Родник

               



Каждый раз, когда очередная волна ностальгии по малой родине вырывает меня из объятий огромного мегаполиса, я, как блудный сын после долгих лет скитаний на чужбине, с неописуемой радостью, возвращаюсь в родное село (по-татарски – авыл). Отец – фронтовик,  не переживший горбачевской перестройки, рано ушел из жизни, поэтому моей главной опорой, советчицей и самым любимым человеком оставалась мать. С улыбкой счастья на устах, всем своим видом излучая радость, встречала она меня возле своего дома. Отдавшая шестьдесят лет своей жизни школе, начавшая свою трудовую деятельность в свои неполные шестнадцать секретарем сельского совета, так как  людей в татарском селе, умеющих грамотно вести делопризводство на русском языке не было, она являла для меня идеал глубоко патриотичного человека.            
  Несмотря на свой почтенный возраст, мать обладала ясностью ума и бодростью духа. Она помнила почти всех своих выпускников, могла рассказать о каждой семье в отдельности, удивляла знанием истории села. Вот и сегодня, когда пришедшие повидаться со мной гости разошлись, отведав вкусно приготовленных ее милыми руками  перемячей и катламы(татарские печености), и мы с ней остались одни, я сев рядышком на диван, прошу мать поведать мне что-нибудь интересное из далекого прошлого села. Кладу голову на хрупкое материнское плечо, как когда-то в детстве, глажу рукой белые как лунь, хорошо ухоженные волосы с отблесками темного серебра и слушаю ее нежный и тихий голос; она рассказывает о трагической судьбе родника, являющегося долгие годы основным питьевым источником  для жителей моего авыла.
  Крестьянская война, под предводительством донского казака Пугачева, сильно напугала правительство Екатерины 11.Умная и дальновидная императрица, дабы избежать подобных испытаний в будущем, пыталась как-то ослабить социальную напряженность в стране. По ее указу, многие крестьяне были переведены в разряд государственных, в том числе и люди нерусской национальности: башкиры, татары и другие народы. Их задачей являлось освоение залежных земель и поставка хлеба в закрома империи.И вот потянулись обозы в разные концы необъятной России, нагруженные жалкими пожитками и скарбом. Саратовский край, со своими плодородными землями, не мог не стать объектом внимания переселенцев; сюда пришли русские, мордовские и татарские семьи.
   В апреле 1789 года, несколько десятков человек, из числа пензенских татар, во главе со своим вожаком- Манюш бабаем, разбили лагерь в двадцати пяти верстах от города-крепости Петровска. Им приглянулись привольные степи, близость леса и чудной реки Медведицы. Остановились, и стали ждать приезда местного барина, чтобы получить от него разрешения на поселение.
    Был особенный период весны, который сильнее всего действует на душу человека: яркое, но не жаркое солнце, ручьи и проталинки, пахучая свежесть в воздухе и нежно-голубое небо с длинными прозрачными тучами. Утомленные дальним переходом люди, от души любовались этой неброской и величавой красотой природы. Их лошади, выпряженные, расхомутанные, жадно и шумно принюхивались к земле, еще нетеплой, к ранней гусиной травке, хмелея, кусали ее. Временами счастливо били копытами о землю, выбивая мелкую дернину.
   К полудню подъехал и барин. Маленького роста, с обезображенным оспой лицом и крупным носом, он привстал на козлах и, едва удерживая свой белый картуз от неожиданно начавшегося порывистого  весеннего ветра, прокричал:  «Согласно указа  матушки-императрицы, дарую вам эти земли. Название своему селу придумаете ужо: живите, так сказать, и разомнажайтесь. Но смотрите у меня, нехристи, - налоги платить исправно! Если что не так – не взыщите!» Сказал, и укатил восвояси. Привыкшие к тяжелому крестьянскому труду люди, обласканные мыслью о личной свободе и распираемые  особым чувством хозяина на земле, трудились не щадя живота своего. И преобразился край! Вместо степного простора, поросшего  ковылью, поднялись тучные хлеба, обильно политые кровью и потом переселенцев, далеко окрест от авыла были слышны ржанье лошадей, мычание коров, блеяние овец,- все это говорило о материальном достатке людей. Из соседних деревень и сел потянулись брички с зерном на местную, только что построенную мельницу; удивлял своими необыкновенными изделиями кожевенный заводик. До позднего вечера не утихал по субботам базар. Быстро росло население, достигнув в скором времени, пяти тысяч человек.
