Это произошло летом, тысяча девятьсот сорок второго года. Жители села Донского, расположенного на правом берегу Дона, последнее время находились в постоянной тревоге. Несколько дней, с запада, доносилась приближавшаяся канонада, и после небольшого затишья в Донском появились немецкие мотоциклисты, по всей вероятности, разведчики. Убедившись, что здесь нет русских, на улицы села въехали машины до отказа забитые солдатами.
Остановившись в центре, немцы рассыпались по домам, сгоняя жителей. Анна Васильевна Воронина, женщина средних лет, вышла за ворота вместе со свекровью Марией Антоновной и восьмилетним сыном Михаилом. Из соседних ворот показалась сутулая фигура деда Матвея, самого старшего из оставшихся в селе мужиков. Анна Васильевна тихо спросила его:
- Для чего нас собирают?
- Да, кто их знает! – ответил тот. – Может, погрузят на машины и повезут в Германию.
- Типун тебе на язык, - перекрестившись, проговорила Мария Антоновна. – Особенно ты там им нужен!
Небольшая площадь, окруженная по периметру цепью солдат, постепенно заполнялась народом. Миша стоял в первом ряду, и, прижавшись к ногам матери, с испугом смотрел на множество машин с пушками, и на суровых солдат с автоматами на груди.
Из группы немцев, стоящих около легкового автомобиля, вышел офицер и заговорил короткими, обрывистыми фразами. Переводчик, на плохом русском языке, сообщил о том, что все жители должны немедленно покинуть село, так как здесь находится передовая линия немецких войск.
- Куда же мы пойдем? – сокрушалась Анна Васильевна, по дороге домой.
- Придется в поле идти, - вздохнул дед Матвей. – Но я думаю ненадолго, пока фронт уйдет вперед, или наши погонят их обратно. А несколько дней, как-нибудь перебьемся.
Немцы начали занимать дома, практически выгоняя хозяев. Люди торопливо собирались под пристальными взглядами «квартирантов». Взяли одежду, одеяла, дерюжки, немного продуктов, кое-что из посуды, и, погрузив все в двухколесные тачки, покинули дома, угоняя с собой скотину. Старики, женщины и дети, смешавшись с домашними животными, длинной вереницей потянулись из села. Поднявшись на Большую гору, они остановились, и словно по команде, оглянулись. Перед ними открылась до боли знакомая панорама. Внизу, широкой лентой Дон тянулся с запада на восток, а на его берегу стояло родное село, с прямыми улицами и рядами домов, утопающих с садах. И все это, родное и близкое, нажитое годами, они вынуждены оставить на разграбление врагам. Женщины плакали, не стесняясь слез.
- Пошли, бабоньки! Нечего себе душу травить, - проговорил дед Матвей, незаметно вытирая повлажневшие глаза. – Скоро вечер, а нам еще на ночь надо определиться.
В лощине, за Большой горой, километрах в четырех от села, остановились на краю поля, рядом со скирдами прошлогодней соломы. Дед Матвей осмотрелся.
- Здесь и будем обживаться. Тут и солома есть, и лес недалеко, и вода имеется, - сказал он, указывая на видневшийся сруб колодца с родниковой водой.
До вечера оставалось мало времени, и люди готовились к ночи. Пока расстилали солому, пока кормили детей и укладывали спать, солнце скрылось за горизонтом.
Ночь была тяжелой. После дневной жары, воздух даже ночью не успевал охладиться. Многие не могли спать от духоты и от мыслей о покинутых домах, но больше всего донимали комары. Они роем висели над головами, и женщинам приходилось отгонять их от спящих детей, а утром, увидев их лица, покрытые пятнами от укусов комаров, не смогли удержать слез.
- Господи! – не выдержала одна из них. – Ладно, уж мы взрослые страдаем, но за что дети мучаются?
Дед Матвей созвал стариков, и, осмотрев их немногочисленный отряд, проговорил:
- Ну, мужики, придется нам потрудиться. У кого есть топоры, несите сюда.
