И жизнь, и слезы, и любовь. Глава 1

Светлана46
Не знаю, как назвать то, о чем я собираюсь рассказать. Повесть?  Рассказ? Очерк? Впрочем, неважно.  Назову это многосерийное повествование о моей любимой певице биографическим романом. Ему-то все равно, под каким ярлыком существовать. А без него нельзя. Ярлыки – наше все.

Собирать о ней информацию начала еще в свою докомпьютерную эпоху. Когда появился комп, искала в Интернете и утаскивала все факты и фактики, воспоминания ее друзей и недругов в свои «закрома». Сверяла и проверяла множество источников из российской и зарубежной сети. Скачивала, переводила, переделывала уже написанное, сопоставляла даты, переставляла части, искала фотографии. И почти всегда, когда я «работала», из колонок звучал ее голос. Несколько раз казалось, что работа уже подходит к концу, но вдруг обнаруживалась какая-нибудь неточность, нестыковка, противоречие. И снова начинала проверять и перепроверять, вырезать, добавлять, перетасовывать, переписывать.
Однако это может длиться бесконечно долго. Хватит, сказала я себе, этот вариант будет окончательным. Пересмотру больше не подлежит
***

Пролог

16 сентября 1977 года в богатом парижском квартале, в апартаментах, подаренных Онассисом, ушла из жизни Мария Каллас...
Утром еще ничто не предвещало трагедии. К ней заходил импресарио Мишель Глотц. Он собирался снимать новый фильм и хотел, чтобы она играла в картине одну из центральных ролей.
"Нет, нет и нет!" - категорически отклонила предложение Мария. Глотц, немного зная ее характер, не стал настаивать. Они дружески поговорили и вскоре распрощались. Проводив гостя, певица довольно бодро проследовала в ванную и там, едва успев крикнуть: "Мне плохо", осела на пол. Служанка перенесла ее на диван - любимый старинный венский диван, бережно уложила, поправив подушку, как если бы хотела, чтобы хозяйке было удобно. Хотя хозяйке было абсолютно все равно: она уже была в другом мире.
Всего 53 года прожила Мария Каллас. Таких счастливых и таких несчастных 53 года. Кажется, не было ничего, что осталось бы вовсе не познанным, не испытанным, не выстраданным ею. Слава и забвение, толпы поклонников и одиночество, счастье и страдание, всепоглощающая любовь и предательство, и постоянное преодоление себя, и стремление к совершенству во всем. Все это было, было, и ушло вместе с ней. Осталась только память.

Глава 1. Вначале было детство

Гречанка по происхождению, она родилась в Нью-Йорке. За 4 месяца до рождения Марии, еще в Греции, ее отец, удачливый предприниматель, неожиданно решил продать свою процветающую аптеку и уехать в Америку. Беременной жене он сообщил об отъезде за день до отплытия. Он тянул с этим до последнего, зная заранее, что скандала не избежать. И он был, тяжелый, визгливый скандал с оскорблениями и проклятиями. Впрочем, как всегда. Евангелия не отличалась мягким характерам и в гневе не выбирала слов и выражений помягче.
«Негодяй», - орала она. Куда ты тянешь нас с Синтией? Зачем отрываешь от могилы сыночка? от родных, от дома? Где мы там будем жить? Мне ведь скоро рожать».
«Shit ! - орала она. - Мужчины моего рода так не поступили бы».
Но как ни вопила, как ни визжала, а ехать пришлось. Вернее плыть. Через океан. Да еще не в самой лучшей каюте.