   Но была и отдельная гордость у переселенцев – это речка Уза. Неширокая, неглубокая (мальчишки на спор перепрыгивали ее при помощи шеста)она, тем не менее, являлась объектом всеобщего поклонения. Питали ее многочисленные родники, среди которых особенно выделялся один, самый мощный. В несколько аршинов диаметром, это поистине чудо природы, извергало из подземных кладовых столько воды, сколько остальные родники вместе взятые. К нему никогда не зарастала тропа: за хрустальной и изумительно вкусной водой приезжали даже из близлежащих деревень. Он являлся невольным свидетелем сухих мужских разговоров, женских сплетен, девичьих секретов, мальчишеского озорства, первых свиданий…
   Верно говорят: хорошее не может длиться долго. Через несколько лет пришла, нежданно-негаданно, большая беда. Всю зиму в тот год лютовали морозы, повредив озимые, а весной пошли сплошные дожди, помешав посеву яровых культур. И случился сильный неурожай. Тут уж было не до уплаты недоимки, а как бы самим выжить. Вспомнили обязательство перед барином, решили послать к нему в качестве ходоков аксакалов, самых почитаемых и уважаемых жителей села, с просьбой повременить с налогами. Не помогло, барин был неумолим. Он явился в село тотчас, как только крестьяне собрали свой скудный урожай с полей. Да не один, а с охраной. Было велено оставлять на семью по три мешка зерна, остальное отобрать. Плач стоял по всему авылу; впереди предстояло пережить долгую и голодную зиму. Но злодей не унимался. По его приказу из Петровска привезли огромный казан (котел) и им накрыли родник – исполин. Несколько дней длилась борьба людей и природы. Животворный источник никак не хотел попадать в рабство, бился изо всех своих естественных сил и, казалось, ничто не может укротить его. Чего только не клали на казан:  огромные булыжники, куски железа, заваливали бревнами – все бесполезно! Родник не сдавался. Лишь на пятый день, словно чувствуя бессмысленность своего сопротивления, он затих. Вскоре перестали пульсировать и остальные источники, исчезла речка. Поняв невозможность существовать без воды, покинули эти места и люди.
   Прошло много лет. К некогда брошенным землям, вернулись потомки первых жителей Усть-Узы. Обработали поля, посадили деревья, сделали пруды. Но часто, нет-нет, да возникала у людей мысль, отыскать погибший родник, освободить его от неволи. В соседнем селе якобы даже нашелся старик преклонных лет, который  мог бы указать его местонахождение. Но за свою услугу он запросил столько денег, что устьузинцы просто ахнули. Но согласились. Пока всем миром собирали вознаграждение, дед Василий помер и унес с собой в могилу столь важную информацию.
   Пробежали еще годы. Однажды в селе появились солдаты. Им было приказано по дну оврага, где раньше текла Уза, проложить какой-то сверхсекретный кабель. Денно и нощно работала  спецтехника: рев моторов, лязг металла не давали покоя никому. Мальчишки после школы бежали к месту проводимых работ, рассаживались на склоне оврага и бурно обсуждали увиденное. На третий день случилось неожиданное: зубы ковша экскаватора задели какой-то железный предмет. Мотор машины стал захлебываться от напряжения, но экскаваторщик прибавил обороты двигателя, и вот из-под земли, скидывая с себя многопудовую грязь, показался  огромный котел. И тут же, откуда-то из глубины земли, забил мощный фонтан воды на радость прибежавших сюда  сельчан. Затем струя немного ослабла, но зато тут же о себе дали знать  мелкие источники: они тоже ожили. Потоки воды соединились воедино, образовали ручей, который побежал в сторону села, где уже чуть окончательно не засох пруд. Со временем, люди очистили территорию вокруг родника, установили каптажную группу из оцилиндрованных  бревен, изготовили деревянный желоб из лиственницы – и стал он вновь неотъемлемой частью села.
   Вечерний поезд меня опять увезет в столицу. Я беру ведра, стоящие в сенях и иду к  роднику за водой, а заодно и попрощаться с ним. Наполнив ведра, сажусь на бережок и долго молча смотрю, как звенящей струей от родника скатывается ручеек. Омывая темные корни выросших деревьев и играя травой, он бежит дальше, в сторону села.  Пью пригорошнями  бесподобно вкусную воду – и не могу напиться. Такой живительной влаги не найдешь ни на одном курорте! А родник все журчит, журчит, вроде как хочет поделиться со мной каким-то секретом, что-то говорит на своем языке: то ли одобряющее, то ли осуждающее?.. Понять бы тебя! Да не дано это, к сожалению, человеку!
    Ну что? Кажется, все самое страшное в твоей судьбе уже позади? Живи, родник вечно! Доставляй людям  радость!  До скорых встреч!