Старики разошлись и вернулись с несколькими топорами. Дед Матвей продолжал:
- Поликарп и Никита пойдут со мной в лес рубить хлысты, а остальные старики будут каркасы ставить.
- Мам, а можно и я с ними пойду, - спросил Михаил.
- Да ты там только мешаться будешь.
- Почему мешаться? – возразил дед Матвей. – А хлысты, кто таскать будет? Желательно еще бы несколько ребят.
К Михаилу присоединились трое его сверстников, и несколько ребят постарше. В лесу, к счастью расположенному неподалеку, мужчины рубили тонкие хлысты, очищали от сучьев, а мальчишки таскали их к месту стоянки, где оставшиеся старики взялись ставить каркасы.
Жители села Донского, привыкшие все делать сообща, и здесь дружно принялись за работу. Женщины и детишки старшего возраста, разворотив скирды соломы, охапками таскали ее к готовым каркасам и обкладывали толстым слоем, оставляя маленькие отверстия для входа. Это для того, чтобы его можно было заткнуть небольшой вязанкой соломы, что создавало внутри тепло, а самое главное, закрывало доступ комарам. Курени были разные, одни больше, другие меньше, в зависимости от количества детей и родственников в каждой семье.
Через три дня все были обеспечены «жильем». Получилась деревня в миниатюре. На травянистой площади около поля стояли четыре десятка соломенных куреней, Между ними ходили люди, бегали детишки, в сторонке дымился костер, над которым висел большой котел на высокой треноге, а недалеко паслись хозяйские коровы, вперемешку с овцами.
Постепенно люди привыкали к жизни в поле, но пришла новая беда. Подходили к концу продукты, а чтобы их пополнить, надо идти в село, где хозяйничали немцы. Женщины не знали, что делать Но когда продукты закончились, и дети стали плакать, и просить есть, Анна Васильевна не выдержала и сказала женщинам:
- Вы, как хотите, а я завтра пойду в село и будь, что будет! Не умирать же детям с голоду!
- Сиди уж, - махнула рукой свекровь. – Это равносильно, что в логово зверя идти, не знаешь, как он себя поведет. Я сама пойду. Меня если убьют, так я свой век прожила, а у тебя дите, не дай Бог, что случиться, один останется. На меня надежды мало.
- Антоновна, мы тоже с тобой пойдем, - вызвались еще несколько женщин.
Утром, провожая их, дед Матвей напутствовал:
- Будьте осторожнее, кто знает, что у этих фашистов на уме?
Взяв с собой две тачки, женщины ушли.
- Пронеси, Господи, - прошептал дед Матвей, и перекрестил удалявшиеся фигуры.
Время тянулось медленно. Не зря говорят, что ждать и догонять - хуже всего. Никто не мог ничего делать, все валилось из рук. Целый день люди посматривали в ту сторону, куда ушли их земляки, и только к вечеру, на вершине ближайшего холма, показались фигуры, возвращавшихся женщин. Они привезли муки, пшена, и картошки.
- Что вы так долго? Мы уж не знали, что и думать! – спросили пришедших односельчане.
- Так мы по дворам собирали, - ответила Мария Антоновна. – Эти супостаты разграбили все. В некоторых домах даже картошки в погребах не осталось. Пришлось искать по окраинам. Немцы в основном живут в центре, а на окраины не выходят.
- Ну, а встретили вас как?
- Вначале задержали, повели куда-то. Мы, конечно, перепугались, думали, отведут за село и постреляют. А они привели к офицеру. Мы кое-как объяснили, что пришли за продуктами, так как дети голодают. Офицер долго слушал, а потом разрешил.
- Главное, что все вернулись живые и здоровые, - заключил дед Матвей.
С этих пор, как только заканчивались продукты, женщины по очереди ходили в село, чтобы их пополнить.
