(с польского, отрывок из романа)
Я так пану скажу: не согласился бы присматривать, если бы не уломали меня – мол, дальше будет по-другому, не так, как раньше, даже если это и не понравится кому-то. Присмотр за домиками тоже ведь требует отказа от чего-то в обмен на что-то. И я сказал, - соглашусь, но нужно навести здесь порядок. Ничего, что природа. С тех пор, как человек и природа перестали быть одним целым, человек согласился на другой порядок, отличный от природного. Если бы он и дальше жил по законам природы, она бы сама за ним следила. Но у меня...
Начал я с прокладки дорожек, потому что раньше здесь ходили, как кого ноги несли. Траву, не только перед домиками, везде, куда ни посмотри, - до земли вытоптали. Сказал, чтобы привезли лопаты, бечеву для разметки. Колышки, чтобы её закрепить, сам лично вбил. Начертил план, по нему разметил дорожки как с этой, так и с той стороны залива. И что пан думает? Ещё дорожки не проложили, а народ уже бунтовать начал. Мол, я их свободу ограничиваю. Разозлило это меня, ну, я и сказал - хотят они или не хотят, чтобы я присматривал?! Раз хотят, так надо браться за работу. Нет, пан представляет? Свободу их я ограничиваю! А они моей - не ограничивают? Любая договоренность – не что иное, как взаимное ограничение. Не говоря уже о том, что я сюда приехал не для того, чтобы за их домиками следить. Мне и с табличками - вот по сюда хватило бы работы. Может, даже слишком много, ну, да человеку всегда кажется, что много. Мог бы жить себе спокойно, заниматься собаками. В конечном счете, мне уже немного осталось. Ходил бы, как выпадало свободное время, в лес, читал бы, слушал музыку. Я привез с собою несколько книг. Не так, чтобы много, но каждую из них можно перечитывать. И раз, и другой. А можно и без конца. Я всегда, как только время позволяло, любил читать.
Когда ещё работал на стройках, если только рядом была библиотека, я брал себе книги. И перед тем, как заснуть, мне надо было прочитать, по крайней мере, несколько страничек. Всё зависело от того, насколько я был уставшим. Но даже когда и сильно выматывался, мне обязательно надо было почитать, иначе – никак не мог уснуть. Пьяным – и то, всё равно надо было. Я не понимал, но читал. В конечном итоге, сразу и не должен понимать. Жизни ведь тоже, хоть бы и не знаю сколько прожить, - не понять. Много вещей я привез с собою: телевизор, радио, магнитофон, видеомагнитофон, немало дисков. Они у меня там, - в комнате.
Я и не должен бы их всех здесь знать, кто есть кто и из какого домика. Но приходится, хотя мне это иногда - совсем ни к чему. Приходится помнить, что, где, когда, кто кому и так далее. Приходится проверять их домики по окончании каждого сезона. Приходится то, то, десятое, хотя, вообще-то, мне это совсем не нужно. Потому что уже давно я ничего никому не должен. Как насобирают грибов, зовут меня, чтобы пришел, посмотрел – нет ли ядовитых. И приходится идти, потому что - как иначе? Что, пусть все потравятся?
Свободу их ограничиваю. Как будто кто-то знает, что это такое. Они-то приходят ко мне со своими жалобами, печалями. И я должен их выслушивать! Естественно, что и доносят. Как без доносов, когда столько домиков, столько людей. Порою чувствую себя ксендзом, принимающим исповедь. Только ксендзов учат, как забывать. Отпустят они грехи и забудут. Но я - не отпускаю, и забывать - не умею. Так кто чью свободу ограничивает? Пусть пан сам скажет.
Свобода. Уже в самом этом слове, можно сказать, кроется противоречие. Так же, как и в наипрекраснейшей иллюзии - тлеет отчаяние. Потому что, если понимать свободу, как свободу от всех принуждений, то и от себя - тоже. Ведь человек сам для себя – самое назойливое принуждение. Зачастую такое, которое трудно (если вообще возможно!) вытерпеть. Поэтому некоторые сами себя не выносят. Тут даже ходить далеко не надо. Дядя Ян, например. Ничего такого ведь не случилось, чтобы он сделал то, что сделал. А то, что, может, и случилось - в любом случае, то, в чем его подозревали, уж это - мог бы как-то и снести. Не такие вещи человек сносит. Или повесился потому, что был свободен? Или потому, что иначе не мог освободиться от себя? Скажу пану одно, человек в своей свободе непредсказуем. Не только для других. Прежде всего, для самого себя.
Много раз думал над этим и прихожу к выводу, что свобода - это только слово, точно такое же, как и множество иных слов. Они не значат того, что мы хотели, чтобы они значили, потому что это невозможно. Высоко метили, а в итоге получили иллюзию. И удивляться тут нечему, поскольку вся наша жизнь – не что иное, как непрерывная цепочка иллюзий. Иллюзии нами руководят, иллюзии влекут нас. Иллюзии нас подталкивают, сдерживают, определяют наши цели. Мы рождаемся от иллюзий, и смерть является только переходом от одной иллюзии к другой.
Есть и такие слова, которые не имеют постоянного значения. Слова, которые меняют свой смысл в зависимости от наших стремлений, мечтаний, мыслей, печали. Можно сказать, что есть слова без какой-то основы, бестелесные, блуждающие во вселенной других слов, слова, самостоятельно ищущие свои значения, или, лучше сказать, свои представления. Хотя бы те же самые "вечность", "небытиё". И кто знает, не относится ли к таким словам и свобода. Таких слов надо остерегаться, поскольку они умеют перевоплотиться в любое значение, так же, как и в любое наше представление. В зависимости от того, насколько мы готовы поддаться их воле и для чего хотим их использовать. Я думаю, даже природа не свободна.
Продолжение - http://www.proza.ru/2013/10/10/573