Это было холодное лето. Непосредственно-детское, долгожданное, но холодное лето. Мы укутывались в одеяла и разводили костер на заднем дворе, пока родители давали каждому из нас 2 доллара на шоколад. Мы сидели и ели шоколад холодным летом. Мы ходили по пустынным улицам в теплых свитерах, пока ветер раздувал наши волосы, обдавая зябкое лицо холодом. Это было холодное лето. Лето, холоднее, чем весна и холоднее, чем осень. Лето, когда мы бродили по пустынным улицам и собирали камни вдоль железных дорог.
В самый холодный день самого холодного лета, я поругался с родителями и ушел из дома. Был день, но это был самый холодный день. Я натянул шарф и захватил перчатки, спрятанные далеко в комоде с момента окончания зимы. Это было холодное лето, именно поэтому они мне так пригодились. Вдоль железной дороги, на которую я забрел, были расставлены лавки, на которых мы часто сидели, разговаривали и наблюдали за ушедшими и вновь приходящими поездами. Некоторые поезда уходили, некоторые – возвращались, как нам тогда казалось. Мы еще не знали, что ушедшие поезда возвращаются на один и тот же перрон всегда. Поезда – не люди, теперь думаю я. Не люди. Я подошел ближе, сел на лавку, свесив обе ноги по разные стороны, и увидел мальчика. Мальчика, стоящего впереди меня, метров пятьдесят от моей любимой лавки, по разные стороны которой я свесил ноги. Я посмотрел на него и поймал ответный взгляд. Он стоял возле железной дороги, у самого края рельс, босой, а его ноги шаркались о грубые камни, разбросанные по тем местам. Он смотрел на небо. И смотрел на меня. На мгновение, мне казалось, что по щеке его скатилась холодная слеза. Слезы тоже бывают холодными, если лето холодное. Он был ледяным, потерянным и одиноким. Будто кто-то привел его сюда и оставил. Бросил. Ушел. Забыл. Он стоял здесь в ожидании чего-то, что могло бы помочь ему. Но пришел сюда лишь я, и мне ничего не оставалось, как смотреть на него, щурясь от солнца, от самого ледяного солнца. Это было холодное лето. И поезда ходили медленнее, чем обычно. Просто потому, что лето было холодное. Я посмотрел вдаль и увидел поезд, мчащийся навстречу ему. Мальчик улыбнулся и, глядя в небо, заступил за запретную линию. Теперь он стоит прямо на рельсах, между шпалами, все поглядывая на холодное летнее небо. Я наблюдал за ним, но ничего не мог поделать. Или не хотел. Поезд приближался, с гулом и ревем, а мальчик лет шестнадцати, босой, с искаженными чертами лица стоял на рельсах и смотрел на небо, изредка отводя свой взгляд на меня. Я замер. Задержал дыхание. Закрыл глаза. А он дышал и ожидал поезда, который бы превратил его в лепешку, раздробив каждую косточку, разорвав каждый орган.
Чудесное волшебство смерти, одна секунда — ты ходишь и говоришь, и в следующую секунду ты — предмет.(с)
Мальчик дождался поезда. В ту секунду, как расстояние между ним и его потенциальным убийцей сократилось до двадцати метров, мальчик зажмурил глаза и закрыл обеими ладонями уши. Он больше не смотрел на небо, а я задержал дыхание.
глухой рев,
потоки дыма,
чья-то судьба на кону:
кто-то поклоняется небу,
а небо помогает ему
Я сочинил это в ту секунду, когда поезд резко затормозил. Резко сбавил скорость и остановился за пару метров от мальчика. Я услышал голоса людей и посмотрел на мальчика. Но его там уже не было. Я видел где-то вдалеке его силуэт, убегающий вдаль, за солнцем. И видел, как он поднимал иногда голову, поглядывая на вечно холодное небо. Я выдохнул и вернулся домой. И больше никогда не ходил туда, никогда не сидел на любимой лавки и никогда не видел того странного мальчика.
Это лето было холодным. Это лето стало самым холодным летом из всех, что мне пришлось пережить. Иногда я вспоминал того самого мальчика. Мальчика потерянного, ледяного, одинокого, но навеки связанного с просторным, всеобъемлющим и загадочным небом. Я никогда не узнаю, о чем он думал на самом деле. Я никогда не пойму, почему он так напоминал мне кого-то. Кого-то, кого я вижу каждый раз, подходя к зеркалу с интересом постичь, что за человек смотрит на меня оттуда?..