Паку). Нет, не могу. Когда я был в силе, я не слыл эдаким добреньким боженькой. Правда, мне не нравились человеческие жертвы… (Со вздохом). Но прошлого не воротишь… Я не могу обрести свободу, пока кто-нибудь из людей искренне не пожелает мне добра. (Продолжает ковать лошадь).
Юна (громко): Мы можем это сделать!
Виланд никак не реагирует на ее возглас.
Пак (Юне): Тихо, детка! Вы с Даном не в счет!
Дан: Почему?
Пак: Чуть позже, если не возражаешь… (Виланду). Послушай, но ведь ты подковал этому толстяку лошадь (кивает на спящего фермера), да, еще и на все четырем ноги. Он обязательно поблагодарит тебя.
Виланд ( с грустной усмешкой): Подковал… Мои гвозди будут держаться до следующей луны… Но здешние фермеры такие же сколькие и холодные, как местная глина! Смотри.
Тихонько шлепает кобылу по крупу, та громко всхрапывает и ржет. Фермер ворочается во сне. Дан, Юна, Пак и Виланд прячутся, но продолжают наблюдать за фермером.
Фермер просыпается, осматривает кобылу, садится и уезжает. Виланд выходит на тропинку и грустно кивает ему вслед.
Пак (зло, в след фермеру): Ах, невежа! Ну, я тебе покажу!
Поднимает с земли дубовую ветку, хлопает по ней ладонью. Перед Паком появляется упитанный, крутобокий пони.
Пак (Дану и Юне): Садитесь, и езжайте за мной, а то вам не успеть. И ничего не бойтесь.
Помогает Юне сесть в седло. Дан садится сзади сестры.
Пак догоняет фермера, он не бежит, а почти летит над землей. Дан и Юна скачут следом. Настигнув фермера, Пак оборачивается черной собакой и кидается под копыта лошади. Лошадь шарахается в сторону, Пак-собака заставляет ее развернуться и скакать обратно в сторону Маячного холма.
Фермер понукает лошадь, старается остановить, все напрасно. Лошадь на рысях взбирается на холм. Пак снова принимает свой обычный вид. Крутит рукой в воздухе. Лошадь начинает ходить вокруг маяка. Фермер тщетно пытается остановить ее.
Пони взбирается на холм. Пак ссаживает Юну. Дан слезает сам. Пони отходит в сторону и начинает пастись
Пак (детям): Ну как, не испугались?
Дан: Нет, что ты, было так интересно!
Пак (мрачновато): Сейчас будет еще интереснее! Посидите немного в сторонке, пока я учу этого старого грубияна вежливым манерам!
Дан и Юна отходят и усаживаются на камень. Пак некоторое время наблюдает за фермером, который еле держится на лошади от страха, потом поднимает руку вверх. Лошадь становится на дыбы, фермер вылетает из седла, поднимается, охая и чертыхаясь. Дан и Юна тихонько смеются.
Пак: Да, да, без черта тут, конечно, не обошлось! А это, как тебе понравится?
Хлопает в ладоши. Лошадь фыркает и крутиться на одном месте, как будто ее мучают слепни.
Фермер в ужасе кричит:
- Помогите! О, Господи Иисусе, спаси мою душу!
Пак, подмигивая Дану и Юне:
- Самое время призвать Господа на помощь! А не проще было бы просто сказать «спасибо» Виланду? А, старик?
Снова хлопает в ладоши. Лошадь замирает на месте, как вкопанная. Фермер тщетно пытается сдвинуть ее. Наконец, падает на колени рядом с ней, начинает молиться.
Пак: Молись, молись! Из тебя христианин не лучше, чем из меня!
Юна: Пак, прости его. Он совсем замучился…
Дан: Неужели ты думаешь, что он поймет хоть что-нибудь? Он не извинится и не поблагодарит, даже, если ты будешь гонять его вокруг холма на четвереньках ночь напролет!
Пак (хитро): Не поймет, говоришь? Сейчас посмотрим! (Дует в воздух).
На площадку за маяком взбирается юноша в длинном монашеском одеянии. Он высок, гибок, широкоплеч. Рукава подрясник завернуты до локтя, видны мускулистые предплечья. Длинные волосы связаны кожаным шнурком и открывают высокий лоб. Лицо у него открытое и веселое, сильный подбородок покрывает юношеский пушок. В одной руке удочка. Удилище так длинно, что удочка напоминает копье. В другой руке небольшое кожаное ведро.
Фермер, между тем, перестал молиться. Он вопит и заламывает руки, стоя на коленях и задрав лицо к небу. Юноша подходит к нему и трогает за плечо.
Юноша: Что с тобой старик? Клянусь святым Вольхедом, твои вопли слышны на пять миль кругом!
Фермер (вскакивает и вцепляется в юношу): Святой отец, помогите! Мою лошадь заколдовали ведьмы! Она моя единственная кормилица! Спасите! Я проезжал мимо брода Вейланда, и тут моя лошадь словно взбесилась. Развернулась и понесла меня сюда, на Маячный холм! Без нечистой силы тут не обошлось! Прочитайте вместе со мной молитву святому Эдмунду – благочестивому королю – покровителю Сассекса!
Юноша (с трудом отрывая руки фермера от своей груди): Ты спятил, старик? Какой святой отец? Я только послушник в монастыре святого Бенедикта. Я младший сын сэра Гилфорда Банбери из долины.
Фермер (подобострастно): Мастер Хью! Да, кто же не знает Вашего отца в наших местах! Но хоть Вы и послушник, ради Господа нашего, помогите! Говорят, что на тех, кто служит в монастыре за холмом почиет благодать Господня!
Хью (с насмешкой): Так уж прямо и почиет! На всех без разбора?! Ты совсем помешался от страха, старик. Суеверие - грех! Запомни! Ну, что там с твоей лошадкой?
Во время этого диалога Пак подходит к лошади, хлопает ее по крупу:
- А теперь, отомри, старушка.
Хью подходит к лошади, которая пришла в себя и мирно пощипывает редкую травку, смотрит на ее копыта.
Хью: Старик, ты и вправду рехнулся со страху! Посмотри!
Фермер с радостным воплем бросается к лошади, оглаживает и ощупывает ее.
Хью (про себя): Хм, похоже, эта кляча видит хорошее обращение со своей особой в первые в жизни… А подковы-то, как блестят… Кажется, я знаю, кто ее так подковал… (Фермеру, который пытается взобраться в седло). Эй, виллан, а давно ли ты ковал свою клячу?
Фермер (настороженно): Два дня назад, мастер Хью.
Хью: Два дня назад? А подковы все блестят? Мимо брода Вейланда, говоришь? Кого ты хочешь обмануть? Работу кузнеца - у - брода я узнаю из тысячи. Сколько ты заплатил ему?
Фермер (мрачно): Пенни.
Хью: Так мало?
Фермер: Мастер Хью, так ведь он язычник!
Хью: И, что с того? Кузнец-христианин заломил бы ровно в четыре раза дороже! Ты хотя бы поблагодарил его?
Фермер: Нет.
Хью: Так… Ну, вот что, язычник Вейланд или не язычник, а ты воспользовался его помощью. А за всякое доброе дело надо отблагодарить! Езжай, поблагодари Вейланда, как полагается.
Фермер (раздраженно): Что? По-вашему надо и сатану благодарить, если он тебе поможет? Да не сойти мне с этого места, если я поеду благодарить этого нечестивца!
Хью (насмешливо): Да, друг мой, так водится между добрыми христианами! Так заповедал нам Всеблагий Господь, которого, кстати, ты призывал пять минут назад. (Сурово). Слушай меня, кончай орать и ругаться. Сейчас ты поедешь к броду, я пойду с тобой. И только попробуй не сказать «спасибо»!
Пак одобрительно посмеивается и подмигивает детям.
Фермер, бормоча под нос, залезает на лошадь. Хью берет ее под уздцы, перехватывает удочку и ведро в другую руку, осторожно сводит с холма. Пак сажает Юну в седло, они с Даном берут под уздцы пони и следуют за Хью и фермером.
У моста Хью останавливает лошадь, обращаясь к фермеру:
- Ну?
Фермер (зло): Я пожалуюсь отцу-настоятелю, мастер Хью! Скажу, что Вы заставляли меня поклоняться языческим идолам!
Хью: Ах ты старая крыса! (Сдергивает фермера с лошади, хватает за шиворот, хорошенько встряхивает). Говори!
Фермер испуганно хрипит:
- Спасибо тебе, Вейланд-кузнец!
Хью: То-то же! (Отпускает фермера).
Из леса раздается бряцание железа и выкрик «Валгала!» Фермер, слыша это, вжимает голову в плечи, залезает на лошадь и поспешно уезжает.
Хью (обращаясь к лесу): Кузнец Богов, мне стыдно за этого грубияна! Я благодарю тебя за то, что ты сделал для него, и для всех, кто приходил к тебе. Я желаю тебе добра и мира!
Поклонившись , Хью перехватывает удочку, теперь она еще больше походит на копье, уходит в сторону Маячного холма. Пак смотрит ему вслед.
Из леса на тропинку выскакивает Виланд, потрясая над головой молотом:
- Ай-ехи! Ты слышал Робин? Я свободен! Свободен! (Вытирает слезы).
Пак: Слышал, старина. Ты уходишь?
Виланд: Нет. Долг платежом красен! Я сделаю этому мальчику подарок, достойный его великодушия! Только найду подходящий кусок железа. (Скрывается в лесу).
Пак (про себя): Кузнец Богов, делает подарок будущему монаху…, чего только не бывает на свете…
Появляется Виланд, нагруженный инструментами.
Виланд: Я сделаю меч, который будет неразлучен со своим владельцем везде, куда бы его не занесла его судьба. Да, и Старой Англии он послужит! И не один век! (Паку). Раздуй мне мехи дружок.
Дан: Пак, я тоже хочу помочь!
Пак согласно кивает.
Виланд работает. Пак и Дан по очереди раздувают ему мехи. Полоса железа под молотом Виланда превращается в темный длинный меч. Закончив ковать, Виланд кладет меч на колени и пропевает над ним длинную фразу. Лезвие ловит отблеск лунного луча. Виланд поднимает меч, при свете луны на нем проступают руны. Все поднимают головы, удивленно смотрят вокруг. Пока шла работа, наступил вечер.
Виланд (подняв меч над головой): Последний раз держал я в руке молот! Но этот меч, достоин Кузнеца Богов! (Паку) Идем в монастырь Робин.
Все отправляются по следам Хью.
Монастырский двор. В темноте вырисовывается арка над входом в помещение, где спят монахи и послушники. Рядом вход в церковь. Пак отводит пони, на котором сидят Дан с Юной, в угол двора. Дети спешиваются. Виланд, Пак, Дан и Юна, стараясь не шуметь, проходят в монастырскую спальню.
Пак (Виланду): Кровать Хью у окна.
Виланд: Ты уверен, Робин?
Пак: Я бывал здесь.
Виланд тихо ступая подходит к кровати, на которой раскинувшись во сне и чему-то улыбаясь, лежит Хью. Виланд осторожно вкладывает меч в руки спящего. Юноша, не просыпаясь, крепко сжимает его рукоять. Виланд еще минуту смотрит с лицо Хью, делает знак Паку, все выходят во двор. Виланд подходит к церковным дверям и швыряет на порог кузнечные инструменты. Раздается страшный грохот.
Пак, который вместе с детьми стоит в стороне, Виланду:
- Ну и грохот, старина! Ты перебудил весь монастырь!
Виланд усмехается, подходит к Паку, становится рядом с ним, скрестив руки на груди.
Из спального помещения высыпают полуодетые, кое-как вооруженные люди. Впереди всех бежит Хью, он размахивает мечом и кричит:
- Смерть норманнам!
Не увидев никакой опасности Хью растеряно останавливается. Сквозь толпу пробирается настоятель, из-под его одеяния выглядывает длинная ночная рубашка, он в ночном колпаке и туфлях, обращаясь к толпе:
- Дети мои, никакой опасности нет… Можете спокойно расходится по своим местам и возблагодарить Господа за его милость!
Хью: Но, отец-настоятель, грохот был такой…
Настоятель: Да, грохот был. (Подходит к дверям церкви. Удивленно). А это здесь откуда? (Поднимает с пола клещи и напильник. Оборачивается к монахам и послушникам).
Хью: Хм… Отец мой, я могу объяснить. Дело в том, что я тут поучил одного фермера вежливости…
Пока Хью рассказывает Виланд и Пак одобрительно переглядываются.
Хью: Ну вот…, а проснувшись, я обнаружил, что сжимаю в руках этот меч… Думаю, что это подарок Вейланда…, клянусь, я трижды благодарен ему! Лучшего меча не мог бы пожелать сам король! (Поднимает меч вверх, любуется им).
Пак хлопает Виланда по плечу, Дан и Юна улыбаются, Виланд выглядит очень довольным.
Настоятель (улыбается, кивает Хью): Сын мой Хью, я и без всяких знаков языческих богов знаю, что не быть тебе монахом… Подойди, я хочу благословить тебя. (Хью подходит к настоятелю и становится на одно колено, держа меч лезвием вниз. Настоятель кладет руку на голову Хью. Торжественно). Сын мой, храни свой меч и не расставайся с ним! Будь так же добр, как ты силен, и внимателен к людям! И да будет над тобой Благословение Господне! Ибо верю, ты не свернешь с праведного пути! (Ко всем). Мир вам, дети мои!
Все расходятся. Хью садится на паперти храма, играет с мечом. Виланд идет к выходу монастырского двора , Пак ведет в поводу пони, дети следуют за ними.
Виланд (выйдя за ворота): Прощай Робин! Ты остаешься по праву. Ты будешь хранить память этой земли… Прощай!
Уходит в сторону Маячного холма.
Дан: А с нами он почему не попрощался?
Пак: Он не видел вас.
Дан и Юна: Ты сделал нас невидимыми? Но почему?
Пак (улыбнувшись): Потому, что тогда не было бы конца вопросам! (Треплет Дана и Юну по волосам).
Дети удивленно оглядываются, они стоят рядом с Паком на поляне в центре Кольца. Вокруг них постепенно сгущаются ранние летние сумерки. С ручья поднимается туман. В воде плещется рыба. Слышно, как кричит коростель, радуясь наступающей ночи.
Пак: Кстати, вам пора домой, а то вас примутся искать. Пойдемте, я вас провожу. (Берет детей за руки. Ведет их зарослям кустарника).
Дан: Подожди…, а что стало с Хью, с мечом?
Пак: А вам и правда интересно?
Дан: Еще бы!
Юна: Конечно!
Пак (проводя детей сквозь заросли): Хорошо! Я обещал, что вы увидите то, что увидите, и услышите то, что услышите, так и будет! Но сейчас вам лучше пойти домой… (Срывает листья, проходя мимо кустов. Подает их детям). А теперь, пожуйте, а то придете домой, расскажите все что видели и слышали, и взрослые пошлют за врачом.
Дан: А ты придешь еще, когда мы будем здесь?
Пак: Здесь и по всей Старой Англии! Приду, непременно!
Юна: Правда?
Пак: Не сомневайтесь! Жуйте листья!
Дан и Юна послушно жуют листья. Пак исчезает. Дети подходят к изгороди с калиткой, возле которой стоит их отец. Он открывает калитку, пропуская детей.
Отец: Ну, как прошла пьеса?
Дан: Замечательно! (Недоуменно). Только потом мы, кажется, уснули…
Юна, да?
Юна молча качает головой.
Отец: А зачем ты жуешь листья, Юна? Просто так?
Юна: Нет. Это нужно для чего-то очень важного… (растеряно), но я забыла…, я вспомню…
Дети и отец уходят. Из зарослей выходит Пак, с улыбкой смотрит им вслед.
Пак: Конечно, Юна, вспомнишь! Скрывается в зарослях.
Конец.
Закадровая песня
ГИМН ДЕРЕВЬЯМ ( Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
В Старой Англии, как нигде,
Зеленый лес прекрасен,
Но всех пышней и для нас родней
Терновник, Дуб и Ясень.
Терновник, Ясень и Дуб воспой
(День Иванов светел и ясен),
От всей души прославить спеши
Дуб, Терновник и Ясень.
Могучий тис ветвями повис --
Лучше всех эти ветки для лука.
Из ольхи башмаки выходят легки,
И круглые чаши -- из бука.
Но подметки протрешь, но вино разольешь,
Хоть твой лук был в бою ненапрасен.
И вернешься опять сюда воспевать
Дуб, Терновник и Ясень.
Вяз, коварный злодей, не любит людей;
Он ветров и бурь поджидает,
Чтобы ради утех сучья сбросить на тех,
Кто тени его доверяет.
Но путник любой, искушенный судьбой,
Знает, где его сон безопасен,
И, прервав дальний путь, ляжет он отдохнуть
Под Терновник, Дуб или Ясень...
Нет, попу не надо об этом знать,
Он ведь это грехом назовет, --
Мы всю ночь бродили по лесу опять,
Чтобы вызвать лета приход.
И теперь мы новость вам принесли:
Урожай будет нынче прекрасен,
Осветило ведь солнце с южной земли
И Дуб, и Терновник, и Ясень.
Терновник, Ясень и Дуб воспой
(День Иванов светел и ясен)!
До последних дней пусть цветут пышней
Дуб, Терновник и Ясень.
ЭПИЗОД II
Центурион тридцатого
Персонажи:
Дан
Юна
Пак – Веселый Робин, эльф, самый старый житель холмов Старой Англии
Парнезий – центурион седьмой когорты тридцатого легиона Ulpia Victris
Отец Парнезия
Мать Парнезия
Аглая гувернантка в семье Парнезия
Максим – генерал, армии императора Феодосия
Братья и младшая сестра Парнезия
Солдаты седьмой когорты тридцатого легиона
Слуги Максима
Закадровая песня.
Британско-Римская Песнь (Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Его не видывал мой дед, О нем мы только говорим.
Не увидать мне тоже, нет
Столицу - Рим
Увенчан мощью всех времен,
Он богом выстроен самим
И человеком укреплен,
Наш древний Рим.
Мы ждем, чтоб вновь в поход пошли
С отвагой в сердце сыновья, Чтоб мощь своей земли несли
Во все края
И от Семи Холмов вдали,
Империя, к тебе наш взор.
Зажжем во всех концах земли
Тебе костер.
Опушка леса. Высокие терновые кусты образуют живую арку – вход в лес. Вокруг терновника молодая дубовая поросль. Чуть дальше видны стволы берез. Яркий свет играет в молодой листве, бросая на траву на опушке причудливые тени. По направлению к лесу быстрым шагом идет Юна. Она в шароварах и с широким кушаком, свободной блузе, на голове соломенная шляпа с широкими полями.
Юна раздвигает терновую арку, подходит к березам оглядывается, бормочет про себя:
- Три шага налево от молодых берез (делает шаги), один направо, так… (оглядывается вокруг), а, вот же он!
Подходит к старому дубу с дуплом у самых корней, запускает руку в дупло, вынимает большую рогатку и свинцовые пульки. Недалеко от дуба видна плетеная изгородь, отделяющая лес от коровьего выгона.
Юна: Отлично! Дан сам виноват! Не надо было злить мисс Блейк! (Осматривает пульки, держа их на ладони).
Раздвигает лазейку в изгороди, ныряет в нее, взбирается на холм. Некоторое время осматривает окрестности. Холм Пака левее и ниже, прямо перед ней Вишневый холм. Все изгибы мельничного ручья видны четко, как на карте. В траве и деревьях, окружающих холм посвистывает ветер.
Юна (заряжая рогатку): «Теперь добро пожаловать Секст. Сюда, здесь дорога на Рим!»
Стреляет в кусты, расположенные ниже холма, как раз перед выгоном. В кустах, кто-то завозился, слышится возглас:
- Ах ты размалеванная бестия! Стрелять в своих хозяев! Ну, подожди!
Юна (громко): Батюшки! (Смотрит с холма).
Из-за кустов выходит юноша лет девятнадцати-двадцати. Он в панцире с широкими крыльями над плечами.. Медные пластины панциря горят на солнце. Под панцирем короткая туника. На ногах калиги. В правой руке - длинное копье с бронзовой насечкой, в левой – овальный преторианский щит с орлом легиона и римской цифрой тридцать. На голове – шлем галльского типа – с круглым верхом, широкими скуловыми и закрывающим шею затылочным щитком. Вместо плюмажа на шлеме развивается конский хвост..
Юноша (про себя): Интересно, что имел в виду Фавн, уверяя, что цветной народ изменился? (Обращаясь к Юне). Ты не видела здесь маленького размалеванного старика в конской шкуре? Это он стрелял? Его снаряд просвистел над самым моим ухом!
Юна (рассматривая юношу): Нет. (Виновато). Это я стреляла… Я думала, что попала в корову мистера Глейсона. Я прошу меня извинить…
Юноша: Фавн не предупредил, что я приду?
Юна (немного удивленно): Ты говоришь о Паке? Нет… А ты кто?
Юноша быстро взбегает на холм. Подходит к Юне, чуть наклонив голову в знак приветствия, широко улыбается. Зубы у него идеально белые, они ярко выделяются на смуглом лице. Брови сливаются в одну линию над орлиным носом. У юноши темные глаза. Про него можно сказать «еще мальчик», но взгляд его серьезен, если не сказать, мрачноват. Впрочем, когда он улыбается, в глазах загораются озорные огоньки.
Юноша: Меня зовут Парнезием. Я был центурионом седьмой когорты тридцатого легиона Ulpia Victris. (Протягивает Юне пульку). Твоя?
Юна: Моя. (Улыбаясь, берет у Парнезия пульку). Меня зовут Юна Линсей. Я живу здесь по близости... (делает шутливый реверанс Парнезию, тот улыбается и кляняется).
Парнезий: И из какого оружия можно выстрелить такой малышкой, маленькая леди?
Юна: Вот. (Протягивает Парнезию рогатку).
Парнезий (ставит щит рядом с ближайшим деревом, прислоняет к нему копье): Да… Кому, как не мне разбираться в метательных устройствах. (Оттягивает резинку, отпускает, резинка ударяет его по ногтю большого пальца). Ох… (Потирает руку). Чувствительно! (Потирает руку. Пробует резинку на эластичность). А у какого чудо зверя такая кожа?
Юна: Это не кожа, а резинка…
Парнезий смотрит на Юну с недоумением.
Юна: Это такой материал – гутаперча…
Парнезий (протягивая Юне рогатку): Каждый привыкает к своему оружию. С большими машинами у меня получается лучше. А эта игрушка, так, забава, против волков не поможет, вы разве их не боитесь?
Юна: Да здесь их сто лет, как нет, ну, то есть очень давно.
Парнезий (серьезно): Никогда не верь этому. Волк, как крылатые шлемы, является, когда его не ждешь. Здесь не охотятся на волков?
Юна: Мы не охотимся. Мы разводим фазанов. Ты их знаешь?
Парнезий (присаживается на большой камень рядом с Юной): Еще бы!
Закидывает голову, подносит ко рту кулак и издает резкий крик, похожий на крик самца фазана. Из лесу отвечает другой фазан. Юна смеется.
Парнезий: Большие, яркие, расфуфыренные и глупые. Совсем, как некоторые римляне!
Юна: Но ты ведь сам римлянин?
Парнезий: И да, и нет. Я один из тех, кто видел Рим только на картинках. Мои предки жили на Вектисе.
Юна: Где?
Парнезий: Да, на Вектисе же (показывает рукой влево), смотри, его очертания видны прямо отсюда.
Юна: Остров Уайт.
Парнезий: Наверное… Наша вилла стоит на южном берегу острова, около утесов. Она старая, дому лет триста, а конюшням и того больше. Основатель нашего рода получил свою землю от самого Агриколы в первое завоевание… Неплохой участок. Весной фиалки покрывают его до самого берега. Много раз мы с няней собирали фиалки для матери…
Юна: А твоя няня тоже римлянка?
Парнезий: Нет, нумидийка. (Улыбаясь). Она была толстая, смуглая, с языком, звучавшим, как коровий колокольчик… Она была свободная… Кстати, а ты свободная?
Юна: Вполне. До чая. Но летом наша гувернантка не сердится, если мы опаздываем.
Парнезий (понимающе смеется): Вы прячетесь в лесу, а мы скрывались между утесами.
Юна: А гувернантка у вас была?
Парнезий (улыбаясь): Гречанка. Она так поддергивала платье, когда выслеживала нас (смеется), а когда сердилась, говорила, что отдаст нас высечь, но никогда так и не пожаловалась отцу. Аглая была славная девушка и отличная спортсменка, так что нам приходилось держать ухо востро… Но честно говоря, я и младшая сестра были туповаты к наукам…
Парнезий продолжает говорить, его голос, оживляет картины прошлого: три мальчика и девочка прячутся среди утесов, а смуглая девушка, стоя чуть ниже по склону, грозит им рукой.
Три мальчика едут на пони вдоль берега. Один из них вырывается вперед и скачет отпустив поводья. Старший из мальчиков кричит:
- Парнезий, эй, осторожнее!
Вечер в доме. Мальчишки носятся по комнате, мать поднимает голову от прялки и с улыбкой смотрит на них. Отец, сидящий за большим столом, заваленным свитками бумаг, тоже поднимает голову.
Отец ( с напускной суровостью): Потише! Разве вы не знаете о власти отца над своими детьми? Он может убить их, да, да, мои дорогие! И Боги одобрят этот поступок!
Мать: Что-то я не замечала в тебе признаков римского отца!
Отец (сворачивает свитки и подмигивает детям): Ах, так! Ну, я вам покажу! (Рычит, поднимает руки, бросается на девочку, которая стоит ближе к столу, поднимает ее на руки и кружит. Девочка радостно верещит, сыновья прыгают вокруг отца, приплясывая и вопя от радости).
Юна смотрит на Парнезия блестящими от возбуждения глазами, кивает и хлопает в ладоши:
- Да, да, отцы все могут, если хотят!
Парнезий: Все хорошие семьи похожи…
Юна: А летом?
Парнезий: Мы катались на пони, навещали друзей, на Вектисе ведь нет волков.
Юна (мечтательно): Хорошо…
Парнезий: Да… Но всему когда-нибудь приходит конец, маленькая леди. Когда мне минуло семнадцать у отца сделалась подагра и мы поехали на воды.
Юна: Куда?
Парнезий : В Аква Сулис. (Удивленно). Не знаешь?
Юна отрицательно качает головой.
Парнезий: Лучшие бани в Британии! Говорят не хуже римских. Старые обжоры сидят в горячей воде, сплетничают и толкуют о политике…
Возникает картина римского города: шумные улицы и переулки, где дома стоят тесно, так что из окна одного дома, можно дотянуться до крыши другого - кварталы бедноты. Центральная площадь города , на которую выходят дворцы вельмож и общественные здания, разношерстная толпа, рынок, с толчеей, звоном, криками торговцев.
Голос Парнезия над толпой: «…генералы важно расхаживают по улицам, а за ними двигаются их приближенные; судьи следуют в своих носилках, и тоже со свитою. Кого здесь только не встретишь: предсказателей, ювелиров, купцов, философов, продавцов перьев, ультраримских британцев и ультрабританских римлян, мирных представителей диких племен, притворяющихся цивилизованными людьми, еврейских проповедников …»
Юна (ловя каждое слово Парнезия): А дальше?
Парнезий: Пока мы развлекались, сестра познакомилась с сыном магистрата и через год стала его женой. Младший брат свел дружбу с главным доктором легиона из города легионов и решил стать военным медиком. Я никогда этого не понимал, но… я не мой брат. Теперь он первый медик египетского легиона, кажется, в Антиное, я давно не получал от него известий. (Со смешком). Мой старший брат познакомился с греческим «философом» и сказал нашему отцу, что жить на ферме и заниматься хозяйством. (Подмигивая Юне), видишь ли, у этого «философа» были прекрасные белокурые волосы и статная фигура!
Юна: А я думала все философы лысые!
Парнезий (лукаво): Нет, бывают исключения. (Серьезно) Но я благодарен брату. Ведь если бы не его решение, пришлось бы остаться мне, и тогда прощайте «орлы»! (Постукивает пальцем по орлу на щите). В общем, поездка в Аква Сулис определила наши судьбы…
Картина снова меняется: девушка и три юноши в сопровождении родителей и слуг, которые несут вещи, поднимаются по узкой тропинке среди утесов к старому дому. В Воротах с факелом в руках стоит их гувернантка. Она внимательно смотрит на них.
Аглая: Девочкой и мальчиками вы покидали дом, девушкой и мужчинами вернулись. (Целует их мать, которая смахивает слезы).
Снова холм, на котором сидят Юна и Парнезий. Парнезий приподнимается и смотрит вниз:
- О, сюда, кто-то карабкается!
Юна: Это мой старший брат – Дан.
Парнезий: И Фавн с ним.
На склоне появляются Пак и Дан. Дан чуть отстал и запыхался. Он в своем обычном матросском костюме, босиком, привязанные за ремни сандалии болтаются на поясе. Пак забирается на вершину холма первым и шутливо раскланивается:
- Мы бы пришли раньше, но красоты (кивает Парнезию) твоего родного языка, пленили этого юного гражданина Британии.
Парнезий в изумлении смотрит на Дана, который стоит на склоне холма пыхтя и задыхаясь.
Парнезий: Ты учишь латынь?
Дан, который не в силах ответить кивает.
Юна (смеясь, обращается к Парнезию): Понимаешь, Дан неправильно написал «dominus». Мисс Блейк, наша гувернантка, сказала, чтобы он был повнимательнее, а Дан стал уверять, что думал, будто речь идет об игре в домино. Мисс Блейк рассердилась и оставила его переписывать упражнение два раза. А так, она почти никогда на нас не сердится, как и ваша Аглая.
Дан: Я бежал почти всю дорогу сюда! (Парнезию) Как поживаете сэр?
Парнезий: Хорошо. Спасибо. (Показывая на рогатку, которую держит в руках Юна). Я попробовал согнуть этот лук Улисса и вот… (показывает Дану свой большой палец, который покраснел и чуть припух).
Дан: Ой, очень жаль, Вы, наверное, слишком резко отпустили резинку. Пак всю дорогу уверял меня. Что Вы рассказываете Юне что-то интересное…
Пак подмигивает детям и с легкостью белки взбирается на ветку дуба, который затеняет холм. Сверху:
- Парнезий пусть продолжает, а я буду выступать в роли античного хора. Хорошо? Кстати, Юна, много он задал тебе загадок?
Юна: Ни одной…, кроме, где это Ак, Акве…?
Пак: Аква Сулис? Это Бат, откуда родом булочки Бат Оливье. Но пусть герой сам продолжает свое повествование.
Парнезий делает вид, что хочет ударить Пака копьем по ногам. Пак наклоняется, хватает лошадиный хвост шлема и стаскивает его с головы. Парнезий встряхивает коротко остриженными темными волосами:
- Благодарю, шут. Так голове прохладнее. Повесь его куда-нибудь.
Пак вешает шлем на развилку ветвей.
Парнезий (Дану): Я рассказывал твоей сестре, как поступил в армию.
Дан: Вы сдавали экзамен?
Парнезий: Нет. Я пришел к отцу и сказал, что мне хочется поступить в кавалерию даков. Я видел их в Аква Сулис, но отец посоветовал мне начать службу в регулярном римском легионе.
Пак, сидящий на ветке, делает плавное движение рукой.
Перед глазами детей возникает комната с высокими потолками и камином-очагом, который стоит почти посередине комнаты: высокую конструкцию в виде пирамиды поддерживают четыре грубые колонны, вырезанные из глыбы песчаника. Рядом с камином кресло, в котором сидит отец Парнезия: высокий, чуть располневший, но еще не старый мужчина, с седоватой шапкой коротких кудрей. Лицо у него умное, немного усталое и чуть насмешливое. Высокий лоб, сросшаяся линия бровей над орлиным носом (Парнезий очень похож на отца). Глаза у него темные и живые, когда они загораются воодушевлением, в лице этого человека появляется что-то мальчишески-упрямое. Парнезий стоит рядом с отцовским креслом.
Парнезий (отвечая на предыдущую реплику отца): Мне это не по душе. Эти римляне из Рима смотрят на нас британцев, как на варваров.
Отец: Знаю. Но мы люди старинного рода и должны служить империи.
Парнезий: Какой? Орла поделил еще до моего рождения.
Отец (презрительно): Оставь этот воровской жаргон!
Парнезий: Я только хотел сказать, отец, что у нас один император в Риме и еще не весть сколько в провинциях… Так за кем мне идти?
Отец: За Грацианом. Он, по крайней мере, человек отважный.
Парнезий (делает насколько шагов по комнате): Да, только он окружил себя скифами, носит звериные шкуры и ест сырое бычье мясо. И это в Вечном Городе! Это все равно, как если бы Вы раскрасили себя в индиго, по примеру цветного народа!
Отец (ошеломленно): Где ты слышал такое?
Парнезий (спокойно): На водах.
Отец (задумчиво): Платье еще не беда… Все это началось раньше моего и твоего времени. Рим забыл о своих богах и должен нести наказание! Великая война с цветным народам началась в год разрушения наших храмов, а победили мы тогда, когда храмы были возведены вновь! Самым великим императором последнего времени был Деоклетиан! Он навел порядок на границах, он восстановил Богов в их правах! Кто привел в подчинение Галлию и Александрию? Он! Кто отогнал сарацин и сарматов от границ Империи?! Кто не дал распространиться христианской чуме?! А, что творится в Риме со времен Константина?! (Раздраженно махнув рукой). А теперь они делят империю и рвут ее, как собаки раненного льва!
Парнезий (растеряно): Я не думал об этом… Я не знаю историю Рима, должен это признать!
Отец (с улыбкой): Твое время еще с тобой, узнаешь, если будешь смотреть прямо… У Рима нет надежды. Если Боги простят нас, мы спасем Британию. Поэтому мы должны сдерживать раскрашенный народ. Поэтому я говорю тебе, раз твое сердце склоняется к военной службе — твое место с мужчинами на стене, а не с женщинами в городах!
Парнезий: На стене Адриана?
Отец: Да, на Великой Стене, которая заграждает Британию от цветного народа! Поверь, Пиктская война научила нас быть мужчинами, и я знаю, о чем говорю!
Парнезий склоняется перед отцом и целует ему руку. Воздух в комнате дрожит от тепла, которое расходится волнами, картинка меняется, Дан, который стоит перед Парнезием, как тот только что стоял перед отцом, удивленно качает головой.
Дан: Если бы я поцеловал руку отцу, он, наверное, рассмеялся бы…
Парнезий хочет ответить, но Пак опережает его:
- Обычаи меняются, а суть остается!
Парнезий (взглянув вверх и одобрительно кивнув): Верно, Фавн! (Дану) Поверь мне, если человек неповинуется отцу, Боги жестоко мстят ему!
Юна: А что было дальше?
Парнезий: Отец отослал меня в Клаузентум во вспомогательный легион. Боги! Что это была за немытая толпа варваров! Чтобы научить их хоть чему-то, приходилось бить их палкой в грудь, а щитом в лицо. Когда я научился своему делу, мне дали манипул галлов и иберийцев.
Я старался изо всех сил! И справился, кажется… Помню раз ночью загорелась пригородная вилла, и раньше, чем явились другие, мои люди уже работали.
Холм затягивает белесым дымом. Ранний рассвет, солдаты, выстроившись в длинную цепь, передают друг другу ведра с водой, тушат горящий дом. Парнезий, стоящий в цепи, смотрит поверх голов, командует:
- Ей, на правом крайнем, разбейте забор! Да, да, снесите его, иначе пламя опять кинется на крышу! Так! (Передает ведро).
Рядом с Парнезием останавливается высокий человек в темном длинном плаще. Человек стоит, опираясь на палку, наблюдая за Парнезием. Внезапно и резко:
- Кто ты?
Парнезий (поворачивается к человеку, продолжая краем глаза следить за тем, что делают его солдаты): Инструктор вспомогательного легиона, ожидаю назначения.
Человек: В Британии родился?
Парнезий: Да, если Вы в Испании.
Человек (со смехом): Как догадался?
Парнезий: Вы тянете слова. Просто не говорите, а цедите!
Человек (продолжая смеяться): А как тебя зовут дома?
Парнезий: — По-разному, то так, то эдак, смотря по обстоятельствам. Но в данную минуту я занят.
Человек перестает задавать вопросы, отходит немного в сторону и наблюдает за Парнеизем. Солдаты вместе с Парнезием продолжают тушить дом, выносят утварь, помогают рабам и слугам отвести в безопасное место храпящих лошадей. Один из солдат обращается к Парнезию:
- Мы спасли семейных Богов. Какие еще будут приказания?
Парнезий: Хорошо. Спроси хозяев дома, желают ли они отправиться с нами или у них есть убежище на первый случай.