Бедняжка, она очень тяжело перенесла это путешествие. Ее укачивало, ей было то жарко, то холодно. Но Евангелия терпела. Ради ангелочка, который должен был скоро родиться. Ради сыночка, которого Бог послал ей в утешение вместо умершего Вассилиоса. Надежда на это придавала ей сил. Немного помогали и молитвы.
«Аксион эстин ос алифос макаризин сэ тимеотокон тин аимакаристон» («Достойно есть яко воистину блажити…») сменялась «Василев Ураниэ, параклитэ то пнэвма тис алифиэс» («Царю Небесный Утешителю, Душе истины») и «Патер имон» («Отче наш»), и десятки раз в день «Кирие элейсон» («Господи помилуй»).
Никогда раньше Евангелия не молилась так усердно и подолгу. Никогда прежде она не была такой благочестивой.
Но когда терпеть уже не было мочи, срывала все зло на муже, порой доставалось и маленькой Синтии.
И наконец – вот он, рай! Америка!

А 2 декабря 1923 года у четы Георгеоса и Евангелии Калагеропулос родилась девочка - Сесилия София Анна Мария, будущая великая Мария Каллас.
Она была третьим ребенком: сестра, Синтия, на 6 лет старше Марии, брат Вассилиос - любимец матери, и она. За год до рождения Марии брат заболел тифозной лихорадкой и ушел в мир иной. Это была страшная трагедия для семьи. Отчасти поэтому Георгеос и решил перебраться в Америку, чтобы ничто не напоминало об их горе.

Страстные молитвы не помогли Евангелии. Родилась девочка, которая с первого же дня жизни узнала, что такое предательство: Евангелия даже не пожелала взглянуть на новорожденную и 4 дня не подходила к дочке.
После смерти сына любимицей матери стала хорошенькая, умненькая и общительная Синтия. А Мария заняла в семье место гадкого утенка. Мать так и называла ее при всех. И почти не обращала на нее внимания. Положение немного изменилось, когда Евангелия заметила, что трехлетняя малышка запоминает наизусть и поет все песни и арии, звучавшие по радио. Нет, мать не стала любить дочку больше. Любовь так и не появилась. Тем не менее, возблагодарив Бога за то, что Он послал ей чудо-ребенка, мать решила сделать из нее певицу. В 5 лет девочку стали обучать игре на фортепиано.

А вскоре она чуть не последовала за братом, попав под машину на улице Манхэттена, куда семья к тому времени перебралась. Марию протащило целый квартал. 22 дня шестилетняя кроха пролежала в больнице, из них 12 дней в коме. Никто не ожидал, что она выживет.

Между тем дела семьи шли все хуже и хуже. Открытая отцом в Манхэттене роскошная греческая аптека прогорела с началом Великой Депрессии. Евангелия постоянно пилила мужа за безденежье, за невозможность жить достойно. Да что толку! Пили не пили, а денег постоянно не хватало, поэтому они часто переезжали с одной улицы на другую, что попроще, из более комфортабельного дома в тот, что подешевле. Однако, лелея в душе честолюбивые планы, Евангелия выкраивала средства для уроков пения, которые восьмилетняя Мария посещала с удовольствием. Девочка любила петь. Но не любила муштру. Ей, как и всем детям в мире, хотелось играть, резвиться, болтать с подружками о пустяках. Но она была лишена этих ребяческих забав. Ее игрушками были пластинки с записями классики, а играми - постоянные репетиции.

Мария никогда не забывала своего несчастливого детства, прошедшего под визгливые крики и брань матери, и считала, что мать украла у нее детство.
«Ничто не ново под луной». Задолго до ее рождения замечательный русский писатель А. Чехов сказал, что в детстве у него не было детства. Это могла повторить и Мария.

В школе было не лучше, чем дома. Одноклассники не любили и постоянно дразнили неуклюжую и некрасивую девочку, сторонились ее. Да и за что было любить? Ни положения в обществе, ни мало-мальски приличного состояния у семьи не было. Умом «гадкий утенок» не блистала. Общительной не была. Всего-то и было хорошего, что красивый голос. Но что подросткам ее голос?
К 14 годам Мария закончила среднюю школу, и мать, окончательно рассорившись с отцом, увезла обеих дочерей на родину, в Афины.