Своё пятнадцатое лето жизни Алексей вместе с младшим братом Михаилом провёли в деревне у бабушки с дедушкой.
Матери дали путёвку на курорт, и она попросила бабу Маню и деда Федора приютить внуков на всё лето.
Деревня, где жили старики, была небольшая в одну улицу и являлось одним из отделений центральной усадьбы совхоза «Бородинский». На отделении выращивали телят и поставляли их по всему краю. Ферма была построена, сразу после Отечественной войны.
Здесь же в пяти километрах, в соседней деревне жили многочисленные родственники бабы Мани и деда Федора. Старики обитали в небольшом домике, состоящем из двух комнат и сеней. Из хозяйства они держали корову, несколько овечек и два десятка кур и уток.
Была у них молодая собака по кличке Валет - ростом с добрую овцу. Сколько Алексей помнил у деда не было собак под другой кличкой. И как рассказывал дед, собачья кличка была заимствованная из игральных карт. А дело было так…
Как-то после войны, зимой, вечером, дед с бабушкой играли с соседями в карты. Игра называлась «шестьдесят шесть».
И вот когда они закончили очередную игру и стали раздавать карты вновь, одной карты недосчитались. Дед заглянул под стол и увидел, что утерянную карту с азартом грызёт маленький щёнок.
Оказалось, что ощенившаяся сука с пятью щенятами жила в это время в сенях. Смышленый щенок незаметно проскочил в дверь избы, когда бабушка набирала воды из фляги, и забрался под стол. А дальше было, как говорится, делом техники…
Дед освободил карту из пасти щенка, и тот разразился на присутствующих заливистым лаем. Утерянная карта была бубновой масти и называлась «Валет». После этого случая дед назвал щенка Валетом и, когда он подрос, оставил его у себя.
Алексей помнил эту собаку. Огромная и мохнатая она вселяла ему уверенность, когда он оставался один в доме, а когда подходил к ней, позволяла погладить по голове и почесать за ухом.
Мальчик хорошо запомнил собаку, когда в пятилетнем возрасте Валет катал его на санках, а когда санки перевернулись пёс подбежал и, как бы извиняясь, облизал лицо своим тёплым языком, вызвав у мальчика необычайный восторг.
За долгую жизнь у деда Фёдора было с десяток Валетов. И все эти собаки были верными сторожевыми псами и почти все доживали до глубокой старости…
А в том году старикам было уже под семьдесят, и они давно считались пенсионерами, но трудиться приходилось неустанно и на подворье, и на огороде. Так было уготовлено судьбой каждому крестьянину, будь он молодым или старым.
Дед Федор и баба Маня держали скот и птицу, огород в тридцать соток и покос за деревней. Небольшое хозяйство кормило не только их, но и многочисленных родственников.
Почти каждую неделю к ним заезжал кто-нибудь из родных и знакомых. В жару отдохнуть с дороги и напиться колодезной воды, зимой погреться и выпить по чарке самогона или портвейна. Иногда, гости оставались ночевать, и тогда в доме был праздник. На стол выставлялось всё, что было в доме. Для этого случая дед Федор для взрослых всегда держал в запасе бутылочку, а для детей карамельку. Гости уезжали довольные, иной раз, наделённые куском солёного сала или пакетом овечьей шерсти на рукавицы и носки.
Скучать у деда на каникулах братьям не приходилось - для внуков всегда находилась работа. Мальчики помогали старикам возить воду из колодца, полоть грядки и картошку на огороде, доставлять на тележке скошенную траву для подкормки животных, заготавливать берёзовые дрова и встречать с пастбища корову и овечек.
В редкие дни Алексей читал книгу американского писателя Джека Лондона, которую привёз с собой из дома, а брат умудрялся, с утра до вечера, развлекался с деревенскими мальчишками - бегал с ними на пруд купаться или играл в войну с «немцами».
МЛАДШИЙ БРАТ.
…Прошла неделя после приезда братьев в деревню, а Михаил уже запросто общался со своими одногодками и целыми днями пропадал, то в лесу, то на деревенской запруде.