Солдат коротко кивает отходит.
Человек в плаще снова обращается к Парнезию:
- Слушай, юноша, которого зовут то так, то эдак, в будущем называйся центурионом седьмой когорты тридцатого легиона Ulpia Victris. Это поможет мне запомнить тебя. Твой отец и другие называют меня Максимом.
Бросает Парнезию палку, на которую опирался. Парнезий машинально ловит ее. Человек еще раз посмотрев на Парнезия, уходит. Парнезий потрясенно смотрит на палку, которую держит в руке. Дым рассеивается, свет становится ярче. Парнезий усмехаясь и качая головой, сидит перед Даном и Юной.
Дан: Кто он был?
Парнезий: Сам Максим! Главный генерал Британии – правая рука Феодосия во время пиктской войны! Я чуть не упал на землю, когда поймал жезл! Он продвинул меня на три ступени. Обыкновенно, все начинают в десятой когорте своего легиона и постепенно продвигаются вперед.
Юна: Ты был рад?
Парнезий (с усмешкой): Еще бы! Решил, что Максим выбрал меня за мою молодцеватость и умение отдавать приказы, но когда я вернулся домой, отец открыл мне глаза. Во время войны с пиктами он служил под командой Максима и просил его обласкать меня.
Пак: Ты был восторженным мальчишкой...
Парнезий: Да, но Боги свидетели, ты знаешь, что очень скоро с играми было покончено!
Пак кивнув головой, устремляет глаза куда-то вдаль.
Парнезий: Отец проводил меня до места на другой день. Мы переплыли в Регнум и через меловые залежи на восток в Андериду, вот там. (Показывает рукой).
Дан и Юна, обращаясь к Паку:
- Регнум? Андерида?
Пак: Регнум – это Чичистер (Указывает рукой в сторону одного из холмов, которые видны с того места, где они сидят). А Андерида – Певнсей. (Указывает себе за спину).
Дан: Опять Певнсей…, то место, к которому пристал Виланд?
Пак: И не только Виланд. Певнсей куда старше меня.
Парнезий: Тридцатый легион квартировал в Андериде, а моя когорта, располагалась севернее, на Стене Адриана. Через десять дней я получил приказ, взяв тридцать человек отправляться к моей когорте. (Засмеявшись). Когда я вел солдат через северные ворота лагеря, я чувствовал себя императором императора! Мы салютовали страже и алтарю победы…
Дан и Юна: Как?
Парнезий, улыбнувшись, встает во весь рост, берет щит и копье, делает движения римского салюта. Щит с глухим звоном опускается за плечи.
Парнезий: Вот так мы несли орлов по Британии…
Пак ( глядя на детей): Об этом стоит поразмыслить…
Пристально смотрит вдаль, где разворачивается и растет новая картина: по дороге между лесистыми холмами движется солдатская цепь в полном вооружении. Парнезий возглавляет ее. Раннее утро. На траве и вереске лежит роса. Впереди виднеется лес, который приближается по мере движения цепи. Когда солдаты доходят до леса, Парнезий командует:
- Привал!
Команда четко слышна в утреннем воздухе. Солдаты останавливаются, опираются на копья. Парнезий стоит рядом, видно, что он в хорошем настроении, держится бодро, не в пример солдатам. Один из солдат подходит к нему:
- Люди устали. Мы хотим подождать здесь. Подойдут вьючные лошади, и мы погрузим на них щиты. Идти станет легче.
Парнезий: Вы не в Андериде. Это там можно одеваться женщиной! Здесь командую я! Вы пойдете, как полагается в полном вооружении. (Весело). Что же вы за легионеры, если не можете одолеть простой переход?! (Становится перед солдатами). А, ну, подтянитесь! Шаг легиона - шаг Рима!
Голоса из строя:
- Днем поднимется солнце, а доктора с нами нет… Если кого-нибудь хватит солнечный удар или начнется приступ лихорадки?
Парнезий: И, что? Пусть умрет и избавит от себя Рим! (Командуя). Поднять щиты, копья во фрунт, подтянуть щитки!
Один из солдат:
- Ты не римский император!
Парнезий делает внезапный резкий выпад, сбивает солдата с ног тупым концом копья, тот падает. Остальные отшатываются от неожиданности. Одним прыжком Парнезий оказывается рядом с поверженным, направляет на него острие копья, сквозь зубы:
- Клянусь светом солнца, даже галлы в Клаузентуме не позволяли себе такого! (Не убирая копье от груди лежащего солдата, обращается ко всем). Меня хорошо слышно? (Солдаты отвечают глухим ропотом). Я не охотник повторять два раза! Если кто-нибудь последует его примеру, клянусь, на Стену придет еще на одного человека меньше!
Из чащи леса выезжает Максим. Солнечный свет играет на его пурпурной мантии. Максим смотрит на Парнезия и улыбается. За Максимом на дорогу выезжает отец Парнезия. Солдаты застывают по стойке смирно. Парнезий отходит от поверженного солдата, тот становится в строй, даже не стряхнув пыль с одежды.
Максим некоторое время смотрит на солдат, его бледные губы кривятся в презрительной улыбке. Максим сгибает палец. Солдаты отходят в строну, дают ему проехать. Максим разворачивает лошадь не глядя на солдат произносит , растягивая слова:
- Станьте на солнце, дети.
Солдаты выстраиваются с солнечной стороны дороги. Парнезий становится во главе строя.
Максим (обращаясь к Парнезию): Что ты хотел сделать?
Парнезий: Убить ослушника.
Максим (равнодушно): Так сделай это.
Парнезий: Теперь, нет.
Максим удивленно поднимает брови.
Парнезий: Ты принял команду над моими людьми. Если бы я убил его теперь, я сделался бы только твоим мясником.—
Максим (хмуро): Ты никогда не станешь императором, даже и генералом не будешь!
Парнезий молча наклоняет голову. Его отец из-за спины Максима показывает большой палец.
Отец (Парнезию): Я здесь, чтобы в последний раз взглянуть на тебя.
Максим (отцу Парнезия): Твой сын никогда больше не понадобится мне. Он будет жить и умрет офицером легиона, а мог бы сделаться префектом одной из моих провинций. (Парнезию). Поешь и выпей с нами. Твои солдаты подождут.
Максим спешивается, отец Парнезия тоже. Они идут вглубь леса к палатке Максима, около, которой суетятся слуги, готовя закуску. Солдаты так и остаются стоять на дороге. Их доспехи горят на солнце, отбрасывая солнечных зайчиков, слепя глаза.
Максим щелкает пальцами слуге, тот подает ему винный мех и чашу. Максим наливает вина, слуга доливает в вино воду из кувшина, подает Парнезию:
- Через год, ты вспомнишь, что завтракал вместе с императором Британии и Галлии.
Отец (принимая от Максима чашу): Да, ты в состоянии управлять двумя мулами, Британией и Галлией.
Максим (глядя в глаза Парнезию): А через пять лет вспомнишь, что пил с императором Рима.
Отец: Нет, три мула разорвут тебя!
Максим (по-прежнему глядя на Парнезия): Ты проклянешь судьбу на своей стене, потому что твое понятие о справедливости было тебе дороже милости твоего императора!
Парнезий молча наклоняет голову в знак согласия.
Максим (отворачиваясь от Парнезия): Но я не сержусь, я слишком многим обязан твоему отцу!
Отец: Ты мне ничем не обязан. Я давал тебе советы, которые ты никогда не принимал.
Максим (не слушая): Я обязан твоему отцу и потому не буду несправедлив к кому-либо из его семьи. Из тебя мог бы выйти хороший трибун, но тебе суждено жить и умереть среди зарослей вереска.
Отец: Возможно…., но скоро пикты и их союзники прорвутся за стену. Ты не можешь увести из Британии все войска, чтобы они помогли тебе стать императором, зная, что на севере не спокойно.
Максим (повернувшись к отцу Парнезия): Я следую велениям моей судьбы!
Отец: Следуй! (Наклоняется и вырывает из земли молодое деревцо). Следуй, и умри, как Феодосий.
Максим (со смешком): Мой старый генерал погиб, потому что слишком хорошо служил империи. Может быть, меня тоже убьют, но совсем не из-за этого. (Губы Максима кривятся в презрительной улыбке, но серо-стальные глаза не улыбаются).
Парнезий (кивает в знак согласия): В таком случае и мне надо следовать велениям своей судьбы. (Салютует Максиму, как императору). Я должен отвести людей на стену.
Максим (наклоняя голову скользящим движением): Следуй судьбе, мальчик.
Парнезий идет к своим солдатам, которые стоят неподвижно. Делает им знак. Колонна продолжает движение. Перед глазами Парнезия стоит лицо Максима, он слышит его голос:
- Может, меня и убьют, но совсем не из-за этого…
Парнезий сидит на холме, глядя вдаль, как только что Пак. Дети заворожено слушают его.
Парнезий: Мы шли целый день без привала и остановились уже на закате. Это было вон там. (Парнезий показывает на склон холма Пака, около кузницы, за которой чуть виднеется дом старика Хобдена).
Дан (глядя туда, куда указал Парнезий): Так ведь там старая кузница…
Парнезий: Да. Мы там поправили три наплечных ремня и один наконечник копья. Эту кузнецу арендовал одноглазый кузнец из Карфагена. Мы прозвали его циклопом. Он еще продал мне бобровый коврик, который я отослал сестре в подарок на свадьбу.
Дан (потрясенно): Но это не могло быть здесь!
Парнезий: Было, не сомневайся. От алтаря победы в Андериде до первой кузницы в лесу двенадцать миль - семьсот шагов. Все это записано в дорожной книге. Поверь, человек не забывает своего первого перехода с отрядом. Мне кажется, я могу обозначить тебе все наши остановки между этим местом и…
Парнезий наклоняется вперед, подбирает маленькую сухую ветку, словно собираясь чертить на земле карту, луч заходящего солнца ударяет ему в глаза, медь на его броне вспыхивает ослепительным блеском.
Парнезий: Подождите! (Поднимает руку вверх, на его запястье вспыхивает стеклянный браслет). Я молюсь Митре!
Парнезий поднимается на ноги, поворачивается на запад, протягивает руки и начинает петь, гимн Митре. К нему присоединяется Пак, его голос звучит, как колокол, глубоко и гулко. Не прерывая пения, Пак соскальзывает с ветки и делает детям знак следовать за ним. Залитые закатным солнцем они подходят к лазейке в изгороди. Пак разворачивает Дана лицом к Юне и бросает в воздух три листика терновника, дуба и ясеня.
Юна (удивленно): Ты не мог придти раньше?
Дан: Я уже давно ушел, но искал тебя и так запыхался…, где ты была?
Юна: На большом холме…, ждала тебя…
Дан (потирая лоб): Прости, виновата эта ужасная латынь!
Дети по очереди пролезают в лазейку, берутся за руки и бегут домой, закатное солнце светит им в спины, слепя и зажигая все вокруг ослепительными искрами, но если приглядеться, видно, что из-за изгороди на детей смотрит Пак и машет им вслед рукой.
Конец.
Закадровая песня
Гимн Митре (гимн тридцатого легиона) (Р. Киплинг)
Митра, рассветный Боже, трубит над лагерем горн!
Рим выше всех народов, но Ты превыше всего!
Утренний смотр окончен, стражу уже развели,
Митра, великий воин, силою нас надели!
Митра, Бог полудённый, марева волны плывут,
Пылает шлем раскалённый, как угли, сандалии жгут.
Когда мы страдаем от зноя в страшный полдневный час,
Митра, великий воин, помоги нам исполнить приказ!
Митра, Бог предвечерний, склоняясь над краем земным,
Уходишь, непобеждённый, вернёшься – непобедим!
Пусть будет кубок наполнен, пусть будет забава легка,
Но, Митра, великий воин, помоги нам избегнуть греха!
Митра, Бог полуночный, во мраке ночной поры
Бык издыхает могучий. Призри на наши дары!
Идущий с Тобою достоин увидеть, как брезжит Свет!
Митра, великий воин, научи нас принять свою смерть!
ЭПИЗОД III
На Великой Стене
Персонажи:
Дан
Юна
Пак – Веселый Робин, эльф, самый старый житель холмов Старой Англии
Парнезий – центурион седьмой когорты тридцатого легиона Ulpia Victris
Пертинакс – друг Парнезия, центурион, командир когорты Августы Виктории
Максим – генерал, армии императора Феодосия, император Британии
Алло – один из вождей племени пиктов
Офицеры и солдаты на Стене Адриана
Крылатые шлемы - люди на галере
Горожане в городе Стены Адриана
Закадровая песня.
Центурион Тридцатого (Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Что царства, троны столицы
У времени в глазах?
Расцвет их не больше длится,
Чем жизнь цветка в полях.
Но набухнут новые почки,
Взор новых людей ласкать,
Но на старой усталой почве встают города опять.
И время,живого во имя,
Доброе ко всему,
Делает нас слепыми
Подобно ему самому.
На самом пороге смерти
Тени теням шепнут
Убежденно и дерзко: "Верьте,
Вечен наш труд!"
Опушка леса. Дан и Юна бегут наперегонки к изгороди отделяющей лес от пастбища. Дети в костюмах для лаун-тениса. Дан на бегу:
- Я тебе клянусь, я только вчера об этом вспомнил!
Юна: Не может быть!
Дети добегают до изгороди одновременно прикасаются к ней руками.
Юна (ошарашено): Теперь и я вспомнила!
Ветер доносит мужской голос, поющий маршевый мотив, становятся слышны слова:
Голос:
Ради Лелидж своей покинул я Рим
И уешл с Легионом в Римини,
Просила считать ее сердце моим,
Со щитом я нес его в Римини
(Но орлы улетели из Римини).
Из Британии в Галлию шел целый век,
На морском берегу, я видал палал снег
Белый, как шея Лелидж, холодный, как сердце Лелидж...
Слышно, что поющий веселится от души.
Дан и Юна( в один голос): Парнезий!
Кидаются к лазейке в изгороди, поспешно пролезают в нее и чуть не падают на Пака, который кормит из рук сойку. Сойка с испуганным криком улетает, Пак смеется.
Пак: Осторожнее! Вы забыли свои глазки дома? Что за суета?
Дан: Мы ищем Парнезия. Это он поет?
Пак: Уж точно не я!
Дан: Пак, это все-таки нехорошо с твоей стороны! Я вспомнил про него только вчера вечером, а Юна и вовсе только что!
Юна кивает.Пак откидывает свою густоволосую голову назад и заразительно смеется:
- А, как вы хотели? Нет, вы представьте себе: дети целый день проводят со мной и с центурионом римского легиона, а потом идут пить чай со своей гувернанткой, и…
Юна (улыбаясь): Начинают рассказывать ей…
Пак: И что решает гувернантка?
Дан (заражаясь их весельем): Что она слишком жестоко наказала меня, заставив дважды переписывать латинский урок!
Пак: Не только… Без хорошей дозы успокоительного волшебства, у вас могли бы случиться крупные неприятности!
Дан: И все-таки обидно, немножко!
Пак делает жест, который можно истолковать как «ничего не попишешь», повышает голос:
- Парнезий, эгей!
Голос Парнезия с холма:
- Я здесь, фавн!
Парнезий встав во весь рост, салютует детям и Паку, его медная броня блестит на солнце.
Парнезий (с холма): Я прогнал британцев! Я занял их высокие укрепления! (Смеется). Но Рим милосерден. Вы можете подняться.
Дан, Юна и Пак взбираются на холм. Дети жмут руку Парнезию. Пак забирается на ветку дуба.
Пак: Ну вот, хор занял свое место. Зрители в партер!
Дан и Юна садятся рядом с Парнезием.
Юна: Что ты пел?
Парнезий (улыбаясь): Вы слышали? «Римини».
Дан: Что?
Парнезий: Одна из тех песенок, которая рождается в одном углу империи, и, как пожар разлетается повсюду! Шесть месяцев все легионы маршируют под нее, а потом, она навязает в зубах, и ее место занимает другая.
Дан: Да, ты ведь начал рассказывать о своем первом походе…
Пак: Нынче мало кто ходит через всю страну пешком.
Парнезий: Тем хуже для них! Нет ничего интереснее большого перехода, конечно, если ноги достаточно огрубели. (Задумчиво). Пускаешься в путь, едва поднимутся туманы, останавливаешься через час после заката…
Юна (удивленно): А обед? Чай?
Парнезий (ласково): Нет, маленькая леди, поход – не пикник…
Дан: А, что же вы ели?
Парнезий: Жирную свиную грудинку, бобы, хлеб, пили вино, если оно было в домах, где мы останавливались. … Правда, мои солдаты пытались испытывать мое терпение. В первый же день они устроили шум из-за помола…
Дан: Какого помола?
Парнезий: Ну, видишь ли, у нас в Британии мельницы вращает вода, а римские мельницы – бычьи. Мои люди уверяли, что ячмень измолотый водой невозможно есть. Тем не менее, им пришлось принести нашу британскую муку и съесть ее.
Юна: Принести? Откуда?
Парнезий (показывая рукой в направлении мельницы): С мельницы возле кузни.
Дан (пораженный): С нашей мельницы?
Пак: С вашей, конечно. В округе нет другой…
Дан: Но ведь…
Пак: Опять не можешь поверить? А, как ты думаешь, сколько ей лет?
Дан: Не знаю…, кажется…, да, ты же говорил, что она молола со времен Тюдоров?
Пак: Ну, во времена Тюдоров ей была уже не одна сотня лет…
Парнезий: При мне она была только-только построена… Так вот , солдаты смотрели на муку в своих шлемах, как будто это не мука (возмущенно фыркает), а гнездо ехидн! Но мы в конце, концов, нашли общий язык… По правде сказать, именно они научили меня римской маршировке…
Дан: Как это?
Парнезий: Во вспомогательном легионе ходят не так, гораздо быстрее. Легион двигается по-другому: большими медленными шагами, неизменными от восхода до заката. Тише едешь, дальше будешь. Двадцать четыре мили за восемь часов, ни больше, ни меньше. Голова и копье подняты, щит на спине, ворот кирасы открыт на ширину ладони…
Юна: А приключения у вас были?
Парнезий: Южнее Стены? Нет…, эти места не для приключений… Красавицы исчезают, нет ни веселых судей, ни магистратов на покое, которые в дни молодости знавали твоего отца, виллы и сады встречаются реже и совсем сходят на нет…
Голос Парнезия заглушается монотонным шумом шагов, свистом ветра. По дороге среди безлесых гор и разрушенных поселений движется солдатская цепь. Вдалеке от дороги угадываются дома, похожие на маленькие вооруженные крепости. Кругом лиловые цветы вереск и огромные валуны, среди которых видны могилы и разбитые алтари.
Парнезий (возглавляющий колонну, осматривается вокруг, про себя): Вереск, вереск…, Максим был прав!
Один из солдат (услышав его): Вы правы, пустыня. Летом здесь невозможно дышать, а зимой промерзаешь до костей! Самые свежие новости приносят те, кто ловят медведей и волков, а пикта можно встретить чаще, чем бритта! Безлюдные места! (Показывает в сторону от дороги) Могилы солдат имена, которых никто не знал, и генералов, о которых давно забыли…
На горизонте появляются дымки, еле видные, но четкие.
Парнезий (солдату): Дым?
Солдат: Мы уже близко, здесь начинается стена! ( С наслаждением потягивая носом). Родной запах!
Парнезий смотрит на него с удивлением.
Солдат: Смотрите!
Впереди с востока на запад вырисовываются крыши домов, потом все виднее проступают очертания лавок, храмов, круглые крыши театров. По мере приближения колонны виднеется череда бараков, казарм. Дорога резко уходит вниз. Колонна минует спуск и на подъеме показывается ряд башен.
Солдат (показывая рукой): Вот стена.
Парнезий замедляет шаг, едва не спотыкается.
Солдат: Впечатляет, да? Это так со всеми бывает, кто первый раз видит…
Парнезий (солдату): Ты бывал здесь?
Солдат: Это мой дом. Другого нет.
Стена сплошное укрепление с огромными сторожевыми башнями в два человеческих роста. Она так широка, что по ней могут пройти три человека в полном вооружении. Перед главной стеной, стена поменьше, толщиной примерно в два кирпича, над ней видны шлемы часовых, которые шагают взад и вперед. С Северной стороны виден ров, в нем поблескивают на солнце вбитые в бревна мечи и колеса с острыми шипами, скрепленные цепями
Солдат (Парнезию): «Пиктский ров». Эти бестии по ночам воруют отсюда железо для своих стрел, но не часто…
Парнезий: Почему?
Солдат (равнодушно): Лучники… Цветные бестии прекрасно знают, от стрелы не уйдешь, а здесь все становятся лучниками, как скифы.
Парнезий (солдату): Ты здесь не новичок, так веди…
Солдат: Попробую… Я знаю город от Итуны и примерно до половины, до Сегендума я не ходил… Нам нужно в квартал Гунно, там большая дорога ведет к острову Валенции… Если Вам не дадут прохода, толкайте щитом, не стесняйтесь, здесь так принято…
Парнезий явно удручен от того, что услышал, но продолжает вести солдат вперед. Отряд входит за стену. На них обрушивается городской шум. Город узок и длинен. На улицах грязно. Дома, лавки, казармы, хозяйственные постройки налеплены одна на другую и извиваются вдоль стены.
Парнезий (сквозь зубы): Боги, какая грязь! И это город!
Солдат: Привыкните. (Показывает рукой). Башня Гунно там.
Отряд продвигается по ярмарочной площади, тоже вытянутой вдоль стены. Балаганы соседствуют с крытыми площадками импровизированных театров, из которых несется звериный рев и иступленный лай собак. Перед дверями лупанаров стоят раскрашенные деревянные щиты с фривольными рисунками. В дверях некоторых домов терпимости стоят женщины, они машут новоприбывшим солдатам. По бокам дороги рвы для петушиных боев. Вокруг рвов толпится народ, слышны крики зрителей. Парнезию и его солдатам все чаще приходится пускать в дело щиты, отталкивая с дороги зеваку, или пьяного солдата.
Перед Парнезием останавливается верховой. По одежде видно, что он офицер: длинный плащ свешивается до брюха лошади, шлем расстегнут.
Юноша (Парнезию): Новое пополнение? Что Вы ищете?
Парнезий: Место для стоянки. (Поднимает щит).
Юноша (увидев цифры): Счастливое предвестие! Твоя когорта по соседству с моей. Солдаты сейчас на петушиных боях. Это счастливое место! Пойдем, вспрыснем орлов!
Парнезий(сердито, но с вызовом): Не раньше, чем я устрою солдат!
Юноша (посмеиваясь): Скоро ты излечишься от этих глупостей… Но я не буду могильщиком твоих надежд… Идите к статуе Минервы. Это лучшая дорога на север. (Хлопает лошадь по крупу, уезжает).
Колонна продолжает движение через город. Толчея на улицах становится меньше.
Солдат (Парнезию, показывая рукой): Вон статуя.
Отряд Парнезия подходит к подножию высокого постамента. Вытянутая рука статуи указывает на северную дорогу. Солдаты следуют в этом направлении. Дорога упирается в арку заложенную кирпичом, слева от арки вход в казармы башни Гунно. Парнезий входит в арку, на стене из кирпича нацарапано слово «конец».
Парнезий (мрачно): Конец. Кто-нибудь есть в этой пещере?
Ударяет копьем в пол, солдаты следуют его примеру. Под аркой прокатывается грохот. Из двери, на которой стоит номер XXX показывается заспанный человек – это повар-ливиец, на нем засаленная шерстяная хламида. Повар удивленно смотрит на солдат.
Парнезий (отрывисто): Накормить!
Повар согласно кивает. Делает солдатам знак, все идут вглубь казарм.
Парнезий выходит из-под арки, взбирается на гребень стены и смотрит вниз. Перед ним расстилаются холмы, вересковые заросли, лес, вдали видно море.
Парнезий (про себя): И умри на стене…
Со стороны казарм доносится шум. Парнезий оборачивается. В казарму заходят солдаты, без шлемов, навеселе, с петухами подмышкой. К Парнезию подходит юноша, которого он встретил на улице.
Юноша: Осматриваешься? Как впечатление?
Парнезий не отвечает.
Юноша (оценив настроение Парнезия): Напрасно… Меня зовут Пертинакс. Я командир когорты Августы Виктории. Моя башня рядом, между вашей и нумидийской. (Протягивает руку Парнезию, тот молча пожимает ее).
Юноши смотрят вниз на безбрежную вересковую равнину. Свет дня постепенно меркнет.
Снова солнечный летний день. Парнезий сидит на холме между Даном И Юной обхватив руками колени и смотрит в землю.
Юна: Мне очень жаль… Но ты, наверное, почувствовал себя лучше после того, как познакомился со всеми… (Дан предостерегающе трогает Юну за руку. Она замолкает).
Парнезий (поднимая голову): Лучше? Среди офицеров человек, не совершивший проступка или преступления, был редкостью. Один убил, другой украл деньги, третий насмехался над богами … Солдаты были не лучше.
Дан: Но вы все время сражались с пиктами…
Парнезий: Пикты сражаются редко. За полгода я не видел ни одного вооруженного пикта. Мирные пикты говорили, что все они ушли на север.
Дан: Мирные пикты?
Парнезий: Те, кто умеют сказать несколько слов на нашем языке, и торгуют собаками и пони. Без лошади, собаки и друга на стене тебя ждет гибель. Боги даровали мне все эти три дара, и нет дара лучше дружбы. (Дану). Вспомни об этом, когда станешь взрослым. Твой друг определит твою судьбу.
Пак (со смешком): Он хочет сказать, хочешь быть порядочным малым, приобрети себе хороших друзей. Одним словом, скажи, мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Прислушайся к тому, что говорит о дружбе благочестивый Парнезий!
Парнезий (серьезно): Не смейся, фавн. Я знаю о чести, а мой друг, хотя и говорил, что он человек без будущего, был в десять раз лучше меня.
Пак (раскачиваясь на ветке): О, юность, восторженная и верящая! Хорошо, расскажи им о твоем Пертинаксе.
Пертинакс: Это был тот самый юноша, которого я встретил в первый день. Он превосходил меня достоинствами…
Дан: А почему же он оказался на стене?
Парнезий: Отец Пертинакса умер. А дядя притеснял его мать. Когда племянник вырос, он хитростью отправил его на стену … Поближе мы познакомились на одной из церемоний в нашем храме, на заклании быка…
Пак: «Митра, Бог полуночный, во мраке ночной поры, бык издыхает могучий. Призри на наши дары!» Знаю… (Детям.) Он оворит, что встретил Пертинакса во время службы.
Парнезий: Именно, в подземелье. В тот день мы получили звание грифонов. (Касается ожерелья на шее). Пертинакс служил на стене уже два года и хорошо знал пиктов. Он научил меня «носить вереск».
Дан: Чему научил?
Парнезий: Охотиться на пиктской территории вместе с мирным пиктом.В стране пиктов - ты гость, пока с тобой есть проводник, и пока к твоей одежде приколота веточка вереска. Если бы я вздумал отправиться в заросли один, то погиб от стрелы, если бы раньше не утонул бы в трясине. Только пикты знают дорогу через свои черные топи. Обычно мы охотились с Алло, иссохшим стариком-пиктом, у которого мы покупали лошадей…
По вересковой равнине движутся три фигуры: Парнезий и Пертинакс в наглухо застегнутых плащах, с копьями наперевес и луками за спиной, ведут в поводу низкорослых мохнатых пони, впереди них, указывая дорогу, едет на пони сгорбленный старик, в попоне из лошадиной шкуры. Старик то и дело придерживает свою лошадку, и что-то показывает своим спутникам, то указывая на землю, то показывая на летящих птиц.
Голос Парнезия: Мы уходили в низины, чтобы вырваться из города … Римские офицеры смотрели на нас свысока, но мы предпочитали вересковые заросли их развлечениям. Алло был истинным сыном своих болот и пустошей… Он научил нас охотиться на волков, на рыжих оленей, широкие рога которых похожи на еврейские подсвечники.
Парнезий (обращается к Паку): Помнишь маленький алтарь Сильвану Пану, который я выстроил в память о своем первом медведе?
Пак (серьезно): Со строчкой из Ксенофонта?
Парнезий: Нет, что я знаю о Ксенофонте. Тот сложил Пертинакс, когда случайно застрелил горного зайца. Свой я делал целый день из гальки…, как мне было хорошо тогда! Так мы прожили на стене два года. Маленькие стычки с цветным народом, охоты с Алло… Мы подружились с пиктами. Алло часто называл нас своими детьми. Только на одно мы никогда не соглашались - раскраска по пиктскому способу.
Дан: А, как они это делают? Это нечто вроде татуировки?
Парнезий: Сжимают кожу так, чтобы выступила кровь, и втирают в нее цветные соки. Алло был разрисован ото лба до лодыжек, он говорил, что так предписывает его религия, Пертинакса очень интересовали подобные вещи… Но что удивляло нас больше всего, маленький народ был всеведущ! Максим провозгласил себя императором Британии и переправился в Галлию - Алло рассказал, какие войска и каких переселенцев взял с собою наш новый повелитель. На стену это известие пришло только через две недели. Алло сообщал нам, какие войска Максим брал из Британии каждый месяц, чтобы они помогали ему покорить Галлию. Старый пикт правильно называл все когорты. Изумительно! Но то, что я хочу рассказать…
Невысокая горная гряда, занесенная снегом. На горной площадке, под скупым осенним солнцем блестят вересковые былинки, прихваченные первым заморозком. Парнезий сидит на камне и снимает шкуру с убитой волчицы. Алло сидит чуть в стороне, смотрит, как работает ножом Парнезий. Пертинакс стоит в двух шагах от Парнезия рядом со сваленным в кучу охотничьим снаряжением. Пони, волоча по земле узедчки, бродят, выкапывая копытом травинки из-под неглубокого снега. Две крупные собаки лежат у ног Пертинакса.
Алло (глядя в землю, негромко): Вереск высох. (Вырывает из земли былинку). Мы усыпили пчел. Придется ждать весны до нового урожая. (Пертинаксу). Сколько мы будем охотиться?
Пертинакс: Генерал Рутилианус дал нам десять дней отпуска. Ты обещал нас повести выше.
Алло (поднимая голову и глядя на Пертинакса): Когда ты будешь капитаном стены, мое дитя, тебе на придется вот так охотиться на волков.
Пертинакс: Ты бы еще сказал, когда я получу места префекта Нижней Галлии. (Весело). Подождем до моего капитанства. Во всяком случае, эти десять дней я хочу поохотиться…
Алло: Ждать уже незачем. Послушайте моего совета, езжайте по домам!
Пертинакс: У нас нет домов. Мы конченные люди. Большой палец указывает нам вниз. Только конченные люди могут ездить на ваших сумасшедших лошадях!
Алло смеется лающим смехом.
Алло: Вы оба дороги мне. Кроме того, я научил вас тому немногому, что нам известно об охоте…, послушайте моего совета, уезжайте домой!
Парнезий: Куда нам ехать? Я в немилости у своего генерала, а у Пертинакса дома дядя.
Алло: Про дядю я ничего не знаю… А твоя беда Парнезий, что твой генерал очень высокого мнения о тебе.
Пертинакс: Как ты лошадиный барышник можешь знать о том, что думает или не думает Максим?
Из-за камней выскакивает огромный волк. Собаки бросаются за ним. Пертинакс, Парнезий и Алло быстро разбирают снаряжение и кидаются в погоню за зверем. Волк несется на закат. Преследователи скачут за ним. На землю начинают ложиться ранние сумерки. Внезапно Алло останавливается. Свистит собакам. Те подбегают к нему и возбужденно скулят, пытаясь опять взять след, но Алло произносит какое-то слово на своем языке и собаки ложатся у ног его лошади.
Алло выпрыгивает из седла и смотрит вниз с холма. Пертинакс и Парнезий, которые отстали от погони, подъезжают, спешиваются и подходят к нему.
Парнезий (громко): В чем дело?
Алло прикрывает рот рукой и показывает вниз. У мыса, который глубоко вдается в море, причаливают корабли.
Пертинакс: Это не римские галеры.
Алло кивает. На кораблях двигаются люди. Закатное солнце вспыхивает на их крылатых шлемах.
Парнезий: Это и есть «крылатые шлемы»? Мы не видели их раньше.
Алло: Прочь немедленно. Мой вереск здесь не защита! Нас убьют, если заметят!
Стараясь не шуметь Алло, Парнезий и Пертинакс вскакивают на лошадей и мчаться прочь, стараясь уйти, как можно дальше в вересковые заросли. Темнеет.
Утро. Старинные каменные развалины. Парнезий и Пертинакс встают с земли, на которой они спали, завернувшись в плащи. Алло мешает муку с водой в деревянной миске, которую он достал из походного мешка.
Пертинакс (потягиваясь, встряхивая онемевшими руками): О, Боги! Ну, почему здесь нельзя разжечь костер, когда это необходимо!
Алло (невозмутимо хлебая свою болтушуку): Ты знаешь! В нашей стране костры позволено разжигать только вблизи деревень. Дымовые сигналы… На чужой дым прилетят наши «пчелы», а они умеют жалить!
Пертинакс недовольно кивает. Парнезий ходит туда-сюда пытаясь согреться.
Алло (внимательно глядя на них): То что мы видели вчера, всего лишь стоянка купцов… И ничто иное…
Пертинакс (с усмешкой): Не люблю вранья на пустой желудок! А это тоже торговая стоянка (Показывает на дым, который поднимается над дальними холмами). «Пиктские призывы! (Дым поднимается над холмом через равные промежутки, облако, перерыв, еще облако, два маленьких облачка).
Парнезий: Понятно, костер, накрытый мокрой кожей! (Алло). Что ты на это скажешь?
Алло: Скажу, что это для вас и для меня. Идемте. От судьбы не уйдешь!
Все садятся на лошадей, едут молча. Солнце начинает подниматься и припекать.
Алло (поворачиваясь к Парнезию и Пертинаксу, едущим сзади него): Что бы не случилось, не забывайте меня!
Пертинакс: Можешь не сомневаться! Ты лишил меня завтрака!
Алло: Что для римлянина пригоршня смолотого овса? Что бы ты сделал, если бы был зерном между двумя жерновами?
Пертинакс: Я Пертинакс, а не отгадчик оракула.
Алло (со вздохом): Ты глупец, мое дитя! Вашим и моим богам угрожают чужие боги, а мы можем только смеяться.
Парнезий: Пуганные долго живут!
Алло: Боги, пусть это будет так! Но повторяю, не забывайте меня!
Парнезий первым въезжает на холм и смотрит вниз. В море, которое отчетливо видно внизу, стоит на якоре маленькая парусная галера. Ее переходный мостик опущен, парус поднят до половины мачты, у подножия холма, держа лошадь в поводу, спиной кПарнезию, сидит на камне Максим. Он одет в охотничий костюм, в руках у него небольшая палка, на которую он опирается.
Пертинакс (подъезжая к Парнезию) : Что там?
Парнезий: Там Максим.
Пертинакс: Ты еще безумнее Алло. Тебе напекло голову?
Все трое спускаются с холма. Максим сидит неподвижно, пока троица не оказывается перед ним.
Максим (оглядывая Парнезия): И опять голодный? Видимо, моя судьба кормить тебя при каждой нашей встрече. Хорошо, пусть Алло все приготовит.
Алло (глядя в глаза Максиму): Вождь на собственной земле не прислуживает странствующим императорам. Я накормлю моих детей и без твоего разрешения.
Алло складывает костер и начинает готовить.
Пертинакс (рассматривая Максима): Я ошибся. Мы все сошли с ума. Говори же, о, безумец, в мантии императора.
Максим улыбается своей жестокой улыбкой, когда улыбаются только губы, а не глаза.
Максим: Парнезий, я хотел, чтобы ты жил и умер центурионом на стене. Однако судя по этому (достает из-за пазухи пачку писем), ты умеешь думать!
Передает письмо с рисунком Пертинаксу, тот рассматривает рисунок, читает подпись
Парнезий: А разве ты не присылаешь вино на стену, каждый раз, как забираешь войска из Британии? Смешно! Винные мехи в императорских шлемах! Солдаты Максима! (Обращаясь к
Парнезию). Ты прав, друг мой.
Максим (не обращая внимания на слова Парнезия): Еще недавно цезарю присылали имена людей за меньшие шутки, чем эта…
Парнезий: Это правда. Но ты забыл, цезарь, что это было до того, как я, друг твоего друга, научился владеть копьем. (Направляет на Максима конец своего охотничьего копья, покачивая его на ладони).
Максим (спокойно): Я говорил о прошлом… Сейчас я рад найти юношу, который умеет думать за себя и своих друзей. (Кивает Пертинаксу). Твой отец Парнезий, одолжил мне эти письма, значит, тебе ничто не грозит.