В одну из ночей, Марию Антоновну разбудил приглушенный голос за стенкой куреня.
- Люди добрые, отзовитесь!
- Ань, - толкнула она невестку. – За куренем кто-то разговаривает.
- Кто там? – спросила Анна Васильевна.
- Свои мы, солдаты! Выходим из окружения.
- Одну минутку.
Нащупав в кармане спички, она зажгла лампу «Летучая мышь», стоявшую на листе железа. Слабый свет выхватил из темноты внутренности куреня. Половина его была выстлана толстым слоем соломы, на которой спали Воронины. Другая половина служила местом склада, где стояли сумки с мукой и крупами, в углублении, вырытом в земле, хранилась картошка, а рядом ящик с запасом продуктов.
Выдернув вязанку соломы, закрывающую вход, Анна Васильевна прошептала:
- Залезайте.
В темном проеме показалась голова в пилотке, и в курень заполз солдат лет тридцати пяти, а за ним еще двое, совсем молодые ребята.
- Как вас зовут? – спросила она старшего.
- Алексей Степанович, а это мои товарищи, Василий и Петр, - по очереди указывая на спутников, ответил он.
Миша сидел рядом с бабушкой, и удивленно рассматривал незнакомых людей в солдатской форме.
- Да вы садитесь, – пригласила Анна Васильевка, указывая на разостланную солому.
Солдаты присели.
- Вы извините нас, - заговорил Алексей Степанович. – Но дело в том, что три недели мы пробираемся к линии фронта, и сегодня вышли к Дону, через который не смогли переправиться. Один из нас не умеет плавать, а брода не знаем. Сунулись в село, а там немцы, хорошо они нас не обнаружили. Потом вышли к вашим куреням. Если вы подскажете, где находится брод, до рассвета мы успеем переправиться.
- Зачем торопиться, - возразила Анна Васильевна, и, достав из ящика чистую тряпку, разостлала ее перед солдатами и стала доставать продукты. – Садитесь ближе, поешьте,
- Спасибо! – поблагодарили солдаты, набрасываясь на еду. – Три дня во рту ничего не было.
Анна Васильевна с болью в сердце смотрела на них, и вспомнила мужа Николая, ушедшего на фронт в день объявления войны, и за все время приславшего всего одно письмо, и подумала: «Где он теперь? Может, скитается где-нибудь, как и эти солдаты?». Тяжело вздохнув, смахнула со щек невольные слезы.
Когда гости поели, женщина раскинула поверх соломы дерюжку и пригласила:
- Ложитесь спать, а завтра поговорим.
Утром Миша, горевший желанием поделиться с друзьями новостью, побежал к ним, не дожидаясь завтрака. Через час у куреня, где жили Воронины, собрались все поселенцы.
Солдаты не хотели выявлять свое присутствие, но дело было сделано. Теперь они, окруженные женщинами, еле успевали отвечать на вопросы. Узнав о том, что сегодня ночью они собираются уходить, люди прямо взбунтовались:
- Куда вы пойдете? После месячного скитания, вам непременно надо отдохнуть и набраться сил.
- Не можем мы подвергать вас опасности, = сказал Алексей Степанович. – Нагрянут немцы, нас убьют и вам достанется.
- Насчет этого не беспокойтесь. За все время, что мы здесь находимся, немцы ни разу не появлялись, но на всякий случай мы примем меры.
Собрав старших ребят по смышленее, старики указали места засады, где они должны сидеть в течении дня, и если, вдруг, вблизи появятся немцы, немедленно сообщать.
Солдаты остались жить в курене Ворониных. Миша, скучавший без мужской ласки, привязался к Алексею Степановичу, по возрасту напоминавшего отца, и целые дни проводил вместе с ним.