В лесу малочисленный отряд "хулиганов" устраивал нешуточные игры: ребята лазали по деревьям и зорили птичьи гнёзда, разбивая яйца или сбрасывая народившихся птенцов на землю. После удачной охоты хоронились в кустах ветвистой вербы, где курили припасённый у родичей самосад или махорку. Потом шли к запруде и купались до «синевы», периодически греясь на солнце. Ближе к вечеру мальчики сооружали небольшой невод из марлевой тряпки и ловили для своих кошек мальков и головастиков. И так кряду несколько дней подряд, пока эти занятия не стали надоедать деду Фёдору.
Вечером дед ворчал на внука:
- Охота тебе, Михаил, целый день слоняться без дела и вместе со свиньями и коровами сидеть в грязном пруду? – журил он. - Вот прицепится какая-нибудь болезнь, вроде лишая, тогда все заборы обчешешь, - заключал он и смеялся.
Посмеявшись, миролюбиво поучал:
- Ты лучше с Лёхой завтра бабке на огороде помоги картошку полоть. Всё полезнее, чем болтаться по деревне.
Мишка соглашался с дедом, но с утра исчезал на время, а после обеда давал стрекоча с ребятами на пруд. Баба Маня не сердилась на внука, а защищала его, объясняя мужу, «что мальчик должен выбегаться». Дед Фёдор говорил «ну-ну, балуй» и хмурился, но в спор с женой не вступал, понимая какое это бесполезное дело.
Однажды пацаны измазались в грязи с головы до пяток и нагишом, стали бегать по дворам и огородам, пугая своим видом собак и одиноких старух. Собаки отбегали на расстояние и громко лаяли на «чудища», а старухи охали и крестились, приговаривая: «свят-свят- свят…, изыди нечистая сила…».
«Нечистая сила» неистово выла и свистела и пряталась в траве, а бабки, поворчаб на "нечесть", возвращались к своим бабьим делам.
Под вечер, в тот же день, к бабе Мане зашла соседка по прозвищу Кочеврыжиха, которая жила на краю деревни и славилась своей вредностью и несговорчивостью. Особенно любила бабка куражиться перед заезжими людьми, когда те просили напиться или спрашивали про грибные места.
Бабка охала перед незваными гостями и хваталась за бока, чтобы разжалобить, и тут же переводила разговор на трудности деревенской жизни, как бы указывая незнакомцам на свою беспомощность и одиночество. Некоторые из проезжих жалились над бабкой и давали ей несколько копеек, а то и рубль и, выпив воды, уезжали, так и не узнав о грибных местах…
Счастливая старуха складывала деньги в маленький кошелёк и прятала его под перину, каждый раз приговаривая, «чтобы деньги удвоились». Деревенские мужики и бабы знали, что вдова имеет такой странный приработок, и часто обсуждали её, называя меж собой «побирушкой»…
Первой о нашествии «чертей» Кочеврыжиха поделилась бабе Мане, рассказав, что нечистая сила была днём на её огороде.
- Сроду такого не видела, Маня, просто ужас! Маленькие, похожие на чертей и все в грязи, прямо перед глазами скачут, просто страх, - говорила она крестясь. - Я быстро в дом, и с образком к ним, - затаённо продолжала бабка, - а они в разные стороны и такой визг и свист подняли. Помог, значит, образок разогнать нечистую силу. Слава богу! – хвалялась она. - Что, же это делается, соседка? Черти теперь не только ночью, но и днём проказничают. К вам не забегали? – с любопытством спрашивала она, сверля глазами бабу Маню.
- Слышать, слышала про чертей, но вживую не видала, - едва сдерживая улыбку говорила Маня надоедливой соседки. - Может это тебе всё привиделось Даша? Ведь ад не наступил, и костров нигде в деревне не жгут, - успокаивала она.
Кочеврыжиха крестилась и говорила, «что не врёт и говорит истинную правду».
Дед Федор слушал рассказ соседки в сенях и понимал, чьих рук это дело. Не выдержал, зашёл в комнату и подначил Кочеврыжиху.
- Так это, Дарья, твой свёкор Савелий мстит тебе, за твои грехи? Забыла, как ты его к чертям посылала и обещала извести за то, что он приставал к тебе, когда ты молодая была. Помнишь? Теперь он с чертями на том свете договорился и подослал их к тебе. Хе-хе…, злорадствовал он.
Кочеврыжиха напрягалась, вспоминая, на что намекал старик, но так и не вспомнив, в свою очередь грозилась.
