Не вставая с постели, Виктория смотрит в окно больничной палаты. Голубые глаза девушки печальны. Виктория наблюдает, как сизые клочки небесной ваты плавно скользят по ледяному небу. Виктория прослеживает взглядом их медленное движение: облака уплывают, исчезают, гаснут, оставляют ее совсем одну. Созерцание безрадостного свинцового неба лишь усиливает ощущение тоски и одиночества. Слезы, словно сами собой, катятся из глаз, - бледные щеки девушки совсем мокрые.
Виктория заболела еще две недели назад. Бабушка, с присущим ей энтузиазмом, пыталась вылечить Викторию самостоятельно. Огромное количество пыточных баночно-горчичных процедур, ингаляций, настоек из арсенала народных средств помогли не больше, чем пресловутые припарки; не обошлось и без побочных эффектов: однажды Василиса Александровна поставила внучке свежие горчичники и забыла, оставила их слишком надолго – Виктория терпела, надеясь, что боль поможет ей выздороветь, но горчичники лишь сильно обожгли ей кожу - в другой раз бабушка ставила банки и уронила ей на спину щипцы с горящей проспиртованной ватой.
Больничное лечение пока помогает тоже мало: Викторию истерзал ночной надрывный кашель, и оставшихся сил хватает лишь на ожидание посещений. Обычно она чувствовала себя достаточно независимой, но болезнь превратила её в ребенка. Она ждет, когда придет бабушка, будет говорить ободряющие слова, а Виктория, обняв ее, пожалуется на мучительный ночной кашель. Виктория представляет, как бабушка жалеет её и на глаза у девушки опять наворачиваются слезы.
Вот, наконец, и бабушка. Она принесла Виктории еду в стеклянных баночках и это самое плохое: есть совсем не хочется, каждый глоток куриного бульона отнимает, оттягивает остаток сил. Василиса Александровна тщательно проверяет отсутствие сквозняков, подробно расспрашивает о симптомах болезни. Затем она долго объясняет необходимость досконального выполнения предписаний врача. Она ругает Викторию, за то, что та сама виновата в том, что заболела бронхитом: слишком легко, не по-погоде одевалась; выслушивать обвинения Виктории неприятно, но возражать она не смеет. Девушка боится шелохнуться, спугнуть, остаться без бабушки, сократить время посещения. Вике и в голову не приходит рассказать, как неприятно ей остаться одной, среди чужих незнакомых людей, - в бабушкином понимании выражать свои чувства, проявлять слабость неприлично, недопустимо. Бабушка уходит - её визит не принес облегчения и девушке все так же тоскливо.
Хоть бы Феликс пришел. Виктория вслушивается в неясный гул, доносящиеся из глубин больничного коридора, в смешении звуков пытается уловить интонации низкого, чуть хрипловатого голоса Феликса - он придет, он обязательно придет!
Феликс приходит к Виктории в больницу и девушка почему-то смущается своего состояния, ей стыдно за свою болезнь и свою слабость. Она словно разбитая ваза и ей не хочется, что бы тренер это заметил. Феликс не умеет скрыть свою озабоченность состоянием здоровья Виктории, но держится бодро.
Он говорит, загадочно улыбаясь, - у меня для тебя сюрприз, Вики.
- Я люблю сюрпризы. Это подарок?
- Да, и совершенно необыкновенный.
- И где он? – Виктория была заинтригована и уже не может скрыть своего нетерпения.
- Здесь в портфеле.
Ей интересно, но он медлит. Потом открывает - чуть-чуть.
Виктория старается заглянуть внутрь, но ничего не видит. Феликс смеется:
- Учись быть терпеливой. Хочу, что бы ты угадала. Ладно, я подскажу тебе. Я знаю, что у тебя несколько дней к вечеру поднимается температура. Представь свою температуру в виде цвета. Какой цвет ты видишь?
Виктория отвечает не задумываясь:
– Конечно, красный.
- Верно, - Феликс улыбается.- Это просто. А теперь, какой цвет может охладить красный?
- Наверное, цвет, похожий на воду. Синий? Этот подарок синего цвета. Я угадала?
«А каково же, иного цвета - думает Виктория, - может быть подарок от человека, который так любит синий цвет…».
- Верно! Даже синий цвет этого подарка может исцелить тебя, особенно если ты в это веришь. А еще синий цвет умиротворяет, успокаивает.
Виктория смотрит в темноту его синих глаз и думает, ну, с этим можно поспорить. Иногда этот цвет увлекает, зовет за собой, повелевает, властвует. Виктория уже знает наверняка, что там, в дипломате, нечто необычное, но что же именно? Убедившись в том, что её интерес достиг высшей точки, и даже немного полюбовавшись её нетерпеливым желанием узнать секрет, Феликс открывает дипломат и достает небольшой сверток, завернутый в фольгу.
