Лялик, Лялиииик, очень настойчивое, Ляяялиииик, переходящей в протяжный крик.
Это с балкона напротив полуторагодовалый Геночка требует меня.
Какое ему дело до того, что на улице 7 утра и лето, Июль, а вчера я допоздна играл с пацанами и мне больше всего хочется спать, хотя я знаю точно , что баба Катя уже давно на кухне и варит мне геркулесовую кашу.
Поскольку вставать прийдется все равно, то я выбираюсь через окно на улицу , благо у нас первый этаж и окна очень низко к земле, и общаюсь с моим родственником, стоящим на балконе в одной маечке.
Увидев меня , Геночка восхищенно начинает , держась за решетки балкона подпрыгивать на месте и кричать: " Ди тюда" , что обозначает;" Иди сюда"
От непомерного возбуждения его краник исторгает струю ярко-желтой жидкости, которая сквозь решетки балкона устремляется вниз на проходящего дядю Сюлю, который сначала недоуменно смотрит на солнечное небо, а потом начинает хипеж на тетю Аделю, Геночкину бабушку, но вовремя останавливается понимая, что может стать посмешищем всего Школьного переулка.
В это время баба Катя заходит в комнату звать меня к завтраку и увидев пустую постель, кричит на улицу:" Шо это за дела такие, уходить, как привозный босяк, через окно?"
Это просто констатация факта, что нужно идти кушать.
Каши наваливается столько , что съесть ее может только человек, голодавший неделю.
Я смотрю на бабушку со всей мировой скорбью еврейского народа и начинаю канючить:" Баба, ну почему опять Геркулес?"
-вот Вовке Кухте картошку нажарили, а мне все время каша.
-вот пусть твой Кухта жрет свою картофель , а ты посмотри на себя в зеркало и скорби.
Чтобы мне потом твоя мать сказала, что ребенок недокомленный, таки нет.
-Баба, я уже не могу.
-Шо ты меня доводишь до белого каленя?Восклицала бабушка.
Я смотрел на ее округлые колени и не понимал, как они могут быть другого цвета.
В результате, путем длинных уговоров, призывами не давить на психику, обещаниями двойной порции Ленинградского мороженного и большого стакана жаренных семечек, бабушка запихивала в меня огромную тарелку каши и мы собирались на пляж.
На Ланжерон шел 28 й трамвай и , если конечно повезет, то мы садились в вагон к дяде Коле , и мне представлялась возможность тормозить трамвай на остановках.
Не знаю почему, но подобную милость дядя Коля проявлял только ко мне и я сполна ею пользовался.
Однажды он даже сказал комплимент бабушке.
-Мадам, у вашего мальчика большое будущее.
Он таки родился быть вагоновожатым , что среди вашего народа большая редкость.
-Вагоноуважемый, сказала баба Катя.
-Об чем вы говорите?
-Мой мальчик недостоин даже думать за вашу профессию.
-Нам бы что-то полегче.
-Я знаю?Врачом, или дай Бог, зубным техником, все меньше ответственности.
Дядя Коля поддакивал и говорил успокоительно.
-Да малец, это тебе не рецепты писать, тут думать нужно.
И на этом мы расставались до следующего раза.
От кольца 28 го , через парк Шевченко, к Ланжерону вела асфальтовая дорога.
Приезжали мы на пляж к 8 и утра, не позже.
Сказать, что мы одни были такие умные-таки нет.
В 8,30 весь Ланжерон был заселен до немогу.
Свободными оставались только синие деревянные лежаки и то, только потому, что за них нужно было платить рубль за штуку.
Это был еще дореформенный рубль и на него можно было купить на Привозе из поесть, а какой одессит откажет себе в поесть.
На лежаки кидались только приезжие, изволившие припереться на пляж после девяти, когда живого места на скудном песке не оставалось.
Вообще песок на Ланжероне появился только в конце пятидесятых годов, когда началось масштабное укрепление берега.
Для начала поперек устанавливали бетонные волнорезы, а параллельно берегу ставили волноломы и только по окончании работ стали намывать песок, а если вы таки хотели получить пляж с песком, то вам надо было ехать к черту на куличики , в Лузановку.
Вот там был настоящий песочный пляж , уходивший в море наподобие Юрмальского.
Я не буду спорить за то, чей песок лучше, но такого моря в вашей Юрмале не найдете, и не надо меня уговаривать.
Ну ладно, что мы за песок-он есть везде, а Ланжерон есть только в Одессе.
И вот приходим мы на Ланжерон и ищем место дислокации.
Так выражалась баба Катя.
Что такое дислокация я не знал, но понимал, что от того, где мы разместимся, зависит количество раз ,дозволенных мне искупаться.