- Чтобы к тебе, Шабалин, черти в огород залезли да все грядки передёргали. Тебе бы всё посмеяться над чужим горем…. Забыл, как тебе розгами в гражданскую? Скажешь, не было? Сама видела как тебя голого по жопе, помнишь?
Дед Федор после таких откровений о своём прошлом, хмурился и уходил во двор и внутренне сожалел, что связался с чёртовой бабой, одновременно поглядывая, не появиться ли поблизости Михаил? Но Михаил не появлялся и дед, дождавшись, когда уйдёт соседка, рассказал жене о своих умозаключениях.
- Это наш Михаил с ребятишками в чертей поигрывает, - заключил он и, хитро посмеиваясь, признался: - Мы тоже в детстве в чертей мазались, помнишь?…
Мишка, как всегда, возвратился домой только к ужину, когда загоняли во двор скот - без следов грязи на лице и на теле.
И сколько дед Фёдор не пытал его про связь с местными "чертями", Мишка так и не признался, делая удивлённое лицо. Через пару дней он всё же рассказал брату, как они напугали бабку Кочеврыжиху, измазавшись в грязи на пруду. Брат рассказывал и смеялся.
- Когда старуха нас увидела, то от страха упала на землю, потом вскочила и закричала на всю деревню: « Антихристы, антихристы, воры, ловите их». Мы испугались и дали дёру. А про чертей она не кричала, врёт всё, - закончил он свой рассказ, потом улыбнувшись, спросил Алексея: - Может, кто-то ещё её в тот день пугал?
«Чертово дело» несколько дней обсуждалось у магазина. «Чертей», как выяснилось позже, видела не только Кочеврыжиха. «Нечистая сила» попалась на глаза и деревенскому пастуху Аркадию, когда тот вел стадо на водопой к запруде.
- Так это не черти были, а ребятишки. Только я не разглядел, чьи, все в грязи были, - успокоил он женщин, и добавил: – У вас бабы одно на уме. Если грязный и черный, значит чёрт? Я вон после войны на разрезе помощником машиниста паровоза работал у меня, что лицо, что роба чернее угля были. И никто меня не называл чёртом. А тут пацанов старуха спросонья увидела, и на тебе, «черти», - защищал ребятишек пастух.
Женщины возмущались и шумели на Аркадия.
- Безбожник, ему что чёрт, что бог, всё одно. Видать сам антихрист, - выкрикивала Головотенчиха, старуха преклонных лет.
- Гоголь и тот видел черта. Ну, вылитый Аркашка, - подначивала остальных продавщица Любочка, - А как про чёрта написал? Даже фильм был. Как его?
- Вечера с чертом на хуторе, вот…, - подсказала ей уже поддатая Нинка Морозова.
- Правильно, видели мы тот фильм, - загалдели бабы. - В нём на чёрте принц летал к царевне…. Так, что не рассказывай нам, как выглядит чёрт… хоть и в кино, но видали! Такой противный, весь в шерсти и с хвостом.
- И с козьими рожками, - добавили из очереди.
Аркадий на выкрики баб не прореагировал, а, купив пачку «Прибоя», снисходительно хмыкнул одноногому Афанасию, стоящему в очереди с бабами.
- Что с них взять, деревня…, - нараспев сказал он, выходя из магазина.
На крыльце он прикурил папиросу и раскурил её, глотнул внутрь горького дыма и шумно выдохнул. Сделав несколько торопливых затяжек, выбросил недокуренную папиросу на землю. Та, пролетев через тропинку, скрылась в траве, продолжая дымить тонкой струйкой белого дымка. Потом подошёл к своей лошади и ловко забрался в седло и затрусил вдоль дороги, разгоняя отдыхавших неподалёку уток и свиней.
- Аркашка, постой! Захвати с собой бабкиных чертей, а то и взаправду они на огородах приживутся, - хохотала ему в след Нинка Морозова.
В это время у магазина появилась ватага ребятишек. Увидев женщину, мальчишки стали дразнить её « пьяницей».
Нинка торопливо сбежала с крыльца и кинулась с кулаками на ребят, те в разные стороны. Михаил бросился ей под ноги и женщина, не удержавшись на ногах, завалилась на спину, выронив из рук бутылку с портвейном прямо в пыль.