Парнезий: Ровно ничего. (Потирает острие копья о ладонь).
Максим (подходя к костру , грея руки): Мне пришлось уменьшить гарнизоны в Британии. Для Галлии нужны войска. Я пришел, чтобы взять воинов со стены.
Пертинакс: О чем ты, цезарь? Ведь мы — сор империи, люди, потерявшие надежду. Я скорее доверял бы осужденным преступникам.
Максим (серьезно): Ты так думаешь? Но это будет только до покорения Галлии. Всегда приходится подвергать опасности или свою жизнь, или свою душу, или свой покой, или вообще какую-нибудь безделицу.
Алло обходит вокруг костра с шипящим оленьим мясом в руках и предлагает его Парнезию и Пертинаксу.
Максим (с усмешкой): Алло в своей стране. (Алло подает мясо Максиму). Что же, Парнезий, ты заслуживаешь почестей. Скажи, у тебя много друзей-пиктов?
Парнезий (ест, потом отвечает): Я охочусь с ними.
Алло: Парнезий единственный человек в броне, который нас понимает. Год назад они с Пертинаксом спасли от волка моего младшего внука. (Поднимая глаза на Максима). Скажи, многие бы сделали так? Парнезий никогда не смотрит на нас, как на зерно непригодное в пищу. А Пертинакс, не смеется над нашими богами. Мало ли этого, цезарь? Они добры, внимательны и справедливы. За те два года, что я их знаю, они ни разу не оскорбили закона нашего народа. Их знают, им верят…
Максим внимательно смотрит на Парнезия и Пертинакса.
Максим (Алло): Довольно. (Парнезию) Я выслушал Алло. Теперь хочу послушать вас…
Парнезий: Пикт никогда не сделает ничего дурного, если только потрудишься узнать, что ему нужно.
Пертинакс: Их вражда против римлян разгорелась из-за того, что мы сжигаем их вересковые низины. Дважды в год гарнизон торжественно выжигает весь вереск на десять миль к северу от стены.
Парнезий: Генерал Рутилианус, называет это расчисткой местности. Конечно, пикты злятся и мстят, мы же уничтожаем медоносные цветы летом, а весной истребляем овечьи пастбища.
Алло: Истинная правда. Как нам делать наше святое вересковое вино, когда вы сжигаете наши медоносные луга?
Макисм: Скажи, Парнезий, если бы я дал тебе в управление пиктские низины, ты смог бы править ими так, чтобы пикты не возмущались, пока я не покорю Галлию? Отойди, чтобы не видеть лица Алло.
Парнезий (отвернувшись от Алло): Нет, заросли не будут римской провинцией, пикты слишком долго были свободными.
Максим: А, если дать им право деревенских советов, дать право доставлять собственных солдат? Ты же не будешь натягивать поводья без необходимости.
Парнезий: Нет. Уже нет. Мы так долго притесняли пиктов, что они не способны доверять никому, носящему римское имя, и так будет еще много-много лет.
Алло (про себя): Справедливый мальчик.
Максим: Так что же ты посоветуешь? До завоевания Галлии оставить север в покое?
Парнезий: Не притеснять пиктов. Прекратить жечь вереск. И время от времени посылать им баржу другую с хлебом.
Пертинакс: И раздавать зерно должны их собственные выборные, а не наши жуликоватые греки-интенданты.
Парнезий: Да, и позволить их больным приходить в наши госпитали.
Максим: Да, они скорее умрут, чем согласятся на это.
Алло: Нет, если их отведет Парнезий. Я мог бы показать тебе человек двадцать пиктов, искусанных волками, исцарапанных медведями, милях в двадцати от этого места. Но Парнезию придется остаться с ними в госпитале, иначе, они сойдут с ума от страха.
Максим: Как и всегда, все дело зависит от одного человека. И ты, Парнезий, этот человек.
Парнезий: Мы с Пертинаксом одно целое.
Максим: Как угодно…, только работай. Теперь, Алло, ты знаешь, что я не желаю зла твоему народу. Позволь мне переговорить с пиктами.
Алло: Незачем… Я зерно между двумя жерновами и должен знать, что намеревается сделать нижний жернов. Эти мальчики сказали правду относительно всего, что им известно. Я же — правитель страны — скажу тебе остальное: люди севера меня беспокоят.
Максим (сквозь зубы): Меня тоже…, в противном случае, я не был бы здесь.
Алло: Слушай, много лет назад крылатые шлемы явились на наши берега и сказали: «Рим падает. Столкните его!» Мы бились с вами. Вы победили. Тогда мы сказали крылатым шлемам: «Вороны, оживите павших, которых убил Рим, тогда мы поверим вам!» Крылатые со стыдом удалились. Теперь они снова начинают старые песни…
Максим: Дай мне мир на стене! Я прошу только три года! И я покажу пиктам и этим воронам, как лгут!
Алло: А разве я не этого же хочу? Но вы стреляете в нас, когда мы приходим ко рву, чтобы взять немного железа. Вы убиваете вереск. Пугаете нас большими катапультами. Жжете греческим огнем! Как я могу помешать моим юношам слушать их? Особенно зимой, когда мы голодаем! Молодые говорят: «Рим не может ни сражаться, ни управлять. Он берет солдат из Британии. Крылатые помогут нам разрушить стену. Позволь нам показать им тайные дороги через топи». Разве я хочу этого?
Ожесточенно сплевывает под ноги.
Алло: Нет. Я сохраню тайны моего народа, даже, если меня начнут поджаривать, как это мясо (Тыкает рукой в сторону костра). Двое моих детей сказали тебе правду. Оставь нас в покое. Успокаивай нас, люби, корми с руки не приближаясь. Парнезий нас понимает. Предоставь ему управлять стеной, и я смогу удержать моих юношей. (Считает на пальцах). Первый год без труда, второй — с трудом, третий — может быть. Я даю тебе три года. Но если за три года, ты не покажешь нам, что Рим силен людьми, что он ужасен оружием, говорю тебе, крылатые шлемы высадятся с двух сторон и сомкнутся в середине. Стена рухнет! Я не стану горевать о вас! Но я знаю, что помогающий требует платы. Нам тоже придется уйти. Крылатые превратят нас вот в это. (Подбрасывает вверх горсть пыли).
Максим (в полголоса): Всегда и везде все в руках одного человека.
Алло: И вмещается в одну жизнь. Ты император, но не бог. Ты можешь умереть.
Максим: Я думал о смерти… (Решительно). Хорошо. Если этот ветер продержится, к утру я буду близ восточного края стены. (Парнезию). Завтра, во время смотра, я увижу вас двоих и сделаю капитанами стены.
Пертинакс: Погоди цезарь. Каждый имеет цену. Меня ты еще не купил.
Максим: Начинаешь торговаться? Уже? Ну?
Пертинакс: Рассуди меня с моим дядей Иценом, дуумвиром Галлии.
Максим: Одна жизнь? Только-то… Я думал, ты попросишь денег или места. Конечно, я отдам тебе ее. (Протягивает Пертинаксу таблички). Напиши его имя на одной из этих дощечек, с их красной стороны, другая - для живущих.
Пертинакс: Зачем мне мертвец? Моя мать вдова. Я не уверен, что он выплачивает ей ее вдовью часть.
Максим: Все равно. Моя рука достаточно длинна. В свое время мы проверим отчеты твоего дяди. До завтра, капитаны стены.
Максим уходит. Его фигура уменьшается. Через некоторое время галера отчаливает от берега.
Пертинакс: Ты был прав, Парнезий, когда рассказывал о нем. Такие как Максим – редкость…
Алло приводит пони. Держит их в ожидании пока сядут Парнезий и Пертинакс. Парнезий садится в седло. Пертинакс задерживается. Вырезает несколько пластов дерна, насыпает сверху сухой вереск, кладет сверху письмо, которое достал из-за пазухи.
Парнезий: Что ты делаешь?
Пертинакс: Приношу жертву моей мертвой молодости…
Когда пламя потухает, он затаптывает пепел ногой.
Снова холм недалеко от леса. Парнезий сидит, не обращая внимания на детей, не видя ничего вокруг.
Пак (тихонько спрыгивает с ветки и манит детей): Очень жаль, но вам надо уходить.
Юна: Мы не рассердили его? Он стал такой неласковый… и задумчивый.
Пак: Нет, нет. Подождите до завтра. И помните: вы весь день разыгрывали сцены из «Песен древнего Рима».
Дан и Юна пробираются через свою лазейку в изгороди под листьями Дуба, Ясеня и Терновника.
Юна (поглядев на Дана): А хорошо играть в древнеримском духе, да?
Дан: Да, но я устал и проголодался. Пойдем домой.
Взявшись за руки, дети бегут к опушке леса.
Конец.
Закадровая песня.
Песня пиктов (Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Шаг триумфа тяжел и жесток, Упоен победами Рим,
На сердца наши ставит сапог
И не слышит, что мы кричим.
Легионам - шагать и шагать,
Ну а нам - лишь таиться в ночи,
Как бы Стену отвоевать?
Ведь у нас - лишь слова, не мечи.
Да, мы маленький ловкий народ -
Нам ли злобствовать, нам ли любить?
Только мы им предъявим счет,
Мы империюбудем куршить!
Нас попробуй останови:
Мы - червяк под крепкой корой,
Лихорадка в бурной крови,
Мы - заноза в пятке босой!
Проедает букашка ствол,
Разгрызают крысы канат,
Моль насквозь дырявит камзол,
Губят черви цветущий сад.
Да, мы маленький верткий народ,
Весь наш труд - под покровом ночей.
Будет день, мы предъявим вам счет,
Мы пока за работой своей.
Да, мы маленький слабый народ,
Но другие народы сильны,
Мы им тайный покажем ход -
Вас сметут в урагане войны.
И пуская мы рабы до сих пор,
Нынче держиться мир на рабах.
Вас погубит вечный позор,
Мы попляшем на ваших гробах.
ЭПИЗОД IV
Крылатые шлемы
Персонажи:
Дан
Юна
Экономка в доме родителей Дана и Юны
Садовник в доме родителей Дана и Юны
мистер Хобден - старый пасечник и охотник, приятель Дана и Юны, друг их родителей
Пчелиный мальчик - сын Хобдена
Пак – Веселый Робин, эльф, самый старый житель холмов Старой Англии
Парнезий – центурион седьмой когорты тридцатого легиона Ulpia Victris
Пертинакс – друг Парнезия, центурион, командир когорты Августы Виктории
Максим - император Британии и Галии
Ерб - вольноотпущенник, начальник охраны Максима
Алло – один из вождей племени пиктов
Амал - крылатый шлем, варвар-северянин
Первый старшина крылатых шлемов
Второй старшина крылатых шлемов
Рутилианус - генерал на Стене Адриана
Амброзий - секретарь Феодосия - императора Рима
Солдаты и горожане на Стене Адриана, крылатые шлемы, пикты.
Гостиная в доме Дана и Юны. Светлая просторная комната с окнами «в пол», выходом на террасу и другой дверью во внутренние комнаты. Посреди комнаты стол накрытый скатертью, по стенам кресла, в углу диван, на стенах несколько гравюр. Солнечные лучи играют на досках пола. Юна в утреннем платье сидит с книгой в одном из кресел. С террасы раздается топот. Вбегает запыхавшйся и радостный Дан.
Дан: Юна! Потрясающие новости! Папа с мамой на целый день уезжают к Бьюфордам, а мисс Блейк едет кататься на велосипеде, говорит, что хочет осмотреть окрестности!
Юна вскакивает, роняет с колен книгу, подбегает к Дану, прыгает от радости.
Юна: Это значит, что… (Дан перебивает ее).
Дан: « Дикая свобода»! До восьми вечера! Никакой латыни, никаких занятий!
Дети взявшись за руки кружатся по комнате.
Юна: Ура, ура, свобода навсегда!
Через внутреннюю дверь входит экономка. Почтенная пожилая женщина, в светло-синем строгом платье, ее седые волосы уложены валиком надо лбом. Увидев прыгающих детей, улыбается.
Экономка: Мастер Дан, мисс Юна, Ваши родители и мисс Блейк уезжают, они ждут Вас в саду.
Дан и Юна (расцепляя руки): Идем миссис Уиби. (Выбегают через дверь на террасу).
Дан и Юна, стоя у садовой калитки, машут рукой уезжающей коляске. Сзади к ним подходит садовник, у него в руках капустный лист полный малины.
Садовник: Мастер Дан, мисс Юна (слегка кланяется детям), я думаю, что эта малина, будет очень кстати к утреннему чаепитию.
Юна (делая маленький реверанс): Вы очень любезны, мистер Фрейби. (Берет у садовника малину).
Садовник: Всегда к вашим услугам (Улыбается Юне).
Экономка (с террасы): Дети, Элен говорит, что испекла для Вас специальный сладкий хлеб к чаю.
Дан: Спасибо, миссис Уиби. (Юне). Знаешь, мне пришла в голову хорошая мысль, давай возьмем хлеб и пойдем пить чай к Хобдену.
Юна: А малину съедим по дороге, и разделим капустный лист между коровами мистера Глейсона.
Дан: Идет.
Дети входят через террасу в дом. В саду поет иволга, солнечный свет играет на траве. Дан и Юна выходят из дому в прогулочных костюмах. Дан несет каравай, Юна - капустный лист с малиной, которую дети едят на ходу. Выходят из калитки, идут через луг.
Возле кузницы стоят ульи. Сын Хобдена «Пчелиный Мальчик» (внешне он чем-то напоминает Пака) пересаживает пчелиный рой. Он без маски, без перчаток, спокойно берет рой голой рукой.
Юна: Никак не возьму в толк, как это он делает?
Дан: Ну, ты же знаешь, он ладит со всеми зверями и птицами, особенно с пчелами. Поэтому и прозвище у него такое «Пчелиный мальчик». Хобден говорил, что он может выговаривать бешенство у лошадей и собак. Зато с людьми у него не совсем получается. Многие считают его «тронутым».
Юна (возмущенно): Только дураки могут так думать! Он замечательный!
Дан и Юна подходят к «Пчелиному мальчику».
Дан: Привет, а мы пришли к вам пить чай. Вот (показывает каравай).
Пчелиный мальчик (кивает Дану и Юне): Какие новости? Знаете стишок про слепозмейку? (Подбирает с земли дождевого червя, показывает его детям). «Имей глаза я, чтобы видеть, никто б не мог меня обидеть». (Кладет червя обратно).
Дан и Юна смеются.
Пчелиный мальчик: Сейчас позову отца.
Уходит в дом. Из дома выходит старик Хобден. Он в старых армейских штанах и в рабочей блузе, на ногах у него тяжелые грубые башмаки. Седая кудрявая голова Хобдена в стружках. В руках он держит деревянный поднос с глиняными чайными кружками. Хобден ставит поднос на разлапистый пенек возле крайнего улья. Дан и Юна улыбаясь, идут на встречу старику.
Хобден (приветливо) Доброго утра, мастер Дан, здравствуйте, мисс Юна. А я вот, как раз мастерил эту штуковину (показывает на поднос), вещи всегда немного опережают события.
Дан: Здравствуйте, мистер Хобден.
Юна: Доброе утро, Вы всегда так чудно говорите … Как это вещи могут опережать события?
Все рассаживаются на траве возле пня. Дан протягивает Хобдену каравай. Тот сдвигает кружки, кладет каравай на край подноса, достает из кармана штанов складной нож, аккуратно нарезает каравай большими ломтями, вручает всем по куску. Дети и Хобден берут кружки.
Хобден: Как вещи опережают события, спрашиваете? Как в древние времена, так и сейчас. (Прихлебывает из кружки).
Дети вопросительно смотрят на старика. «Пчелиный мальчик» улыбается.
Хобден: Вот, к примеру, кузнец кует меч или щит, и изображает на нем воина павшего в битве, а вскоре начинается война. Или так, я сегодня нашел подходящий моток проволоки, который затерялся на верстаке, а тут и вы пришли, значит, пора вам научиться плести силки для зайцев. Кроличьи силки вы уже умеете делать. (Подмигивает Дану и Юне).
Дети смеются.
Хобден (с удовольствием ест каравай): Это Элен испекла?
Юна: Да.
Хобден: Почти так же хорош, как и тот хлеб, что пекла моя жена. Она пекла черничный. (Допивает чай). Ну, что, будете учиться?
Дан и Юна радостно кивают. Хобден идет в дом, приносит моток тонкой проволоки, показывает, как плести силки. Дан пробует, у него получается совсем неплохо. Юна плетет силок, Хобден поправляет его.
Хобден: Я бы советовал поставить его на нижнем крае склона. (Показывает в сторону леса, который виден от его дома). Только не упадите в торфяную яму.
Дан и Юна берут проволоку и идут по направлению, которое указал Хобден. Они проходят в темную чащу, где заросли терновника сплетаются в невысокий купол над торфяной ямой. Недалеко от ямы молодые дубы и ясени. На их стволах висят космы белого мха. В чаще тихо и сумрачно. Торфяная яма полна черной, маслянистой на вид воды. Порой по ней пробегает едва заметная рябь. Дан и Юна садятся на ствол упавшего дуба в тени молодых ясеней и начинают плести силки.
Дан : Мистер Хобден говорит, что эта горькая вода, служит лекарством для больных животных. (Задумчиво смотрит на воду).
Из-за ясеней появляется Парнезий.
Юна: Как ты тихо подошел. А где Пак?
Парнезий: Мы с Фавном спорили, стоит ли досказывать вам мою историю.
Пак (как белка выпрыгивает из-за бревна): Я только говорил, что вы много не поймете.
Юна: Я не все понимаю, но мне нравится слушать о маленьких пиктах.
Дан: А я так и не понял, как Максим мог знать о пиктах. Он ведь был в Галлии
Парнезий: Император должен знать обо всем… Максим сказал нам так, когда мы встретились после игр.
Дан: Каких игр?
Парнезий (вытягивает правую руку, указывая большим пальцем вниз): Гладиаторских. Когда Максим высадился в Сегендуме, недалеко от восточного конца стены, в его честь были устроены гладиаторские игры… Когда его носилки двигались через толпу, мне казалось, что он укротитель, который вошел в клетку со львами. Честное слово, он подвергал себя не меньшей опасности, чем те бедняги на арене…
Носилки Максима медленно плывут над толпой вдоль стены. Толпа ревет. Тысячи ртов, глаз, гримасничающих лиц. Носилки то поднимаются, то ныряют вниз. Лицо Максима – маска равнодушного презрения. Кажется, что он встречается глазами с каждым, кто смотрит на него.
Голос Парнезия: Это раньше легионы молчали в присутствии своего императора. На стене все было иначе…Солдаты требовали денег, перемены места службы, словом, всего, что только приходило в их шальные головы. Если бы Максим хоть на мгновение отвернулся, или на секунду отвел глаза, на стене был бы провозглашен новый император.
Казармы тридцатого легиона. Парнезий и Пертинакс стоят у входа в башню Гунно под заложенной аркой. К ним приближается высокий смуглый человек в короткой военной хламиде, в гладком, без оперения шлеме, и с коротким копьем в руке. Человек поднимает руку в приветственном жесте. Парнезий и Пертинакс молча отвечают тем же.
Лицо человека напоминает не то африканский, не то египетский тип: высокий удлиненный лоб, тонкие линии скул, прямой нос с широкими крыльями и резко очерченный пухлогубый рот. Глаза ярко голубые, детские, но взгляд их прямой и жесткий. Его можно было бы назвать красивым, если бы не уродливый шрам, который стягивает правую щеку, оттягивая угол глаза вниз.
Человек: Я начальник личной охраны цезаря. Я ищу двух центурионов Парнезия и Пертинакса.
Пертинакс (слегка наклоняя голову): Вы их нашли.
Человек: Следуйте за мной. Император ждет вас.
Посланец Максима, Парнезий и Пертинакс пересекают пустынную площадь возле храма Победы, поднимаются по лестнице. Начальник охраны распахивает перед центурионами дверь комнаты, пропускает их вперед, обращаясь к Максиму, сидящему за пустым обеденным столом, заваленным свитками и дощечками:
- Цезарь, те за кем ты посылал, здесь.
Максим (не поворачивая головы): Спасибо, Ерб. Можешь идти.
Начальник охраны выходит и закрывает за собой двери.
Максим поднимает голову, смотрит на Парнезия и Пертинакса, указывает им на кресла, стоящие рядом с ним. Неподалеку от стола спит на ложе генерал Рутилианус. У него седая коротко остриженная голова и пышные седые усы, которые отдуваются от его храпа.
Пертинакс (Парнезию пока они садятся): Это наш генерал Рутилианус. Про него говорят, что он страшный обжора, держит пять азиатских поваров, и происходит из семьи, в которой верят оракулам.
Парнезий улыбается и смотрит на генерала, который продолжает мирно похрапывать, прикрытый вишневым плащом.
Максим (обращаясь к Пертинаксу): Как вам мой начальник охраны?
Пертинакс: Интересный человек. Кто он по рождению? Нумидиец?
Максим: Нет, эритреец. Я купил его в Риме у одного грека-торговца и ни разу не пожалел. Он мой вольноотпущенник и самый верный оруженосец, какого только может пожелать генерал. Он любит меня… А шрам у него на щеке, след пиктского топорика…
Пертинакс (про себя): Да, тут есть о чем поразмыслить…
Максим: Но, к делу… (Обращаясь к спящему генералу) Рутилианус!
Старик приподнимается на ложе, разлепляет веки опухшими подагрическими пальцами, смотрит на Парнезия и Пертинакса снулыми, мутными глазами.
Максим: Вот они! Те, о ком я говорил тебе.
Рутилианус (хриплым со сна голосом): Я их запомню, цезарь.
Максим (сухо): Отлично! Слушай, ты не двинешь ни одного человека, ни одного щита на стене без совета этих мальчиков. Без их позволения ты будешь только есть. Они — голова и руки, ты — желудок.
Рутилианус (поуютнее укрываясь плащом, ворчливо): Как угодно цезарю! Если мое жалованье и доходы, не будут урезаны, делай моим начальником хоть оракула моих предков. О, бедный Рим! (Поворачивается на ложе и засыпает).
Максим: Он получил свое. Теперь перейдем к тому, что нужно мне. (Разворачивает самый длинный свиток, из лежащих перед ним).
Парнезий: Это?
Максим: Полные списки солдат на стене. Даже те, кто на сегодняшний день в госпитале… (Начинает отчеркивать пером в свитке. Парнезий придвигается поближе к столу и следит за его рукой).
Парнезий (Пертинаксу): Наши лучшие силы! Две скифские башни, две вспомогательные башни из северной Британии, нумидийцы, даки, бельгийцы… (Максиму). Орел расклевывает жертву!
Максим (не обращая внимания на слова Парнезия, берется за другой свиток): Так, а сколько у вас катапульт?
Пертинакс (кладет ладонь на свиток): Нет, цезарь, или люди, или машины. Ты испытываешь терпенье богов! Еще шаг, и мы отказываемся.
Максим (оценивающе смотрит на Пертинакса): Хорошо, тогда беру ровно половину. (Откладывает в сторону еще два свитка).
Парнезий (со смехом, прижимая ладонь к груди): Радуйся, цезарь! Мы, идущие на смерть, приветствуем тебя! Если крылатые слегка толкнут на стену, она рухнет!
Максим (сквозь зубы): Дайте мне три года, о которых говорил Алло, и у вас будет двадцать тысяч человек по вашему выбору! На кону Британия, Галлия и, может быть, Рим. Мы играем против богов. Вы на моей стороне?
Пертинакс: Да, цезарь.
Максим: Хорошо. Завтра же, я провозглашу вас капитанами стены.
Парнезий и Пертинакс встают, кланяются Максиму, уходят, закрыв за собой дверь.
Солдаты убирают площадь после игр. Лунный играет на статуе Минервы. На ее шлеме блестит иней, рука с копьем указывает на Полярную звезду. На всех сторожевых башнях вдоль стены горят костры. Катапульты застыли черными громадами.
Пертинакс (тихо): Завтра мы будем начальниками всего этого.
Парнезий: Тебе странно? Может, мы спим? Просто плохо переварили обед, как Рутилианус…
Пертинакс: Нет, друг мой… Пойдем, у нас ночь, чтобы войти в роль…
Утро на стене. На площади перед храмом Максим объявляет Парнезия и Пертинакса капитанами стены. Солдаты выбрасывают вверх копья в салюте. Над площадью и вдоль стены прокатывается рев: «Да здравствует цезарь!».
Движение в городе: уходящие войска, Пертинакс и Парнезий, командующие оставшимися солдатами. Рутилианус с гордым видом разъезжает на лошади и подбадривает солдат. Вид суетливого военного муравейника, но у всех слегка растерянный вид.
Голос Парнезия: Солдаты хорошо приняли наше назначение, но когда они поняли, что от стены осталась одна скорлупа, наступили черные дни. Пертинакс сделался моей правой рукой. Выросший в знатной галльской семье, он умел разговаривать с любым, от центуриона-римлянина, до этих псов из третьего легиона - ливийцев.
Парнезий стоит напротив того места, где впервые вошел в город. Резкий ветер треплет конский хвост на его шлеме. Рядом с ним, держа в поводу двух пони стоит Алло. Его единственный глаз сверкает, как у ворона, на узком лице. Он сдержано жестикулирует, говоря что-то Парнезию.
Алло: Мы благодарны тебе, мое дитя. Мы не голодаем. Но крылатые… Они хотят показать моим юношам, как слаба стена.
Парнезий: Не для кого не секрет, что Максим увел солдат, а чего ты ждал?
Алло: Они придут еще до наступления зимних бурь. И будут нападать на вас с моря… Не медли, если хочешь продержаться до весны! Они не успокоятся пока не отобьют у вас в открытом бою, хоть одну башню.
Мимо проходят горожане, кое-кто бросает удивленный взгляд на Парнезия и Алло.
Парнезий: Ты, как видно, пришел продать этих двух лошадок?
Алло (изменив тон и кланяясь): Да, господин.
Парнезий: Я понял тебя. (Делая вид, что осматривает лошадей). Я не буду их брать. Слишком тощие. Так что, спасибо…
Алло: Как тебе угодно, господин…
Алло уходит, Парнезий смотрит ему вслед, потом, поднимается на стену и смотрит на море.
Парнезий (про себя): До зимних бурь…
Солдаты устанавливают по береговой линии катапульты, закрывая их щитами. Парнезий стоит поодаль, неотрывно глядя на море.
Голос Парнезия: Крылатые шлемы бросали якорь в Сегендуме или Итуне, в зависимости от попутного ветра. Когда корабль подходит к земле, матросам приходится убирать парус. Если выждать, чтобы матросы собрались около мачты, машинам только и надо, что метнуть град камней в самую гущу. Корабль опрокидывается, и море очищает палубы. До берега могут добраться немногие люди, очень немногие…
Катапульты бьют по кораблям крылатых шлемов. Один за другим три корабля превращаются в щепки.Спеди обломков затонувшего корабля, выныривает человек и плывет по холодному морю. Пловца выбрасывает к ногам Парнезия, который стоит на берегу. Парнезий наклоняется к нему. Луч солнца, появившийся из-за туч, освещает пловца. На груди у него такое же ожерелье с медалью, как и у Парнезия. Парнезий задает человеку какой-то вопрос, тот отвечает. Парнезий помогает ему встать, прикрывает плащом, делает солдатам знак, " не стрелять". Незнакомец на голову выше Парнезия.
Человек: Что же дальше?
Парнезий: Ты свободен. Как желаешь, брат мой, оставайся или уходи.
Человек кивает. Вдалеке стоит еще один корабль недосягаемый для катапульт. Парнезий оборачивается к солдатам и скрещивает руки. Человек машет кораблю, судно подходит к берегу, когда до него остается сажен сто, человек кидается в волны и плывет обратно. Его втягивают на корабль. Корабль уходит.
Башня Гунно. Под аркой Парнезий разговаривает с Алло. В открытое пространство под аркой заглядывает луна. Ее свет играет на кирпичах, которыми заложена арка и высвечивет нацарапанное слово «конец».
Парнезий: Зачем такая секретность? Ты не мог придти завтра с лошадьми? Что произошло?
Алло: Я не хотел, чтобы люди видели то, что я должен отдать.
Вынимает из-за пазухи золотое ожерелье осыпанное красными кораллами. Отдает его Парнезию.
Парнезий (рассматривая ожерелье): Это взятка Рутилианусу от какого-нибудь купца? Чего он хочет?
Алло (со смешком): Нет. Это подарок Амала.
Парнезий удивленно поднимает брови.
Алло: Того крылатого шлема, которого ты спас месяц назад. Он просил передать тебе, что благодарен, и, что ты благородный человек.
Парнезий (надевая ожерелье): Передай ему, что и он такой же. Я буду носить его подарок.
Алло (морщась): Амал молодой и глупый. Но в серьезном разговоре скажу тебе, что ваш император совершает в Галлии такие великолепные подвиги, что крылатым шлемам хочется сделаться его друзьями или лучше друзьями его слуг. Он полагает, что вы с Пертинаксом могли бы вести их к победе. (Настороженно, как ворон, смотрит на Парнезия).
Парнезий: Алло, не забывай, что ты зерно между двумя жерновами. Не суй между ними руку.
Алло (сплюнув под ноги): Я одинаково ненавижу и Рим, и крылатых шлемов! Но если бы крылатые думали, что когда-нибудь ты и Пертинакс выступите с ними против Максима, они оставили бы вас в покое, на время... А для вас, Максима и меня, это важнее всего.Позволь мне отнести крылатым приятное известие. Придумай, что-нибудь из-за чего они могли бы собрать свой совет. Мы, варвары, все одинаковы. Мы способны половину ночи сидеть и рассуждать о том, что нам скажет римлянин. Ну?
Пертинакс (который неслышно подошел сзади): У нас нет солдат. Мы должны бороться словами! (Парнезию). Предоставь это Алло и мне.
Парнезий оцеивающе смотрит на Пертинакса и Алло, кивает.
Лето. Вереск в цвету. Лиловые и голубые волны колышутся на ветру. Парнезий и Пертинакс стоят на северной стороне стены.
Пертинакс: Алло передал крылатым шлемам, что мы не будем биться с ними, если они не выступят против нас. Они согласились заключить с нами что-то вроде перемирия. Им тоже надоело терять своих солдат в море. (Посмеиваясь). Алло - вождь почти никогда не врет, Алло - барышник врет без конца. Он уверил их,что мы со временем восстанем против Максима, как Максим восстал против Рима.
Парнезий: Ты находишь это забавным?
Пертинакс: Не важно, но нам есть чему порадоваться. Крылатые пропускают баржи с зерном, которые ты посылаешь пиктам. Значит, осенью и зимой они не будут голодать, и слушать, что им говорят, не очень дальновидные варвары из-за моря.
Парнезий: Все так, но ты и сам знаешь, что у нас только две тысячи солдат… Может теперь, после победы над Грацианом, Максим все-таки пришлет нам хоть когорту моих бывших северобританцев…
Пертинакс: Ох, прости, я стал рассеян, как старая дева! Письмо! Я же шел к тебе!
Протягивает Парнезию письмо, тот распечатывает свиток, жадно пробегает глазами, потом читает вслух:
«Ты узнаешь, что я, наконец, свел счеты с этим щенком Грацианом. Ему незачем было умирать, но он испугался и потерял голову, а для римского императора это далеко не полезно. Скажи своему отцу, что с меня достаточно править двумя мулами, и потому, если только сын моего старого генерала не считает, что судьба ему велит уничтожить меня, я останусь императором Галлии и Британии; тогда вы, двое моих детей, получите всех воинов, в которых нуждаетесь. Теперь же я не могу отпустить ни одного человека».
Пертинакс: Кто это - сын его генерала?
Парнезий: Ты действительно рассеян — Феодосий, император Рима, сын Феодосия-полководца, под началом которого Максим сражался во время первой пиктской войны.
Пертинакс: Я не знал этого…
Парнезий: От отца я знаю, что они никогда не любили друг друга. Грациан сделал Феодосия-младшего императором Восточной Римской империи и Максим перенес вражду на второе поколение. Вот причина его падения. Но Феодосий-император хороший человек.
Пертинакс: Что ты ответишь?
Парнезий: Что я могу ответить? Что, хотя у нас на стене все тихо, я буду чувствовать себя счастливее, если у меня будет немного лишних солдат и несколько новых метательных машин.
Пертинакс: Я заранее могу предположить, что он ответит тебе: «Проживите еще немножко под тенью моих побед, а именно до тех пор, пока я не разгадаю, что задумал Феодосий-младший. Может быть, он встретит меня как брата императора, может быть, выставит против меня войско. В обоих случаях я не могу вам дать ни части моих войск».
Парнезий: Боюсь ты прав…
Пертинакс и Парнезий едут на пони вдоль стены с пиктской стороны. Из зарослей вереска к ним выезжает Алло.
Алло (приветственно склоняя голову): Капитаны стены все же решили выехать на охоту?
Парнезий: Нет, ты же знаешь, что это просто прогулка…
Алло: Когда прогулка происходит под обстрелом нескольких десятков глаз…
Пертинакс: Она больше похожа на военную вылазку? Ты, прав! (Чуть распахивает плащ, на котором приколота веточка вереска, под плащом Парнезия панцырь, к поясу прикреплено короткое копье, на плече маленький лук). Зачем ты вызвал нас за стену Алло?
Алло (поеживаясь, словно от холодного ветра): За стеной слишком много лишних ушей и глаз…
Парнезий: Говори…
Алло: Максим так и не прислал вам солдат…
Пертинакс: Мы знаем это, и поверь, не хуже, чем ты.
Алло: Пикты растолстели не меньше своих овец, а ваши воины научились прекрасно владеть оружием. Стена кажется сильной…
Парнезий: Но?
Алло: Но стоит даже ложному слуху о поражении Максима расползтись среди крылатых шлемов и они нахлынут, как море…
Парнезий: И тогда, прощай стена… Знаю… Они с каждым днем делаются все сильнее, Максим опустошает Британию позади нас, а я чувствую себя человеком, стоящим с гнилой палкой перед разломанной оградой, и обязанным прогнать стадо быков.
Алло: Будем ждать!
Отъезжает в заросли. Парнезий и Пертинакс продолжают свою прогулку.
Пертинакс: Интересно, чего он ждет больше?!
Парнезий: Два года назад ты сказал Алло, что ты Пертинакс, а не разгадыватель загадок. Сейчас я могу повторить тебе тоже.
Вечер. В казарме башни Гунно. Парнезий сидит за столом и читает вслух письмо Максима. Пертинакс стоит у окна.
Парнезий: «Скажи твоему отцу, что судьба повелевает мне править тремя мулами или быть разорванными ими на части. Надеюсь через год навсегда покончить с Феодосием, сыном Феодосия. Тогда ты будешь управлять Британией, а Пертинакс, если он пожелает, Галлией. Теперь же я очень хотел бы, чтобы вы были со мной и обломали моих новых рекрутов. Пожалуйста, не верьте слухам о моей болезни. Правда, в моем старом теле есть маленький недуг, но я вылечу его, когда попаду в Рим».
Пертинакс(оборачивается ): Максиму конец. Он пишет как человек, потерявший надежду. Что говорит он в конце?
Парнезий: «Скажи Пертинаксу, что я видел его дядю, дуумвира Дивио, а также, что он дал мне отчет относительно уплаты матери Пертинакса. Я отправил ее в Никею; там теплый климат, ее сопровождает подобающий ей отряд, потому что она мать героя».
Пертинакс: Вот доказательство. Из Никеи легко добраться до Рима. Вслучае опасности женщина может сесть на корабль и бежать в Рим. Максимпредчувствует смерть и выполняет все свои обещания.
Парнезий: У тебя сегодня черные мысли?
Пертинакс: Справедливые. Богам наскучила игра, которую мы вели против них. Феодосий уничтожит Максима.
Парнезий: Ты ему напишешь об этом?
Пертинакс: Смотри, что я напишу ему…
Пертинакс пишет, Парнезий стоит за плечом друга,читает и улыбается.
Парнезий: Нежнейшее послание… твое настроение улучшилось.
Пертинакс запечатывает письмо, поднимает глаза на Парнезия, он мрачен и сосредоточен, улыбка Парнезия гаснет.
Пертинаск: Теперь, брат мой, мы с тобой пара мертвецов. Пойдем в храм.
Зима. Парнезий стоит на валу Восточной башни и смотрит вниз. Солдаты несут на руках какого-то человека. Они кладут его у ног Парнезия.
Один из солдат: Это гот из восточного легиона. Мы поняли по пряжке на плаще. Его нашли на берегу. Крылатые шлемы потопил их корабль.