- Разворачивай, только осторожно, там что-то хрупкое и нежное, но может уколоть.
- Роза, - догадывается Виктория.
Так и есть, это роза, но необычного, голубовато-синего цвета. Это первый в жизни подаренный ей цветок, и Виктория чувствует себя растроганной; немного краснеет, надеется, что Феликс это не замечает и краснеет еще больше. Окончательно смешавшись, Виктория пьет воду, делает вид что кашляет, в итоге заходится настоящим кашлем и, наконец, вновь обретает способность к речи.
- Какая необычайная окраска цветка! Это настоящий цвет?
- Самый, настоящий. Селекционерам пришлось потрудиться над созданием такого сорта. Шли годы, но ничего не получалось – синий цвет лепестков казался недостижимым. Синяя роза будоражила воображение, но ничего не получалось: ученые отчаялись и стали считать синий цвет розы синонимом невозможности. Казалось, мечта о синей розе недоступна. И вот, наконец, было объявлено, что синий цветок скоро увидит свет. Любители роз, садоводы, флористы были заинтригованы появлением розы, в их глазах она стала символом загадки и тайны, воплощением эстетики недостижимого.
Феликс помолчал, затем спросил:
- А теперь вообрази множество таких же синих роз. Были бы они лучше одной? Что бы ты предпочла, один такой цветок или большой букет обычных роз?
Виктория представила огромный букет синих роз в больничной палате. Да, это поразило бы окружающих. Она представила их удивление и свою гордость как обладательницы такого букета. Но девушка почувствовала в вопросе подвох и подавила искушение сказать, да, много роз лучше, чем одна. Увидев, что Виктория медлит с ответом, Феликс произнес:
- Я вижу, что ты колеблешься, Вики. В чем-то может быть и да, такая роза может быть одной из многих в букете, она может быть частью целого, и именно в этом проявит свое назначение, но, на мой взгляд, интереснее рассмотреть цветок в его уникальности – единичность интереснее множественности.
Понимаешь, в каждой розе есть нечто особенное, неповторимое. Это можно и нужно замечать, это индивидуальность, но она только подчеркивает единство. Бывает и по-другому: иногда встречается экземпляр, совершенно непохожий на других, как говорят, эксклюзив. «Знаю я один такой экземпляр, - думает Виктория, - он как раз сейчас разговаривает со мной».
- Так вот, - продолжает Феликс – можно бесконечно любоваться разнообразием одного и того же, но бывает, что встречаешь нечто действительно непохожее, - вот, например, как эта синяя роза.
«Или как синий человек, мой синий человек» - думает Виктория.
- Редко можно встретить нечто действительно необычное, Виктория. Как относится к этому? Чаще всего к такому относятся как к диковинке, которой можно удивиться, но можно посмотреть иначе. То, что выходит за рамки того, к чему мы привыкли, может быть хуже обычного. Но, посмотри, эта роза совершенное творение природы и при этом совсем не похожа на других. Это большая удача, встретить такое сочетание, - произносит он многозначительно, - подумай об этом, Вики.
Виктория слушала заворожено, ей хотелось, что бы Феликс рассказывал дальше, это так увлекательно и интересно.
- Возьми цветок, Вики, но осторожно, не уколись шипами.
Замирая от восторга, девушка осторожно взяла розу, вдохнула нежный сладковато фруктовый аромат.
- Владеть прекрасным и не пораниться шипами – это искусство жить, Вики.
Виктория ответила, не отрывая глаз от изысканного разворота синих, слегка волнистых лепестков:
- Не все красивое ранит.
- Надеюсь, ты права – Феликс немного помолчал, и добавил внезапно погрустневшим голосом - я хотел бы, что бы ты была права. Но вернемся к нашему цветку. Это далеко не все, что можно сказать о нем.
Виктория удивилась, ей показалось, что сказано так много, что об этом можно думать целый месяц. Что же еще?
- Такой цветок может многому тебя научить.
- Ботанике, наверное? – улыбнулась Вика.
- Не только. Это, может быть, самое малое. Когда тебе никто не сможет помешать, постарайся рассмотреть розу так внимательно, как ты не смотрела ни на что в этой жизни. Проникнись ее красотой. Попробуй получить удовольствие от скольжения взгляда по изгибам лепестков. Если ты действительно сосредоточишься, то скрытые тайны цветка начнут раскрываться перед тобой – одна за другой. Чем дольше ты будешь смотреть, тем больше тайн познаешь. Эта роза так прекрасна и так необычна, что легче, чем что-то иное, может научить тебя проникать в тайны живого. А когда она научит тебя, попробуй вот так же рассмотреть обычное растение, и ты увидишь, что самый маленький, самый невзрачный листик полон загадок - его можно созерцать бесконечно долго и снова находить в нем новое.