- Ну, погоди, шабалёнок, расскажу деду, он тебе задаст, - крикнула она вслед убегавшему мальчишке.
Вечером дед Фёдор отчитал Михаила за глупую выходку у магазина, а потом спросил:
- Не страшно было под взрослую бабу падать? Она ж могла тебя раздавить?
- Не, - ответил Михаил. – Страшно было потом, когда она пообещала тебе пожаловаться. Уж больно ты сердит в гневе деда…
- Это я-то сердит? Это тебе Нинка сказала? Да я её за клевету…, - и дед Фёдор выругался трёхэтажным матом, блеснув единственным глазом, а Михаил от брани весь съёжился.
- Деда не сердись, это не она…это я сам так подумал, успокойся - дергал он разгорячённого деда за рубаху.
- Чёрт с ней с этой забулдыгой, - остыв, выругался дед.- Ишь, кинулась на мальца…. Правильно ты её, Михаил, молодец! - и он ласково приобнял за плечи внука и, обращаясь к жене, попросил: – Ты, Маня, больше не привечай эту пьяницу и денег ей не занимай…
НИНКА.
Напротив дома деда Федора, через улицу, в недостроенном доме, жила многодетная семья скотника эстонца Германа. Жила вместе с сыном и девяностолетняя мать Германа.
У старухи было четверо сыновей, трое из которых в разное время после войны, вернулись на родину в Эстонию. Лишь младший Герман остался жить в Сибири, женившись на русской девушке. Звали её Морозова Нина.
Некоторое время мать жила отдельно от сына, но когда в семье появились два малыша, переехала к Герману. К тому времени он уже отстроил новый большой дом, в котором оставалось вставить окна и покрыть крышу. Но сделать это не успел - весной внезапно заболел менингитом и после болезни уже не смог много работать. Немного оправившись от хвори, к осени, Герман всё же достроил дом, но не отделал его. Так они и жили с не побеленными стенами, некрашеным полом и окнами. Из механизатора, после болезни, Герман перешел на ферму скотником.
С этого времени жизнь в семье нем заладилась. Нинка стала выпивать, а после того, как у них родилось ещё две девочки, совсем отбилась от рук. Мать-старуха к тому времени ослепла, и Нинка выгнала её жить в баню. Так постепенно в дружной семье Германа наметилась трещина.
Нинка нигде не работала. В доме всегда было грязно и неуютно. Повсюду валялась грязная одежда и какие-то тряпки. Спали всем семейством на полу без постельного белья и шерстянных одеял. Маленькие дети бегали без штанов в майках больших размеров. С тех пор жили бедно, и деревенские часто подкармливали ребятишек, угощая девчонок то пряником, то конфеткой.
Герман работал с утра до самого вечера. Зарабатывал немного. Полученные деньги отдавал Нинке, и та тащила их в магазин, покупая всё, что ей хотелось.
Постепенно супружеская пара пристрастились к выпивке и на водку тратилась добрая половина заработанных мужем денег.
Нинка была беспечной..., а когда впадала в запой, по нескольку дней не была дома, путаясь с приезжими мужиками-командировочными. Когда командировочные уезжали, Нинка возвращалась домой, как ни в чём не бывало. Герман принимал её и никогда на людях не скандалил. Только на следующий день женщина старалась не показываться на глаза соседям - Герман симметрично ставил ей под глазами синяки.
Когда падшая женщина приходила в себя, она часто подходила к дому деда и выпрашивала у него табаку или папироску. И дед Фёдор жалился, насыпая щёпоть табакы в газетку. Нинка заправски свёртывала самокрутку и садилась на землю у забора, широко расставив ноги, и дед Фёдор замечал, что на соседке нет трусов.
Старик ругался.
- Срам один, что нагишом ходишь, шалава, - стыдил он и отворачивался.
Нинка смеялась и говорила:
- Тебе бабка твоя не надоела? Может, я тебя завлекаю? А ты что, уже и не мужик?
Дед Федор плевался и уходил к себе в дом, и за забором долго матерился.
Как-то баба Маня попросила Алексея отнести Морозовым старую одежду. Было это днем, что-то около одиннадцати часов дня.
Алексей зашёл в дом, в доме тишина. Он окликнул и прошёл в следующую комнату.
