Как-то зашла в редакцию нашей газеты, как обычно, поболтать\покурить. На кафедре это запрещено, стоять на лестничной клетке считаю для себя несолидным, а в редакции курят все - и хозяева, и гости. Правда, не в рабочей комнате, а в «отстойнике», т.е. клетушке 3 на 3, где пьют чай-кофе, исповедуются (т.е. изливают душу, когда наступает время её излить), а заодно и курят. С замглавред Таней, Танечкой, Танюшей ТНЗ нас связывают давние приятельские отношения и работа на одном факультете, поэтому меня там приютили\прикурили, иной раз и кофе-чаем напоят, свежими новостями угостят, с людьми интересными познакомят.
В тот день около ТН сидел очень импозантный мужчина с седеющей густой шевелюрой, в отличном летнем костюме (день был прохладный), сидел вальяжно, распространяя на всю огромную комнату запах хорошего парфюма.
ТН представила его мне и предложила принять участие в разговоре. Основной темой которого было состояние вузовского гуманитарного образования, а побочных всех не перечесть. В какой-то момент мне стало интересно, на каком же факультете работает наш собеседник. Вычислить это из его реплик не удалось. Я не люблю ходить вокруг да около, а потому прямо спросила его об этом.
Он окинул меня недоумевающим взглядом.
-- Я - Писатель. (Именно так... в его голосе слышалась прописная буква) .
-- ?????
-- Да, я - Писатель, член СП с 19.... года.
И мужчина полез в карман, как мне показалось, за удостоверением.
-- Понятно, - сказала я, с неохотой вытащила себя из удобного кресла и пошла к своей вожделенной цели – в «отстойник».
Минут через 20 я ушла из гостеприимного кабинета, а когда зашла за ТНЗ через пару часов, чтобы тащить ее домой (мы в одном доме живем), она со смехом накинулась на меня:
- Ну, Свет, я тебе этого не прощу.
- Что такое, Тань, в чем я провинилась?
- Знаешь, что ты наделала? Своим безразличием к его персоне ты спровоцировала господина Писателя на чуть ли не часовую беседу о его заслугах перед Отечеством. Он назвал мне все свои повести и романы, рассказал, какие у него отзывы и какая критика, к кому из городских и областных властей он вхож, и т.д., и т.п. И я никак не могла остановить этот поток. А мне послезавтра газету сдавать. Последнюю. И в отпуск. Так что поезжай домой одна.
- Ну, Тааань...
- Нет, ты понимаешь, что я вытерпела.
- Ну, Тааань... понимаю, конечно, но мне его имя ничего не сказало, да и так распускать перья.... Тань.
- Да-а-а, перышки у него яркие, но у меня от него разболелась голова, а мне еще работать, давай накапаем по 20 капель, кажется, еще остался хороший коньячок.
И мы накапали, а потом еще и в кофе, потом покурили, потом чай - и все говорили, говорили... С ТН всегда есть о чем поговорить. Домой мы все же поехали вместе. На такси. Прихватив с собой незаконченный макет и нужные материалы. Однако с меня было взято обещание - помочь. Завтра с утра. В общем,все складывалось распрекрасно.
Но у меня остался какой-то осадок, может, не нужно было так? В сущности, я ведь ничего не сказала - ни плохого, ни хорошего, а просто покинула поле беседы. Но человек обиделся на невнимание. Он, видимо, привык к другому отношению, привык нравиться. А что было делать - притвориться, что мне он жутко интересен как личность, как писатель, как мужчина, наконец? Ну не знаю я такого писателя, не знаю. И личность его почему-то интереса не вызвала после ударения на слове "писатель", да и как мужчина не в моем вкусе.....
А дома вспомнила, где я встречала господина Писателя. Но это уже совсем другая история.
И еще вспомнила об Евгении Шварце… совсем недавно наткнулась на отрывок из его выступления на собрании ленинградских писателей (это было в 30-е годы):
"Говорить про себя: я - писатель, так же неловко, как говорить про себя: я - красивый. Конечно, никому не возбраняется втайне, в глубине души надеяться, что он недурен собой и что кто-нибудь, может быть, считает его красивым. Но утверждать публично: я - красивый - непристойно. Так и пишущий может в глубине души надеяться, что он писатель. Но говорить вслух: я - писатель - нельзя. Вслух можно сказать: я - член союза писателей, потому что это есть факт, удостоверяемый членским билетом, подписью и печатью. А писатель - слишком высокое слово..."