Сколько себя помню, во всех квартирах, в которых жила наша семья, мотавшаяся вслед за папой по городам и весям, были деревянные полы с удивительно разговорчивыми половицами.
Родителей эта разговорчивость раздражала, а меня радовала. Потому что, даже оставаясь дома одна-одинёшенька, я не чувствовала этого одинёшества - со мной были разговорчивые половицы, и стоило пройти из комнаты в кухню или просто по коридору, они затевали со мной свой скрипучий диалог. Но так было в старых домах.
Нынче совсем не так. На всех этажах, кроме первого, полы бетонные, а на них тот настил, который смог позволить себе владелец квартиры, сообразуясь с собственным вкусом, а еще больше - с собственным кошельком.
У меня первый этаж, а потому полы изначально были деревянные. И я этому очень радовалась, когда мы въезжали в новую квартиру. Пару лет радовалась. А потом полы стали рассыхаться. И, хотя процесс усыхания проходил медленно, между половицами, в конце концов, появились щели, куда спокойно мог провалиться листок бумаги. Долго я собиралась найти мастера, чтобы он перестелил полы или хотя бы подогнал половицы. Однако время шло, а дело не двигалось: то недосуг, то материал негде было достать, то мастера не найти. А потом родители стали прибаливать, и мне вовсе было не до своей квартиры. Пока однажды.... пока однажды поздним зимним вечером в щель не провалилась очень нужная и важная бумажка. И моим мужчинам пришлось провозиться несколько часов, чтобы извлечь эту «драгоценность» из-под пола.
Тут сразу и родителям стало полегче, и материалом мы разжились почти без труда благодаря друзьям, и мастера нашлись. И вот когда стали сбивать половицы и заделывать стыки между ними, я вдруг осознала, что это не конечный процесс, что новые вставки тоже будут рассыхаться и щели появятся вновь. А значит, нет никакой гарантии, что снова …..
И я сдалась. Пол покрылся ровненькими плитами ДВП, а плинтусы были пригнаны без малейшего зазора к полу и стенам. Потом ДВП сменил ровный, безликий, хоть и красивый ламинат.
И все, ощущение дерева под ногами пропало навсегда. Пол стал холодным – по своей внутренней сути холодным. И никакие «подогревы» или ковры не спасли бы его от этого метафизического холода. И ничто уже не пело тоненько на разные голоса. Квартира потеряла свой голос…
Как-то, читая "Эвакуатора" Д. Быкова, нашла там очень симпатичное стихотворение Ю. Кузнецова. Того самого, которого называли "поэтом мужества и трагизма".
Поющая половица
Среди пыли, в рассохшемся доме
Одинокий хозяин живёт.
Раздражённо скрипят половицы,
А одна половица поёт.
Гром ударит ли с грозного неба,
Или лёгкая мышь прошмыгнёт, -
Раздражённо скрипят половицы,
А одна половица поёт.
Но когда молодую подругу
Проносил в сокровенную тьму,
Он прошёл по одной половице,
И весь путь она пела ему.
1971
И еще вспомнила и перечитала изумительные строчки о поющих половицах из "Повести о лесах" К.Г. Паустовского.
"Дом рассохся от старости. А может быть, и от того, что он стоял на поляне в сосновом лесу и от сосен все лето тянуло жаром. Иногда дул ветер, но он не проникал даже в открытые окна мезонина. Он только шумел в вершинах сосен и проносил над ними вереницы кучевых облаков.
Чайковскому нравился этот деревянный дом. В комнатах слабо пахло скипидаром и белыми гвоздиками. Они в изобилии цвели на поляне перед крыльцом. Растрепанные, высохшие, они даже не были похожи на цветы, а напоминали клочья пуха, прилипшего к стебелькам.
Единственное, что раздражало композитора, - это скрипучие половицы. Чтобы пройти от двери к роялю, надо было переступить через пять шатких половиц. Со стороны это выглядело, должно быть, забавно, когда пожилой композитор пробирался к роялю, приглядываясь к половицам прищуренными глазами.
Если удавалось пройти так, чтобы ни одна из них не скрипнула, Чайковский садился за рояль и усмехался. Неприятное осталось позади, а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом сухие стропила, двери и старушка люстра, потерявшая половину своих хрусталей, похожих на дубовые листья.
Самая простая музыкальная тема разыгрывалась этим домом как симфония.
"Прекрасная оркестровка!" - думал Чайковский, восхищаясь певучестью дерева.
С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждет, когда композитор, напившись кофе, сядет за рояль. Дом скучал без звуков.
Иногда ночью, просыпаясь, Чайковский слышал, как, потрескивая, пропоет то одна, то другая половица, как бы вспомнив его дневную музыку и выхватив из нее любимую ноту. Еще это напоминало оркестр перед увертюрой, когда оркестранты настраивают инструменты. То тут, то там - то на чердаке, то в маленьком зале, то в застекленной прихожей - кто-то трогал струну. Чайковский сквозь сон улавливал мелодию, но, проснувшись утром, забывал ее. Он напрягал память и вздыхал: как жаль, что ночное треньканье деревянного дома нельзя сейчас проиграть! Проиграть незамысловатую песню пересохшего дерева, оконных стекол с обвалившейся замазкой, ветра, постучавшего веткой по крыше".