Пьяная хозяйка спала на полу с задранным халатом. Из одежды на ней, кроме халата ничего не было. Рядом с матерью играли двое малышек, постукивая о пол алюминиевой миской и кружкой. На столе в открытой кастрюле плавала какая-то бурда и валялись корки от хлеба. Бутылка с недопитой жидкостью стояла рядом на табуретке.
Алексей позвал громче.
- Хозяйка!
Нинка зашевелилась и, увидев подростка, с неохотой одёрнула халат и спросила:
- Ты, чего смотришь? Голых баб ещё не видел? Так смотри!- и она, хохоча, оголила свои полные ляжки.
Алексей выскочил из дома и долго не мог прийти в себя от откровенной женской похоти. Так близко, он никогда не видел голого женского тела.
На следующий день Нинка, как ни в чём не бывало, зашла в дом деда. Деда дома не было и она, подмигнув, Алексею спросила бабу Маню:
- Как внука зовут, а то вчера я с ним так и не познакомилась. Бросил тряпки и бежать.
- От тебя, убежишь! – заметила баба Маня. - Небось, пьяная была и нахамила парню?
Нинка ничего не ответила, а поглядывая на Алексея, сказала:
- Мал он мне ёщё, пусть растёт, - и ушла, выпросив у бабы Мани несколько папирос.
До сих пор Алексей не может понять, что остановило Нинку сблизиться с ним, тогда ещё юного мальчика, только-только, становившегося мужчиной? Скорее всего, она боялась этим поступком обидеть деда Федора и бабу Маню, заметно проявлявших к ней своё участие. После этого случая она вела себя с Алексеем предельно строго. Лишь иногда при встрече не без намёка, спрашивала:
-Девок наших, деревенских, много испортил? Торопись, жизнь и так коротка! не заметишь, как пролетит, - назидательно говорила она и уходила, крутя своим круглым задом.
Алексей глядел её в след и робел: на лице и шее выступали красные пятна, а при мысли..., внутри возникала приятная нервная дрожь.
При редких встречах с "непутёвой" он старался, как можно меньше с ней разговаривать, а её подковырки воспринимать, как дружеские шутки.
Жизнь Нинки Морозовой оборвалась трагично…
Через много лет, в очередной запой, её нашли замёршей на крыльце собственного дома.
Рассказывали, что её не пустил Герман, заперев на крючок дверь. Дети к тому времени у них выросли и разъехались, кто куда. Герман слышал какой-то стук с улицы, но подумал, что стучат у соседей и открывать дверь не стал, побоялся. Нинка не прожила на свете и пятидесяти лет.
Что для неё была эта жизнь? Она так и не поняла. Когда-то в молодости, она, красивая девка, вышедшая замуж не по любви, за парня намного старше её, а потом, родившая от него подряд четверых детей, впоследствии, столкнувшись с трудностями, оказалась морально не готовой, и не находя ни любви, ни поддержки от мужа и близких родственников, стала потихоньку спиваться. И никто из них, как не пытался, не смог избавить её от этой вредной привычки, которая и привела её к трагическому финалу.
ДЯДЬКА МИХАИЛ.
Между тем заканчивался июнь. Мать ещё не приехала с курорта. В письме она писала, что останется в санатории ещё дней на десять...
Травостой выдался на редкость богатым. Теплое лето и обильные дожди подняли всходы трав в таком изобилии, что их запасов хватило бы скоту и диким животным не на один год.
В лесу расцвело множество ярких цветов: белых и красных, жёлтых и розовых, синих и малиновых. Небольшие поляны с Иван-чаем растеклись малиновым цветом по косогору. Желтые колокольчики и кукушкины слёзы своим ароматом наполнили воздух в берёзовых перелесках рядом с покосами. Лесная ромашка и тысячелистник, рассыпали свои россыпи вдоль просёлочных дорог и на полянах, незасеянных пшеницей. Обилие цветов, привлекало массу лесные пчёл, и те, без устали, перелетая от цветка к цветку, собирали волшебный нектар, из которого потом получался мёд.
На опушке леса, на взгорках и лесных полянах, созревала клубника и земляника. Ягоды было столько много, что от красноты краснела зеленая трава.
В лесу появились первые грибы, называемые в народе «Ванюшками», большеголовые подберёзовики и яркие сыроежки.