Человек (приходя в себя, приподнимается с земли, восклицает): Он умер! Я вез письма, но крылатые шлемы потопили корабль!
Парнезий стремительно наклоняется к человеку, он мертв. За спиной Парнезия появляется Пертинакс.
Пертинакс (резко): Лошадей!
Под хлопьями снега оба мчаться к башне Гунно. Алло ждет их возле конюшни. Парнезий и Пертинакс спешиваются, подбегают к Алло.
Алло (не здороваясь): Это случилось в шатре на берегу моря. Феодосий обезглавил его. Ожидая смерти, он написал вам письмо. Крылатые шлемы заметили и захватили корабль. По вересковой заросли весть о его смерти бежит быстро, как пламя пожара. Не упрекайте меня. Больше я не могу сдерживать моих юношей.
Пертинакс: А Ерб?
Алло: Он попросил, меч, которым убили Максима и перерезал себе горло…
Парнезий: Твоих юношей не удержать…
Пертинакс (смеясь): Хотелось бы мне иметь право сказать то же о наших солдатах… Но, слава богам, убежать они все-таки не могут.
Алло: Как вы поступите? Я принес вам приказание… послание от крылатыхшлемов. Они желают, чтобы вы с вашими воинами присоединились к ним и двинулись на юг, грабить Британию.
Пертинакс: Мне очень жаль, но мы здесь именно для того, чтобы удерживать варваров.
Алло: Если я отнесу такой ответ крылатым , то буду убит… Я постоянно говорил им, что, едва Максим падет, вы подниметесь. Я… я не думал, что он может пасть.
Пертинакс (смеясь): Ты продал нам слишком много хороших лошадей... Мы берем тебя в плен, хотя ты и посланник.
Алло: Да, так будет лучше…
Подает Парнезию недоуздок, тот связывает его для виду, машет рукой солдату, чтобы пленника увели, Алло уводят.
Пертинакс: А теперь, пусть эти с крыльями явятся за Алло, а мы выиграем время… Привычка тянуть время въедается в человека… Ты не находишь?
Парнезий: Нет, если Максим написал письмо, когда был пленником, значит, Феодосий послал корабль, который вез это послание. А если он посылает корабли, он может рассылать и воинов.
Пертинакс: Мы служим Максиму. Если даже каким-то чудом Феодосий прислал бы воинов и спас стену, мы могли бы ожидать только смерти, подобной смерти Максима.
Парнезий: Наше дело защищать стену, невзирая на то, умер император или посылает кому-нибудь смерть.
Пертинакс (с улыбкой): Эти слова достойны твоего брата-философа. Мы и так наговорил кучу торжественных и нелепых слов. Укрепим стену.
Пертинакс стоит перед строем солдат и офицеров на площади перед храмом, Парнезий рядом с ним.
Парнезий(обращаясь к офицерам и солдатам): Ходят слухи о гибели нашего императора. Они могут привлечь северян... Вы знаете, что это значит... Мы должны укрепить стену от одного ее конца до другого... Мы не можем пропустить варваров в Британию! Если горестные слухи правда, император Рима пришлет нам подмогу ради Британии. Но мы должны держаться! Вы согласны?
Солдаты вскидывают копья в салюте. Кричат: "Да здравствует Британия!" "Да здравствуют капитаны стены!"
На стене необычайное движение, перетаскивают орудия на более выгодные позиции, проверяют крепость стены, подтаскивают мешки с песком, камни. Все заняты делом, от генерала до солдата.
Голос Парнезия: Удивительнее всего видеть, как люди принимают плохие известия.Сильнейшие становятся слабыми, а слабейшие поднимаются духом и получают от богов бодрость.
В казарму башни Гунно входят семь парламентеров - крылатых шлемов. В их числе Амал, которогоь спас Парнезий. Их одежда - грубые войлочные куртки, с нашитыми на них пластинами железа, широкие пояса, на которых висят метательные ножи и короткие топорики, длинные шлемы Одина с крыльями по бокам.
Гости садятся за стол. Пертинакс молча наливает всем вина. Крылатые шлемы пьют и утирают бороды рукой. Пертиеакс и Парнезий переглядываются с едва заметными улыбками.
Амал взглянув на ожерелье на груди Парнезия улыбается, Парнезий кивает Амалу. Пертинакс делает знак, солдат вводит связанного Алло. Крылатые шлемы равнодушно переглядываются увидев его. Алло поняв, что это значит вжимает голову в плечи.
Первый старшина крылатых шлемов, самый старый из них, с вислыми седыми усами,прокашливается, говорит хриплым, сорванным голосом:
- Рим готов пасть. Мы предлагаем вам объединиться. Южная Британия ваша после того, как мы соберем с нее дань.
Парнезий: Откровенно... Но мне нужны доказательства...
Второй старшина - человек лет сорока с бородой заплетенной в косу:
- Доказательство чего?
Парнезий: Что мой генерал умер.
Первый старшина: Нет, лучше ты докажи нам, что он жив.
Второй старшина (хитро): Что ты дашь нам, если мы прочитаем тебе его последние слова?
Амал (возмущенно): Вы пришли сюда торговаться? Этот человек спас мне жизнь!
Пербрасывает через стол письмо Максима.
Амал: Мы достали этот пергамент с потопленного нами корабля. Читать я не умею, но вижу признак, который говорит мне о смерти императора. (Показывает на темное пятно на внешнем свитке). Читайте, а потом скажите, с кем вы.
Пертинакс (берет письмо, вскрывает, пробегает глазами, мягко): Я прочитаю все. Слушайте варвары.
«Парнезию и Пертинаксу, достойнешим капитанам стены, от Максима, некогда императора Галлии и Британии, ныне пленника, ожидающего смерти на берегу моря, в лагере Феодосия; привет и предсмертное прости!»
Амал: Довольно... вот доказательство. Теперь вы должны соединиться с нами.
Пертинакс молча смотрит на Амала, тот опускает глаза.
Пертинакс (читает): «Если я когда-либо сделал что-либо дурное относительно вас двоих, я раскаиваюсь и прошу у вас прощения. Три мула разорвали меня на части, как и предсказал твой отец, Парнезий. Обнаженный меч лежит при входе в палатку, он принесет мне смерть, какую я приготовил Грациану. Поэтому я, ваш генерал и император, посылаю вам добровольную и почетную отставку от службы, в которую вы вступили не из-за денег или почестей, но, как я, согретый этой мыслью, думаю — во имя любви ко мне».
Амал: Клянусь светом солнца, в своем роде он был истинно мужественный человек! Может быть, мы ошиблись в суждениях о его слугах.
Пертинакс продолжает читать.
«Вы дали мне отсрочку, которую я просил у вас. Не жалуйтесь, если мне не удалось воспользоваться ею. Мы вели блестящую игру против богов, но они сделали фальшивые кости, и мне приходится расплачиваться. Помните, я "был", но Рим продолжает существовать; Рим останется цел. Скажи Пертинаксу, что его мать живет в полной безопасности, в Никее, и что ее средства в руках префекта Антиполиса. Напомни обо мне своему отцу и матери, дружба которых была для меня драгоценна. Скажи моим маленьким пиктам и крылатым щлемам все, что смогут понять их тупые головы. Если бы дела мои шли удачно, я послал бы вам сегодня же три легиона. Не забывайте меня. Мы боролись вместе. Прощайте, прощайте, прощайте!»
Амал: Я ошибался! Слуги такого человека способны торговать только с помощью меча. И я рад этому. (протягивает руку Парнезию, тот пожимает ее).
Второй старшина: Но ведь Максим освободил вас, вы имеете право служить, кому хотите, или управлять, кем и чем желаете. Присоединяйтесь к нам.
Пертинакс: Благодарим,но Максим велел нам передать вам такие вести, какие — простите меня, я повторяю его слова — ваши тупые головы способны понять.
Указывает через открытую дверь на подножие заряженной и готовой стрелять катапульты.
Первый старшина: Стену получить можно только одной ценой? Да?
Пертинакс (кивнув): К сожалению. (Наливает всем вина).
Крылатые шлемы пьют. Утирают бороды. Выходят.
Амал (потянувшись,хрустнув суставами): Веселая у нас подбирается компания. Интересно, кого раньше съедят вороны и акулы?
Парнезий: Лучше подумай о том, что нам пришлет Феодосий.
Амал и крылатые шлемы смеются. Но видно, что это замечание насторожило их.
Алло (чуть отстав и обращаясь к лиегионерам): Видите, я просто-напросто их собака, и, когда покажу их воинам короткую дорогу через наши болота, они откинут меня ударом ноги, как пса.
Пертинакс: В таком случае, я бы не торопился, пока у меня не появилась бы полная уверенность в бессилии Рима.
Алло: Горе мне! Я жаждал мира для моего народа! (Уходит с крылатыми шлемами)
Пертинакс: На стену пришла война... (Парнезий кивает).
Голос Парнезия: День за днем к нам приближалась война. Медлительность нехорошо действует на колеблющиеся войска...
Со стены летят огромные глыбы в сторону моря и топят корабли крылатых шлемов.
Парнезий и Пертинакс стоят на стене и смотрят на море.
Парнезий: Интересно, долго ли они будут бояться ступить на землю своими утиными ногами?
Пертинакс пожимает плечами. Солдаты у катапульт посмеиваются.
Башня Гунно. Парнезий и Пертинакс допрашивают пленного пикта. Это молодой человек примерно одних с ними лет. Невысокий,жилистый, сумглый человечек, с уветной татуировкой на лбу и руках. Он также, как и Алло завернут в попну из конской шкуры.
Парнезий: Ну, вы уже провели их по своим тропинкам?
Пикт (мрачно): Нет. Мы не будем этого делать... (Подавшись к Пертинаксу). Алло просил передать, чтовождям плени стыдно и страшно рассказывать крылатам..., они не наши..., ( в ярости топает ногой). Они отбирают наши летние запасы!
Парнезий (Пертинаксу): Как ты думаешь, кто глупее, (кивая на пикта), эти или те?
Парнезий делает знак солдату, стоящему в дверях, пикта уводят.
Бой на стене. Крылатые шлемы отакуют. Солдаты отбивают атаки, раз за разом отбрасывая нападающих. В одну из передышек, Парнезий, который стоит с окрававленным мечом спина к спине с Пертинаксом, кричит ему, преодолевая свист ветра:
- Я послал скороходов на юг, поручив им разведать, что делается в Британии!
Пертинакс: Сколько времени назад?
Парнезий: Неделю...
Пертинакс: Волки!
Парнезий: Что?
Пертинакс: Между покинутыми стоянками свирепствуют волки! Они не дошли!
Ночь на стене. Усталые солдаты спят под стеной. Парнезий и Пертинакс стоят прислонивгись к одной из ниш. Оба они измучены.
Пертинакс (с трудом): Я загнал третью лошадь из десяти...
Парнезий: Мясо?
Пертинакс: Все, что было пригодным привез сюда. (Кивая на солдат). Сегодня они поели. Что будем делать с горожаниами? Они готовы переметнуться... Эти глупцы думают, что их оставят в живых!
Парнезий: Соберем всех в одно из укреплений за башней Гунно. Другого выхода нет...
Пертинакс устало кивает.
Бой на стене. Лязг оружия, хриплые выкрики. Солдаты гибнут с обеих сторон. Драка идет возле статуи Минервы, у самого дома генерала Рутилиануса. Генерал на лошади врывается с группой пеших солдат и отбрасывает крылатых шлемов вниз. Спешивается. Взбегает на равелин, сложенный из обломков кирпича, грозит со стены отступающим врагам.
Пертинакс (он стоит у подножия равелина): Генерал! Генерал Рутилианус! (Старик оборачивается). Спускайтесь! Иначе эти волки достанут Вас! Они умеют метать дротики!
Генерал спускается. Похлопывает своего коня, которого держит один из солдат. Вынимает из ножен меч, осматривает лезвие, подносит его к уху, подмигивает Пертинаксу:
- Послушаем, что скажет нам оракул. (Важно кивает). Этот день старому Рутилианусу еще доведется пожить! (Солдаты и Пертинакс смеются).
Голос Парнезия: Крылатые шлемы дрались, как волки, одной стаей. Там, где они терпели особенный урон, там и нападали с новым жаром. Для защитников это было тяжело, но благодаря такому образу действий северяне не проникли в Британию.
Заложенная арка в башне Гунно. Парнезий пишет на стене обломком кирпича.
Пертинакс: Летопись потерь?
Парнезий: Нет, подсчет того, что еще осталось!
Голос Парнезия: Конец пришел без кликов и гимнов,а надвинулся, как сон. Однажды крылатые шапки оставили нас в покое целую ночь и весь следующий день, а этого слишком много для истомленных людей. Мы заснули, сначала легким сном, ожидая, что нас вот-вот разбудят, а потом крепко, и лежали, точно бревна, каждый на том месте, где он лег.
Парнезий просыпается, осматривается. Башня Гунно полна чужих солдат. Рядом с ним спит
Пертинакс. Парнезий будит Пертинакса. Они вскакивают и хваиаются за оружие. Солдаты, которые охраняли их сон расступаются. К ним подходит юноша в светлой броне и длинном вишневом плаще.
Юноша: Вы сражаетесь против Феодосия? Смотрите! (Указывает на север).
Пертинакс и Парнезий смотрят в ту сторону, куда им указали. Снег под стеной и по равнине весь в красных пятнах. На юге от реют значки двух легионов, там стоит военный лагерь. Бой еще идет, но вдалеке от стены. Парнезий и Пертинакс переглядываются.
Юноша: У Рима длинная рука... Мне нужны капитаны стены.
Парнезий: Это мы.
Юноша: Но вы старики, седые старики, а Максим уверял, что вы юноши, почти мальчики.
Пертинакс: Так было два года назад. И какая же судьба нас ждет, красивый и хорошо кормленный ребенок?
Юноша: Я Амброзий - секретарь императора. Покажите мне письмо, которое Максим написал вам в палатке при Аквиле, и тогда, я вам поверю.
Парнезий достает из-за пазухи письмо Максима, протягивает его Амброзию. Тот читает письмо, возвращает Парнезию. Салютует.
Амброзий: Ваша судьба в ваших руках. Хотите служить, Феодосий даст вам легион. Предпочтете отставку, мы устроим вам триумф!
Парнезий (со смешком): Вместо триумфа я бы предпочел ванну, вино, еду, бритву и мыло
Амброзий: Теперь я вижу, что ты еще юн. (Парнезию). А ты?
Парнезий: Мы не имеем ничего против Феодосия, но на войне…
Пертинакс: ... как и в любви! Все лучшее отдаешь только один раз! И говорить более не о чем!
Амброзий: Я был с Максимом перед его смертью. Он сказал Феодосию, что вы не захотите служить..., мне жаль Феодосия.
Пертинакс: Рим его утешит... Мы лишь просим разрешения вернуться домой,чтобы никогда больше не слышать запах этого места...
Снова темная чаща над торфяной ямой. Парнезий смотрит на темную неподвижную воду:
- Тем не менее нас почтили триумфом...
Пак (соскакивая с ветки и бросая листья дуба, ясеня и терновника в темную воду): По заслугам!
Черные маслянистые круги быстро расходятся по ее темной поверхности, дети задумчиво смотрят на них.
Дан: А что сталось со старым Алло? Вернулись ли крылатые? Что стряслось с Амалом?
Юна: А с Рутилианусом? И, что сказала твоя мама, когда ты вернулся?
Хобден (подходя сзади): Она сказала бы, что вы полдня просидели над этой ямой! Ох ты!
Шагах в двадцати от детей сидит красивая пушистая лисица и рассматривает их.
Хобден: Нет, вы посмотрите на нее! Ах ты, рыжая! Если бы я знал все, что хранится в твоей голове, я знал бы много интересного. Ну, мастер Ден и мисс Юна, пойдемте-ка! На сегодня хватит, и, как раз поможете мне закрыть курятник.
Лисица, взглянув на детей, убегает. Хобден подает им руки, дети встают и идут за своим старым другом.
Конец.
Закадровая песня
Детская песня (Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Отчизна, предков наших мать!
Любовь и труд тебе отдать
Сполна клянемся мы потом,
Когда для дела подрастем.
Ты, Отче Наш на небесах,
Любовь внушаешь , а не страх.
Учи нас, чтоб могли опять
Наследье предков умнодать.
Учи владеть собою нас
И каждый день, и каждый час,
Чтоб жертва на алтарь святой
Не стала жалкой и пустой.
Учи восторг искать в простом,
Чтоб горько не было потом.
Прощен пусть будет каждый грех,
Любви пусть хватит нам на всех!
Отчизна! Мы горды тобой:
Ведь за тебя шли предки в бой.
На твой алтарь приносим мы
Сердца, и руки, и умы.
ЭПИЗОД V
Бегство из Демчерча
Пероснажи:
Дан
Юна
Мистер Хобден - старый пасечник и охотник, приятель Дана и Юны, друг их родителей
Пак – Веселый Робин, эльф, самый старый житель холмов Старой Англии, он же Том Шусмит - старинный приятель Хобдена
Пчелиный мальчик - сын Хобдена
Вдова Эстер Уитгифт
Джек Норли
Священник
Судья
Элен- кухарка в доме родителей Дана и Юны
Сборщики хмеля
Женщины и мужчины в деревне на Болоте, солдаты королевской армии
Феи и эльфы
Закадровая песня.
Песня Пчелиного Мальчика (Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Слушайте пчел! Слушайте пчел!
Но пусть каждый из вас бы молчать предпочел,
Но все вы раскажите пчелам своим, -
Иначе мы меду совсем не дадим.
Перед венцом дивица
Пусть к пчелам прибежит
Секретами делиться -
Весь улей зажужжит!
А не раскажет ничего -
Увянут, тише станут...
Вы не обманывайте пчел -
Вас пчелы не обманут.
О смерти, о рожденье,
О новостях страны,
О грусти, наслажденье -
Все пчелы занть должны.
Все, что хотите рассказать,
Им интересно будет.
Ведь пчелы любопытные,
Такие же, как люди.
Вы молнию не ждите
Среди осин сухих,
Вы пчел своих любите,
И не гневите их.
Ведь зажужжат и улетят,
Никто их не увидит...
Не обижайте пчел своих, -
Никто вас не обидит
Осенний вечер. Только начало темнеть. Накрапывает дождь. В саду среди густых шпалер хмеля люди раскрывают зонтики, собираясь домой. Матери катят коляски с детьми. Дан и Юна идут через весь сад к строению, который еле виден из-за хмелевых кустов. Это старая хмелесушка - домик с гонтовой крышей и небольшой островерхой башней сушилки. На пороге сушилки стоит покуривая трубочку старик Хобден.
Хобден (обращаясь к детям): Добрый вечер. Ну как прошел день? Не заснули. Днем было довольно жарко.
Дан: Здравствуйте, мистер Хобден. Да, было жарковато.
Юна: Мы пришли к Вам в надежде поесть пченой картошки.
Хобден: Печурка полна угля, все, как договаривались.
Дети и Хобден входят внутрь. В домике стоят две походный кровати, на полу несколько небольших чурбаков,заменяющих стулья, справа от печки - маленький шкафчик, точнее ящик, для необходимой посуды. В углу стоит овальная печурка на ножках, труба которой выведена вверх. Рядом с печуркой насыпана горка угля. В комнате полутемно, отсветы из-за печной заслонки освещают Бесс - старую охотниччью собаку, лежащую слева от печки (при виде детей, она приветливо виляет обрубком хвоста и поднимает голову), и ступени винтовой лестницы , которая ведет в сушилку.
Хобден закрывает ставни, открывает заслонку печки, вся комната освещается красноватым огнем от телющего угля. Дан и Юна садятся сзади него на чурбаки. Хобден колет уголь, раскладывает новые куски, так чтобы от них было больше жара, раскладывает картофель по краю печного зева.
В сушильну проскальзывает Пчелиный мальчик. Бесс тихонько повизгивает и стучит хвостом по полу. В комнате полутемно. Снаружи по ставням барабанит мелкий дождь.
С улицы раздается мощный бас, горланящий песню:
- Старушка Лейдингвул лежит в могиле целый год,
Но уродился нынче хмель - и вот она встает!
Дан и Юна удивленно переглядываются. Хобден подмигивает им, оборачиваясь к двери:
- Так горланить, не смотря на дождь, способен только один человек!
Песня слышится совсем рядом:
- Те парни, с кемгуляла я в далекие года,
Хмель убирали каждый раз, и сними я всегда...
Дверь распахивается. На пороге стоит рослый человек. Его лица почти невидно, шляпа с широкими полями закрывает лоб, глаза, нос, видны только губы, раздвинутые в веселой улыбке.
Хобден: Да, точно говорят, что на уборку хмеля и мертвые встают из гроба! Я готов этому поверить! Том,Том Шусмит, это же ты старый бродяга!
Том Шусмит: Ага, значит, все же ты узнал меня, Ральф! (Смеется).
Он входит в дом, снимает шляпу и кидает ее в угол. Хобден встает, подходит к Тому, они обнимают друг друга, похлопывая по спине. Том Шусмит на голову выше Хобдена. Голова у него седая и пышноволосая, лицо смуглое, обветренное, испещренное морщинами, но глаза сияют детской голубизной.
Хобден: Я вижу годы тебя не изменили. Такой же медведь. Что-то я запамятовал, лет тридцать прошло с тех пор, как ты проломил мне голову на Пезмашской ярмарке?
Том Шусмит: Тридцать, ни больше, ни меньше! Помнится, ты тоже не остался в долгу тогда! Кто огрел меня поленом? Не помнб только, как мы в тот вечер добрались до дому? Вплавь?!
Хобден (смеясь): А так! Как попадают в охотничью сумку фазаны? Когда удача улыбнется, а когда и поворожить надо!
Том Шусмит (садясь на свободный чурбак у стены): О, я вижу ты все еще промышляешь этим (делает вид, что прицеливается из ружья).
Хобден: Куда там! Глаз не тот. Теперь только это (делает вид, что ставит силок). А тебя, где носило столько времени?
Том Шусмит:
"Я в Плимуте, ребята, был, и Дувр увидел я,
Объездил я весь белый свет, все дальние края".
И могу без хвастовства сказать, знаю о Старой Англии больше, чем многие!
Подмигивает Дану и Юне.Те не сводят с Тома глаз.
Хобден: Да уж! Представляю чего тебе натрепали!И все сплошное вранье! Я вот был на ярмарке в Уилтшире. Покупал садовые перчатки. Так меня там надули вчистую!
Том Шусмит: Как и везде, не соврешь, так не продашь... А ты Ральф, я вижу, так прирос к старому пепелищу, что тебя не оторвешь с кровью...
Хобден: Пересади старое дерево, оно умрет... А я еще не собираюсь умирать (шутливо толкает Шусмита в бок), как ты, похоже, не собираешься помочь мне в сушилке? А?
Том Шусмит (прислоняясь спиной к стене, разводит руками): А ты меня найми! (Встает и толкает в бок Хобдена).
Старики смеясь и спотыкаясь лезут по винтовой лестнице в сушилку. Слышно, как по холсту, на котором сушится хмель, скребут лопаты.
Дан (шепотом Пчелиному мальчику): Кто это?
Пчелиный мальчик (улыбаясь): А, так вы его не узнали? Тогда и я не знаю!
В помещении сушилки раздаются тяжелые шаги, в отверстии пресса, в потолке появляется мешок, который толстеет и наполняется на глазах, раздается щелчок, машина сжимает мешок в жесткий брикет.
Голос Хобдена:
- Остороженее, будешь так налегать, холст разорвешь. Ты точно призовой глейсоновский бык!Ну, теперь дело пойдет...
Старики спускаются вниз. Хобден смотрит готов ли картофель.
Хобден (Шусмиту): Садись к огоньку...(Подает всем картошку).
Том Шусмит (протягивая свою картофелину Дану): Посыпь ее солью покруче, тогда и увидите, каков я.
Подмигивает детям, Пчелиный мальчик смеется. Дан и Юна понимающе переглядываются.
Хобден (перекладывая оставшийся картофель ближе к углям): Я и так заню, каков ты...
Том Шусмит: Знаешь? Ну-ну... Коке-кто из нас не выносят подков, или церковных колоколов, или текучих вод... Кстати, о текучих водах (оборачивается к Хобдену),помнишь тот страшный потоп в Робертсбридже, когда мельников работник утонул на улице?
Хобден (очищая картофелину): Как сейчас. В тот год я ухаживал за Мэри, а она жила еа Болоте. Я тогда работал возчиком и получал всего-то десять шиллингов в неделю, но оан все-таки стала моей, эта девушка с Болота!
Том Шусмит: Да, Ромнейское Болото - загадочное место. Я слышал, что кое-кто говорит, что весь мир делится на Европу, Азию, Африку, Австралию и Ромнейсоке Болото.
Хобден: Так чего лучше, моя жена так и считала. Чего только стоило уговорить ее переехать сюда!
Том Шусмит: А откуда она была?
Хобден: Из Димчерча.
Том Шусмит: Из рода Петтов, или она была Уитгифт?
Хобден: Из Уитгифтов. (Разламывает картофелину и начинает аккуратно есть ее, так, чтобы не одна крошка не упала на пол. Так едят те, кто привык обедать в поле, на ветру).
Том Шусмит: Ум в подарок... Уитгифты ведь славятся своим умом, так?
Хобден: Пожалуй... Пожив со мной в Уильде, она стала такой, как все, но первое время вела она себя странновато. Ее удивительно слушались пчелы...
Хобден отрезает кусочек картофелины и выкидывает его за порог.
Том Шусмит: Да-да, кажется люди говорили, что Уитгифты могли видеть и слышать то, что скрыто от других. А Мэри, как, могла?
Хобден: Мэри была честной женщиной, если ты о ворожбе или колдовстве, но она подмечала занки: как летают птицы, как роятся пчелы, - и толковала их. Ляжет бывало и лежит с открытыми глазами, ожидая Знака, так она говорила.
Том Шусмит: Ну, это ничего не значит. Петты и Уитгифты с незапамятных времен - контрабандисты. Не спать ночью и прислушиваться стало их второй жизнью.
Хобден: Эт-точно. Помнится,было тут такое время, когда контрабандисты и у нас орудовали под самым носом у властей.Но Мэри беспокоилась не о них. Она все говорила о... (понижает голос) о феечках.
Юна (изумленно) О ком? О феях?
Пчелиный мальчик: О Жителях Холмов. (Бросает кусочек своей картофелины за порог).
Хобден: Да-да... Вот он настоязий Уитгифт, хоть и Хобден. Видит и замечает то, что скрыто от других.
Том Шусмит: А сам-то ты, что об этом думаешь?
Хобден: Ну знаешь ли, если человек походил с мое по лесам и болотам, да, вдобавок ночью, то он никого не боится там встретить, кроме лесничего!
Том Шусмит: Я не об этом... Ты вот только что, бросил за порог кусочек картошки, хороший кусочек, между прочим... Значит ты в них веришь, выходит так?
Хобден (сердито): Тот кусочек был темным!
Том Шусмит: Разве? А мне показалось что этот кусочек был предназначен Кое для Кого... Ну, для Тех, кому бы он мог пригодиться? Выходит, ты веришь?
Хобден: Я ничего не утверждаю, я никогда ничего не слыхал и не видал. Но скажи ты мне, что с наступлением ночи в лесу можно встретить не только человека, обладателя когтя, пера и хвоста, но и еще Кое-Кого, я не стал бы называть тебя вралем... А сам-то ты, веришь?
Том Шусмит: Как и ты. Я ничего не утверждаю... Давай-ка я лучше расскажу одну историю...
Хобден: Всегдашняя бессмыслица... (Закуривает трубку).
Том Шусмит(устраивается поудобнее): На Болоте ее называют "Бегстов из Димчерча". Ты ее слышал?
Хобден: Мэри рассказывала... Под конец, я, пожалуй, поверил, да...
Том Шусмит (Дану): А ты бывал на Болоте?
Дан: Только в Рэе, да и то один раз...
Том Шусмит: Рэй только граница...То, что называется Болотом начинается дальше...
Голос Шусмита становится глуше, заглушаемый журчанием воды. Перед детьми старая Дамба - сплошная стена источенная водой. Обрывистый берег изрезанный морем. Море бьет в стену Дамбы с такой силой, что,кажется, готово разнести ее в клочья. Дома и церкви с огромными старинными колокольнями высятся над бескрайними просторами Болота, бесчисленными шлюзами, рвами и отводами. Кажется, что Болото идеально ровное, но его пересекают множество тропинок и протоков, в которых плавают утки.
Голос Шусмита: По болоту не так просто проехать, днем и то приходится изрядно поплутать, чтобы добраться до места...
Отсвет огня "прерывает картинку" , Хобден открывает печную заслонку, его домик освещается красноватым светом от тлеющего угля. Старик выкатывает кочергой готовый картофель.
Хобден: Да, Болото осушили, воду отвели в каналы, но когда я ухаживал за Мэри, кругом рос тростник, да, да. И Бейлиф Болот разгуливал здесь волный, как ветер.
Дан: Какой Бейлиф?
Хобден: Так прозвали малярию - болотную лихорадку. Он и меня успел тряхнуть... Но когда Болото осушили, лихорадка ушла вместе с водой. Люди говорили: Бейлиф Болот свернул себе шею во рву. А еще, лучше нет места лучше, для уток и пчел...
Том Шусмит: Люди живут здесь с незапамятных времен. Старожилы говорят, что и феи поселилсь здесь раньше любого места в Старой Англии...
Между домами, стоящими прямо на болотных островках, мелькают зеленые огоньки, слышится тоненький звенящий смех, мелькают полупрозрачные фигурки, которые перемещаются туда-сюда, как будто под прихоти порывов ветра.
Ранние сумерки. Девочка с матерью идут к дому. Пред ними начинает светиться маленький зеленый огонек. Огонек пояшет, то удаляется, то приближается. Мать не замечает огонек, она смотрит перед собой, сосредоточено думает о чем-то. Девочка замирает, глядя на огонек
Девочка: Мам, смотри, смотри!
Мать: Что Мэри? (Поднимает голову). Ах, баловники! Не обращай внимания, дочка.
Девочка: Почему?
Мать (добродушно): Это фаризии празднуют рождение...
Девочка (следя за огоньком): Чье?
Мать: Нового малыша.
Огонек перегораживает им путь, не давая пройти. Мать останавливается.
Мать: Ну, точно! Угадала... (Обращаясь к огоньку). Угадала я?
Огонек кивает, слышится тоненький смешок.
Мать (ласково): Ах, цыплятки! Сейчас. (Лезет за пазуху достает небольшой моток кружевной ленты, кладет на тропинку). Вот. Это подарок для малыша, а теперь пусти нас, нам надо домой.
Огонек отодвигается в сторону. Слышится тоненький голосок:
- Спасибо.
Мать улыбается.
Девочка: Мама, с кем это ты говорила?
Мать(спокойно продолжая свой путь): С феей, детка. Никогда не обижай их. Они все равно, что дети малые, любят сладости и подарки... Знают хитрецы, чем занимается твой отец и старший брат, вот и клянчат... (Качает головой, улыбается).
Полумрак рассеивается. Том Шусмит достает свечу из фонаря, раскуривает трубку:
- По словам местных жителей, феи были бесстрашны и нестыдливы, как кролики. При дневном свете их хороводы вились на открытых дорогах, они зажигали маленькие зеленые огоньки в канавах, и то показывали их, то прятали, точно честные контрабандисты свои фонари. А иногда, запирали церковные двери перед пастором и его причетником, особенно по воскресеньям.
Хобден: Я говорил Мэри, что это сами контрабандисты так делали, а то, где бы они прятали ленты, кружева, да муслин, да водку..., то-то и есть...
Том Шусмит (со смешком): И уж точно, она тебе не верила, раз была Уитгифт... Да, Ромнейское болото было замечательным местом для фей, пока не пришел король Генрих со своей Реформацией...
Хобден: С одобрения Парламента?
Том Шусмит: А то как же! Что можно сделать в Старой Англии без Актов, постановлений и Ордеров... Генрих провел свой Акт и...стыдно вспомнить, во что он превратил здешние церкви: он их попросту выпотрошил. Одни одобряли короля, другие - нет. Люди разделились на два лагеря. Англиканцы стали резать и жечь католиков, католики - англиканцев, то одни брали верх, то другие... Люди перестали видеть...
На паперти старой церкви с высокой колокольней стоят два солдата в форме королевских гвардейцев. Другие солдаты выносят иконы и бросают их на паперть, нарочно с высоты своего роста. Доски трескаются. Внутри церкви слышен звон и грохот, как будто волокут что-то тяжелое. На пороге появляется солдат с тяжелой золотой дароносицей, следом за ним, его коллега волочет в плаще груду золотой и серебряной посуды. За солдатами выбегает старый священник, в воздевает руки к небу:
- Что вы делаете, дети? Опомнитесь! Бог не прощает такого!
Один из солдат, стоящих на паперти грубо отталкивает священника:
- Замолчи, старик! Ей-богу, тебя бы стоило бы арестовать!
За оградой церкви столпилась группа мужчин, которые наблюдают за тем, что творится. Один из мужчин в негодовании плюет на землю:
- И мы будем спокойно смотреть, как эти королевские псы, тащат из храма все, что им кажется лишним?
Другой мужчина: Джек, опомнись, это королевские солдаты.
Джек(мрачно): Мне все равно! Я всегда был добрым католиком и прихожанином этой церкви! (Достает из-под плаща нож). Кто не боится, идите за мной!
Мужчины входят в ограду церкви. Между ними и солдатами завязываестя драка. Джек убивает того из солдат, который тащил дароносицу. Священник падает на колени, воздевая руки к небу. Над дерущимися мечутся зеленые огоньки, раздаются тоненькие вскрики и стоны, но люди не замечают этого.
Том Шусмит: Раздор ужасно напугал фей. Согласие между людьми для них все равно, что еда и питье, хуже и быть не могло...
Пчелиный Мальчик: И у пчел так. Не будут они жить в доме, где царит ненависть.
Том Шусмит: Реформация испугала фей, как жатка, которая пугает кроликов, притаившихся в последней пшенице. Жители Холмов собрались на Болото со всех сторон и решили бежать потому что Старой Англии пришел конец: "Не осталось здесь места для икон, значит и для нас не осталось!"
Хобден: И все согласились?
Том Шусмит: Кроме одного эльфа, которого звали Робин, если ты знаешь такого...
Дан тихонько смеется и подмигивает Юне.
Том Шусмит: То, что беспокоило фей, Робина не трогало. Он привык к тому, что людям, чтобы чувствовать себя спокойно, время от времени надо что-то ломать... Робин не собирался уходить из Старой Англии. Поэтому его и послали к людям просить помощи...
Юна: И, что же он, пошел?
Том Шусмит: Пойти-то пошел, только толку из этого не вышло...
Пак заходит в ту самую церковь, которую грабили солдаты. Люди стоят и слушают священника, читающего проповедь.
Священник: И теперь, я говорю вам, дети мои, смиритесь! Не чините препятствий тем, кто рушит храмы! Господь не одобрит этого. Никогда Господь не стоял за насилие!
Один из толпы, это Джек, который убил солдата:
- Отец, что ты говоришь! Иисус сказал: "...не мир, но меч"! Разве мы не должны защищать тебя и храм, вкотором приняли Святое Крещение? Разве мы язычники, которые с легкостью меняют богов?
Люди одобрительно шумят.
Священник: Нет, дети мои... Джек, вспомни другие слова писания: "...и волос не упадет с головы человека без Божьей Воли"... Значит так надо...
Пак (дергая Джека за край плаща): Эй, Джек, а святой отец прав...
Джек не обращает внимания на Пака. Пак подходит к соседу Джека.
Пак: Уил, но хоть ты послушай, мне нужна помощь!
Уил беспокойно переминается с ноги на ногу, но никак не реагирует на Пака. Пак смотрит на женщину, которая стоит недалеко от кафедры священника.
Пак(растерянно): Мирра, ну уж ты должна меня слышать! (Громко). Мирра!
Женщина беспокойно оборачивается, пытаясь понять, кто ее позвал, но ничего не видит и недоуменно пожимает плечами.
Пак(в сердцах): Дьявол что ли заткнул вам всем уши? (Взбегает на помост рядом с кафедрой). Эй, вы! Ну, хоть одна-то есть среди вас незамутненная душа?
Люди смотрят на священника, который опустив голову молчит, потом растерянно переглядываются и выходят из церкви. Одна из женщин, проходя на паперть, говорит своей соседке:
- Какой сегодня сильный прилив, так и шумит, аж в воздух гудит.
Вторая женщина(рассеяно): Да, так и давит на уши...
Юна (которая завороженно смотрит на Шусмита): И что ты... (поправляется) вернее, чего же хотели феи?