- Подумай об этом, а мне уже пора.
Виктории даже не терпелось остаться одной, что бы попробовать эти удивительные опыты над розой и собственным сознанием. Феликс почти вышел, но на пороге оглянулся:
- Вики! - он немного помолчал, и, посмотрев в сторону, тихо, почти шепотом, добавил, - есть еще кое-что... нечто... связанное с этой розой. Но сейчас я не могу тебе сказать об этом.
Феликс ушел, Виктория уже не смотрит на уплывающие облака, она любуется розой. Сначала она видит в ней одно лишь проявление внимания тренера, радуется зримому свидетельству его участия. Синяя роза первый подаренный ей цветок. Она рассматривает сложную форму изысканной розетки: распустившиеся лепестки отогнуты назад, а сердцевина прячется в густоте плотно свернутого бутона.
Она созерцает розу и, постепенно в её сознании что-то изменяется. Больничная стена “плывет” перед глазами, взгляд затуманивается, дыхание становится равномерным и глубоким. Все вокруг, как будто, размывается, а роза, напротив, становится четче и ярче. И вдруг красота розы раскрылась во всей своей полноте! Цветок прекрасен сам по себе, вне зависимости от того, кто его подарил. Викторию переполняют чувства так, что слезы катятся по щекам. «Спасибо, тебе, цветок, ты показал мне, как чудесен этот мир! Ты научил меня, что высшая красота может проявлять себя в чем-то небольшом. Сколько вокруг удивительного, великолепного, нужно только уметь видеть. Запомню этот миг навсегда. И не буду больше принимать цветы в качестве подарка. Ведь, как говорит Феликс, единичность лучше множественности. Пусть этот цветок будет единственным! – шепчет девушка.
Виктория вдыхает нежный, еле уловимый аромат. Запах волнует, пробуждает смутные мечты о чем-то необыкновенном, о счастье, которое ее ждет впереди. Девушка осторожно трогает шипы, гладит атласные прохладные лепестки, вбирает в себя яркий отблеск синего. Она замечает маленькие хрустальные капельки воды. «Сверкают ярче, чем бриллианты!» - восклицает она, - и зачем только люди гоняются за драгоценностями, когда вокруг столько великолепия, - и совершенно бесплатно!
Вика продолжает рассматривать цветок и с удивлением обнаруживает, что в целом роза воспринимается однотонно-синей, но на самом деле она разноцветная. Снаружи лепестки льдисто-сизые, а их внутренняя часть значительно темнее – почти фиолетовая. Если рассмотреть каждый лепесток в отдельности, поднести его совсем близко к глазам, можно увидеть, что впечатление синего цвета создается сочетанием голубых, пурпурных, розоватых оттенков. Их игра превращается в струящийся, почти светящийся цвет. Как чашка, наполненная синим огнем», - удивляется девушка. Роза синяя, как синяя звезда, как чистое-чистое небо, как морская волна, как глаза... Феликса.
Рассматривать не надоедает, и, странным образом, не утомляет. Оказывается, не только победы в шахматах, не только достижение целей, созерцание само по себе тоже может дарить радость! Виктория вспомнила рассказ тренера о розе, и подумала, что поняла все… Нет, почти все. Осталось нечто ускользающее. «Ничего, то, что я не поняла сейчас, то обязательно пойму потом... Феликс объяснит.»
От созерцания розы Виктория утомилась и незаметно для себя заснула. Она проспала два часа. Проснувшись, почувствовала прилив сил, а после ужина впервые смогла выйти в комнату отдыха. Вика познакомилась с другими больными. На следующий день по ее просьбе Анатолий принес шахматы, шашки, кроссворды, сборник задач на смекалку и Виктория организовала соревнование между палатами. Руководство исполнением захватило её воображение. Она могла дарить радость, и это было нечто совершенно новое в её жизни: выздоравливающие с удовольствием участвовали в организованных ей конкурсах, у них блестели глаза, не оправившиеся после болезни, слабые были благодарными зрителями. Блеск глаз, улыбки больных появились благодаря её усилиям, это она заразила их игрой и весельем.
Виктория, как и раньше, с нетерпением ждала бабушку, но утратила способность различать ее шаги, и как-то раз, во время очередного посещения Василисы Александровны, поймала себя на мысли, что хорошо, конечно, когда бабушка приходит, но скорей бы выслушать наставления и, обливаясь испариной, съесть суп, ведь она обещала после обеда соседкам по больничной палате рассказать о том, как Бобби Фишер раскладывал под дворниками машин религиозные листовки, а Вильгельм Стейниц играл в шахматы по телеграфу с Богом.