На третий день, ночью, солдаты собрались уходить. Днем Анна Васильевна вывела их на пригорок, и, указывая на соседний холм, объяснила:
- Пойдете к тому холму, и на противоположном его склоне увидите балку, от которой тянется глубокий овраг. По нему выйдете к садам на окраине села. Там вы обязательно наткнетесь на огромную вербу, свалившуюся в овраг, это наш сад. К северу от вербы, в саду есть небольшой холмик, заросший густым кустарником дерезы. Под холмиком находится землянка с маленьким, незаметным входом. Ее сделал мой отец во время гражданской войны. В ней переждете день, а следующей ночью выйдете к Дону, пройдете по берегу вверх по течению метров пятьсот и переходите. Там река мелкая, по шею вам будет. Только перед уходом из землянки, оставьте какой-нибудь знак, чтобы мы, когда вернемся домой, знали, что до землянки вы добрались благополучно.
- Обязательно оставим, - ответил Алексей Степанович.
Чувствуя разлуку, Миша загрустил, и целый день не отходил от Алексея Степановича. Вечером солдат не выдержал, присел на корточки, обнял мальчика, и, крепко прижав к груди, прошептал на ухо:
- Расти большой, сынок, и жди своего отца. Я уверен, что когда закончится война, он вернется живой и здоровый. Главное, надо очень сильно ждать.
Мальчик порывисто обхватил его шею, и прошептал:
- Я очень хочу, чтобы папа вернулся!
Алексей Степанович поцеловал его в щеку, и отпустил. Потом повернулся к собравшимся жителям, поклонился всем и растроганно проговорил:
- Спасибо вам за доброту и гостеприимство! - и, пожав старикам руки, солдаты ушли в темноту.
Шло время, приближалась осень. Немцы продолжали стоять в Донском, и не разрешали людям возвращаться. Пошли дожди, стали болеть дети, и люди вынуждены были расходиться по ближайшим селам, кто к родственникам, а кто и просто к чужим людям.
Семья Ворониных ушла в сторону узловой станции Кантемировки, в небольшой хуторок, где остановились у дальних родственников. Там и прожили они до декабря месяца, когда Советские войска, соединением двух фронтов в районе города Калача, окружили Сталинградскую группировку немецких войск, и погнали фашистов на запад, освобождая придонские села. В том числе было освобождено и село Донское.
Возвратившись домой, Анна Васильевна пошла в землянку, где нашла солдатскую алюминиевую ложку, и на обратной стороне ручки увидела инициалы букв Б. А. С. «Алексей Степанович», - подумала она.
Закончилась война. Домой стали возвращаться мужья, отцы, братья. Израненные, покалеченные, но живые. А вот половина семей так и не дождались своих погибших, или пропавших без вести мужчин. С небольшим опозданием, вернулся и Николай Петрович, муж Анны Васильевны, который задержался в госпитале, долечиваясь после ранения.
Однажды Анна Васильевна рассказала ему о трех солдатах, выходивших из окружения.
- Мы так и не знаем, переправились они через Дон или нет, и никогда не узнаем.
- Почему не узнаем? – возразил Николай Петрович. - Напишем в центральную газету, расскажем, где и как происходили события, и попросим их откликнуться. Если кто-то остался жив, непременно отзовется.
Они написали в центральную газету, и в областную, но никто так и не отозвался…
Прошло двадцать лет.
Михаил вырос, превратившись в широкоплечего парня, крепкого телосложения. Отслужив четыре года в военно-морском флоте, женился и работал в колхозе трактористом. Восстановившись после войны, колхоз заметно богател, с каждым годом жизнь улучшалась, и у многих колхозников стали появляться мотоциклы, а у некоторых и машины.
Михаил тоже решил купить мотоцикл и поехал в Москву, так как в то время его можно было купить только там. Стоя в длинной веренице очереди, он разговаривал с мужиками и почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Оглянувшись, увидел пожилого человека в темном костюме и белой рубашке с галстуком. Седые волосы на голове были зачесаны назад и немного вбок.
- Извините, - проговорил он. - Вы, случайно, не с Дона будете?
- Да.