Здесь же разместились муравьиные кучи, кишевшие красными муравьями, снующими туда и обратно в поисках работы и пищи. Яркие бабочки, прячась от солнца, укрывались в тени цветов и кустов шиповника, перелетая на короткие расстояния.
Вот незадачливый мотылёк оступился с листа и упал в муравейник и тут же исчез, скрывшись под полчищем набежавших муравьёв.
В лесу перекликались клесты и синицы. Где-то на дереве, распевала свою не хитрую песню одинокая кукушка: КУ-КУ, КУ-КУ…
«Ничего в жизни не люблю, как люблю и хочу лета», - думал Алексей, наблюдая всю эту красоту.
Утром, он с дядькой, отправились собирать клубнику. До известного ягодного места было километров десять. Пока шли, несколько раз перекуривали. Вернее курил дядька. Скоро у него кончилась газета и он показал Алексею, как можно курить без самокрутки.
Михаил срезал тонкую трубку от стебля цветка. Потом, присев на корточки, выкопал ножом в земле ямку. Засыпал туда табак и вставил трубку. Лёг на живот и поджёг табак. Получилось, что-то вроде курительной трубки.
- Смотри, всё вместе: и курю, и лёжа отдыхаю. Курорт!- сказал он и с блаженством затянулся, выпуская дым изо рта кольцами.
Алексей ещё не курил, и не понял, о каком блаженстве говорил дядька.
- Слушай, Леха, а ты с девчонками, того?- спросил Михаил и показал племяннику непонятным жестом.
Алексей не понял и сказал, "что целовался один раз". Дядька засмеялся и больше на эту тему с Алексеем не разговаривал.
К обеду ягодники добрались до места.
Клубники было видимо, невидимо! Ягода была крупная и сладкая. Стали собирать. Через пару часов Михаил набрал полное ведро. У Алексея ведро было заполнено наполовину, но зато он наелся ягоды до тошноты. Лицо и руки были перемазаны в малиновый цвет, как у малого ребёнка. Дядька помог Алексею добрать ягоду и они пошли к роднику.
Обедали под развесистой берёзой. Ели хлеб со свежими огурцами и яйцами, запивая еду родниковой водой. Вода была холодной, но зубы от неё не ломило. Вкус воды был особенный, непохожий на воду, которую Алексей пил в городе и из деревенского колодца.
- Напиться не могу, боюсь, что лопну, - сказал он допив из кружки.
- Пей, от этой воды не лопнешь, - поучительно заговорил Михаил. - Это настоящий родник! Таких родников в природе, сейчас найти - редкость. Это место я нашёл по рассказам своего дедушки Ивана, когда был пацаном. Вот теперь и ты про этот родник знаешь. Запомни, может, когда пригодится?
Дядька поднялся и отряхнул одежду и сказал:
- Всё, отдохнули, пора в путь… всё равно табак закончился, - и спросил:
- Не тяжело ведро нести? Будет тяжело, скажи, я помогу, - и первым пошёл в сторону деревни, одному ему известной дорогой.
Дядька ушёл из жизни совсем молодым, ему едва исполнилось сорок лет. Михаила нашли мертвым, без следов насильственной смерти. К тому времени он сильно пристрастился к спиртному, и пил всё, вплоть до денатурата. За день до смерти его видели сильно пьяного. По всей вероятности, это и стало причиной его смерти. Из родственников никто не стал обращаться с заявлением в милицию, к тому же причину смерти не установили. Похоронили дядьку на деревенском кладбище, среди его родных и знакомых.
…А тогда в тот летний знойный день дядька был молод и полон сил, и с удовольствием занимался с племянниками. Он был холостяком и своих детей у него не было.
В деревню они вернулись под вечер.
- Ой, сколько Миша ягоды набрал, - встретила их около дома молодая соседка. - Да какая крупная и спелая. Чего меня не взяли? Побоялись, что больше Вас ягоды соберу или место узнаю? – ровным голосом спросила она и, не дожидаясь ответа, с высоко поднятой головой, скрылась за калиткой своего забора.
ОЛЕСЯ
Соседку звали Олесей. На вид ей было лет двадцать пять. Девка была статной и с красивым лицом. На голове? под платком, у неё красовались русые волосы, заплетённые в толстую косу. Глаза у девушки были большие? и при встрече с Алексеем она таинственно улыбалась.
