Из цикла "ГОДОВЫЕ КОЛЬЦА"
«ЧТО ТЫ РАНО, ОСЕНЬ,
В ГОСТИ К НАМ ПРИШЛА?
ЕЩЕ ПРОСИТ СЕРДЦЕ
СВЕТА И ТЕПЛА!»
* * *
Осенние синицы на задворки
летят, перекликаясь в тишине.
Все веселей сорок скороговорки,
все неизбежнее, все ближе снег.
И все прозрачней над равниной воздух,
все призрачнее глушь березняка ...
И опустевшие вороньи гнезда
в сквозных ветвях видны издалека.
Все глубже гулкой осени колодец:
позвал друзей - откликнулись леса!..
И тиной пахнут днища старых лодок,
и отдаются в небе голоса...
* * *
Наверно, у нас все по-старому:
к зиме заготовили дров,
и к вечеру мама усталая
с работы заходит во двор.
Успеет по дому все сделать,
сходить к роднику за водой.
А ветер тихонько застелет
крылечко листвой золотой.
Мать шалью окутает плечи
и смотрит на дождь из окна
и слушает долго, как в печке
растет бормотанье огня.
И верит с несмелой улыбкой,
что в нашем опавшем саду
скрипучая всхлипнет калитка,
и я осторожно войду.
БАБЬЕ ЛЕТО
Веет прохладой с просторов осенних,
ясные дни устоялись давно.
Листья последние тихо осели
в светлых аллеях на темное дно.
Отшелестела пора золотая,
смолкла, погасла – стоим средь руин.
Вкрадчивый ветер неслышно вплетает
в пряди твои седину паутин.
Что ж из любви нашей, милая, вышло?
Веря обманчивым ласкам тепла,
ты, как вот эта опавшая вишня,
всё перепутав, опять расцвела.
* * *
Тебя назвать бы надо Ефросиньей.
Скажу: “Прощай, я больше не вернусь!”-
и полыхнут глазища синью,
а в них - промчатся косяки гусиные,
всплеснется светлой Ладогою Русь.
Тебе бы шли рябиновые бусы
да из бересты легкий туесок,-
и волосы твои по-русски русы
и на губах малины алый сок.
Любимая, ты - Лада, ты - лебедушка...
А я... да что там обо мне!
Осталось мне сложить ладони лодочкой
и кликать свое счастье в тишине.
Но только эхо вдалеке откликнется,
но только упадет осенний лист.
Пришла вечерняя заря-калинушка,
и лес молчит, загадочен и мглист.
Прощай, родимая. Все песни спеты,
ушло тепло в чужбинные края,
и улетело с ласточками лето,
а с ним - и молодость веселая моя.
Прости, прощай, хорошая, любимая.
Будь счастлива. Я больше не вернусь.
Но встречусь ли с березкою, с рябиной ли,
тебе, далекой, грустно улыбнусь.
ГЕОРГИНЫ
Наступают ненастные дни,
отцветают в саду георгины,
благородные, как герцогини, -
высоки, величавы, стройны.
Средь багряных и бархатно-красных,
не касаясь их к дому пройду.
Мало дней остается им ясных
красоваться в опавшем саду.
На комки размокающей глины
осторожно снежинки летят.
Свои лица склонив, георгины.
слез стыдясь, на меня не глядят.
Сколько горести в их доцветаньи !
На тебя так похожи они!
Я им тихо шепчу: “ До свиданье ”.
Но аллеи безмолвно грустны ...
ОСЕННЯЯ СИРЕНЬ
Легкая, счастливая усталость -
отошли тревоги и беда,
отбурлила, стихла, устоялась
в берега вошедшая вода.
Можно из реки теперь напиться -
видно каждый камешек на дне.
Стало равномерно сердце биться -
та же ясность божия во мне.
День короткий тянется так долго,
будто специально для меня,
чтобы разглядел я, как наволгла
гроздь сирени белой у плетня.
Осень - время светлого прозренья.
Прошлое пришла пора понять,
но душа изломанной сиренью
расцвести пытается опять.
* * *
Поспела давно облепиха.
Шагаю, сгребая листву.
Прохладно, просторно и тихо
в пустом облетевшем лесу.
Приятная, светлая осень -
гуляй, улыбайся, дыши! -
но что-то неслышно уносит
навеки она из души.
Я понял, о чем при дороге
молчит, облетая, ветла.
И мне стало время дороже.
Как мало осталось тепла!
Последняя бабочка в поле,
последний цветок в полусне!..