- Я так и думал! - обрадовался мужчина. - Проходил мимо, услышал ваш разговор, и меня словно током ударило. Так говорят только на Дону.
- Вы бывали в наших местах?
- Приходилось. В сорок втором году мы, трое солдат, выходили из окружения. Недалеко от Дона наткнулись на поселение людей, живших в куренях, прямо в поле. Трое суток мы ничего не ели, и нам нужно было раздобыть немного хлеба, а самое главное узнать брод через реку. Ночью подобрались к крайнему куреню, где жили две женщины и мальчик. Они накормили нас и уговорили отдохнуть. Так мы прожили в этой семье три дня, и подружились со всеми. Мальчик хозяйки, Миша, был примерно того же возраста, что и мой сын, и я особенно привязался к нему.
Михаил почувствовал, как учащенно забилось сердце. Он понял, что перед ним стоит Алексей Степанович, один их тех трех солдат. Прервав собеседника, он продолжил:
- И вы тогда сказали ему, чтобы он сильно ждал отца, и тот вернется.
Мужчина неожиданно вздрогнул, и, внимательно посмотрел на собеседника, и воскликнул:
- Не может быть! Михаил?
- Он самый!
- Поразительно! Такой встречи, я никак не ожидал! Позвольте мне тогда обнять вас, как когда-то.
- С удовольствием, - раскрыв руки для объятий, радостно сказал Михаил.
Крепко, как два старых друга, не видевшиеся двадцать лет, они обнялись.
- Ваши слова оказались пророческими. Папа действительно вернулся живой и здоровый. Представляете, прошел всю Европу, дошел до Берлина, и всего один раз был ранен в конце войны.
- Очень рад за него. Ну а мама с бабушкой как?
- Помаленьку, правда, бабушка старенькая уже.
- Еще бы, столько лет прошло!
Предупредив очередь, Михаил отвел Алексея Степановича в сторонку.
- Ну, а вы как? Ведь все эти годы мы о вас ничего не знали. Когда наше село освободили, и мы вернулись домой, мама побежала в землянку, где нашла ложку, говорившую о том, что вы там были. А вот переправились через Дон или нет, мы не знали. Писали в газеты, думали, что кто-нибудь из вас отзовется, все напрасно!
- Переправились, переправились! – проговорил Алексей Степанович. - Спасибо вашей маме, она точно указала брод. Правда, при переходе один из нас угодил в яму, и надо было такому случиться, что угодил именно тот, кто не умел плавать. Течение было сильное, еле поймали его, а в остальном все нормально, к утру были у своих. А ложку в землянке оставил я, в качестве знака.
- А, те двое солдат, живы?
- К сожалению не знаю. Война разбросала нас. Меня забросила к партизанам в Брянские леса, а войну закончил под Берлином. Да, кстати! – воскликнул он и поспешно полез в свой портфель. Достав из него толстую книгу в коленкоровом переплете, вынул из нагрудного кармана ручку, и, сделав надпись на внутренней стороне обложки, протянул Михаилу. – Возьмите на память. Это сборник, который только что вышел из печати, поэтому я и приехал в Москву. Здесь несколько авторов, в том числе и мои два произведения, одно о борьбе партизан, а другое о наших приключениях в окружении и о ваших замечательных земляках.
- Взяв книгу, Михаил поблагодарил:
- Спасибо! Мама очень обрадуется, когда расскажу о нашей встрече. А книгу с удовольствием почитаем.
- Передайте им всем от меня привет, огромное спасибо и низкий поклон, - проговорил Алексей Степанович, и, пожав Михаилу руку, не спеша пошел к остановке автобуса.
Михаил долго смотрел ему вслед и думал: «Вот ведь как бывает в жизни. Кто бы мог подумать, что в Москве, среди десятков тысяч людей, судьба приведет этого человека именно к тому месту, где я находился. Видимо она свела нас вместе специально, чтобы расставить все точки над «i».