Олесю привёз в деревню Степан, после службы в армии. Перед самой троицей молодая пара поженилась. С Украины на свадьбу приезжал брат Олеси со своим товарищем и тёткой Олеси. Родители девушки от поездки отказались, сославшись на длинную дорогу и хозяйство, отправив с сыном подарки и сто рублей денег.
Баба Маня рассказывала своей дочке Галине, что молодая жёнка уж больно вертлявая. Бабка видела, как на свадьбе, у тополя, друг брата, тискал невесту за известные места, а та только похихикивала. Степан в это время с друзьями обсуждал достоинства Олеси и произносил тосты за жену-красавицу.
- Недолго с ней Степан проживёт, - заключила она дочке. - Смотрю я на неё и вижу, как она на нашего Алёшку смотрит. Ну, прямо волчица. Не нравится мне она! На днях спрашивает меня: «чего это ваш внук всё дома сидит, никуда не ходит, с девчонками не дружит? Давайте я его по ягоды свожу». Знаю я, какую ей ягоду надо! Говорю ей, что с Михаилом они идут. Едва Мишку уговорила, чтобы с племянником по ягоду сходил. А он мне: "я Олесе обещал". Вот чёртова девка, и за Мишку взялась. Нехорошо это, не по-соседски, - шептала она дочке.
Алексей слышал разговор, но смутно представлял, что имела в виду баба Маня, говоря про него. В нём ещё жил тот невинный мальчик, которого опытные парни называли лопухом или, того хуже, сопляком».
На следующий день после похода за ягодой, Алексей увидел Олесю на крыше своего сарая, где она загорала...
Баба Маня с дедом с утра отправились на покос, наказав внуку: привести флягу воды, накормить собаку и поесть самому.
Алексей прошёлся несколько раз по двору, сходил на огород, Громко хлопая калиткой. Олеся лежала на животе и читала какую-то книжку. Алексей стал наблюдать за соседкой с крыльца бани.
Скоро Олесе надоело лежать на животе и она, сняв с себя бюстгальтер, легла на спину. Большие белые груди, как дыни, свесились на бок. При каждом движении девушки их потряхивало, вызывая у юноши неудержимый трепет, перерастающий в желание.
Но покрасоваться молодым телом соседки парню пришлось недолго.
- Олеся, ты где?- послышался грубый женский голос, и в ограде появилась Головотенчиха, её свекровь.
- Хватит загорать, пора еду готовить, скоро Степан приедет на обед… и укройся бесстыжая, – цыкнула она невестку,и тут же перешла на цыплят: - Цып-цып-цып, - и стала кормить выбежавших на зов со всех сторон цыплят.
Олеся встала, ловко обернулась в лифчик и так же быстро спустилась по лестнице. Молодая женщина находилось в каких-то трёх метрах и Алексей, не отрывая взгляда с тоской проводил её до калитки.
Олеся вдруг засмеялась, бросив сквозь смех идиотскую фразу:
- Что нравлюсь? Эх ты, что ж такой не смелый? Я скоро, жди.
Алексей просидел во дворе до самого прихода бабушки с дедушкой.
Он наблюдал, как на тракторе приехал на обед Степан и долго не уезжал. Как ушла из дома мать Степана. Потом, когда Степан уехал вышла Олеся, какая-то грустная и невесёлая. Она даже не посмотрела в его сторону.
Алексей стал думать об Олесе каждый день. Девушка появлялась во дворе, делала какую-то работу и уходила, не реагируя на знаки и просьбы Алексея поговорить с ним.
Каждый вечер приезжал с работы подвыпивший Степан, и в доме была слышна ругань. Так продолжалось до самого сенокоса, а вскоре по деревни пополз слух, «что Степан уличил свою жену в измене». Через неделю он увёз Олесю в город, а оттуда вернулся один…
Прошло несколько дней, и мать Степана не выдержала и сама поделилась с бабой Маней своим горем. По её рассказу Степан отправил Олесю домой на Украину насовсем, а причиной разлада послужило письмо, которое Степан получил по почте для жены. Заревновал парень, не удержался и прочитал письмо. Письмо было от друга брата, который был у них на свадьбе. «Друг» в письме звал Олесю домой, обещая на ней жениться, и клялся в вечной любви.