И сердце застыло от боли -
и грустно и радостно мне.
Смотрю я на берег родимый,
куда не вернусь никогда,-
далекою струйкою дыма
ушедшие тают года...
* * *
Прошелестят холодные дожди,
и листопад, невидный за домами,
вздохнет и, как последнее «прости»,
размоется и скроется в тумане.
На лес посмотришь - обомрет душа!
В прогалинах пустых гуляет ветер.
И лист, на хлипком прутике дрожа,
еще надеется, еще во что-то верит.
* * *
Деревенька дачная
стихла, опустела.
Все давно уехали –
никого не жди.
И кольцо дверное
снова поржавело,
и приходят в гости
лишь одни дожди.
За окном все глуше
шорохи и вздохи, -
в них я различаю
грустные слова.
И живу я вроде
на краю эпохи,
на пороге -
горькая,
мокрая листва.
* * *
Ушел в тайгу я, проклятый тобой,
и заблудился – третий день блуждаю!
Бреду сквозь дождь и вдруг перед собой -
не чудится ль? - зимовье различаю.
Дверь распахнул - на полке соль,
пшено и спички мне оставил кто-то...
И отступает понемногу боль,
а за окном - бушует непогода.
Там ночь и смерть, а здесь - дрова поют!..
Нет, доброта людская не убудет,
хотя порою близкие не ждут
и думают о нас чужие люди.
ПОСЛЕДНИЙ ВОЛК
Холодный дождь, холодный мрак.
Последний волк не рад судьбе, -
забиться б в глушь, залечь в овраг,
забыть навечно о себе.
И голод мучает, и страх.
Дохнула мгла из-под горы, -
вон там, вон там, - в шести верстах,
слышны по запаху дворы!
За полем хрипло лает пес,
дыханье слышится коров
и лошади жуют овес,
и пахнет жаркая их кровь!
Волк настораживает слух, -
он повернуть уже не прочь,
но сзади лес предзимний глух -
и волк завыл протяжно в ночь.
Завыл, завыл ... И вой летел
в провалах ночи по реке,
и страшным плачем став, слабел,
теряясь эхом вдалеке.
* * *
Мне кажется,
я всем в толпе мешаю.
Иду, глазами тычусь наугад.
Не до меня! -
летучими мышами
торчат зонты,
прохожие спешат.
И хлещет дождь –
невыносимый, частый!
Согнуло в три погибели ветлу!
Да что там я?
Купите, люди, астры
у девочки, замерзшей на ветру!
ЖУРАВЛИ УЛЕТЕЛИ ...
Окончена в поле работа -
никто до весны не придет.
Лишь пугало средь огорода.
Кого оно, глупое, ждет?
Зачем оно осенью горькой
стоит на холме ветровом,
как сторож - в сырой гимнастерке,
и машет пустым рукавом ...
* * *
Захочешь жить, а жизнь прожита.
В полях, где колосилась рожь,
теперь осталось только жниво
и никого там не найдешь.
И в доме нету ни знакомых,
ни милых женщин, ни родни –
исчезли с хором насекомых
при первом холоде они.
Проникла в сердце осень жизни:
к уюту тянет и теплу,
а если дождик мелкий брызнет, -
стекают слезы по стеклу.
* * *
Все в парке сорвано, раскидано,
как будто женщина ушла
в слезах, с упреками, с обидами…
И больше нет нигде тепла.
Не крылья – годы за плечами,
и тянет в тяжкий сон берлог,
и так беспомощно печален
аллей пустынных некролог.
Среди деревьев этих черных
с любимой мы весною шли,
над головой звенели пчёлы,
и липы старые - цвели!..
* * *
У осени плачевные дела,
и в парке пусто, словно в раздевалке,
с которой ты последнею ушла,
оставив номерок болтаться жалкий.
С утра темнеет. Все - теплу каюк!
Кричу в простор, как дурень на погосте:
- Эге-ге-гей! И я хочу на юг!
Хотя бы перышко мне сверху сбросьте…
Но тщетно – птицы гаснут, как во сне.
И все молчит: молчат поля, березы…
И не пойму я: то ли тает снег,
то ль по щекам моим стекают слезы.
* * *
Холодно.
Ночью, наверно,
первый грядет снегопад.
Как обнаженные нервы,
ветви неровно дрожат!
С радостью, с горем, с обидами
все по домам разошлись...
Брошены картами битыми
листья ...
Проиграна жизнь.
Цикл полностью опубликован в книге "Березовый терем" М, 1998 г.