Том Шусмит: Лодку, всего-то навсего. хрупкие крылышки не могли перенести их через Ла-Манш. Они хотели лодку с командой, которая перевезла бы их во Францию, где люди еще не враждовали... Феи не могли слышать жестокие Кентерберийские колокола, возвещавшие расправу над новыми несчастными, не могли видеть, как самодовольные посланцы короля разъезжали по деревням, раздавая направо-налево приказы срывать и губить иконы...
Деревня на Болоте. Солдаты и судья в черной мантии арестовывают Джека. Два солдата заковывают его в кандалы, еще двое выбрасывают из дома Джека иконы. Жена и дети Джека идут за ним до телеги. Жена кидается к нему на шею, судья отталкивает ее. Односельчане Джека с ужасом смотрят на вооруженных людей
Судья: Запомните,вы! Никто не спасется из тех, кто сопротивляется королевской власти! Никто!
Двое солдат, идущих от церкви ведут старого священника.
Джек: Ну, что святой отец, прокатимся до Лондона? Вы бывали в столице?
Судья: Молчать!
Священник (благословляет толпу, сотворяет крестное знамение): Будьте милосердны, дети мои, ибо они (показывает на солдат и судью) не ведают, что творят!
Судья (в ярости): Прекрати, старая крыса!
Один из солдат бьет священника прикладом мушкета по голове. Священник падает. Джек подхватывает и укладывает его на телегу.
Джек: Если бы у меня были свободны руки!
Люди в толпе переглядываются. В воздухе, как будто повисает невысказанная угроза. Рядом с домами вспыхивают и гаснут зеленые огоньки, которых никто не замечает, тревога проносится, как дуновение ветра.
Судья (солдатам, торопливо): Поехали, хватит!
Солдат-возничий трогает лошадей, судья прыгает на тележку рядом с осужденными. Толпа расступается. Орестованых увозят.
Том Шусмит (мрачно): Люди продолжали заниматься своими делами..., хотя все Болото волновалось из-за собравшихся со всей Англии фей. Они старались достучаться до людей, но тщетно... А уплыть так просто, они тоже не могли. Им нужно было получить Разрешение у Человека, Разрешение и Пожелание доброго пути... Незнаю, слыхали ли вы, что феи похожи на цыплят?
Хобден: Мэри говорила об этом...
Том Шусмит: Собери много цыплят в одном месте - и земля начнет изнывать, и раз, все цыплята гибнут... Так и с феями, они-то не умрут, но люди рядом с ними затоскуют и занедужат. Дело в том, что напуганные феи, изо всех сил, стремящиеся добиться от людей ответа, меняли соотношение основных жидкостей в организме людей - "соков" - крови, флегмы, желчи... Казалось над Болотом нависла гроза...
Над Болотом сумерки, вдоль рвов и каналов клубится плотный туман. В окнах разоренных церквей вспыхивают болотные огни. Две женщины стоят на деревенской улице у колодца и разговаривают.
Первая женщина: Слышала, что говорил староста?
Вторая женщина: Про Джека Норли и нашего священника?
Первая женщина: Нет, не то... Про них он ничего не знает. Про то, что творится на Болоте...
Вторая женщина: Что еще может творится? Королевские слуги, говорят они уже добрались почти до всех церквей в нашей округе...
Первая женщина: Нет... Над Болотом нависла беда: стада скота разбегаются белым днем, хотя их никто не пугает. Лошади бесятся, ярки рожают мертвых ягнят... Людям чудятся шаги и голоса..., это предвестие беды...
Вторая женщина: Ничего удивительного, мы прогневали Всевышнего!
Первая женщина: Да... Вон Эстер Уитгифт идет. Она говорят, помогает людям...
К колодцу подходит пожилая женщина, невысокая, крепкая. У нее худое, но еще очень красивое лицо. Яркие серые глаза, спокойные и сосредоточенные.
Вторая женщина: Эстер, ты говорят можешь предсказывать будущее?
Эстер: Нет, будущее не могу. Я могу угадывать и чувствовать.
Первая женщина: И что ты чувствуешь сейчас?
Эстер: Что к нашему порогу пришла беда... Если бы вы все могли хоть на миг отвлечься от своих домов и доходов ...
Вторая женщина (перебивая Эстер): Ты говорят можешь свести грыжу у ребенка, помочь помирить супругов, поворожить на пропажу...
Эстер: Могу..., только, если ты о ворожбе, то это не ко мне...
Набирает воды, собирается уходить.
Первая женщина: А, как твои сыновья?
Эстер: Как всегда.
Уходит.
Первая женщина: Зря ты ей сказала про ворожбу.
Вторая женщина: А разве не так?
Первая женщина: Не совсем... Эстер не ворожит, она ищет ответы и находит...Несчастная женщина. Ее муж утонул, а сыновья один слепой от рождения, а другой онемел, свалился со стены Дамбы. Она работаетдля них, разводит пчел, отвечает на вопросы...
Вторая женщина: Но нам она не ответила...
Женщины еще некоторое время судачат, потом расходятся.
Ночь. Дом Эстер Уитгифт у самой стены Дамбы: маленький, приземмстый, с крышей поросшей мхом и слепым окошком. Рядом с домо сарай для лодок. Комната в доме вдовы. На кровати у окна спит Эстер. Стекла в окне начинают дребезжать, как от сильного ветра, хотя за окном ни дуновения. На улице разадется голос, очень похожий на голос Пака:
- Вдова Уитгтфт! Эстер, проснись!
Эстер резко садится в постели. За окном о стекло, как будто бьются сотни маленьких птичьих крыльев.
Эстер (про себя): Чибисы...
Пытается разглядеть что-то за окном. Ничего не разобрав снова ложиться. Голос зовет:
- Вдова Уитгифт, Эстер, выйди за порог, мы здесь!
Эстер встает, открывает дверь, словно порыв ветра проносится над ней, хотя, на улице по преженму ни одного дуновения.
Эстер: Да, что же это такое?
В ответ раздаются неясные звуки: заквакали лягушки в канавах, зашелестел тростник, большая прибойная волна ударила о стену Дамбы, ее рев мешает услышать ответ.
Эстер: Что происходит на Болоте? Что давит мне на сердце?
Маленькая рука дергает вдову за подол платья. Обладателя руки не видно, но рука видна очень четко: смуглая и сильная хоть и маленькая. Вдова наклоняется.
Эстер: Что же все-таки будет? Не затопит ли море Болота?
Голос: Нет, будь спокойна, это вам не грозит.
Эстер: Нет чума ли подходит?
Пак (возникает рядом с Эстер, он, как всегда, голый по пояс, в штанах из козьей шкуры и в шапке колокольчиком): Нет, относительно этого спи спокойно.
Эстер (удивленно) Робин...
Пак молча кланяется, снимая шапочку с головы.
Эстер: Людям ничего не грозит?
Пак: Нет...
Эстер пожимает плечами и хочет уйти, но ее оглушают сотни звонких тоненьких голосов, которые стонут и просят о помощи.
Эстер: Если беда не касается смертных, чем же я могу помочь?
Вокруг Эстер поднимается вихрь, мелькают маленькие призраные фигурки, звенят голоса:
Первый голос: Помоги нам уехать!
Второй голос: Спаси нас!
Третий голос: Не дай нам погибнуть и навести гибель на людей!
Четвертый голос: Достань нам лодку, чтобы мы могли уехать во Францию и никогда не видеть эту жестокую землю!
Пятый голос: Люди не слышат нас!
Шестой глос: Они заняты убийством!
Эстер закрывает уши руками и наклоняет голову.
Пак: Тише, тише!
Голоса стихают.
Эстер: На стене есть лодка, но я не в силах столкнуть ее в море. Я могу и переправить вас через пролив.
Первый голос: Отпусти с нами своих сыновей.
Второй голос: Ты, Мать, разреши им переправить нас во Францию.
Третий голос: Пожелай нам Доброго пути!
Эстер: Один из них немой, а другой слепой. У меня нет ничего, чем бы я дорожила больше..., а вы погубите их в море!
Эстер оглушают крики. Среди голосов взрослых слышаться детские голоса, которые молят ее. Эстер закрывает глаза и уши и стоит качаясь, как от боли.
Эстер: Хорошо..., если вы уговорите моих детей, я отпущу их...
Зеленые огоньки взвихриваются у ног Эстер, она слышит колокольный звон, огромная приливная волна с грохотом бьет в стену Дамбы.
Эстер (Паку): Что это Робин?
Пак: Они плетут сон, который разбудит твоих мальчиков.
Сыновья Эстер выходят из дома, словно не видя ее идут мимо. Эстер закусив губы иет за ними. Молодые люди сталкивают лодку в воду,
ставят мачту, натягивают парус.
Слепой сын (обращаясь к Эстер): Мама, мы ждем, чтобы ты позволила перевести Их во Францию и пожелала Им Доброго пути.
Эстер, накручивает на пальцы свои дилнные волосы, закрывает глаза, она раскачивается, как дерево под ветром, слезы текут из-под ее закрытых век.
Вокруг нее давящая, как перед грозой тишина, еле слышны, какие-то неясные звуки.
Эстер (открывая глаза и глядя на сына): Плывите! И да будет с мое благословение с Вами! Я желаю Вам Доброго пути!
Огромный поток фей устремляется с берега в лодку. Их почти видно. маленькие фигурки, нагруженные скарбом, оружием, драгоценностями. Эстер едва удерживается на ногах, поток огибает ее. Лодка оседает под тяжестью, ее парус надувается и постепенно исчезает в тумане. Эстер в изнеможении садится на берег и прячет лицо в коленях. С ней рядом стоит Пак. Туман застилает все вокруг.
Хобден (вороша уголь в печурке): Так значит она осталась не одна?
Том Шусмит: Нет, конечно. Робин утешал ее и говорил, что сыновья вернутся к ней. Но вдова слишком горевала...
Хобден: Я говорил жене, условия надо обговаривать не берегу, пока лодка не ушла!
Том Шусмит: Но она же сделал это из любви к людям, желая избавить Болото от беды. И уже на следующее утро все раздраженные мужчины,больные женщины, плачущие дети почувствовали перемену соков в своем организме, и от Хита до Булверита разгуливали радостные, словно улитки после дождя... А вдова сидела на Дамбе и горевала, она вся извелась, пока лодка не пришла обратно...
Юна: Слепой сын, конечно, прозрел, а немой заговорил?
Том Шусмит: Нет. Феям это было не нужно. Слепой не видел, а немой видел, но не мог расскзать. Феи поэтому их и выбрали. Да, и кому из людей это было бы интересно...
Дан: А что ты (поправляется),Робин обещал вдове?
Том Шусмит (делает вид, что не может вспомнить): Что... Ральф, ведь Мэри была Уитгифт, она же неверняка говорила тебе об этом?
Хобден: Когда родился вот он (кивает на Пчелиного мальчика), наболтала мне целый короб всякого вздора. Сказала, будто он будет видеть больше остальных...
Пчелиный мальчик (неожиданно громко): Да, да, это обо мне!
Все смеются.
Том Шусмит: О, теперь я вспомнил! Робин обещал, что, пока жива кровь Уитгтфтов, в каждом ее колене всегда будет один особенный, которого никакая беда не коснется, к кому у ни у одной девушки любовь не проснется, кого Ночь не вгонит в Страх, Страх не причинит Вреда, Вред не толкнет в Грех, кого ни одна женщина не сможет одурачить...
Пчелиный мальчик: Ну, разве это не про меня.
Его освещает полная луна, которая заглянула в окно, он сидит в лунном квадрате.
Хобден: Да, Мэри говорила это самое, слово в слово... Но ты-то откуда это взял?
Том Шусмит (смеясь): А-а! У моей головы не только шапка сверху, а еще кое-что внутри! (Встает). Уже поздно. Провожу-ка я молодых леди и джентельмена домой, а потом вернусь, и мы досыта поболтаем о старине, хорошо Ральф? (Дану). Да, кстати, где вы живете? (Юне) Как думаете, мисс, ваш папа даст мне выпить за то, что я отведу вас домой?
Дан и Юна смеясь выбегают из сарая. Том выбегает за ними, сажает их на плечи, шагает по лугу, мимо пасущихся на лугу коров.
Дан: О, Пак, я догадался, что это ты, как только ты сказал про соль. Здорово у тебя получилось?
Том Шусмит (наклоняясь под листьями дуба): Что именно, мастер Дан?
Юна (пригибаясь под веткой молодого ясеня): Как это что? Притвориться Томом Шусмитом!
Том Шусмит: Да, мне и не надо притворяться, это мое имя (пробегает мимо куста терновника). Вот мы и прибыли. (Ссаживает детей с плеч, берет их за руки, вводит в сад со стороны кухни).
Из кухни выходит Элен.
Том Шусмит: Здравствуйте мисс. Вот привел детей от мистера Хобдена.
Элен: Вы его друг?
Том Шусмит: Да, помогаю ему в хмелесушке.
Элен: Ну, тогда, я вынесу Вам пива.
Том Шусмит: Благодарю, мисс, очень кстати будет, в сушилке всегда сохнет в горле. (Детям). Рад был познакомится. (Кланяется).
Элен выносит ему пива и уводит детей.
Том Шусмит (про себя): Терновник и Дуб, и Ясень... (пьет пиво).
Полная сентябрьская луна освещает сад. Том Шусмит, как будто растворяется в лунном свете.
Конец.
Закадровая песня
Песенка о трех частях Англии (Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Все три края страны я люблю круглый год:
Меловые Холмы, Уилд, КрайБолот.
Что больше из них я люблю всей душой:
Болота, Уилд или Край Меловой?
Мое сердце навеки в распадке том,
Между низкой долиной и стройным холмом.
Ах,желтый хмель, голубой дымок,
Без вас я совсем захиреть бы мог.
Край Болот раскинулся средь полей,
Когда в Англии не было королей.
Равнина Ромини и тростники,
Вы навеки спасете меня от тоски.
Южный край, где травы в лугахшелестят,
Колокольчики нежно на овцах звенят.
Фэрл и Датчинг, скользят паруса на водк,
И душе моей лучше не будет нигде.
ЭПИЗОД VI
Холодное железо
Закадровая песня
Амулет (Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Ты возьми земли в горсти,
Сколько сможешь унести,
Помяни ты тех потом,
Кто уснул в ней вечным сном,
Но не рыцарей-дворян,
А безвестных англичан,
Чей суровый скорбный путь
Некому и помянуть.
Землю в ладанку сложи,
Ближе к сердцу положи.
И земля с тебя сведет
Лихорадки липкий пот,
Руку сделает сильней,
Зорче глаз и слух острей,
Обострит твою борьбу,
Облегчит твою судьбу.
Четок для тебя и прост
Станет ход небесных звезд.
Ты сорви с земли родной
Примулы цветок лесной;
Летом розу взять изволь,
Осенью - желтофиоль,
А зимой - плюща цветок:
Всякому цветку свой срок.
Если правильно хранить,
Если верно применить -
Выручат тебя цветы,
Лучше видеть станешь ты.
Пелена исчезнет с глаз,
И отыщешь ты тотчас
На знакомом месте клад,
Спрятанный сто лет назад:
В поле, иль у входа в дом,
Или в очаге твоем.
И поймешь тогда ясней:
Главный клад - в душе твоей.
Персонажи:
Дан
Юна
Пак – Веселый Робин, эльф, самый старый житель холмов Старой Англии
Сэр Гюон - король фей
Леди Эсклермонд - королева фей
Мальчик -воспитанник сэра Гюона и леди Эсклермонд
Фермер на рынке
Рабыня
Мистер Хобден - старый пасечник и охотник, приятель Дана и Юны, друг их родителей
Женщина и мужчина в деревне
Семья Линденов
Феи,женщины и мужчины на рынке
Холл в доме родителей Дана и Юны. Раннее утро. Дан и Юна, оба в костюмах для дальних прогулок, на цыпочках пересекают холл, выходят через веранду в сад. Часы в доме отбивают пять часов. Дети идут через луг. Кругом очень тихо. Птицы только-только начинают подавать голоса. Трава в росе, ее капельки сверкают и переливаются под лучами восхдящего солнца.
Дан (тихо): Как ты думаешь, Хобден прав, когда говорит, что любого зверя проще всего застать утром?
Юна: Надеюсь. Уж очень хочется посмотреть на выдру...
Дан (оборачивается и смотрит на темные следы на росистой траве): Давай снимем сандалии, а то они промокнут.
Дети разуваются, несут сандалии в руках.
Юна: Ну, почему нам теперь обязательно ходить в обуви?
Дан (со вздохом): Потому, что мы стали старше, и бегать босиком неприлично
Юна саркастически фыркает и пожимает плечами.
Дети с удовольствием шлепают голыми пятками по траве. Подходят к ручью, над ним клубятся последние клочья тумана, солнце встало. Дан наклоняется, чтобы рассмотреть цепочку следов выдры на илистом берегу.
Дан: Ага, сюда она направилась! (Юне) Пошли!
Дети пробираются по бурьяну, потревоженные птицы провожают их криком, проходят луг, мельничный шлюз, кузницу, огибают дом Хобдена, идут вверх по склону и оказываются на холме Паука среди высоких папоротников. В кронах деревьев перекрикиваются фазаны.
Дан (с досадой): Бесполезно! (Он присматривается к следам, которые на вязкой, мокрой земле сливаются в одну линию). Роса высыхает, а Хобден говорит, что выдра может идти многие-многие мили.
Юна: Мы уже прошли мили три-четыре. (Обмахивается шляпой). Как тихо! Наверное днем будет еще та парилка. (Смотрит с холма в долину, где еще не видно дымков ни над одним из домов). Все еще спят.
Дан: Кроме Хобдена. Смотри. (Показывает сестре на открытую дверь дома у кузницы). Интересно, что у старика на завтрак?
Юна: Один из этих. (Показывает на фазанов, которые важно идут к ручью). Хобден говорит, что из них получается хорошее жаркое в любое время года...
Дан (задумчиво): Время года...
В нескольких шагах от мальчика, чуть ли не из-под его босых ног выскакивает лисица. Тявкает и бежит прочь.
Дан: А-а, Рыжая Кумушка! Если бы я знал все, что знаешь ты, это было бы кое-что!
Юна (шепотом): Такое ощущение, что все это уже происходило раньше? Я почувствовала это, когда ты сказал "Рыжая Кумушка".
Дан: Я тоже...
Дети смотрят друг на друга.
Дан: Погоди-ка.... Что-то было связано с лисой в прошлом году. О, я чуть не поймал ее тогда!
Юна (досадливо махнув рукой): Не то! Иванов день, помнишь? "Вы отворили холмы... Увидите то, что увидите..."
Дан: Вспомнил! (Оглядывается вокруг). Холм Паука! Пак!
Юна (подпрыгивая от возбуждения): Сегодня Иванов день!
Заросли папоротника раздвигаются, из него пожевывая травинку выходит Пак.
Пак: Доброго утра. Приятная встреча! (Шутливо раскланивается).
Дети кидаются к Паку, жмет ему руку, тормошат.
Юна (радостно): Все такой же!
Пак (смеясь): Добавь, вечно! А вы выросли... (Смотрит на Дана, который сильно вытянулся). Как перезимовали?
Дан: Неплохо, только вот (показывает сандалии), нас обули!
Юна (поднимая босую ногу): Ужасно! Ты посмотри, ноги бледные, как недоваренная рыба, а пальцы стиснуты, ужас!
Пак поднимает свою коричневую, покрытую шерстью ногу, зажимает между пальцами стебелек одуванчика и срывает.
Пак: Носить обувь неприятно.
Дан (пытаясь сделать так же, как Пак, мрачно): Год назада и я так мог... Кроме того (встряживает сандалии), по горам ходить просто мученье...
Пак: Ну, все-таки, какой-то прок в обуви должен быть... Иначе люди бы не носили ее... (Подмигивая детям). Все по старому?
Юна и Дан кивают.
Пак (весело): Тогда, пошли...
Идут к воротам на дальнем склоне холма. Пак останавливается у ворот, смотрит вниз.
Пак: О, маленькие Линдены проснулись... (Показывает детям на трех ребятишек, выбежавших из дверей маленького домика в одних рубашках и прыгающих в высокой траве). Сегодня четверг?
Дан кивает.
Пак: Значит, миссис Винсей печет хлеб. В такую погоду тесто должно хорошо подниматься...
В папоротниках, в которых стоят дети, слышится и чувствуется движение, шорохи, тихие пересвисты и неясные звуки.
Юна: Прямо, как Жители Холмов. (Вопросительно смотрит на Пака).
Пак: Это птицы и дикие звери удирают обратно в лес, пока люди не проснулись.
Юна: Знаем, но ведь похоже?
Пак: Ну, нет. Жители Холмов шумели гораздо сильнее. Искали, где бы устроиться на день, как птицы ищут, где бы устроиться на ночь. Это было еще в те времена, когда Жители Холмов ходили с высоко поднятой головой. Вы и не поверите, в каких только делах я не участвовал!
Дан: Мне нравится! И это после всего, что ты рассказал нам в прошлом году?
Юна (с упреком): Только перед уходом заставил все забыть!
Пак (смеется): Я и в этом году так сделаю. Я дал вам во владение Старую Англию и отнял ваш страх и сомнение, а с памятью и воспоминаниями я поступлю вот как: спрячу, как прячут, например, удочки, чтобы не были видны другим, но чтобы самому можно было взять в любой момент. Ну что, согласны? (Хитро подмигивает детям).
Юна (улыбнувшись): А у нас есть выбор? Мы не в равных условиях... (задумчиво) А вот, если б ты захотел превратить меня в кого-нибудь, например в выдру, смог бы?
Пак: Нет, пока у тебя на плече болтаются сандалии - нет.
Юна: А я их сниму. (Бросает сандалии на землю. Дан делает также). А теперь?
Пак (стараясь не улыбаться и говорить серьезно, но вего глазах пляшут "бесенята"): Чем старше становятся люди, тем меньше они верят мне? Так? Истинная вера в чудеса никогда не требует доказательств...
Дан: Я не понимаю, сандалии тут причем? (Усаживается на ворота)
Пак (примостившись рядом): При том... В них Холодное Железо - гвозди в подметках, это все меняет.
Юна: Почему?
Пак? А тебе хочется бегать босиком целыми днями, как в прошлым летом?
Юна: Нет, пожалуй...Понимаешь, я же становлюсь взрослой..., как-то неудобно...
Дан: А как же ты говорил в прошлом голу, что не боишься Холодного Железа?
Пак: Я и не боюсь... А вот вы - другое дело... Люди подчиняются Холодному Железу. С рождения живут рядом с ним, оно есть в каждом доме. Соприкасаются с ним каждый день... Холодное Железо может возвысить человека или уничтожить его. Такова судьба всех смертных, ничего не попишешь.
Юна: Не понимаю... О чем ты говоришь?
Пак: Больно долго объяснять...
Дан: Ну, до завтрака далеко...
Юна: А мы наведались в кладовку, когда уходили. (Подмигивает Дану).
Дан достает из кармана большой кусок хлеба, Юна завернутый в кусок холста кусок сыра. Разламывают еду на три части, протягивают Паку его долю. Некоторое время энергично жуют.
Пак (он ест, как Хобден,быстро и аккуратно, не роняя крошек на землю): Хлеб пекли у маленьких Линденов. Рука миссис Винсей.
Дети смотрят на маленький домик соседей, в стеклах которого горит солнце.
Пак: Холодное Железо... Хм... Люди относятся к нему легкомысленно. Всегда так было... Вешают на дверь подкову и забывают перевернуть ее задом на перед. Потом, рано или поздно, в дом наведывается кто-нибудь из Жителей Холмов, находит грудного младенца и...
Юна (взвизгивает от возбуждения): Крадет и подкладывает другого?!
Пак (возмущенно фыркнув): Никогда! Некоторые родители совсем не заботятся о детях, а потом им кто-то виноват. А потом еще и придумывают сказки о похищенных и подброшенных детях! Будь моя воля, я посадил бы таких родителей на телегу и погонял бы их как следует по ухабам.
Юна: Но ведь сейчас так не делают...
Пак (с насмешкой) Что не делают? Не гоняют или не относятся к ребенку плохо?
Юна пожимает плечами.
Пак: Люди не меняются, от сотворения мира... Но Жители Холмов никогда не проделывали всякие штучки с подбрасыванием... Просто считали, что это не честно, а вот дать знания, как они говорили...
Голос Пака иллюстрирует картинку. В деревенский дом на цыпочках прокрадывается легка фигурка феи. Она подходит к колыбельке ребенка, который кричит в одиночестве, и начинает напевать ему в ухо что-то нежное и мелодичное. Ребенок успокаивается и смотрит на фею, та улыбается и чертит в воздухе рукой, перед ребенком возникают картины величественных замков, морских далей, вот проскакал единорог, мелькнула невиданная птица.
Голос Пака: А потом, когда ум ребенка созревает и раскрывается, как почка, он начинает вести себя не так, как все люди. Но самому человеку от этого не лучше.
Дан: Как Пчелиному мальчику?
Пак: Не совсем, но почти что так... Я бы вообще запретил трогать младенцев. Так я однажды и заявил сэру Гюону.
Дан: Кому?
Пак (удивленно): До чего люди плохо знают свою историю... Сэр Гюон из Бордо стал королем фей после Оберона. Когда-то он был храбрым рыцарем, но пропал по пути в Вавилон. Это было очень давно. Вы слышали шуточный стишок "Сколько миль до Вавилона?"
Дан: Еще бы!
Пак: Так вот, сэр Гюон был молод, когда его только сочинили. И был храбрейшим паладином Карла Великого, правда, потом случайно убил его сына, и чтобы заслужить прощение Императора отправился в Вавилон, где и познакомился с Обероном... Но вернемся к младенцам, которых якобы подменяют. После одной особенно крупной неудачи Жителей Холмов с человеческим младенцем я сказал сэру Гюону...
Пак стоит на холме Паука, раннее утро, внизу курится дым, который идет из уличного очага возле хижины Линденов. Рядом с Паком стоит высокий человек в рыцарских доспехах и плаще - это сэр Гюон - король фей. Он смотрит туда же, куда и Пак.
Сэр Гюон очень красив. У него длинные каштановые волосы, глубые глаза, правильные и строгие черты лица. По виду он молод, но глаза выдают настоящего эльфа, в них отражается прожитый возраст, который гораздо больше человеческого.
Пак (обращаясь к сэру Гюону): Если уж вам так хочется воздействовать и влиять на людей, почему бы не сделать так, как делывал Оберон?
Сэр Гюон: Ты имеешь в виду взять ребенка к нам в Холмы?
Пак: Грудного младенца... Воспитать его среди нас, вдали от Холодного Железа.Тогда его судьба в ваших руках. Обучите его и отошлите обратно к людям... Так будет лучше и нам, и ему.
Сэр Гюон поднимает голову и раскидывает руки. Над его головой взмывает радуга, которая перекидывается от холма в долину.
Сэр Гюон: Что прошло, того не воротишь! Ты же знаешь правила. Младенца надо взять так, чтобы не причинить зла ни ему самому, ни отцу, ни матери. (Расхаживает по холму, стряхивая с цветов и трав капельки росы). Он должен родиться вдали от железа, то есть в таком доме, где нет и никогда не было ни одного железного кусочка. И наконец, его надо будет держать вдали от железа до тех самых пор, пока мы не позволим ему найти свою судьбу. Все это очень не просто.
Сэр Гюон свистит, к нему подбегает оседланный конь, он вскакивает в седло, делает прощальный жест, его конь делает прыжок и переносит своего хозяина на низко висящее над холмом облако. Сэр Гюон едет по облакам, предоставив коню самому выбирать дорогу, погруженный в раздумье.
Пак (детям, которые, как обычно не замечают, что Пак перенес их в другое время и пространство, как не замечают и того, что они вернулись обратно): Я тогда подумал, что привычка глубоко раздувать из мухи слона у сэра Гюона от прошлого. Все-таки когда-то он был человеком... Но я не мог предвидеть одного обстоятельства...
Пак: Как-то раз, накануне дня Одина я оказался на рынке Льюиса, где продавали рабов, как сейчас на Робертсбриджском рынке продают свиней. Единственное различие, было в том, что свиньям вдевают кольцо в нос, а рабам надевали на шею.
Дан: Какое кольцо?
Пак: Из Холодного Железа, в четыре пальца шириной и один толщиной, похожее на кольцо для метания, но только с замком, защелкивающимся на шее. В нашей кузнице хозяева получали неплохой доход от продажи таких колец, они паковали их в дубовые опилки и рассылали по всей Старой Англии...
Рынок в Льюисе. Ряды, где торгуют людьми. Рабы стоят в загонах огороженных досками, вроде загонов для скота. Рядом стоят продавцы.
Здесь продают людей всех цветов кожи и волос, полное смешение и такое же вавилонское столпотворение. Шум, пыль, ветер разносит разноплеменную речь.
К одному из загонов подходит местный фермер. Пожилой толстяк в короткой шерстяной куртке, штанах пузырями и высоких кожанных сандалиях.Бегло осматривает рабов. останавливает свой взгляд на женщине с младенцем на руках, стоящей во втором ряду.
Женщина довольно красива, хоть уже и не очень молода, на вид ей лет тридцать: смуглокожая, с высоким лбом,длинными темными косами стянутыми назад медным кольцом. на шее у нее "ошейник" рабыни, тусклый уже потемневший от времени.
Фермер (продавцу, показывая на рабыню с младенцем): Я покупаю ее, сколько?
Продавец: Две монеты. Она не особенно молода, но вынослива.
Фермер: Хорошо. (Вынимает деньги).
Продавец открывает загон, выводит женщину и подталкивает ее к фермеру.
Фермер: Только вот ребенок ни к чему... (Рабыне). Как ты будешь перегонять скот с этой обузой на руках? (Торговцу). Снизь цену! Этак не годится, я плачу за товар, а не за трудности! Слышишь?
Продавец хочет возражать, но рабыня прерывает его.
Рабыня: Это не мой ребенок. Я взяла его у одной женщины из нашей партии, она умерла вчера. Могу отдать. (Протягивает младенца торговцу. Тот делает отрицательный жест, отталкивая сверток, который не издает ни звука).
Фермер ( с усмешкой): Гляди-ка, не хочет! Никто не хочет возиться, а я должен... Постой-ка... (Рабыне).Отнесем его в церковь. Они там сделают из него монаха, а мы пойдем домой. Божье дело! (Расплачивается с торговцем, берет рабыню за локоть и ведет из рядов).
Пак, который во время этой сцены стоял чуть позади загородки в тени навеса, пошевелился и фыркнул:
- Я тебе покажу, божье дело!
Идет вслед за фермером и рабыней.
Сумерки. Фермер крадучись входит во довр монастыря Святого Бенедикта. Оглядывается. Осторожно, стараясь не разбудить, кладет ребенка на паперть перед главным храмом,и озираясь уходит.
Пак, который следовал за фермером по пятам, дует ему вслед.
Пак (злорадно): А теперь, друг мой, попробуй за всю свою никчемную жизнь согреться хоть у одного очага!
Пак подхватывает ребенка на руки и быстро уходит.
Раннее утро. Холм Паука. Пак идет среди холмов. К нему со всех сторон спешат Жители Холмов. Впереди всех сэр Гюон. Пак поднимает сверток с младенцем, ребенок чихает и начинает пронзительно вопить. Одна из фей перехватывает ребенка у Пака и показывает всем.
Фея (восхищенно): Голосистый петушок!
Сэр Гюон (рассматривает малыша, потом кивает Паку): Ты все-таки принес дитя...
Пак: Да. И он голоден...
Феи уносят малыша внутрь холма, воркуя над ним. Недовольные вопли стихают. Пак улыбается и качает головой.
Сэр Гюон: Чей он?
Пак (пожимая плечами): Спроси об этом у Полной Луны или Утренней Звезды. Может быть, они знают... Но при лунном свете я разглядел одно: клейма на нем нет. Он родился вдали от Холодного Железа, в хижине под соломенной крышей. Кроме того, я не причинил зла ни отцу, ни матери, ни ребенку, потому что мать его, невольница, и она умерла.
Сэр Гюон: Все к лучшему, Робин, меньше будет стремиться уйти от нас. Мы предуготовим ему прекрасную судьбу, и он будет воздействовать и влиять на людей, к чему мы всегда стремились.
Из холма выходит женщина закутанная в прозрачное покрывало, обращаясь к Гюону:
- Господин мой, пойдем! Клянусь, это стоит того, чтобы посмотреть!
Сэр Гюон торопливо уходит. Пак глядит ему вслед, с усмешкой качая головой.
На холме Пака Дан и Юна внимательно слушают Пака, почти не шевелясь, так им интересно.
Пак: Я вас еще не убаюкал?
Дан (потягиваясь): Нет, просто руки затекли... А, кто была эта женщина?
Пак: Леди Эсклермонд, супруга сэра Гюона. Она раньше была обычной женщиной, пока не отправилась искать мужа и сама не стала феей... Малыш меня не особенно интересовали и я остался на холме...
Пак стоит на том же месте, где его оставил сэр Гюон. Внезапно воздух начинает вибрировать. Раздаются тяжелые удары молота. звук идет из кузницы.
Пак (про себя): Странно... для работников рановато. (Задумчиво). Так сегодня же день Тора!
Пак спускается с холма и идет к кузне.В открытые двери кузницы виден человек, кующий что-то, его мускулистая рука равномерно поднимает и опускает молот. Лица человека не видно, виден только клок рыжей бороды. Окончив ковать человек взвешивает что-то на руке, потом размахивается и бросает предмет в окно кузни. Это широкое железное кольцо, оно со свистом рассекает воздух, исчезая из виду.
Человек, даже не посмотрев куда упало кольцо, уходит вверх по склону к северным холмам.
Пак (сам себе): Тор..., ну, что же в конце концов, сегодня его день и он имеет права определить чью-то судьбу... (Взбираясь на холм Паука). Это кольцо кто-нибудь найдет, уж будьте уверены..., только вот кто? (Внезапно останавливается на середине подъема, пораженный догадкой). Нет, не может быть! (Поднимается на холм и смотрит в ту сторну, куда ушли леди Эсклермонт и сэр Гюон). Говорить им или нет? (Решительно). Нет. Храни свои тревоги про себя, если уж ты такой подозрительный... (Делает в воздухе жест, напоминающий прочерк молнии). Мы еще посмотрим...
На холм поднимается одна из фей с ребенком на руках. Тот воркует и гулькает.
Фея: Робин, посмотри, какой он славный! Посмотри! Это настоящее чудо!
Пак улыбается фее, идет ей на встречу.
Фея: Ты погуляешь с ним пока мы сделаем ему детскую, хорошо?
Пак: Можешь не сомневаться. А тебя назначили кормилицей?
Фея (радостно и гордо): Да. Сама леди Эсклермонд!
Пак (улыбаясь): Хорошо. Иди, а мы тут побеседуем пока. (Делает малышу "козу", тот смеется).
Фея улыбнувшись исчезает. Пак тихонько баюкает мальчика.
Пак (обращаясь к ребенку, который засыпает у него на руках): Ничего, малыш. Может мне просто показалось, а может тот, кто ушел, работал для своего удовольствия... Ничего... ,чтобы не ждало тебя в будущем, я буду рядом с тобой... (Напевает ребенку свои низким голосом какую-то песню и ходит с ним туда-сюда).
Холмы, встает солнце. Из глубины холмов слышны мелкие шлепки и детский голос:
- Откой! Откой! Утье узе!
Пак стоит на одном из холмов и прислушивается с улыбкой. Голос взрослого произносит заклинание, открывающее холмы. Из холма выскакивает малыш, на вид ему года два с половиной, он уверенно держится на ногах. На мальчике светлая пелеринка и кружевные панталончики. Длинные локоны разбросаны по плечам. Он крутит головой:
- Лобин, где ты?
Пак (появляясь перед малышом): Здесь...
Мальчик радостно обнимает Пака за ноги. Смотрит на него снизу вверх.
Мальчик: Пойдем, сколее, хочу в паполотники!
Пак смеется. Вдвоем с мальчиком они исчезают в зарослях трав.
Леди Эсклермонд появляется на холме. Вслед Паку и мальчику:
- Осторожнее, Робин, прошу тебя!
Голос Пака: Хорошо, хорошо, не беспокойтесь!
Мальчику лет пять. Он сидит на холме Паука в тени молодого ясеня. Мальчик бормочет под нос заклинания. К нему подлетает сойка и садится на руку, охорашивается, поводит головой. Мальчик вскакивает, сойка не улетает, только перепрыгивает ему на плечо.
Мальчик (в восторге): Робин!
Пак (появляется у мальчика за спиной): Не кричи, я здесь.