Вожделенное место найдено.
-Мадам, а где ваша семья?Осторожно так спрашивает бабушка дородную даму , разлегшуюся на песке так, что там можно было разместить еще десяток таких , как она.
-А шо вам моя семья?
Мне что, отчет вам в письменной форме?
-Мадам,в письменной форме вы будете давать отчет прокурору , а мне дите некуда приткнуть из-за вас.
Имейте стыд, сдвиньтесь влево.
-А почему влево?
-Хорошо, слева ляжет мой внук, а вы такая изящная, что и мне места хватит рядом с вами.
После такого комплимента дама замолкает и уступает нам пядь земли, достаточную для того, что мы с бабой Катей разместили свои припасы.
Кто не видел фильмы "Веселые ребята" и "Полосатый рейс" могут не понять меня, но уверен, что таких чудаков мало.
Так вот, одесская семья, идущая на пляж, это семья, идущая на подвиг.
Во первых, донести все то, что было заготовлено на пляж, уже героизм, потом как с собой берут столько еды, что во фронтовых условиях хватило бы на месяц.
На пляж брали с собой примусы и я видел даже семью с керогазом.
Во вторых, это все съедается.
Ценой уговоров, криков, обид, любым способом, но только все надо съесть.
А какой гам стоит на пляже.
-Бора, выйди из мора.
-разлагайся на песочке, шоб у тебе ручки, ножки отсохли.
-Розочка, детка, не кидай камень на дядю Сему, вон чужие, туда и бросай.
-Вова, шо ты с ума сдвинулся, писать у берега, шо , чумной?
-зайди поглубже, зараза.
-Коля , не кидай окурка, ты же приличный человек,закопай в песок.
-Аля , это уже ко мне.
-Алик, сына, не плыви за волнолом, не делай бабе нервы.
Через пять минут.
-Сына,я тебя умоляю, выйди, съешь котлетку и опять зайдешь.
-Ша,а кто ест котлету без хлеба с маслом, помидоры и огурчика?
-Подожди , а что картофлю я дяде сварила?
И среди всего этого крики:" Пончики, пончики, с мясом, луком, повидлой"
-Кому грязь лиманская , свежая.
-Пшенка, свежая пшенка.
-Рачки, рачки. -(мелкие креветки)
-Семечки, кому семечки.
-Кому мороженное , пломбир, Ленинградское, фруктовое.
-Фотографии за один день, кого запечатлеть.
Надо отдать должное моей бабушке.
Запихивая в меня неимоверное количество пищи, она разрешала мне купаться столько , сколько хотелось и поощряла мою страсть лазить по холмам и по этому я не был эдаким еврейским довеском, как многие мои приятели тех лет.
Как правило мы снимались со стоянки на пляже сразу после двенадцати и направлялись домой, минуя бочку со свежим молоком.
В таких же бочках рядом продавали пиво и квас.
Перед тем, как сесть в трамвай, бабушка покупала мне свежайшую маковую баранку и я съедал ее со стаканом молока.
По приходу домой, я ложился спать, потому что обедать в нашем доме было принято только тогда, когда возвращался с работы дед Яша.
Дед Яша был малограмотен, грозен и очень интересовался международной политикой.
Время было было суровое и война в Корее только что закончилась, а по сему американцев ругать было модно.
Дед сдвигал свои брови, которым Леня Брежнев мог позавидовать и говорил , что мы им покажем.
На мои наивные вопросы, что мы им покажем, дед многозначительно кивал головой и говорил :" что показать, так это большой цорес, что показать, но они таки получат этот цорес"
Я ничего не понимал, но сосед, Иван Кухта, отец Вовки , машинист паровоза , вечно в подпитии, глубокомысленно замечал:" Яков Григорьич, мы не позволим"
Так вот, обедать, а в выходные дни просто сесть за стол без деда Яши было нельзя и это воспринималось, как должное.
Был глава семьи, он же по совместительству кормилец, а кормильца надо уважать и по тому без него не ели.
Я , как уж на плите , крутился подле бабы Кати в надежде что-то поесть, но она была неумолимой.
-Шо ты суетишься, как малохольный, уймись.
Все, надо ждать деда.
Сейчас я вспоминаю это, как что-то то, что ушло от нас навсегда.
На чем держится дом, семья, поколения?
На традициях.
Нет традиций и нет семьи.
Все то, что держало и пока еще держит нас и скрепляет наши основы, это наши традиции и в моем народе они пока еще не угасли.
Смею надеяться, что и в других они будут жить.
Впрочем, я ведь не об этом.
Я о своем детстве и только.