Автор: Юлия Горская
http://www.proza.ru/2012/07/01/777
Перрон был еще пуст. До электрички оставалось минут сорок. Но Даша не могла сидеть дома, не могла видеть грустно-счастливые глаза мамы, и просто дольше оставаться в своей комнате. С самого утра звучала в голове полузнакомая музыка, слышанная когда-то и уже забытая, но волшебная и чем-то дорогая. Даша уже была с Ним – душой и мыслями и каждая минута растягивалась до бесконечности, лишь усиливая нетерпение. Уже совсем скоро она сможет увидеть Его. Теперь он будет рядом ни несколько часов, ни пару дней – всегда! Так странно и сладко звучало это слово: всегда. И хотелось, и страшно было в это поверить.
Даша не заметила, когда к ней подошел тот странный старик, и откуда вообще взялся на перроне.
- Какая у тебя улыбка, - проговорил он густым и сильным голосом.
Девушка внутренне сжалось – так не хотелось впускать кого-то в душу, наполненную счастьем, весной и ожиданием. Но сделать вид, что не заметила, позволить себе не могла, и вежливо взглянула на старика. Тот был босым и лохматым, с большой головой и сутулыми широкими плечами. Грязная рубаха и обтрепанные штаны неопределенного цвета довершали непривлекательный портрет. Но глаза старика совсем не подходили ко всему этому. Черные, проницательные, умные, они смотрели спокойно, немного грустно, но одобрительно.
- Сохрани эту улыбку. - Старик передал ей сложенную пожелтевшую от времени газету. – Сохрани для него. А он вернет тебе то, что ты потеряешь.
Даша увидела старый снимок с мужчиной, немолодым, с высоким лбом, четкими линиями бровей, продолговатым лицом и неприятной бородкой. Совсем не ее типаж. Да и выглядел больным, глубоко несчастным и замерзшим на мокрой скамейке, усыпанной осенними листьями.
- Вам денег дать? – дрогнувшим голосом спросила она, чувствуя, как холодом облило душу и, не смея снова взглянуть в лицо чудаковатого старичка.
Тот засмеялся и подставил ей ладонь пригоршней.
Даша торопливо сунула ему сотку, надеясь, что он уйдет и музыка, звеневшая с утра, вернется.
Он ушел. Но музыка молчала…
* * *
А потом снова был знакомый перрон. Она вышла из той же самой электрички, что увезла ее в ту далекую весну…
Родной вокзал встретил моросящим осенним дождем. И Даша, плотнее закутавшись в пальто, наконец, позволила себе заплакать. Все равно никто не поймет, и не надо будет ловить чьи-то удивленные и сочувственные взгляды.
Оставив сумку в камере хранения, она вышла на улицу, не в силах сразу пойти домой. Не сейчас. Нужно успокоиться, обдумать, что сказать маме, как объяснить все. Но как, если сама Даша ничего не понимала? Знала только, что все кончилось. Давно, еще летом. Она честно пыталась сохранить вдребезги разбитые осколки своей первой любви. Но наконец, поняла, что они никому не нужны. Даже ей…
Даша снова заплакала, вспомнив девочку из электрички. Та показывала женщине ароматные, оранжевые кружочки и радостно смеялась:
«Смотри, мама, это солнышко»!
Когда-то маленькая Даша тоже называла так апельсины.
Теперь, желая оказаться в полном одиночестве и все обдумать, или просто успокоиться, она вышла к пустому парку и побрела по мокрой дороге. А рядом незримо следовала девушка-осень и тихо бросала листья, доставая их из своего рыже-желтого венка. Она тоже плакала. И ее одинокая печаль была созвучна с грустью в озябшей Дашиной душе.
Она не помнила, сколько ходила так, сворачивая на новые тропинки, и вспоминая время, проведенное без человека, ставшего чужим. О нем не хотелось думать. Зачем? Так быстро прошла их весна, и промелькнуло душное лето. А осень подарила покой. И пусть в ней не осталось солнца, но горечь обиды и слабые следы ушедшего навсегда чувства смоют ее прохладные и чистые дожди.
Пытаясь стряхнуть застрявший в подошве камушек, Даша опустилась на скамейку, лишь мельком глянув на сидящего там мужчину.
- У меня сегодня юбилей, - вдруг сказал он. – Угощайтесь, - и протянул открытую ладонь с дольками апельсина, выложенными «солнышком».
Даша изумленно вскинулась, уже зная, что увидит: темные глаза под четкими линиями бровей, высокий лоб и неприятную бородку…
- Это вы?.. Неужели…