Мальчик (оборачиваясь): У меня вышло! Смотри! (Гладит сойку по глове). Я ее приманил!
Пак: Приманил, кто спорит...Только ты перепутал и позвал рыбу..., а эта прилетела к тебе потому, что они все (показывает на кролика, который совершенно незаметно вышел и сел у ног мальчика), очень тебя любят.
Мальчик стоит повесив голову.
Пак (ободряюще): Не огорчайся! Просто будь внимателен, не торопись. Давай пойдем к ручью, и попробуешь со мной позвать рыбу. Хорошо?
Мальчик поднимает голову. Подмигивает Паку.
Мальчик: Побежали? Кто быстрей!
Срывается с места, сойка вспархивает с его плеча.
Пак глядя, как он бежит с холма.
Пак (щелкает пальцами, его, как будто переносит ветер, хотя он вроде бы стоит на месте): Кто легче...
Пак стоит на холме между Даном и Юной.
Юна: Покажи, как тогда?
Пак кивает и его как будто ветром относит от Юны.
Дан (восхищенно): Здорово!
Пак (Смотрит вниз с холма): Он тоже так научился... Он был очень хороший мальчик... Потом, когда он выучил все, как положено,я стал брать его на ночные прогулки. Я, конечно, следил, чтобы мальчик не коснулся Холодного Железа... В общем-то это было не трудно, вокруг было столько интересного... И все же... сущее наказание! Никогда не забуду, как я впервые отвел его к маленьким Линденам. Это вообще была его первая ночь, проведенная рядом с человеческим жильем
Дом аленьких Линденов: деревянный дом, огороженный небольшим забором.
Маленькие окошки светятся теплыми огоньками свечей. Рядом с домом небольшой сарай с плоской крышей - пекарня. Возле дома стоят ульи. В густой траве стрекочут кузнечики. Начинается слабый моросящий дождь. Пак и мальчик стоят перед входом в дом. Мальчик, на вид ему уже лет шестнадцать, он довольно высок и широк в плечах, с наслаждением вдыхает воздух.
Мальчик: Ах, как хорошо! Пак, ты чувствуешь?
Пак: Обычные человеческие запахи. (С шумом втягивает воздух). Свечи, окорок, перья... Там набивают перину.
Мальчик (нетерпеливо делает шаг к дому): Хочу увидеть, пойдем!
Пак: Необязательно входить. Помнишь заклинание прозрачной стены?
Вместо ответа мальчик шепотом произносит несколько слов и чертит в воздухе огненный знак похожий на перечеркнутый серп. Передняя стена дома становится прозрачной. Приземистая комната. В правом углу грубый деревянный стол, на котором горят две свечи в широких оловянных подсвечниках. Мать готовит ужин, помешивает в котелке, висящем над очагом большой деревянной ложкой. Под потолком над очагом висят свиные окорока. В противоположном от очага углу три девочки под руководством отца набивают перину перьями.
Мать делает знак одной из девочек, та приносит деревянные тарелки и расставляет их на столе. Все садятся за стол. Мать разливает похлебку по тарелкам, дает всем ложки, приносит на доске порезанный каравай хлеба. Все начинают есть.
Мальчик так внимательно разглядывает картинку, что не замечает, как ближе и ближе подходит к стене дома. В конце, концов он стукается о прозрачную стену головой, стена тотчас становится самой обычной - деревянной. Пак тихонько смеется. Мальчик в досаде, что все исчезло, делает несколько резких пассов . Пак не успевает его остановить. Небо озаряется молниями, вспыхивают зарницы, прокатывается оглушительный громовой раскат.
Люди с криком высыпают во вдор, младшая из девочек переворачивает ногой улей, разбуженные пчелы набрасываются на всех, мальчик в упоении мечется среди людей, которые его не видят, Пак с трудом уволакивает его за ворота.
Пак показывает рукой в сторону домика Линденов.
Пак: Да уж, наделал он тогда переполоха! Можете представить, как сэр Хьюон и леди Эсклермонд рассердились на меня. Говорили, что мальчика мне больше доверят. Но он обращал внимание на их приказы не больше, чем на пчелиные укусы. Как только темнело, я шел на его свист, и мы отправлялись до утра бродить среди людей. Вскоре мы попали в очередную историю. (Хохочет).Ну, доложу я вам... Это случилось в Брайтлинге...
Деревенский дом, огороженный приземистым плетнем. Пак и мальчик стоят за плетнем, наблюдают. В доме шум, возбужденные голоса, крики. Из дома выбегает растрепанная женщина, она зовет на помощь. За ней выбегает мужчина с палкой в руках,женщина кидается в сторону, мужчина догоняет ее, хватает за рукав платья, бьет палкойта,женщина вопит и проклинает его.
Пак (мальчику): Вот те, с кем тебе придется жить, те к кому ты так стремишься.
Вопли женщины становятся все пронзительней, она пытается вцепиться в волосы мужчине.
Пак : Ох уж эти люди! Ну, хорошо! Сейчас я покажу этому грубияну!
Пак ничего не успевает сделать, мальчик стремительно перескакивает через плетень, подбегает к мужчине и бьет его по голове. От неожиданности мужчина роняет палку. Мальчик хватает ее и ломает о колено. Женщина набрасывается на мальчика, царапает ему лицо, треплет его, разрывая на нем куртку и вопит еще громче, чем перед тем. Мужчина не отстает от нее. Мальчик пытается обороняться, но падает на землю под двойным натиском. Пак обращается в ком огня и прокатывается по земле под ноги женщине и мужчине, те с визгом убегают в дом.
Пак принимая свой обычный вид, подбегает к мальчику, поднимает его с земли. Шитая золотом куртка мальчика висит лохмотьями, лицо исцарапано, но с разбит. Пак пытается очистить его костюм от пыли.
Мальчик (вытирая кровь с разбитого носа): Робин, я не понимаю! Ведь я же хотел ей помочь, а она набросилась на меня, как фурия!
Пак: А чего ты ждал? Что она поблагодарит тебя? Появляешься невесть откуда... Кстати, почему ты не воспользовался умением колдовать, вместо того, чтобы кидаться на человека в три раза сильнее тебя?
Мальчик (смеясь): Не догадался! Зато я так двинул его по башке! Уж это не хуже колдовства!
Пак (критически осматривая мальчика): Ну и нос! Хоть кровь вытри!
Мальчик вытирает нос рукавом куртки.
Пак: Силы благие! Да не рукавом же! (Срывает лист щавеля, подает мальчику). Представляю, что мне скажет леди Эсклермонд!
Мальчик: Какая разница!
Пак: Тебе-то понятно никакой...
Мальчик: Робин, ты сердишься?
Пак: Нет, не сержусь. Ты это ты, ничего видно не поделать! (Треплет мальчика по макушке, до которой едва дотягивается).
Пак смотрит с холма вдаль, оборачивается к Дану и Юне, которые замерли на плетне, они настолько поглощены рассказом Пака, что не замечают ничего вокруг.
Пак: Ему было все равно! Он был счастлив, как цыган, укравший лошадь! Даром, что его костюм был порван и весел на нем клочьями!
Дан: Леди Эсклермонд, конечно, рассердилась!
Пак: Еще бы. Какая мать обрадуется такому!
Пак стоит на холме между сэром Гюоном и леди Эсклермонд.
Леди Эсклермонд: Скажи, Робин, почему когда он со мной ничего подобного не случается? Почему только с тобой он ведет себя, как человек?!
Пак: А, как он должен себя вести? Вы же сами воспитываете его так, чтобы в будущем он мог воздействовать на людей. Вот он уже и начал это делать. Что ж вы меня стыдите? Он человек и тянется к людям.
Леди Эсклермонд (возмущенно всплескивая руками): Но не так же! В будущем ему предстоит делать великие дела, а не шляться по ночам и не прыгать через заборы, как цыган.
Сэр Гюон: Я тебя не виню, Робин. Я сам был человеком...Но мне кажется, что ты мог бы смотреть за ним и повнимательнее!
Пак: Шестнадцать лет я охраняю его от Холодного Железа! Вы знаете не хуже меня, что как только он прикоснется к железу, он раз и навсегда найдет свою судьбу! Что бы вы для него не мыслили! Вы мне кое-чем обязаны!
Сэр Гюон: Мы тебе благодарны... Но, Робин, ты проводишь с ним слишком много времени на своих холмах...
Пак: Что ж... Я даю вам последнюю попытку передумать...Я хозяин в своем доме и никому не обязан отчитываться, даже вам! Если бы я не любил его, то даже не стал бы вас слушать!
Леди Эсклермонд (сэру Гюону возмущенно): Ты видишь к чему это ведет? Я против!
Сэр Гюон собирается что-то ответить, но Пак перебивает его.
Пак: Хорошо! (Рассекает ладонью воздух, в воздухе остается красная полоса, которая постепенно тает). Клянусь Дубом, Ясенем и Терновником..., Молотом Тора, моими холмами, что с этой секунды и до тех пор, когда мальчик найдет свою судьбу, какой бы она ни была, вы можете вычеркнуть меня из всех своих планов и расчетов. (Щелкает пальцами и исчезает).
Сэр Гюон (растеряно): Пак! (Поворачивается к леди Эсклермонд). Никогда не надо торопиться!
Леди Эсклермонд: Не думала, что все так обернется... (Зовет в пустоту). Пак! Пак, вернись!
Юна спрыгивает с плетня подходит к Паку,заглядывает ему в лицо.
Юна: Ты сильно обиделся?
Пак ( пожимает плечами): Я исчез, как исчезает пламя свечи, когда на нее дуешь, и хотя они кричали и звали меня, я больше не показался. Но я не оставлял мальчика. Когда он узнал, что они вынудили меня сделать, то высказал им все... Может даже и наговорил лишнего..., Они, конечно, ласкали его, уговаривали..., показывали новые чудеса..., но бедное человеческое сердце! Как он, бывало, кричал и звал меня, а я не мог ни ответить, ни даже дать ему знать, что я рядом!
Юна: Ни разу, ни разу? Даже если ему было очень одиноко?
Пак качает головой.
Дан: Но, Юна, Пак ведь поклялся молотом Тора! Да?
Пак (неожиданно гулко и громко): Молотом Тора! (Своим обычным голосом). Мальчик загрустил от одиночества... Он учился как одержимый..., но я видел, как он отрывал взор от книг и устремлял его вниз, в долину, к людям. А я сидел и горевал так близко, что кролик допрыгнул до меня одним прыжком! Но он обещал леди Эсклермонд, что не пойдет к людям. Он создавал представления, образы... А что ему еще оставалось делать?
Юна: Какие еще представления?
Пак делает небрежный жест. Перед Даном и Юной скачет кавалькада всадников, которая сменяется идущими на работу крестьянами, детьми, резвящимися на лугу. Картинкт меняются быстро, как в калейдоскопе.
Пак: Ну, вот такие, к примеру. Мы называем это ребячим колдовством. Его это занимало и никому не приносило вреда, разве только пьяницам, которые засиделись в кабаке, и шли домой по темной улице... Но я-то знал, что это значит! А они не видели или не хотели замечать... Он шел след в след за сэром Хьюоном и леди Эсклермонд, не отступая в сторону ни на шаг, чтобы не угодить в борозду, проложенную Холодным Железом, или издали обходил давно посаженный ясень, потому что человек забыл возле него свой садовый нож или лопату, а в это самое время сердце его изо всех сил рвалось к людям!
Пак на некоторое время замолкает и опускает голову. Юна и Дан переглядываются.
Пак (подняв голову): Его приемные родители прочили ему великое будущее, но они боялись позволить ему испытать судьбу! Мне говорили, что их предостерегали, но они и слушать не хотели...
Ночь на холме Паука. Мальчик бродит внизу холма. Вокруг него расстилается голубоватый туман, из которого появляются неясные фигуры.Наконец пространство вокург холма наполняется визжащими и лающими охотничьими собаками, все лесные тропинки оказываются забитыми рыцарями в полном вооружении. Позади рыцарей видны грандиозные замки, спокойно и величественно поднимающиеся на арках из лунного света, и в их окнах девушки, которые машут рыцарям. Внезапно все вокруг превращается в кипящую реку, река с ревом устремляется в кромешную тьму.
Пак (он на вершине холма, мальчик не видит его): Бедняга, это все, что тебе осталось! (Задумчиво). Однако..., я и не думал, что он способен на такое.
Смотрит на мальчика, вокруг которого снова прыгает свора призрачных псов.
Медленным шагом с холма Паука спускаются двое верховых, это сэр Гюон и леди Эсклермонд.
Сэр Гюон (подняв голову и посмотрев на образы, которые стелются среди облаков): Ну, так как же? Ты все еще сомневаешься? Посмотри, это путь полководца, короля! Он воин в душе...
Леди Эсклермонд: Война, война... О чем думают мужчины? Ну, разве ты не видишь, он мечтатель... Ему нельзя становится королем, это ограничит его фантазию... Пусть будет философом, мудрецом - это его путь.
Пак (невидимый для них медленно спускается за ними): Король, философ..., слепцы! С ним уже вступил в единоборство тот, кто предсказывает судьбы! (С досадой). Да поднимите же головы!
Образы, созданные мальчиком исчезают за набежавшими облаками.
Леди Эсклермонд (подняв голову, встревоженно): С его колдовством борется чье-то чужое! Кто это? Кто смеет?
Сэр Гюон: Это точно не Пак.Хотя только он может колдовать на своих холмах, другие нет.
Пак (по-прежнему невидимый): Слепцы! Трижды слепцы! Единственный, кто может колдовать на моих холмах, кроме меня... (Встревоженно замолкает и смотрит вверх, убыстряет шаги).
Зарницы мальчика вспыхивают последний раз, охватывая все небо, и мгновенно гаснут, как будто кто-то смахнул их огромной рукой. На головы Пака, сэра Гюона и леди Эсклермонд сыплетсякрупный град. Мальчик заметив своих приемных родителей идет им на встречу, спотыкаясь в темноте.
Леди Эсклермонд (натягивает поводья, убыстряя бег лошади, мальчику): Иди сюда! Скорее!
Мальчик поднимаеттся на холм, спотыкается, чуть не падает, сам себе:
- Ой, что это?
Пак: Ах, проклятье! (Бегом устремляется к мальчику).
Сэр Гюон (встревоженно): Осторожнее! Берегись Холодного Железа!
Он и леди Эсклермонд, пускают коней в галоп. Мальчик, который остановился в темноте, судя по звуку, вытаскивает что-то из земли.
Пак появляясь рядом с сэром Гюоном и леди Эсклермонд:
- Поздно! Слишком поздно! Он коснулся его, неужели вы не чувствуете!
Леди Эсклермонд (со стоном): Он нашел свою судьбу!
Лошади замедляют бег. Мальчик, услышав голос Пака, зовет его:
- Робин, иди сюда! Я что-то нашел и не знаю что это!
Пак: Оно у тебя в руках? Предмет твердый? Длинный? Может это скипетр?
Мальчик : Не похоже... (Громко пыхтит, пытаясь вытащить что-то из земли).
Пак: У него есть рукоятка и две острые грани?
Мальчик: Нет, это не похоже на меч.
Судя по звуку, он разгребает землю, пытаясь достать предмет .
Мальчик: Это не похоже на лемех, на крюк или нож, которые я видел у людей...
Сэр Гюон (обращаясь к Паку): Судя по всему, ты знаешь, кто это положил... Иначе ты бы не спрашивал. Почему ты не сказал мне?
Пак (шепотом): Потому, что это ничего не изменило бы. Я видел кузнеца, который выковал этот предмет, чтобы мальчик нашел его...
Леди Эсклермонд: Кто это был?
Пак: Вы еще не поняли?
Леди Эсклермонд: Тор!
Сэр Гюон: Прощайте мечты! Ясно, что это не скипетр и не меч..., но может это книга ..., тоже не плохая судьба...
Леди Эсклермонд (закрыв лицо руками): Напрасные утешения! Прости меня, Робин!
Пак (с досадой): За что Вы просите прощения? Я также бессилен, как и Вы!
Мальчик (радостно): Хвала Тору! Нашел! Он круглый, у него нет конца, он из Холодного Железа, шириной в четыре пальца и толщиной в один, и тут еще какие-то руны.
Пак: Прочти, если можешь!
Мальчик: Немногие могли б предвидеть, что случится, когда дитя найдет Холодное Железо.
Из-за туч показывается луна, она ярко освещает мальчика, который надел себе на шею массивное кольцо раба, скованное Тором.
Мальчик: Его так носят?
Леди Эсклермонд с рыданием опускает голову к шее коня.
Пак: Да... (Про себя).Замок еще не защелкнут...Хотя...
Сэр Гюон (обращаясь к Паку): Какую судьбу оно несет?
Мальчик с интересом ощупывает кольцо,проводит пальцами по замку.
Сэр Гюон: Не боящийся Холодного Железа, ты должен сказать нам, научить...
Пак: Сказать я могу, а научить - нет! Это кольцо Тора означает, что отныне и впредь он должен будет жить среди людей, трудиться для них, делать им то, в чем они нуждаются, даже если сами они и не подозревают, что это будет им необходимо. Он не будет хозяином себе. Он будет получать половину того, что дает своим искусством, и давать в два раза больше, чем получит, и так до конца его дней, и если свое бремя труда он не будет нести до самого последнего дыхания, то дело всей его жизни пропадет впустую.
Леди Эсклермонд (сквозь слезы): Злой, жестокий Тор! Почему? Но он еще не защелкнул замок! (Спрыгивает с коня).Он еще может снять его! (Подбегает к мальчику, но останавливается на расстоянии шага, протягивает руки). Дитя мое,сними его! Вернись к нам!
Мальчик с минуту смотрит на нее, дотрагивается до кольца и решительно защелкивает замок.
Мальчик (смотрит на леди Эсклермонд, потом на сэра Гюона, но говорит обращаясь к Паку): Разве у меня есть выбор?
Пак: Нет, малыш!
Подходит к мальчику, тот наклоняется к Паку и обнимает его.
Пак (сэру Гюону): Скоро утро, и если вы трое хотите попрощаться, то прощайтесь сейчас, потому что с восходом солнца вы должны будете подчиниться Холодному Железу, которое вас разлучит.
Леди Эсклеромонд подходит к мальчику и обнимает его, сэр Гюон берет его за руку. они стоят, как тени, их фигуры постепенно заволакивает утренний туман, поднимающийся из долины.
Пак (вздохнув, обращается к Дану и Юне): Они плакали, до самого рассвета говорили друг другу слова прощания...
Дан: А потом?
Пак: Едва забрезжил рассвет, его судьба подчинились Холодному Железу. Мальчик отправился к людям. Однажды он встретил девушку, близкую ему по духу, и они поженились, и у них родились дети, прямо-таки "куча мала", как говорит поговорка. Может быть, в этом году вы еще встретите кого-нибудь из его потомков.
Юна: Хорошо бы! Но что же делала бедная леди Эсклермонд?
Пак: А что вообще можно сделать, когда сам Тор выбрал мальчику такую судьбу? Сэр Хьюон и леди Эсклермонд утешали себя лишь тем, что они научили мальчика, как помогать людям и влиять на них. А он действительно был мальчиком с прекрасной душой! Кстати, вам не пора завтракать... Пойдемте, я вас немного провожу.
Дан, Юна и Пак доходят до границы холмов Паука. Дан тихонько толкает Юну локтем, и она останавливается и быстро надевает одну сандалию.
Юна: А теперь, что ты будешь делать, если мы не пойдем дальше? Листьев Дуба, Ясеня и Терновника рядом нет ия стою на Холодном Железе!
Дан тем временем тоже надел вторую сандалию.
Пак (возмущенно): Что-что? Вот оно людское бесстыдство!
С раздражением обходит вокруг детей и чертит рукой круг, который опоясывает их, как ошейник Тора.
Пак: Неужели вы думаете, что, кроме горстки мертвых листьев, у меня нет другой волшебной силы? Вот что получается, если избавить вас от страха и сомнения! Ну, я вам покажу!
Пак исчезает, как пламя свечи, которую погасил порыв ветра. Дан и Юна вздрагивают и оглядываются.
Юна (с недоумением): Ну вот, так ничего и не вышло! Выдра заложила какую-то петлю, да? Поэтому мы сбились с дороги?
Дан (с недоумением разглядывая тропинку, которая ведет к дом уХобдена): Похоже... Ладно, если уж так, то хотя бы пойдем позавтракаем...
Дети спускаются к домику Хобдена, который ждет их в дверях.
Дан: Доброе утро, Мистер Хобден! Выдра обвела нас вокруг всех своих четырех лап!
Хобден: Доброе утро! Вижу, вижу, иначе вы бы не выглядели такими растерянными.
Юна: Кроме того мы чуть не наступили в папоротнике на осиное гнездо. Вы выкурите их, да?
Хобден: Для осиных гнезд еще рановато,и я не пойду туда копаться ни за какие деньги. Мисс Юна, у тебя с в ноге колючка застряла. Давайка надевай сандалию. Ты уже слишком большая, чтобы бегать босиком.
Дан (задумчиво): Да, пожалуй...
Хобден: Как хорошо, что выдра вас обманула. Фазаненок уже дожарился. Входите.
Широко открывает дверь, пропуская детей в свой домик.
Конец.
Закадровая песня
Холодное железо (Р. Киплинг, стихи в переводе Н. Хлебникова)
Серебро - служанкам, золото - для Леди,
Ратникам-служакам довольно будет меди…
- Мне ж, - Барон воскликнул, - править суждено
Железом беспристрастным. Сильнее всех оно!
Выступил он с войском против Короля.
Замок взял в осаду, присяге изменя.
- Врешь! - ворчала стража с пушкой на стене, -
Наше-то Железо твоего сильней!
Ядра косят рыцарей. Сюзерен силён!
Бунт подавлен быстро и Барон пленен.
В кандалы закован. Жив, - да что с того!?
Железо равнодушно, и - сильней его!
Был Король с ним вежлив (истый джентльмен!):
- Что, если отпущу тебя? Не ждать ли вновь измен?
Барон ответил ясно: «Не смейся, лицедей!
Железо беспристрастно. Оно сильней людей!
Прощай рабов и трусов, а, что же до меня,
Коль не пришлась корона, то шею ждет петля.
Мне разве что на чудо надеяться дано.
Железо равнодушно, и всех сильней оно!»
У Короля готов ответ (был тот ещё Король!):
«Бери вино моё и хлеб и ужинай со мной!
Во имя Девы Пресвятой я докажу тебе -
Железо в качестве ином сильнее всех людей!»
Благословя Вино и Хлеб, Король подвинул стул
И кисти рук своих на свет Барону протянул:
«Взгляни, еще кровоточат следы сквозных гвоздей, -
так мне пытались доказать, что Сталь всего сильней!
Так же равнодушно вещество Гвоздя,
Но - меняет душу, сквозь ладонь пройдя…
Я прощу измену, отпущу твой грех
Именем Железа, что сильнее всех!
Скипетр и корону мало - отобрать!
Этот груз достойно надо удержать…»
…И преклонил колена в покорности Барон:
- Железом Беспристрастным был разум помутнен,
Распятия Железом вновь прозревает он!
Эпизод VII
Нож и Меловые Холмы
Персонажи:
Дан
Юна
Пак – Веселый Робин, эльф, самый старый житель холмов Старой Англии
Мистер Дадни - фермер - овцевод - коренной житель Меловых Холмов
Человек - пастух из Меловых Холмов, Купивший Нож
Юма - жрица народа Меловых Холмов- возлюбленная Человека
Мать Человека - жрицанарода Меловых Холмов
Пастухи Меловых Холмов
Жрица Детей Ночи
Дети Ночи
Закадровая песня.
С востока на Запад (Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Южный Уильд, Меловые Холмы,
С востока на запад их знаем мы.
Бичи Хед и Уиндон Хилл -
Их навсегда Господь сотворил.
Вергина Кэберн и Хэрри Гора
Будут завтра,были вчера.
Маяк и Чанктобери гряда
Жизнь на земле наблюдали всегда,
А то, что бессоный маяк пропустил,
Все это видел Трули Хилл.
Хайден и Битнер - знали они
Коронации в Англии славные дни.
И Трейфорд, и Линч занкомы с ней
Еще до Потопа суровых денй.
В Хемпшире будет наш путь завершен,
Здесь плещется море с начала Времен.
В Уильде - край хлеба, в Холмах - край овец.
Кто родился в Сассексе, тот молодец!
Меловые Холмы - Меловые Скалы - Сассекс. Деревня продуваемая всеми ветрами. -За краем деревни море, а вокруг огромные пастбищные луга, раскинувшиеся между холмами. Зеленые волны вереска продолжают море.
Дан и Юна в сопровождении Старого Джима - черно-белой шотландской овчарки идут по лугу. Жаркий день. Примерно часов около двенадцати по полудни. Собака бежит впереди детей, останавливается возвращается к Дану и тыкает его носом в руку, в которой мальчик держит небольшой бумажный сверток.
Юна (обращаясь к собаке): Ну, нет мистер Хитрюга, так мы не договаривались! Дан не давай ему! Пусть найдет мистера Дадни, а то мы заблудимся. Вереск, вереск... (Смотрит из-под руки на волнующееся зеленое море травы). Жарко, а? (Снимает шляпу обмахивается).
Дан (чуть нагибается к собаке и треплет ее по голове): Ну, старик,давай... И сразу получишь ее . (Показывает сверток собаке).
Старый Джим зевает с привизгом и невозмутимо трусит вперед, иногда понюхивая землю.
Дан: Идешь, идешь, конца нет. (Снимает ботинки).Ох, так хоть не скользко! (Идет за собакой).
Юна: Как на море... Ой, Дан, смотри-ка (показывает вперед).
На фоне серого неба и зеленой травы вырисовывается каменный сарай, а рядом с ним видна человеческая фигура, точнее только голова в широкополой войлочной шляпе.
Собака останавливается подходит к детям и машет хвостом.
Дан (разворачивает кость, протягивает собаке): Молодец! Заслужил честно.
Пес берет кость и бежит к сараю.
Над детьми кружат чайки. От жары линия холмов и маячившая впереди голова мистера Дадни расплываются. Дан и Юна оказываются перед подковообразной ложбиной;ее склоны, как сетью,покрыты овечьими тропами. На краю склона, зажав между колен посох, сидит мистер Дадни и вяжет.
Дан: Э-гей, мистер Дадни!
Мистер Ддани поднимает голову от вязания, делает приветственный жест рукой. Дети подходят и садятся рядом с ним.
Юна: Вы представляете, Старый Джим заметил Вас раньше чем мы! А Вы говорили он старик и зрение у него некудышное!
Мистер Дадни: С чьей точки зрения, мисс Юна, с чьей точки зрения...Для собаки, да, еще пастушьей, его глаза состарились, а вот с человеческой колокольни... Он видит и чует одновременно.Он-то думает, что вы видите мою голову..., для него это обычно... Кто лучше знает землю, тот видит дальше. Жарко?
Юна: Еще как! Мы замучились пока Вас нашли...
Мистер Дадни: Садитесь рядышком. Скоро начнут расти тени, прилетит ветер, всколыхнет жару и убаюкает вас.
Дан (возмущенно): Убаюкает! Мы вовсе не хотим спать!
Мистер Дадни (с улыбкой): Еще бы... Не хотите. Вы пришли поговорить со мной, как, бывало, ваш отец. Только ему не нужна была собака.
Дан: Ну так он же был родом отсюда.
Мистер Дадни: Да...Не могу понять, зачем он отправился жить в леса, среди этих противных деревьев, когда мог остаться здесь. В деревьях проку нет. Они притягивают молнию, и когда овцы спрячутся под ними, то можно потерять их с десяток за одну грозу. Так-то... Ваш отец знал это.
Юна: Ну, мистер Дадни, деревья совсем и не противные. А дрова? Топить углем я не люблю.
Мистер Дадни: Да вы ложитесь поудобнее. Вереск, что перина... (Подмигивая Юне) Пригнись пониже и понюхай, чем пахнет земля. Ну?
Юна (ложась и проминая спиной ямку в вереске, принюхивается): Чабрецом?
Мистер Дадни: Правильно, леди. Это от него наша баранина такая вкусная, и кроме того, как говорила моя мама, чабрец может излечить все что угодно, кроме сломанной шеи или разбитого сердца.
Дети старательно принюхиваются и блаженно вытягиваются на вереске.
Мистер Дадни: У вас там ничего похожего нет. Разве жеруха так пахнет? И в подметки не идет!
Юна: Зато у нас там много ручьев, где можно плескаться, когда жарко...
Мимо носа Юны проползает желто-фиолетовая улитка. Юна осторожно касается ее пальцем.
Юна: А вот таких у нас точно нет...
Мистер Дадни (продолжая вязать): Ручьи разливаются, и тогда приходится перегонять овец на другое место, не говоря уже о том, что животные заболевают копытной гнилью. Я больше полагаюсь на пруд, наполняющийся дождевыми водами...
Голос мистера Дадни становится глуше. Воздух дрожит от жары, Приглушенный шепот моря у подножья скал сливается с шелестом травы, колышущейся от ветра, жужжанием насекомых, гулом и шорохом пасущегося внизу стада.
Мистер Дадни внимательно смотрит на Дана и Юну и перестает говорить, полностью сосредотачиваясь на своем вязании.
Тень доползает до половины склона, Дан и Юна внезапно поднимают головы и смотрят в направлении края лощины. На краю лощины сидит Пак, а рядом с ним, спиной к детям, какой-то полуголый человек. Его бедра окутывает старая баранья шкура, на ногах грубые кожанные сандалии. Человек что-то мастерит. До Дана и Юны доносится скрежещущий звук.
Пак (наклоняясь и глядя на руки человеку): Ловко! Точная форма!
Человек: Ловко! Только, что это для Зверя... Камень на него негодится! (С досадой) Ну, его! (Отбрасывает что-то в траву).
Между Даном и Юной падает красивый темно-голубой каменный наконечник для стрелы. Человек тянется за новым камнем, начинает обтачивать.
Человек (бросив обтачивать камень и глядя на Пака): Это все пустая забава! (Встряхивает головой,длинные нечесаные волосы рассыпаются по спине). Ты продолжаешь делать каменное оружие просто потому, что ты делал его всегда, но когда дойдет до схватки со Зверем, увидишь - все бесполезно!
Пак: Со Зверем давно покончено. Он ушел.
Человек: Как только появятся ягнята, он вернется . Уж я-то знаю.
Человек бьет по камню, осколки жалобно взизгнув, разлетаются в стороны.
Человек: Он не вернется. Сейчас дети могут целый день спокойно валяться на земле, и ничего с ними не случится. А тыпозови Зверя настоящим именем, тогда поверю.
Пак: Пожалуйста.
Пак вскакивает на ноги, складывает руки рупором, кричит:
- Волк! Волк!
Сухие склоны лощины отвечают эхом очень похожим на собачий лай.
Пак: Ну что? Кого-нибудь видишь или слышишь? Никто не отзывается. Серого Пастуха больше нет. Бегающий Ночью удрал. Все волки ушли.
Человек (вытирая лоб): Здорово! А кто его прогнал? Ты?
Пак: Я? Да, я-то здесь причем? Разве не ты один из них?
Человек медленно встает и распахивает свою одежду. Весь правый бок покрыт страшными белыми шрамами. Становится видно, что и руки его исполосованы такими же отметинами от плеча до кисти.
Пак: Да... Следы Зверя... Но чем ты сражался? Рукой, топором, копьем? Как предки до тебя? Подожди-ка, а это откуда?
Распахивает одежду человека глубже, касается чего-то скрытого под одеждой рукой.
Пак: Ну, покажи!
Человек медленно вытаскивает длинный, темного железа нож, величиной чуть ли не с короткий меч, и, подышав на него, протягивает рукояткой вперед Паку. Тот осторожноберет его, наклонив голову, тихонько проводит пальцем от острия к рукоятке, рассматривая так, словно перед ним часовой механизм.
Пак: Хорош!
Человек: Еще бы. Его сделали Дети Ночи.
Пак: Вижу по стали. Интересно, чего он мог тебе стоить?
Человек: Вот чего! (Человек подносит руку к щеке).
Пак (присвистнув): Клянусь Кольцами Меловых Скал! Так вот какую цену ты заплатил!
Осторожно берет человека за подбородок, поворачивает лицом к солнцу. Дан и Юна, которым все видно, так как они сидят чуть выше по склону, видят, что на месте правого глаза у человека сморщенное веко. Пак отпускает человека.
Человек (глуховато): Это было сделано ради овец, в них наша жизнь! Ты ж понимаешь, Робин, я не мог иначе!
Пак (дрожа от волнения, еле слышно вздохнув): Я слушаю.
Человек (бросает нож, тот вонзается в землю, как в масло, торжественно встает и простирает руку над долиной): Будь свидетелем, я говорю так, как все происходило. Нож и Белые Скалы, перед вами я говорю!
Дан и Юна подались вперед и замерли.
Человек говорит и двигается в такт своим словам. Он не в трансе, со стороны его движение напоминает ритуальный танец. Он то идет вперед, то отступает назад, делает резкие выпады, как будто готовясь напасть.
Человек: Я единственный сын посылающей ветры плавающим по морям, я Купивший Нож - Защита Людей - Тор, вот, как они называли меня в этой стране между Белыми Скалами и морем. (Резко ударяет себя в грудь). Но это не то..., Великие имена и песни...,человеку нужно, чтобы у его очага сидели его дети и их мать...
Садится, опускает голову на руки.
Пак: Повторяется старая история... Говори...
Человек: Я мог греться и кормиться у любого очага, но на всем свете не было никого, кто бы разжег мой собственный очаг и приготовил мне еду. Я променял все это на Волшебный Нож, который я купил для избавления своего народа от Зверя. Человек не должен подчиняться Зверю!
Между холмами позванивая глиняными бубенчиками на шеях бродят стада овец. Пастухи с копьями, как часовые стоят в разных местах долины. Внезапно серая тень появившаяся ниоткуда разгоняет одно из стад. Овцы бросаются в рассыпную, люди с криками кидают копья,
Человек (яростно): Серый Пастух! Проклятие наших мест! Он терзал страну, отрывая куски плоти... Я стал пастухом...
Собеседник Пака с копьем на перевес идет вслед за стадом зорко всматриваясь, словно прощупывая взглядом окрестности. Он заметно моложе, оба его глаза целы. Он гонит стадо к водопою. Серая тень перегораживает дорогу, появляясь будто из воздуха. Человек бросает копье, но волк уворачивается, хватает из обезумевшего стада одну овец, убегает. Человек , как безумный с голыми руками бросается на волка. Волк бросает добычу и ощерившись, медленно идет на Человека. Тот , не опуская глаз отцепляет каменный топор, висящий на поясе,и швыряет в волка, топор ударяет волка в бок, падает на землю, волк прыгает в сторону и убегает.Человек подходит к мертвой овце, поднимает ее голову. Стадо испуганно жмется по сторонам долины.
Человек: Ах ты, Зверь! Будь проклят! (В ярости). Что мы можем?! (Побирает топор, осматривает, топор треснул). Ах! Будь проклят!
Человек сидит в доме у очага, опустив голову на скрещенные руки. Волосы свешиваются ему на лицо. Рядом с ним женщина. Ее густые темные с проседью волосы собраны в высокий узел на затылке, на лбу кожаная диадема, просторная до полу холщовая рубаха расшита молниями Тора.
Человек (сквозь зубы не поднимая головы): Зверь терзает нас, как кость в зубастой пасти. Подкрадывается сзади, когда стада идут на водопой, следит за ними у прудов. Во время стрижки овец он врывается я в загоны, мы кидаем в него камнями, но, что толку! Он спокойно выбирает себе жертву, когда и где хочет! Прокрадывается по ночам в хижины и утаскивал младенцев прямо из материнских рук! Созывает своих и средь бела дня нападает на пастухов на открытых скалах!
Женщина (спокойно): Знаю.
Человек (поднимая голову и глядя на женщину): Он появился снова! Зверь! Три года его не было! Мы забыли... Стада начинали тучнеть, а пастухи перестали п оглядываться. Дети снова стали играть на открытых местах, а женщины ходить за водой поодиночке... И опять, опять... Проклятье Скал, Бегающий Ночью, Серый Пастух -Зверь, Зверь, Зверь!
Женщина: Ты говоришь так, как будто я не отсюда, не знаю, не вижу...
Человек (не слушая ее): Он смеется над нашими хрупкими стрелами и тупыми копьями. Он научился увертываться от удара каменного топора. Похоже, он даже знает, когда камень с трещиной. (Иступленно). Сколько раз, когда я опускал топор на его морду, хрясь - камень разваливается, а в руках только ручка, а его зубы уже норовят вцепиться в глотку!
Срывает одежду, его правый бок и рука в страшных багровых шрамах, судя по всему недавнего происхождения.
Женщина: Помню, ведь это я лечила тебя, когда ты приполз домой, истекающий кровью.
Человек (так, как будто он говорит сам себе): А сколько раз бывало, что из-за росы, тумана или дождя жилы, которыми мы прикручиваем наконечник копья к древку, ослабевают, несмотря на то что мы и держали их у себя под одеждой весь день, предохраняя от влаги. Хотя ты идешь один, ты так близко к дому, что решаешь остановиться и подтянуть провисшие жилы -- руками, зубами или какой-нибудь выброшенной морем деревяшкой. Ты наклоняешься -- и на тебе! Именно ради этой минуты Зверь крался за тобой по пятам с той минуты, как взошли звезды...., дальше твои овцы побегут уже без тебя.
Женщина подходит и внимательно смотрит на Человека.
Человек: Ну ладно, сражаться со Зверем - еще куда ни шло, но видеть, что он, сражаясь презирает тебя! (Внезапно, словно проснувшись обращается к женщине). Мать, что делать? Научи! Ты же Его жрица! Я хочу подчинить Зверя! Нельзя, чтобы он был сильнее нас!
Мать: На этот вопрос у меня нет ответа... Думай, ищи, ты мужчина, а я только видящая... (Выходит из дома. Человек снова опускает голову на руки и застывает у очага).
Пруды, вырытые для водопоя овец, рядом со скалами. Часть прудов - каменные ниши выдолбленные в скалах. Вокруг прудов заросли орешника. Далеко за прудами начинаются деревья, которые переходят в густой лес. За кустами стоит высокая темноволосая девушка. Ее волосы собраны в такой же высокий узел, как у матери Человека, на люу кожанная диадема, она в рубахе с вышитыми молниями Тора. Она тоже жрица. Человек гонит свое стадо на водопой. Овцы начинают пить. Человек не видит девушку. Она подходит сзади и обнимает его за плечи.
Девушка: Я ждала тебя.
Человек (разворачивает девушку к себе лицом, целует): Юма!
Юма: Мать сказала, что ты хочешь победить Зверя, это так?
Человек: Да! Я сделаю это! И ты будешь гордиться мной!
Юма: Я не хочу! Я боюсь за тебя!
Человек: Глупенькая! Я мужчина! Тебе нечего бояться, я сильнее!
Юма: Ты..., ты единственное, что у меня есть! Я боюсь, что Зверь одолеет...
Человек: Нет! Не бойся! Верь! (Заглядывает ей в глаза). Ты веришь?
Юма (посмотрев ему в глаза): Да! (Целует его). Но прошу,будь осторожен! Ради меня!
Человек (прижимает Юму к себе): Да, да!
Юма (отстраняясь): Куда ты погонишь их сегодня? (Показывает на овец).
Человек: К лесу, там трава сочнее. Пусть нагуляют жирку.
Юма (с гордостью): Ты один из пастухов не боишься деревьев!
Человек: Я им не доверяю, я не люблю лес, но не боюсь...
Юма: Прощай, мне пора.
Человек: Я приду сегодня ночью к твоему дому. Ты выйдешь?
Юма: Да. До встречи.
Юма уходит. Человек смотрит ей вслед. Потом издает гортанный выкрик, собирает стадо и гонит его к лесу.
Человек пасет стадо. Овцы двигаются ближе и ближе к границе леса. Человек идет за ними. Он оказывается у самой кромки леса. По лесу, преследуемый волком бежит человек. Он одет в короткую кожаную накидку и штаны, доходящие до колен. На ногах деревянные сандалии,закрепленные до середины ноги кожаными ремнями.
Внезапно человек останавливается, разворачиваетсялицом к волку, и, когда волк прыгает, выхватывает короткий широкий нож, вонзая его в брюхо волку, проворачивает и отскакивает в сторону от падающей туши. Плюнув на волка, медленно уходит в глубь леса.
Человек подбегает к убитому волку и осматривает его. От груди добрюха волка тянется, глубокая кровавая рана, рассекшая тело почти на две равные половины.
Человек (выпрямляясь): Здорово! Теперь я знаю, что мне нудно!
Дом жрицы - матери Человека. Мать сидит у очага на каменном сиденье со спинкой. Человек стоит перед ней.
Человек: Мать, это сделал один из них, один из Детей Ночи, там в лесу. Нож вошел в Зверя, как в сыр! Он убил его! Убил! И я хочу, чтобы Серый Пастух боялся! Я пойду к Детям Ночи, попрошу Нож!
Мать ( в ужасе): Ты знаешь кто они? Они - волшебники! Боги не доверяют им, хотя они молятся нашим Богам, но боги их не любят, из-за деревьев! Боги не любят деревьев! Они бьют их молниями!
Человек: Мне все равно! Я не говорю сейчас о Любви Богов!
Мать: Ты знаешь, что делают Дети Ночи с пришельцами?! Когда к ним попадает какой-нибудь человек, они вкладывают в него чужую душу, заставляют говорить чужие слова, бегущие как вода.
Человек: Голос сердца зовет меня на север, в лес! Я знаю, что там спасение от Зверя. Нужно только решиться!
Мать: То, что ты видел в лесу...
Человек: То, что я видел - моя печаль!
Мать: Новое всегда печально! (Решительно). Хорошо! Садись на мое место возле очага, где я говорю с духами. Сиди и слушай! Я ухожу, когда кончишь, позови меня.
Мать встает и уходит из дома. Человек садиться на ее место. Опускает голову на грудь,закрывает глаза. Сначала тишина в доме становится давящей,звенящей. Потом возникает какофония звуков: шум ветра, шум моря, шелест листвы, потом возникают голоса.
Первый голос (мужской): Попроси волшебный Нож у Детей Ночи. Недостойно человеку подчиняться Зверю.
Второй голос (женский, похожий на голос Юмы): Если ты пойдешь, Дети Ночи изменят твою душу. Ешь и спи здесь.
Первый голос: Попроси нож. Ты должен послушаться своего сердца! Попроси, тебе не откажут.
Второй голос: Плата может быть слишком высока! Ты готов к этому? Ты потеряешь все, что любишь! Тебе придется оставить себя, такого себя, которого ты знал здесь! Останься! Это твой очаг!
Первый голос: Попроси нож!
Человек (решительно встает, властно): Мать!
Мать появляется в дверях дома.
Человек: Я пойду к Ним. Я попрошу Нож! Я решил! Я не знаю только, каким я вернусь...
Мать: Ну, что ж... Вернешься ли ты живым или мертвым, в прежнем образе или нет - я останусь твоей матерью. Никаким волшебством нельзя изменить сердце матери! Иди!
Отходит с дороги, Человек уходит не оборачиваясь.
Ночь, дом Юмы. Человек подходит к дому, тихо свистит.
Юма (появляясь на пороге): Это ты?
Человек: Подойди ко мне.
Юма подходит обнимает человека и смотрит ему в глаза.
Человек: Я иду к Ним.
Юма (с ужасом): Они..., они не отпустят тебя! Ты не должен! Ты погибнешь!
Человек : Юма! Ты ведь тоже жрица! Мы молимся одним Богам!
Юма (беспомощно): Не ходи! Здесь твой дом и очаг!
Человек (задумчиво): Один из них говорил мне тоже...
Юма (сразу поняв о чем он говорит):Ты говорил с духами!? Мать разрешила тебе?!
Человек: Да. И мужчина сказал - иди!
Юма (опуская руки): Хорошо! Иди, я буду верна! Я дождусь!
Человек целует Юму и уходит.
Опушка леса. Человек входит под тень деревьев, останавливается, ложиться на траву. Потом решительно встает и идет дальше. Лес становится все гуще, человек снова останавливается.
Человек: Боюсь, боюсь деревьев, боюсь духов леса... Нет, я не этого боюсь, я боюсь оставить себя здесь...
Начинает двигаться дальше. Его походка становится легкой,скользящей, словно он привык к деревьям , к лесу с детства, он начинает смеяться, потом поет на чужом языке. Юноша, который идет по лесу это уже не тот человек, который недавно был на опушке леса.
На встречу ему из чащи начинают двигаться неясные фигуры - Дети Ночи. Вокруг поднимается туман, подсвеченный красным. Дети Ночи ведут человека в глубь леса. Они выкапывают из земли камни и бросают их в огонь. Из руды, которая тает в огне, кузнецы выковывают молотами фигуры, среди, которых узнаваема форма ножа. Остальные, сцепившись в хоровод, танцуют вокруг кузнецов и поют. Человек танцует вместе со всеми.
Внезапно он вырывается из круга, отбегает назад, падает на колени, кричит:
- Нет, не надо так шуметь! Голова, слова..., это не я говорю! Голова раскалывается!
Бросается на землю и плачет, Дети Ночи танцуют вокруг него, отбивая ногами ритм, Человек зажимает уши руками, катается по земле в кругу танцующих.
Дети Ночи поднимают Человека на руки и относят его в хижину, кладут на ложе из травы, разжигают в хижине очаг, потом брызгают на камни очага водой, пар заполняет хижину, сквозь него виден только Человек,лежащий на ложе, он мечется, потом засыпает.
Утро. Человек выходит из хижины, садится у входа. Дети Ночи подходят к нему, впереди всех жрица - женщина лет пятидесяти, высокая, стройная, темные с проседью волосы связаны в высокий узел, длинная одежда из звериных шкур укутывает фигуру. Жрица Детей Ночи чем-то напоминает мать Человека.
Жрица: Я не спрашиваю зачем ты пришел, что ты можешь дать нам, если мы научим тебя, как сделать нож?
Человек (спокойно, ничуть не удивляясь, что жрица говорит на его родном языке): Все, что сможем..., молоко, шерсть, мясо. Мы положим все под деревьями, а твои дети пусть оставят нам ножи...
Жрица: Ради кого ты пришел?
Человек: Ради людей, ради моего племени. Овцы как люди. Если Зверь убьет овец, мы погибнем. Я хочу получить нож, чтобы получить власть над Зверем...
Жрица переводит Детям Ночи слова Человека. Мужчины одобрительно кивают, вперед выступает старуха, она что-то говорит жрице и показывает рукой вверх. Жрица кивает, обращается к Человеку.
Жрица: Мы не знаем позволит ли нам наш Бог торговать с товим народом. Нам надо спросить его.
Человек: Разве у нас не один Бог? ... Но спрашивай, я подожду.
Жрица кивает. Уходит. Люди стоят вокруг Человека молчаливые,неподвижные. Человек устало закрывает глаза. Жрица быстро возвращается.
Жрица: Ему нужно доказательство.
Человек: Что?
Жрица: Он хочет доказательства, что твои слова правдивы.Он говорит, что, если ты пришел ради своего народа, то отдашь ему правый глаз. Так хочет Он. Мы здесь нипричем.
Человек: Другого пути нет...
Жрица: Нет... Хочешь, можешь уйти, но без ножа.
Человек: Легче было бы знать, что я должен умереть...
Жрица: Умереть всегда легче... Бог знал это... Мой нож уже готов.
Резко выбрасывает руку вперед, в руке зажат нож с широким лезвием.
Человек (медленно встает, подходит к жрице): Я тоже. (Опускается перед ней на колени, подняв голову).
Жрица выкалывает Человеку правый глаз, он падает к ее ногам. Дети Ночи подхватывают его и уносят в хижину.
Пастбище, среди скал, где начался разговор Человека и Пака. Человек сидит вполоборота к Паку. Дети видят его обезображенное лицо с пустыми веками правого газа.
Пак: Что было потом?
Человек: Она выколола мне глаз. Это работа не для простого человека..., но она была жрицей, как моя мать... Пока я выздоравливал Дети Ночи заботились обо мне... Одним глазом видишь вещи совсем не так, как двумя. Попробуй...
Дан прикрывает глаз рукой, пробует дотянуться до каменного наконечника, который так и лежит между ним и Юной и промахивается.
Дан (тихо Юне): А ведь и правда, расстояния кажутся другими..
Человек (посмеиваясь, обращается к Паку, который тоже прикрыл один глаз рукой): Не проверяй... У меня и сейчас нет полной уверенности,когда я хочу нанести удар... Дети Ночи говорили, что я - сын Тора, который положил правую руку в пасть Зверя, но они сдержали обещание: показали мне, как расплавлять красные камни, научили, как отлить нож, научили песням, которые поют, когда делают ножи. Я смеялся, когда шел домой и думал о том, как удивится Зверь...
Человек выходит из леса, направляется к Меловым Холмам. Дорогу ему заступает крупный волк. Он идет неторопливо, слегка опустив голову и не спуская глаз с Человека. Волк делает короткую пробежку, приближаясь к человеку на расстояние почти вытянутой руки, припадает к земле и резко прыгает . Человек резко выбрасывает руку с ножом, волк напарывается на нож,замирая в полете. Человек резко нагибается, чтобы не рухнуть под тяжестью зверя,затем выпрямляется, вынимая нож из туши Зверя.
Человек (обращаясь к мертвому волку,лежащему у его ног): Теперь ты понял?! (Отталкивает тушу ногой с дороги, идет дальше).
Пруды для водопоя овец. Юма, стоя на коленях, пытается распутать веревку на шее жертвенного ягненка. Человек подходит к ней сзади, одним движением руки, в которой зажат нож, он рассекает веревку и шею ягненка. Юма спускает кровь ягненка в вырытую яму в земле. Поднимает глаза на Человека.
Юма: Ты вернулся? Как ты это сделал?
Человек молча показывает девушке окровавленный нож. Юма смотрит на него. Потом касается лица Человека, там, где был его правый глаз.
Юма: Это труд посильный лишь Богу!
Человек смеется, хочет обнять Юму, но она вырывается и убегает.
Дом матери человека. Мать стоит у очага на коленях, расправляет на полу овечью шкуру, которую собирается разрезать каменным резаком. Человек входит.
Человек: Мать,я вернулся!
Мать стоит к нему спиной,пытаясь разрезать шкуру. Резак соскакивает.
Мать: Слышу, сынок... Сейчас...
Человек подходит сзади к матери, наклоняется над ее плечом, разрезает шкуру на две равные половинки. Шкура распадается. Мать не поднимая глаза на Человека, рассматривает нож, который зажат в его руке.
Мать: Ты получил то, что хотел...
Встает медленно поворачивается к сыну. Смотрит на него.
Мать: Ты стал другим...
Человек: Нет, остался тем же..., но Зверь! Видела бы ты изумление в его глазах, когда я вонзил нож в его голотку!
Мать: Это труд посильный лишь Богу!
Человек (смеется, целует мать): Глупости! Не повторяй их... Пойду к пастухам... Теперь я дам им то, чего они ждали.
Целует мать, которая неподвижно стоит у очага, уходит.
Пастбище. Пастухи с копьями наблюдают за стадом зорко вглядываясь в окрестности.
Человек: Э-гей, я вернулся! (Поднимает нож. Лучи солнца играют на лезвии).
Пастухи бросаются к нему и застывают в нескольких шагах.
Первый пастух: Ты... Этого не может быть! (завороженно смотрит на нож в руке Человека).
Человек (смеясь): Почему? Разве ты не видишь? (Подбрасывает нож и ловит его).
Второй пастух: Где ты взял его?
Человек: У Детей Ночи. Зверю конец! Я убил одного из них... Завтра я поведу вас в лес и каждый из вас получит нож... (С наслаждением вдыхает воздух). Как хорошо снова почувчтвовать родные запахи. Давайте веселиться!
Первый пастух: Есть хочешь?
Человек (смеясь): Как Зверь!
Третий пастух: Сейчас.
Выбирает овцу из стада. Ставит ее отдельно, так чтобы удобно было заколоть копьем. Овца испуганно белеет. Стадо тревожно шарахается.
Человек: Не надо. Не пугай остальных. Теперь это просто.
Молниеносно перерезает овце горло. Спускает кровь. Снимает шкуру. Свежует тушу.
Человек (пастухам): Не стойте, как вкопанные. Разводите огонь. (Смеясь). Да не смотрите вы так! Я научу вас, как им работать. (Кивает на нож). Это легко. Рука сама идет за ним.Надо только слушать его... (Продолжает разделывать тушу).
Пастухи начинают собирать плавник, расчищают месть для костра. Они ошарашены, делают все машинально. Жарят мясо. Первому подносят кусок Человеку. Тот с наслаждением ест,пьет молоко, вдыхает воздух полной грудью.
Человек (откидываясь на руки): В лесу так не пахнет. Запах соли, моря, овец, травы... Что лучше этого?
Первый пастух: Ты устал?
Человек: Да, признаться.
Второй пастух: Ты будешь с нами до утра?
Человек: Да. Я скучал без вас.
Третий пастух протягивает ему плащ из овечьей шкуры. Человек благодарно кивает ему, заворачивается в плащ, растягивается у потухающего костра.
Человек (засыпая): Дом есть дом. Его ничто не заменит...
Первый пстух (обращаясь к остальным): Что они с ним сделали?
Второй пастух: Они ничего. Это сделал он сам...
Третий пастух: Неужели...
Четвертый пастух: Это труд посильный только Богу.
Второй пастух: Неужели он сын Тора?
Третий пастух: Его мать жрица, ты забыл?
Медленно спускаются сумерки. К костру пастухов подходит Юма. Пастухи расступаются перед ней. Юма минуту смотрит на спящего Человека, потом уходит, не произнеся ни слова.
Утро. Пастухи вместе с Человеком идут к лесу. Дети Ночи стоят за деревьями на опушке леса. Пастухи кладут на траву овечьи шкуры, мясо, творог. Дети Ночи осматривают все, что принесли пастухи. Кладут на траву ножи и исчезают за деревьям, забрав с собой все принесенное на обмен.
Пастухи берут ножи. Осматривают их. Рассекают ими воздух. Подбрасывают, ловят, срезают кору с деревьев. На их лицах торжество. Человек наблюдает за ними с улыбкой. так смотрят на шалящих детей. Из-за дерева выходит жрица Детей Ночи. подходит к человеку.
Жрица: Ты доволен?
Человек кивает.
Жрица: Вы получили то, что ты так страстно желал. Что теперь?
Человек: Теперь? (Помедлив). Не знаю... они счастливы, но их сердца закрыты для меня. Раньше я читал их, как движения стада, а теперь...
Жрица: Это потому, что у тебя только один глаз. Приди ко мне и я буду твоими обоими глазами.
Человек (кивает на пастухов): А, кто научит их пользоваться ножом, как ты меня?
Жрица: Все, что ты совершил,было не ради них (кивает на пастухов), а ради женщины.
Человек: так почему ты приняла мою жертву?
Жрица: Не я, Он.
Человек: Не важно... Он, ты, разве ты не его врата? Ты злишься? Почему?
Жрица: Можно обмануть Бога, но не женщину... И я не злюсь... Мне жаль тебя. Подожди немного, и ты увидишь все сам... (Кивает Человеку, скрывается за деревьями).
Человек (поворачиваясь к пастухам): Ну, вы довольны? Теперь понимаете?
Первый пастух: Да! Даже звук другой. (Резко рассекает ножом воздух). Топор звучит глухо...
Второй пастух (обращаясь к Человеку): Брат мой, этот труд посилен лишь Богу!
Человек: Вы сговорились?
Вождь пастухов (снимает с шеи янтарное ожерелье, подходит к Человеку): Возьми, ты должен его носить, а не я.
Человек (отстраняясь): Нет! Пусть каждый останется не своем месте...
Третий пастух: Я же говорил, он не примет дар!
Человек: Ладно, хватит о дарах и Богах. Пошли!
Пастухи и Человек идут к прудам. Навстречу им выскакивает волк. Один из пастухов бросает в него нож. Нож ранит волка в лапу. Волк прихрамывая пытается убежать, пастухи догоняют и приканчивают его.
Первый пастух: Ага, Серый! Теперь ты понял, кто твой хозяин!
Пастухи издают боевой клич, поднимая ножи кверху. Один из них запевает песню Тора. Человек запевает вместе со всеми.
Вождь пастухов: Это твоя песня, о Купивший Нож! Мы сами споем ее Тор!
Человек останавливается от неожиданности, как будто налетел на стену. Пастухи с почтением обходят его, стараясь не наступить на его тень.
Человек (один): Тор... Они сравнивают меня с ним... Этого еще не доставало!
Догоняет пастухов, те почтительно расступаются.
Человек: Вы ополоумели? Почему вы это делаете?
Вождь пастухов: О Купивший Нож, ты должен...
Человек ( в ярости): Прекрати! (Успокаиваясь усилием воли). Хорошо! Вы перестанете ломать эту комедию, когда увидите, как со мной поступят моя мать и моя возлюбленная... (Решительно). Идем к прудам!
Пруды для водопоя овец. Вокруг большая толпа людей. Большая часть племени здесь. Пастухи потрясая ножами выходят вперед. Люди издают дружный вопль, который гремит в скалах:
- О-ие!
Вождь пастухов: Вы видите это?! Мы получили ножи! Теперь женщины могут ходить без опаски за водой, а дети валятся на траве и играть, где вздумается! Овцы - наша жизнь, отныне они под нашей защитой. Зверь понял! Зверь уйдет!
Толпа издает единодушный вздох облегчения.
Вождь пастухов: Этим мы обязаны Купившему Нож! Отныне и навсегда! (Указывает рукой на Человека, который стоит в некотором отдалении от толпы).
Из толпы жриц выходит женщина - это Юма. Она подходит к Человеку, делает ритуальный жест, поднимая вверх руки с раскрытыми ладонями, прикасаясь ко лбу тыльной стороной руки.
Человек (тихо): Юма, ты не узнаешь меня?! Что ты? Это я! (Отчаяно). Ты обещала дождаться меня!
Вождь пастухов: Купивший Нож хочет узнать жрица готова ли ты принять его дар?
Юма: Да. Я жду.
Человек протягивает Юме свой нож. Юма вонзает нож в землю у своих ног, склоняется над рукояткой ножа,беззвучно повторяет молитву об оружии, вынимает нож из земли, возвращает его Человеку.
Человек берет нож, разворачивается и уходит в сторону домов. В толпе ропот.
Вождь пастухов: Люди, Тор с нами! Хвала Тору Купившему Нож!
Толпа отвечает восторженным ревом.
Человек входит в хом матери. Мать сидит у очага. Она оборачивается, встает и делает ритуальный жест, становится пред человеком на колени.
Человек (в бешенстве): Ты рехнулась, мать! Что ты делаешь! (Кидается к матери, поднимает ее с колен, встряхивает). Ты ослепла или тронулась умом, как все они!
Мать: Только Бог смеет так вести себя со жрицей... Обычный смертный испугается кары Богов!
Человек: Может бешеный Зверь покусал все племя в мое отсутствие? А? Один говорит от моего имени с младшей жрицей, как будто передает ей волю Бога в Иванов день, другая падает на колени перед сыном, которого родила, у этого самого очага! (Смеется, обхватывая себя руками за плечи.Человека сотрясает дрожь, но он продолжает смеяться).
Голос из-за двери: Тор!
Человек (прекратив смех): Что?
Мать: Тебя зовут!
Человек оборачивается. На пороге дома стоит Второй пастух - молодой парень - ровесник Человека.Рядом с ним Юма.
Второй пастух (держа ладони развернув их тыльной частью ко лбу, опустив глаза): Как велит закон предков, я прошу у тебя разрешения взять эту женщину в жены...
Человек (он говорит глухо, с трудом, как сквозь туман): Ты знаешь обычай,она должна подтвердить твою просьбу...
Юма (глядя в глаза Человеку): Подтверждаю Тор! Клянусь, что буду ему верной подругой, клянусь, что его очаг не потухнет, а семя не иссякнет!
Человек: Я даю согласие! Пусть будет по-вашему!
Юма и Второй пастух протягивают друг другу руки, Человек соединяет их пальцы. Юма и Второй пастух выходят взявшись за руки.
Человек (поворачиваясь к матери): Скажи, а Бог может умереть? (Медленно оседает на пол).
Мать (кидаясь, подхватывая его): Сынок, что с тобой!
Человек неподвижно лежит в объятьях матери, она баюкает его, как маленького ребенка.
Мать: Будешь ли ты живым или мертвым, в прежнем образе или нет -- я останусь твоей матерью.
Человек (хрипло): Лучшие слова за весь день...
Человек высвобождается из рук матери,подбрасывает в очаг дров, закрывает дверь. Мать садится на свой стул, Человек опускается перед ней и кладет ей голову на колени.
Человек: А, что мне делать с ними, с теми, кто зовет меня Тором?
Мать (взохнув): Тот, кто совершил то, что доступно Богу, должен вести себя, как Бог... Другого выхода нет... Они будут приходить к тебе, как овцы и ты не в праве прогнать их!
Человек: Это тяжело..., я не смогу...
Мать: Потом будет легче... Со временем ты не захочешь променять это ни на одну девушку...
Человек: Мне ни это нужно! Я отдал бы еще один глаз за малыша, который раздувал бы угли в моем очаге !
Мать: Никто, никогда не получает все, что хочет! Только то, что может...Будь мудрым сын!
Пастбище среди скал. Человек сидит в той же позе, чуть склонившись к земле. Дети смотрят на него, Пак сидит рядом и покачивает головой.
Пак: Что же?
Человек (резко встает, выхватывает нож из земли): Разве я мог поступить иначе? Я - Купивший Нож!
Пак (медленно поднимаясь и глядя вдаль): История старая, как мир... Я слышал ее не только в Меловых Холмах, но и там, где растут Терновник, Дуб и Ясень!
Полуденная тень , дошла до Дана и Юны, лежащих на траве. Ветер шевелит траву. ветер. Звонкий лай Молодого Джима эхом раскатывается в ложбине. Дан и Юна вскакивают, оглядываясь вокруг. Стадо подходит ближе. Мистер Дадни складывает вязание в сумку.
Мистер Дадни: Проснулись? Вы таки порядочно поспали... Я же говорил... Пора ужинать.
Дан (нагибаясь, шаря в траве): Ой, смотрите, что я нашел...
В руках Дана выточенный из голубоватого песчаника наконечник для стрелы,блестящий, новенький,будто только что выточенный.
Мистер Дадни: Да..., кто лучше знает землю, тот видит больше. Я часто такие нахожу. Некоторые говорят, что их сделали феи, глупости, их делали такие же люди, как вы и я, только много лет тому назад. Говорят, если хранить такие предметы, они приносят счастье...
Дан прячет наконечник в карман.Мистер Дадни одобрительно улыбается.
Мистер Дадни: Ну, а теперь ответь-те ка, могли бы вы так соснуть в вашем лесу?
Юна: В лесу не до сна...Деревья не дают уснуть...
Мистер Дадни: ну, и какой от них тогда прок? С тем же успехом можно просидеть день напролет в сарае! (Оборачиваясь к собаке). Гони их, Джим! К дому.
Вечереет, холмы покрывают тени, низкое солнце слепит глаза. Трое людей и собака идут к дому среди Меловых Холмов, которые ловят их тени, которые растут, как фигуры великанов.
Конец.
Закадровая песня.
Песня пастухов ( Р. Киплинг, стихи в переводе Г. Усовой)
Мы боялись Зверя, мы бежали от него,
Грозный рык его услышав вдали.
Ведь нельзя, чтобы Зверь был хозяином всего.
Но кремневым копьем - что мы могли?
Зверь смеялся над нашим топором, над копьем,
Только нагло прищуривал глаз.
Но теперь ты, Зверь, от нас не уйдешь: вот он, нож,
Вот тот, кто добыл его для нас!
Расступись - ив траве не задень его тень,
Обрати к нему робкий взор.
Вот он, добывший нам нож, - узнаешь?
Вот он, наш великий бог Тор!
Top задумал нам всем принести торжество,
Ведь от Зверя нашим людям - беда.
Ведь нельзя, чтобы Зверь был хозяином всего, -
К Детям Ночи пошел он тогда.
Был волшебный железный их нож так хорош -
Он стоял, в восхищенье дрожа,
И услышал: "Ты отдай нам сейчас правый глаз -
Такова цена Ножа!"
Там, где мертвые спят под холмом вечным сном,
Доброй вестью их сон потревожь, -
Он для нас великий бог Тор с этих пор,
Он купил нам Железный Нож!
Наших женщин и детей отпускать погулять
Не боимся среди Скал Меловых.
Мы спокойны за наших овец наконец,
Пусть пасутся средь трав луговых.
Мы спокойно едим наш обед, страха нет,
А потом вздремнем среди скал:
Ведь умчался Вечерний Пастух во весь дух,
Ведь Бегущий в Ночи убежал!
Ведь ножа убоялся всерьез Лютый Пес,
Дьявол в Сумерках убежал!
Расступись - и в траве не задень его тень,
Обрати к нему робкий взор.
Вот он, Добывший нам Нож, - узнаешь?
Вот он, наш великий бог Тор!
Эпизод VIII
Доктор медицины
Персонажи:
Дан
Юна
Пак – Веселый Робин, эльф, самый старый житель холмов Старой Англии
Ник Калпепер - доктор медицины, астролог, врач отряда кавалерии армии Парламента
Джек Маржет - деревенский священник
Мэри - его жена
Полковник Брегг - полковник пехотного арьергарда королевской армии
Медицинская сестра из деревни, где живут Дан и Юна
Жители деревни, где пасторствует Джек Маржет
Солдаты королевской армии
Закадровая песня.
Песня Астролога (Р. Киплинг, стихи в переводе Н. Ермильченко)
В полночные светы
Вглядись же хоть раз
Сверкают Планеты,
Хранящие нас.
Неужто с врагами
Нам не совладать,
Коль с нами - над нами! -
Небесная рать.
Все наши желанья,
И думы, и сны
Огнём Мирозданья
Меж звёзд зажжены.
И дух наш, и тело,
И образ, и путь
От тех же пределов
Наследуют суть.
Кто волей свободной
Спесивился всласть,
Звезды Путеводной
Не чувствовал Власть,
Звезды Недвижимой
Не понял Закон,
Свободою мнимой
Навек ослеплён.
Содвинутся горы -
Знай - это Земля,
Из общего хора
Владыке внемля,
Его Приближенье
Услышит опять
И дрожь восхищенья
Не сможет унять.
Подымутся воды,
Прихлынут ручьи,
Стремя на свободу
Потоки свои -
Бороться напрасно,
Преграды им нет,
Их ярость подвластна
Лишь ходу Планет.
Из хаоса нитей
Над бездной времён
В цепочку событий
Наш жребий вплетён,
И нить его Пряха
Так держит в горсти,
Чтоб ношу без страха
Ты мог пронести.
Сомненья терзают -
Ты помни одно:
Лишь Тот отнимает,
Кем было дано,
Кто, голос твой слыша,
Всему судит срок
И Милостью свыше
Подводит итог!
Так будь же смелее -
Предвечный с тобой!
Гляди веселее
И весело пой:
Неужто с врагами
Нам не совладать,
Коль с нами - над нами! -
Небесная рать.
Вечер. Ранние осенние сумерки. Дан и Юна играют в саду у дома в прятки. У Дана и Юны велосипедные фонакрики. Свой Дан повесил на ветку яблони, которая растет у цветочеой клубы, а сам присел за куст крыжовника и напряженно следит за Юной, которая судя по метнувшемуся по саду лучу ее фонарика, она спрятала под плащ.
Сзади Дана раздается негромкое покашливание. Дан встает из-за куста.
Дан (Юне): Ой, это, наверное, наш садовник...
Юна (вглядываясь в сумерки за спиной Дана): Мистер Фрейби, не беспокойтесь, мы не помнем цветы, честное слово!
Дан снимает свой фонарик с ветки яблони. Дети направляют лучи фонариков туда, откуда доносится кашель. В освещенном кругу стоит человек в остроконечной шляпе, черной мантии, из-под края которой видны длинные тощие ноги в темных чулках и башмаках с железными пряжками.
Человек: Юные друзья мои, а не слишком ли вы легкомысленны, позволяя осенниму туману, влиять на ваши головы. Вечерняя сырость весьма влияет на накопление черной флегмы в лобных пазухах черепа. Гм... Я бы советовал вам, как придете домой, растереть головы теплой фланелью и...
Дан (недоуменно): Простите, сэр? О чем вы говорите?
Юна: Дан, о простуде...
Из-за дерева выходит Пак и подходит к человеку.
Дан (обрадовано): Пак! Ой, как хорошо, что ты пришел!
Пак (с улыбкой): Еще бы!
Юна (обращаясь к человеку): А Вы сами сэр немного простужены, да?
Человек: Дитя, ежели небесам угодно поразить меня немощью...
Пак (перебивая человека): Ой, Ник, ну, брось ты... Юна говорит от чистого сердца! Брось ты свои многозначительные кашли и похмыкивания. Это все оставь для глупцов. Обидно, когда такой человек, как ты, прибегает ко всяким уловкам, чтобы ему верили... (Поворачивается к Дану и Юне). Кстати, я имею честь рекомендовать вам...
Человек: Дело в том, люди добрые (пожимает плечами), что толпа невежд не любит прадвы без прикрас. Поэтому мы, философы и врачеватели, вынуждены использовать разные уловки, чтобы заставить себя слушать...
Пак (Дану): Ну, что ты об этом думаешь?
Дан: Я пока не очень-то понимаю, похоже на школьные уроки...
Пак (задумчиво): Что ж, Ник Калпепер не самый худший из учителей... Кстати,дан, а где бы нам устроиться с удобством?
Дан: Можно на сеновале, рядом со стариком Мидденборо. Он не будет возражать...
Ник Калпепер (рассматривая какие-то растения у себя под ногами): Что? Мистер Мдденборо нуждается в моих скромных услугах, да?
Пак (посмеиваясь): Нет, слава богу. Он всего лишь пони, чуть разумнее осла, сейчас увидишь..., пошли.
Их тени прыгают и скользят по стволам яблонь. Они выходят из сада, минуя курятник, в котором сонно квохчут куры,загон для свиней, из загона доносится тихое повизгивание, возня и сопенье, подходят к сеновалу с сараем. В отворенные двери сарая виден стоящий в нем толстенький темный пони. У входа в сарай лежит плоский камень с желобком - поилка для цыплят. Дети ставят на камень зажженные фонарики. Лучи фонариков освещают морду пони, два темных глаза, челку.Мистер Калпепер нагибается, чтобы не стукнуться о перекладину ворот сеновала.
Дан (распахивая ворота сеновала, подходя к куче сена): Ложитесь осторожнее. В сене полно веток и колючек.
Пак: Лезь, лезь! (Оборачиваясь к Нику Калпеперу). Сдается мне Ник, ты и не в таких местах бывал, и куда грязнее видел... Ах, да,давайте не терять связь со звездами. (Толкает дверь ногой,дверь распахивается, Пак показывает рукой на небо, усыпанное звездами). Вон видишь? Планеты! ты ведь с их помощью колдуешь... А, что твоя мудрость говорит о вон той блуждающей зеленой звезде, что видна сквозь яблоневые ветки?
Вниз по тропинке, кто-то ведет велосипед, слышен шелест шин по дорожке, позванивает звоночек, свет фонарика прыгает то по земле и кустам, то ударяет в небо. Дан, видя этот свет, подмигивает Юне.
Ник Калпепер (подавшись вперед): Это? Похоже на фермерский фонарь...
Пак: Да, нет же! ( С едва заметной насмешкой). Это необычайно яркая звезда из созвездия Девы, клонящаяся в сторону Водолея, который недавно был поражен Близнецами. Да, Юна?
Юна: Нет. Это медсестра из нашей деревни. Она едет на мельницу навестить недавно родившихся двойняшек. (Юна приподнимается на сене и кричит). Сестра-а! Когда можно будет пойти посмотреть двойняшек Морриса? И как там они?
Женский голос: Может в это воскресенье. У них все хорошо!
Слышно, что медсестра садится на велосипед. Звоночек звонит приветственно два раза. Шелест шин удаляется.
Юна: Ее дядя - ветеринарный врач в Бенбери, если вы ночью позвоните к ним в дверь, звонок звенит не внизу, как обычно, а около ее кровати. Она сразу вскакивает - а на каминной решетке всегда стоят наготове сухие ботинки - и едет туда, где ее ждут. Мы иногда помогаем ей переводить велосипед через ямы. Почти все младенцы, за которыми она следит, выглядят отлично. Она нам сама говорила.
Ник Калпепер: Тогда я не сомневаюсь, что она читает мои книги... (Про себя, поэтично и задумчиво) Близнецы на мельнице! "И изрек он: станьте людьми, сыны человеческие".
Юна: Вы доктор или пастор?
Пак от смеха зарывается в сено и взбрыкивает ногами.
Ник Калпепер: И доктор и астролог, дитя. Я одинаково смыслю в лекарственных травах и читаю по звездам...
Дан: Ну и ну!
Ник Калпепер: Да, дети мои... Вы удивлены? Солнце, Луна и пять планет, называемых Юпитер, Марс, Меркурий, Сатурн и Венера, правят всем и всеми на Земле. Эти планеты живут в созвездиях. (Чертит пальцем в воздухе). Некоторые из них - и переходят из созвездия в созвездие, как шашки переходят с клетки на клетку. Так, любя и ненавидя друг друга, они вечно движутся по небу. Если знать их симпатии и антипатии,можно заставить их вылечить больного, навредить врагу, или сделать так, чтобы тайное стало явным...
Дан: Вы так говорите о планетах, как будто они Ваша собственность, или давние противники...
Ник Калпепер: И то, и другое отчасти, гм...
Дан И Юна по шею зарываются в сено и сквозь открытую дверь смотрят на небо. От долгого смотрения им кажется, что они летят в небо, поднимаются к звездам.
Под брюхом Мидденборо пробегает крыса, пони бьет копытом о настил и недовольно ржет.
Дан (кидает пони охапку сена): Мид терпеть не может крыс. Интересно, почему?
Ник Калпепер: Лошадь, будучи животным воинским принадлежит красной планете Марсу - богу войны. Марс - красный, Луна - белая, Марс - горячий, Луна - холодная, и так далее. Между ними возникает антипатия, или, как вы ее называете, ненависть. Она передается всем существам, находящимся под покровительством той или иной планеты. Отсюда, друзья мои, следует, что лошадь бьет копытом у себя в стойле, что вы видели и слышали сами, под влиянием той же силы, которая приводит в движение светила на вечно неизменном лике небес! Гм-гм!
Пак жует какой-то листик. Его Плечи трясуться от смеха.
Ник Калпепер (серьезно): Я спас жизнь людям, и немалому числу всего лишь тем, что вовремя подметил связь между столь ничтожной тварью, как крыса, и этим столь же высоким, сколь и грозным серпом над нами.
Рука Калпепера вычерчивает полумесяц на фоне неба.
Ник Калпепер (мрачно): Но кое-кто этого так и не понял...
Пак: Конечно... Повидавший жизнь дурак - это дурак из дураков.
Ник Калпепер закутываестя в плащ и замолкает.
Пак (детям шепотом): Не торопите его, Ник разворачивается медленно, точно буксир с баржой.
Ник Калпепер (неожиданно резко и громко): Ну что ж! Я докажу вам...
Когда я был врачом в кавалерийском отряде и сражался с королем, или, точнее, с неким Карлом Стюартом, при Оксфордшире, а учился я в Кембридже, чума в окрестностях косила всех подряд. Я видел ее под самым боком. Так что тот, кто говорит, будто в чуме я ничего не смыслю, тот абсолютно далек от истины.
Пак (торжественно): Мы признаем твои заслуги..., но к чему этот разговор о чуме в такую прелестную ночь?
Ник Калпепер: Чтобы подтвердить мои слова. Чума в Оксфордшире, дорогие мои, распространялась по каналам и рекам, то есть была гнилой по своей природе, она была излечима только одним способом - пациента надо было опустить в холодную воду и затем оставить лежать в мокрой одежде. По крайней мере, именно таким способом я вылечил несколько человек. Заметьте это. Это связано с тем, что случится дальше.
Пак (полунасмешливо-полусерьезно): Заметь и ты, Ник, перед тобой не твои коллеги медики, а всего лишь мальчик и девочка, да еще я, бедный Робин. Поэтому не мудри.
Ник Калпепер (смущенно): Ну, да... Если попроще и попорядку, меня ранили в грудь солдаты короля. Я собирал буковину на ручье...
Пак: Прости, Ник, но кой черт тебя понес в расположение королдевских войск? А?
Ник Калпепер смущенно вздергивает плечами, его плащ на мгновение закрывает вход на сеновал становится темно.
Раненного Калпепера волокут к палатке полковника в лагере королевских войск. Солдаты короля в светлых мундирах, с белыми шарфами и коротких кирасах. На Нике Калпепере его обычная докторская одежда -короткий кафтан, штаны ниже колена, островерхая шляпа. Единственное, что выделяет его принадлежность к армии Парламента красный шарф повязаный вокруг талии и виднеющийся из-под плаща.
Над палаткой полковника развивается флаг с королевским гербом Стюартов - желтым щитом с сине-белой шахматной полоской.
Полковник Брэгг - средних лет мужчина с седой головой, длинными висячими усами. На полковнике светлый мундир с аксельбантами на шее белый шарф. Сапоги спущены до колен, что позволяет видеть грязные чулки, которые торчат из-под затертых и потемневших светлых штанов.
Полковник Брэгг (грубо солдатам): Что за падаль вы притащили? Кто это? Шпион?
Солдаты растерянно мнутся.
Полковник Брэгг: Долго я буду любоваться на эту падаль?
Ник Калпепер (с трудом выпрямляясь): Я врач. Врач кавалерийского отряда "железнобоких". А Вы, любезный, как я понимаю, командуете этими людьми? (Полковник делает яростное движение в сторону Калпепера). Так вот, в Вашем лагере возмутительная грязь! А всего в десяти милях от вас чума! Вы хотите, чтобы и Ваши солдаты заболели?
Полковник Брэгг: Что?! Что за чушь городит эта обезьяна?!
Ник Калпепер (слегка повисая на руках солдат, ему трудно стоять, но говорит он четко, хотя и тихо): Обезьяна! Эта обезьяна, да будет Вам известно, спасла от чумы десяток человек в Оксфордшире! (Повисает на руках солдат совершенно обессилев).
Полковник Брэгг (топая ногами на солдат): Идиоты! Он подыхает! Волоките эту чумную падаль в сарай на краю поля! Живо! Пока в лагере никто не заболел! Бросьте его там и приприте дверь!
Солдаты испуганно таращат глаза, поспешно тащат Ника Калпепера к сараю, открывают дверь, бросают его внутрь, убегают в сторону лагеря.
Ник Калпепер приоткрывает дверь сеновала, смотрит на звезды. Дети с любопытством и сочувствием глядят на Ника. Пак присвистнув трогает Ника Калпепера за плечо.
Пак: И что было дальше?
Ник Калпепер (поворачиваясь к Паку): Один из полковых священников ночью пролез ко мне и сделал перевязку.
Пак: Жак Таташом?
Ник Калпепер: Нет, Джек Маржет..., он был родом из наших мест..., из Сассекса
Пак: Кто? Этот коротышка-весельчак? Заика Джек из Нью-Колледжа?! Ангелы Господни, а его-то каким ветром занесло в Оксофорд?
Ник Калпепер: Его погубила ложная надежда. Он приехал в Сассекс, надеясь, что после того, как король усмирит бунтовщиков, так они называли нас - армию Парламента, он сделает его епископом.
Пак возмущенно крутит головой и насмешливо фыркает.
Ник Калпепер: Erare gumanum est. Приход Джека собрал для короля изрядную сумму. В долг, конечно. Но ни денег, ни епископства... Когда мы встретились, Джек уже был сыт по горло королевским гостеприимством и только и думал, как бы вернуться к своей жене и малышам...
Пак: Правильнее было бы не ходить в Оксфорд... Но, давай, давай, рассказывай...
Ник Калпепер: Когда я выздоровел, "любезный" полковник вышвырнул нас из лагеря. Он прямо трясся от ярости, я же предсказал ему удар от аппоплексии, он каждый вечер выпивал не менее пинты портвейна...
Пак (сквозь зубы): Еще бы, заметь Ник, на те деньги, которые собрал дурачина-Джек!
Ник Калпепер: Полковник сказал, что мы заразные... Король получил деньги, точнее, их часть..., кроме того, меня терпеть не мог их полковой доктор. Я не мог спокойно смотреть, как он калечит солдат... На прощанье Брэгг обозвал нас чумной заразой, полуумными прохвостами (вспоминая, морщит лоб) и еще как-то...
Пак (подпрыгивая в сене, гневно): Он обозвал тебя полоумным?! Во истину вовремя пришел Оливер очистить эту землю! Ну, и как же вы с честным Джеком действовали?
Джек Маржет в длинном одеянии священника и Ник Калпепер в своем неизменном черном плаще, под которым кожаный военный камзол и островерхой шляпе бредут по дороге. Джек слегка поддерживает Ника. Пейзаж вокруг совершенно безрадостный, унылые серые поля под моросящим дождем, разъезженные дороги, еще дымящие брошенные костры, виселицы по обочинам. Джек спорит с Ником, жестикулируя, размахивая руками, заикаясь
Джек Маржет: А я говорю тебе, Ник, Святая Церковь отрицает астрологию! Это неправильно! Так нельзя!
Ник Калпепер (посмеиваясь): Джек, дорогой, не уподобляйся невеждам! Что может быть предосудительного в том, что я собираю травы и лечу людей сообразуясь с Аристотелевыми истинами и учением Гиппократа?
Джек Маржет (важно): Они язычники...
Ник Калпепр: И, что с того...
Джек Маржет (краснея и заикаясь): К-к-как это ч-ч-что?! Ты спятил, Ник? Учение Святой Церкви г-гласит, ч-ч-что С-сатана и язычник мазаны одним м-м-миром!
Ник Калпепер: если я вылечу сто человек от чумы или оспы, если я не дам твоим детям умереть, не все тебе равно с помощью чего я их вылечил? Тем более, что твоя драгоценная Церковь, признает Аристотеля, да будет тебе известно! Не глупи, Джек!
Джек мрачно молчит и вздыхает.
Джек Маржет (мрачно): Уайлтшир, Беркшир и Гэмпшир поражены чумой... Я с ума схожу, когда думаю, что чума может начаться в нашей деревне...
Джек и Ник продолжают идти.
Голос Ника Калпепра: Мы были вынуждены держаться вместе. Я хотел идти к своему дому в Лондоне, а он к своему приходу в Сассексе. Я просто не мог оставить его одного. Он ведь не оставил меня, когда я был в беде. Так что я не мог не помочь ему, к тому же рядом с приходом Джека, в деревне Грейт Уигсел, жил мой двоюродный брат. Так мы и отправились из Оксфорда снамерением не встревать больше ни в какие войны. Наконец, мы добрались до прихода Джека. Был вечер, и шел проливной дождь.
Дождь бьет косыми струями. Ник и Джек с мешками на головах доходят до развилки дороги, сквозь струи дождя смутно видны очертания домов. Четко видна только колокольня.
Джек Маржет: Вот колокольня моей церкви (показывает рукой). Слава Богу, я дома. Послушай, может переночуешь? Ну, куда ты пойдешь на ночь глядя, да, еще мокрый. У меня не дворец, конечно, но жена будет рада. Оставайся, а утром найдешь брата...
Ник Калпепер: Нет, Джек. до Уигела рукой подать, а у тебя трое ребятишек, жена не видела тебя шесть месяцев..., пойду, я...
Джек Маржет: Ну, что ж..., (протягивает Нику руку, делает несколько шагов вперед к нему, спотыкается обо что-то), тьфу! Вот..., что это?
Наклоняется вперед, чуть сбоку от дороги лежит человек, лицом вниз, голова его покоится на камне, который лежит на боковой дороге, ведущей в деревню. Джек присаживается над человеком, Ник подходит и наклоняется над ним.
Джек Маржет: Это мой прихожанин! Нет, ты посмотри на него! (Встает и возмущенно хлопает себя руками по бедрам. Обращаясь к Калпеперу). Ник, это Хебден! (Возмущенно жестикулируя). Он пьян, как эль! Клянусь! Это я виноват! Я бросил свою паству на растерзание дьяволу! Он в рот никогда не брал!
Наклоняется к человеку, трясет его за плечо.
Джек Маржет: Хорн, вставай, слышишь?! Немедленно! Ты насмерть простудишься! (Про себя). Ах, я дурак!
Ник Калпепер (внимательно глядя на лежащего человека, отстраняет руку Джека): Ты тут не причем, и он не пьян!
Джек (возмущенно): Да что ты мне говоришь?! Хорни! Ну, поднимайся!
Переворачивает человека, у него на лице четко видны темные пятна, как будто его измазали углем. Под ним в луже блестит монета, а в руке зажата какая-то бумага, уже размокшая и смявшаяся.
Ник Калпепер (тихо): Джек, это чума! Ты не видишь? Твой прихожанин не пьян, он умер! Они уже выставили чумной камень!
Толкает ногой камень на котором лежала голова человека. В ложбинку этого плоского, как корыто камня, уже налилась дождевая вода.
Джек Маржет минуту стоит растерянный.
Джек Маржет (поднимая руки над головой, вопит): О, дети мои, о жена моя!
Как безумный Джек бежит по дороге к деревне. Ник кидается за ним.
По стенам сеновала начинает стучать легкий дождик. Ник Калпепер припирает ворота сеновала и присаживается рядом с Даном, глядя в землю.
Дан: А, что такое чумной камень?
Ник Калпепер (поднимая на него глаза): Чумной камень? Когда в деревне начинается чума, соседи закрывают все ведущие в нее дороги, а ее жители выставляют на них или камень с выемкой сверху, или кастрюлю, или сковородку, чтобы люди из пораженной деревни, если хотят купить какие-нибудь продукты, могли бы положить в них деньги, перечень того, что им нужно, и уйти. Потом приходят те, кто готов продукты продать, - чего не сделаешь ради денег! - берут деньги и оставляют столько товару, сколько, по их мнению, на эти деньги полагается... Четырехпенсовик, который валялся в луже возле бедняги Хорни, и был платой..., а в руках у него был список покупок
Джек Маржет и Ник Калпепер бегут по дороге в деревню.Из-за сарая выглядывает какая-то женщина.
Женщина (обращаясь к Нику и Джеку): Люди, бегите отсюда! В деревне чума!
Джек Маржет: (подбегая к женщине): Любовь моя, мне ли идти отсюда!
Женщина с плачем бросается на грудь Джеку.
Джек Маржет: Благодарю тебя, Господи! Ник, это моя Мэри!
Ник Калпепер (женщине): Много ли в деревне больных?
Мэри: Не знаю, сэр. Пятерых уже схоронили. Старый Гойли - лавочник, говорят, на ладан дышит...
Джек Маржет: А дети, Мэри?
Мэри: Все живы, Джек... (обращаясь к Нику). Сэр, Вам лучше уйти отсюда!
Джек Маржет: Ник, дружище, она права, уходи, если не хочешь заразиться. Я, конечно, не хотел оказывать тебе такой прием, но это лучшее, что я могу тебе предложить... (Хочет говорить еще, но Калпепер перебивает его).
Ник Калпепер: Ну уж нет! Накажи меня Господь, если я покину вас теперь! Избавление от болезни не только в руках господних, но и в моих отчасти! Я остаюсь!
Мэри: Сэр, неужели Вы врач? (Калпепер кивает). У нас здесь нет ни одного!
Ник Калпепер: Ну, тогда я обязан остаться и трудом доказать свое звание.
Джек Маржет: Ну-ну, Ник..., а я ведь думал, что ты всего на всего свихнутый проповедник круглоголовых...
Джек Маржет начинает смеяться, глядя на него смеется Мэри и Ник. Все еще смеясь они идут по дороге в деревню, исчезая среди домов и сумерек
Дождь прекращается, на небе снова сияют звезды. Ник Калпепер кивает Дану.
Ник Калпепер: Именно так я и остался у Джека.
Пак (зашевилившись): А почему же ты не ушел к брату? Ведь Грейт Уигсел был всего в семи милях?
Ник Калпепер (пожимая плечами): В Грейт Уигселе не было чумы, а в деревне Джека была... Какой же я врач, если видя больных, не приступаю к лечению...
Юна: А, как звали детей Джека?
Ник Калпепер: Элизабет, Элисон, Стивен и младенец Чарльз. Я сначала их почти не видел: мы с их отцом жили отдельно - в сарае для телег. Мать мы с трудом уговорили остаться в доме, с детьми. Она и так намучилась.
Пак: И, что же ты делал? С чего начал?
Ник Калпепер: С чего? С наблюдений...
Деревня под проливным дождем, серый туманный день. Дома покрытые соломой, где-то деревянные гонтовые крыши, это дома позажиточнее. Ник Калпепер идет по деревенской улице, разглядывая дома, засматривая в окна, такое впечатление, что он ищет какой-то дом и не находит его. Если ему встречаются на деревенской улице человек, он заговаривает с ним.
Голос Ника Калпепера: Я обратил внимание жителей на то, что чума особенно свирепствовала на северной стороне улиц. Там не хватало солнечного света, который сам по себе обладает огромной живительной силой...
Ник в лавке, где продают овес, рассматривает полы, как будто хочет чинить огромные дыры, прогрызенные крысами.
Голос Ника Калпепера: Большой очаг чумы образовался вокруг лавки, где продавали овес для лошадей, другой, еще больший, на обеих мельницах у реки. Понемногу чума поразила еще несколько мест, но в кузнице, заметьте, ее не было и следа. Заметьте также, что все кузницы принадлежат Марсу, точно так же, как все лавки, торгующие зерном, мясом или вином, признают своей госпожой Венеру. В кузнице на Мандей-лейн чумы не было.
Дан (пораженный): Мандей-лейн? Ты говоришь о нашей деревне? Я так и подумал, когда ты упомянул про две мельницы! А где тот чумной камень? Я хотел бы на него посмотреть.
Пак (Дану): Смотри. (Показывает рукой на камень-поилку для цыплят, на котором лежат их велосипедные фонарики).
Дан (Юне): Этот!
Дети во все глаза таращаться на камень.
Ник Калпепер: Он самый... Но я тсал в тупик, клянусь... Оксфордширская чума была сырой. Там полно всяких рек и речушек и я лечил людей, погружая их в воду... А тут... Наша же чума, хотя, конечно, у воды и она сильно свирепствовала, а на обеих мельницах убила всех до единого, не могла быть побеждена таким способом...
Пак (строго): Что же вы делали с больными?
Ник Калпепер: Пытались уговорить тех, кто жил на северной стороне , полежать немного в открытом поле. Но там, мертвые ничему не учили живых! Оставшиеся наотрез отказывались покидать свой дом, боясь, как бы его не обчистили воры. Не дай бог добро останется без присмотра! Джек просто из себя выходил, говоря, что сребролюбие грех, а толку... (Безнадежно машет рукой).
Пак: Вечная история! Я видел такое не раз и не два... А как чувствовали себя больные в полях?
Ник Калпепер: Они тоже умирали, но не так часто, как те, что сидели дома. Умирали от безнадежности и уныния. Но я все-таки помогал Джеку выводить их на свет...
Ник и Джек Маржет уводят людей из домов. Джек жестикулирует и кричит.
Джек Маржет: Люди, Вы безумны! Молитесь! Молитесь обращаясь к небу! Устроим молебен в поле! Он услышит нас и избавит от чумы!
Начинает петь псалом. Люди неуверенно подхватывают. Идут за Джеком вереницей, головы опущены, в позах и походках видна неуверенность,женщины плачут и ведут за руки детей. Процессия двигается к полю за деревней. Джек поет и идет впереди. Ник один стоит посреди улицы, потом решительно заходит в дом, из которого только что ушли люди.
Голос Ника Калпепера: Я , наконец, сделал то, что должен был сделать намного раньше: я отбросил все свои предположения и догадки, выбрал по астрологическому календарю благоприятствующий час, натянул на голову плащ, прикрыл им лицо и вошел в один из покинутых домов, полный решимости дождаться, когда звезды подскажут мне разгадку.
Ник лезет на чердак и смотрит в слуховое окно, потом глядит вниз. В это время к слуховому окну пробирается старая облезлая крыса и садится в нескольких сантиметрах от Ника.
Ник (глядя на крысу): Ну, попрождение Луны, что скажешь? (Выглядывает в окно).
На небе неподвижно висит Луна, ее диск то и дело загораживают набегающие облака. Крыса ползет по полу, совершенно не обращая внимания на Ника, вытягивается и издыхает, ее труп хорошо виден в лунном луче, лежащем на полу.
Ник Калпепер(еще раз высовывается в окно, потом смотрит на крысу): Ага, твоя покровительница направилась к Сатурну... Ну, да, как же..., он ведь на ее стороне холодный и ненавидящий тепло..., Ну, ну...
Появляется еще одна крыса, подползает к первой и издыхает, появляется третья крыса и также подыхает рядом с двумя первыми.
Ник Калпепер: Так... Гм..., трое..., (подходит поближе к крысам, разглядывает их) странно, ведь Луна покровительствует этим тварям... Почему же они издохли... Луна, Сатурн, влияние Луны без сомнения усилено... Кто-то на нашей стороне... (Снова высовывается в окно. Некоторое время всматривается в ночное небо. С необыкновенным воодушевлением). Ах, я простофиля! Марс! Ну, конечно! (Вылезает через чердачное окно на крышу. Смотрит на небо. В вышине мерцает далекая красная точка - это планета Марс. Ник простирает руку к небу). Приветствую тебя, Владыка! (Кланяется). Благодарю за совет! Конечно, лунные твари и все порождения бледного света боятся твоего огненного меча!
По улице кто-то идет, тень человека видна на дороге. Ник делает резкое движение, из-под его ног на землю падает черепица.
Джек Маржет (задирая голову, печально): Ей, сторож, что происходит?
Ник Калпепер (воодушевленно): Радуйся, Джек! Сдается мне, кое-кто уже спешит нам на помощь, а я , как дурак забыл про него этим летом!
Джек Маржет (уныло): Так помолись ему, я тоже забросил его этим летом...
Ник Калпепер: Ты уже искупил свою вину заботой о больных Джек, но я говорю не о Боге, а о ком-то другом!
Джек Маржет (со вздохом): Опять ты за свои ереси? Молись... (Собирается идти дальше).
Ник Калпепер: Подожди, я сейчас спущусь к тебе!
Джек стоит на улице, уныло глядя в землю. Ник подходит к нему, ударяет рукой по плечу.
Ник Калпепер: Огонь жизни слабее всего горит в человеке именно в этот час ночи. Мужайся Джек! (Вынимает из-под плаща флягу, наливает Джеку в крышку жидкость). Как врач, настоятельно советую выпить...
Джек равнодушно проглатывает жидкость. Секунду он стоит неподвижно, выпучив глаза. Потом кашляет. Ник с улыбкой смотрит на него.
Ник Калпепер: А теперь, пойдем к нашим больным!
Берет Джека за плечо. Они уходят.
Луна начертила на полу сеновала квадраты. Пак выходит в один из них и обращается к Нику.
Пак: Что ты ему налил?
Ник Калпепер: Некоей водицы. Я частенько наблюдал полный упадок духа у связенников или у очень веселых людей в трудных обстоятельствах. Джек нуждался в поддержке...
Пак: Так чего ты ему налил?
Ник Калпепер: Ничего особенного... Смесь очищенного белого бренди с камфарой, кардамоном, имбирем, перцем двух сортов и анисовым семенем.
Пак (насмешливо): Водица!
Ник Калпепер: Я пошел на мельницу, чтобы подтвердить свои изыскания, когда я пришел в поле Джек молился...
Пак: По старому? Но ведь Кромвель строго запретил это?!
Ник Калпепер: Да, конечно...
Пак: Так почему ты не сказал об этом? Тебе бы следовало рассказать этл своему брату, который жил в соседней деревне, Джека бы оштрафовали, а тебе перепала бы половина вознаграждения... Ты забыл свой долг, Ник?
Ник Калпепер (смеясь, его смех напоминает ржание лошади,дети от неожиданности вздрагивают): Мы не боялись людского суда в те дни!
Дан: Нет, я все-таки не понимаю, почему же сдохли крысы?
Ник Калпепер: Все просто, мальчик... Когда я бродил по опустевшей мельнице... Луна, как раз спешила на подмогу Сатурну, а Марс уже уходил за горизонт... И в тот момент, когда он уже готов был скрыться, я заметил, что у него над головой что-то блеснуло и занялось огнем - может быть, это была какая-либо яркая звезда, может быть - всплеск пара, - но казалось, будто он обнажил меч и размахивает им.Теперь-то мне стало понятно все!
Юна: Я совсем запуталась, Луна, Сатурн, Марс..., крысы-то здесь присем?
Ник Калпепер: Дитя, я говорю о том, что Марс хоть понемногу, но показывался на небе каждой ночью на протяжении всех двенадцати месяцев. Его горячее и очистительное влияние, соперничающее с тлетворным влиянием Луны, привело к уничтожению тех трех крыс прямо под носом у меня и у их покровительницы Луны.
Дан: Хочешь сказать, что Марс убил крыс потому, что ненавидел Луну?
Ник Калпепер (торжествующе): Конечно, это же ясно как день! Почему в кузнице на Мандейлейн чума не возникла? Все кузницы принадлежат Марсу, а уж он не мог уронить свое достоинство, позволив прятаться там тварям, которые подчиняются Луне. Нетрудно было догадаться, какое значение имела звезда, вспыхнувшая над Марсом, когда он собирался скрыться. Она словно призывала людей: "Уничтожайте и сжигайте крыс - тварей Луны, ибо именно в них скрыт корень всех ваших бед. "
Юна: Неужели Марс действительно так и сказал?
Ник Калпепер: Если еще не больше, но только не все имеющие услышали его. Короче, Марс подсказал мне, что чума переносится тварями Луны. Именно Луна, покровительница всего темного и дурного, и была всему виной. И уже своим собственным скудным умом я додумался, что именно я, Ник Калпепер, несу ответственность за жизнь людей этой деревни, что на моей стороне божий промысел и что я не могу терять ни секунды.
Пак (иронично): И что же ты сделал узрев волю небес?
Ник Калпепер: Я помчался на поле, где лежали больные, и попал к ним как раз в то время, когда они молились.
Люди стоят на поле на коленях. Джек Маржет поет псалом. Лицо его поднятое к небу блестит от пота , он бледен. Вокруг плачут женщины, хнычут дети.
Ник Калпепер: Эврика! Эврика! Нашел! Нашел! (Бросает под ноги Джеку дохлую крысу). Вот наш настоящий враг. Звезды открыли мне его
.
Джек Маржет: Мы молимся, не мешай...
Ник Калпепер: Время разбрасывать камни кончилось, Джек! Хочешь помочь людям - уничтожай крыс!
Джек Маржет: Ты спятил, Ник? (Заламывает руки и громко взывает к Богу).
Из-под ног Джека Маржета поднимается человек это деревенский дубильщик Том Коккер.
Том Коккер: А я готов делать, что угодно, умереть, утопиться, сойти с ума, убивать крыс, чем лежать здесь и до одурения молиться!
Женщина встает рядом с Коккером.
Женщина: Правильно, Том. Хватит валяться и вопить в небо! Давайте что-то делать!
Голоса со всех сторон:
- Хватит! Тоска смертная!
- Джек, на Бога надейся, сам не плошай!
- Ник врач, он знает, что говорит!
Джек Маржет (сильно заикаясь от волнения): Го-го-го-споди!
Человек в толпе: О, Джек загоготал!
Общий смех.
Джек Маржет (истерически): Прости им, они не ведают, что творят! Пошли мне недостойному смерть, но спаси их!
Люди замолкают, на лицах снова появляется унынье.
Ник Калпепер (решительно и сурово): Джек! (Маржет замолкает). Хватит! ты плохой пастырь! Если тебе и суждено умереть до восхода солнца, то хоть умри за делом, не заметишь, и по крайней мере перестанешь бояться!
Джек открыв рот смотрит на Ника. Люди начинают посмеиваться.
Ник Калпепер: Я всем говорю, хотите выжить: берите дубье и бейте крысье!
Джек Маржет: Бери дубье и бей крысье,бери дубье ибей крысье...
Джек повторяет эту фразу совершенно бессмысленно, все начинают смеяться, люди поднимаются с колен и подходят к Нику, начинается общий, какой-то судорожный смех....
Дан удивленно смотрит на Ника Калпепера, который повторяет, как автомат:
- Берите дубье и бейте крысье...
Пак: Ну, понятно, у всех начался..., как ты говорил Ник?
Ник Калпепер: Приступ истерии. Но они разогрели свою кровь... Всему на свете есть свое время, и врач должен помнить об этом, ибо в противном случае... гм-гм... все лечение пойдет насмарку. В общем, если быть кратким, я убедил их всех, и больных, и здоровых, наброситься в деревне на крыс, на все их поголовье, от мала до велика.
Деревенские улицы приобразились. Пустынные прежде они запружены людьми, вооруженными палками, бочками, шестами, какими-то самодельными железными приспособлениями в виде клешней с острыми зубцами.
Ник Калпепер стоит посреди толпы и дает всем четкие указания. Люди расходятся в дома. Тотчас же в домах раздаются азартные голоса, выкрики, люди бегают по улицам за серыми тенями. То там то зедесь слышны возбужденные возгласы:
- Лови, лови..., куда, упустишь!
- Ага, попалась, серая!
- Так еще одна!
- Вот вы где, а ну-ка, пожалуйте сюда!
- Стой, отродье хвостатое!
-Тащите их на площадь, там костер!
Голос Ника Калпепера: Охота на крыс продолжалась дней десять и пошла на пользу всем. Держу пари, как бы человеку ни было горестно, он не станет и копаться в собственных мыслях во время вылавливания крыс из-под стога.
Дан и Юна, которые смотрят в рот Нику смеются.
Голос Калпепера озвучивает беготню толпы по улицам деревни:
- Яростное преследование и уничтожение крыс вызвало обильную испарину, люди изошли потом, а с ним вышла наружу и черная желчь - главная причина недуга.
Огромный костер на деревенской улице. Люди подходят с разных сторон и бросают в огонь свою добычу- связки убитых крыс. Ник ходит вокруг костра и брызгает его какой-то жидкостью, от которой пламя окрашивается в желтовато-зеленый цвет.
Голос Ника Калпепера: Когда мы мы собрались вместе сжигать на костре убитых крыс, я обрызгал серой вязанки хвороста, да, и просто подбавил серыы в костер. В результате все мы хорошенько окурились серным дымом и тем самым продезинфицировались. Мне бы ни за что не удалось заставить их согласиться на такую процедуру, если бы я действовал просто как врач, а так они восприняли окуривание, как некую таинственную ворожбу.
Ник руководит мужчинами, которые чистят и засыпают деревенские сточные ямы, выгребают грязь, выносят и сжигают мусор, собранные со всей деревни.
Голос Ника Калпепера: Мы очистили, засыпали известью и выжгли сотни забитых отбросами помойных ям и сточных колодцев, выгребли грязь из темных углов и закоулков, куда никто никогда не заглядывал, как в домах, так и вокруг них, и, по счастливой случайности, дотла сожгли лавку торговца овсом. Заметьте, в этом случае Марс противостоял Венере. Вышло так, что Вилл Нокс, шорник, гоняясь за крысами в этой лавке, опрокинул фонарь на кучу соломы...
Пак: Ну, ты конечно поднес Виллу своей слабенькой настойки, а, Ник?
Ник Калпепер: Всего-навсего стаканчик-другой, ни капли больше...
Когда мы покончили с крысами, я взял из кузницы золу, железную окалину и уголь, а из кирпичной мастерской - полагаю, она тоже принадлежит Марсу - жженую землю. Все смешав, я с помощью тяжелого лома забил получившейся массой крысиные норы, а в домах насыпал ее под пол. Твари Луны не переносят ничего, что использует Марс в своих благородных целях.
Пак: А что делал Джек, пока все гоняли крыс?
Ник Калпепер: Меланхолия вышла у него через поры вместе с потом, и он тут же схватил простуду, которую я ему вылечил, прописав электуарий, или лекарственную кашку, в полном соответствии с лекарским искусством. Как бы там ни было, чума прекратилась и отступила от нашей деревни. Божественная астрология в сочетании с кропотливым поиском истинных причин явлений - в должное время - позволяет мудрым мужам сражаться даже с чумой...
Пак: Неужели? Что касается меня, то я придерживаюсь того мнения, что наивная душа...
Ник Калпепер: Это я? Наивная душа? Ну уж воистину...
Пак: Наивная душа, упорствующая в своих заблуждениях, но обладающая высоким мужеством, трудолюбием и здоровым самолюбием, которое могущественнее всех звезд, вместе взятых! Так что я искренне убежден, что спас деревню ты, Ник.
Ник Калпепер: Весь свой скромный успех, достигнутый при божьем благоволении, я отношу за счет астрологии. Не мне слава! А ты, Робин, почти слово в слово повторяешь то, что говорил на своей проповеди этот слезливый осел, Джек Маржет. Перед отбытием к себе, на улицу Красного Льва, я был на одной его проповеди.
Пак: А-а! Заика-Джек читал проповедь, да? Говорят, когда он поднимался на кафедру, все заикание у него пропадало?
Ник Калпепер (крайне раздраженно и недовольно): Да, и мозги в придачу. Он прочитал полную преклонения перед моим "подвигом" проповедь: "Мудрец, избавивший город..."
Пак: О, а ты был на проповеди Джека, Ник? А Вил Аттерсон, ведь он же был официальным проповедником, вот и слушал бы его занудные речи...
Ник Калпепер (смущенно): Ну, толпа..., дряхлые старухи, дети, Мэри, они втащили меня в церковь за руки. Я долго думал доносить на Джека или нет... Его проповедь..., это было больше похоже на балаган, древние басни...
Пак (смеясь): Ну, Ник, говори лучше о травах и планетах! Но ведь ты должен был сообщить магистрату, Джека бы оштрафовали, а ты бы получил половину награды... Так, что тебя остановило?
Ник Калпепер (вздыхая): Потому ..., потому что я сам на коленях припал к алтарю, и молился, и плакал со всеми. В медицине это называется приступом истерии. Может быть,это и была истерия.
Пак: Да, пожалуй...
Пак возится в сене.
Пак: Нет, так не годится в сене полно веток! Неужели вы думаете, что лошадь станет кормиться листьями Дуба, Ясеня и Терновника? А?
Из-за поворота дороги, которая видна в двери сеновала раздается звонок велосипеда медсестры.
Дан (вставая и подбегая к дверям сеновала): Эй, сестра, как там, все в порядке?
Женский голос: Все в полном порядке, в воскресенье их будут крестить...
Юна (вставая и кидаясь к Дану, нажимает на половинку ворот сеновала, они распахиваются): Что, что? (Поворачивается к Дану). Надо узнать, как их назвали, бежим.
Дети убегают вслед за светом велосипедного фонарика. Через некоторое время Дан и Юна возвращаются, Мидденборо, выбравшийся из стойла по их недосмотру, расхажитвает по лужайке. Дан и Юна бегают за ним в лунном свете, пока им не удается загнать его на место.
Конец.
Закадровая песня.
Наши предки. (Р. Киплинг, стихи в переводе С. Мурашевой)
Травы чудодейственные стариками найдены -
Травы чудодейственные облегчали боль -
Снытью и Календулой врачевали ссадины,
Девясил с Очанкою - велика их роль.
Корень Валериановый, Донник рос с Базиликом,
(Возвышались на ветру, зазывая всех)
И Бадьян с Вербеною - первоцветы милые -
Белый мёд и Примула, Розы нежный цвет.
Все вокруг растения, запахом манящие,
Были нам завещаны праотцами нашими.
Нам даны в наследие сказки очень старые,
Там о звёздах сказано и о тайнах трав.
Солнце над Календулой царствовало алое,
Правил Марс БазИликом, не смиряя нрав.
Розданы растения по светилам радужным -
(Каждая травиночка под своей звездой) -
Кто, как не Венера Розу греет ласково?
Кто, как не Юпитер дуб хранит лесной?
Незамысловато факты говорят
Книги наших предков многое таят.
Бесконечно мало тайн, что нам поведано,
Бесконечно мало знали наши предки.
Залечили до смерти, извели со света -
Множество учений, травы и таблетки.
Посмотри на звёзды, в них секрет таится,
(Разве грязь причина всяческих хвороб),
Сколько из артерий крови может литься,
Магия пиявок - и больной здоров.
Был до медицины путь тернист и зыбок,
В те года немало сделано ошибок.
Но когда болезни охватили землю,
Поняли никчемность трав, да и планет.
Воевали с вирусом, враг, увы, не дремлет,
Взяли, словно саблю, боевой ланцет!
На дверях чертили крестики мелками,
Двигались обозы с грудой мертвецов.
Отличались прадеды славными делами,
Удивляет мужество дедов и отцов.
Мало было знаний, было благородство,
Их былая смелость схожа с донкихотством.
Верно изречение мудреца – Галена,
Гиппократ, известно, подтвердил в трудах:
«Часто перед лекарем предстаёт дилемма,
Ощущенье смерти жжёт сомненья в прах».
И пускай добрее станут в небе звёзды!
И пускай добрее травы станут к нам!
От того страдаем - доказать нам сложно;
Отвлекает знаний эфемерный храм –
То присуще нам!
К небесам взывая, упадём в мольбе,
С просьбою отваги праотцов себе!