Степан не стал долго разбираться относительно письма, сказав матери, что не хочет жить обманутым и, что развод не минуем, пока нет детей. Развели их быстро, выдав свидетельство о разводе в сельсовете на другой день.
После уборочной Степан уехал работать в соседний район, да там и остался, женившись во второй раз на местной сироте.
Алексей иногда вспоминал Олесю, особенно по вечерам, когда коротал время в одиночестве, забравшись на сеновал.
«Что это было с ним? Любовь или влюблённость?» - он так и не определился, а когда познакомился с Галей, и вовсе перестал вспоминать про Олесю.
ГАЛЯ.
Алексей и Галя по возрасту были одногодками. С девушкой юношу познакомил муж тётки Дмитрий, когда они вместе заехали к брату Петру, с просьбой вывести на тракторе несколько берёзовых лесин для заготовки на дрова.
Оставив мотоцикл у забора, дядя Митя зашёл в калитку, а Алексей остался караулить мотоцикл от набежавшей со всех сторон деревенской мелюзги.
Мальчишки тут же обступили ИЖ-49 и стали трогать машину за руль, пытаясь нажать на гашетку звукового сигнала, и когда это удалось, прозвучал сигнал «пи-пи» и из калитки выглянул незнакомый мужчина лет сорока.
- А ну марш по домам, - крикнул он соседским мальчишкам и, обращаясь к Алексею, попросил: - давай закатывай локомотив, а то эти не отстанут, - и широко открыл калитку.
Алексей напрягся и покатил мотоцикл, свободно пройдя через калитку.
Мужчина выжидающе посмотрел на Алексея, а после того, как мотоцикл оказался во дворе, почему-то сказал:
- Мой «Ковровец» послабее ИЖа, но по скорости не уступит, - и он показал на новенький мотоцикл под навесом.
– Дядя Петя, - представился он и добавил: - Митькин брат.
А ты внук Шабалина? – спросил тут же он, помогая закатить мотоцикл под навес.
- Ага, - ответил Алексей.
- Что-то ты больно угрюм, - сказал дядя Петя, - или стесняешься?
- Ага, - снова ответил Алексей.
- Тогда пошли в дом, пообедаем, а заодно познакомишься с моими домочадцами, - сказал он и подтолкнул Алексея вперёд на крыльцо.
Юноша вошёл в прихожую и по привычке нагнулся перед дверью.
- Небойся! Это тебе не деревенский дом, - пожурил Петр. - Здесь всё по-городскому и зал и спальня, и кухня с электроплитой, вот только удобства пока на улице и вода из скважины…
- Милости просим…, - услужливо встретила хозяйка, когда увидела парня с мужем.
Алексей с любопытством поздоровался. Перед ним стояла небольшая полноватая женщина с копной тёмных волос на голове.
- Это моя жена Мария, - знакомил хозяин. – А это внук деда Фёдора и племянник Тамары, - пояснил он, показывая на Алексея.
- Таськи сын, что ли? – спросила Мария, и муж утвердительно кивнул.
- Большой вырос парень, - заметила женщина и позвала. – Галя выдь познакомься с родственником.
Вышла Галя и смущённо уставилась на парня. Алексей смотрел на девушку, а про себя думал: «что девчонка ничего».
- Галя, - тихо сказала она и стала теребить подол у сарафана.
- Она у меня перед незнакомцами стеснительная, - пояснила Мария, - а дома она настоящая хозяйка. И сварит и постирает и за скотиной присмотрит…, - нахваливала она дочь
- Мама, хватит…, - попыталась остановить мать дочь. – Ведь меня ещё не сватают…, - вырвалось у девушки, и в комнате наступила тишина.
Дядя Митя, видя, что разговор зашёл в тупик, неожиданно предложил брату:
- Петька, дай парню прокатиться на мотоцикле, чё он целыми днями стоит, как на выставке, а Галька пусть покажет дорогу на пруд.
Петр с Марией переглянулись и неопределённо посмотрели на Дмитрия.
- Он лучше нас двоих владеет техникой, - успокоил брата дядя Митя. - Права водителя автомобиля недавно получил, - соврал он, но Петр поверил ему.
- Я тоже права тракториста в пятнадцать лет получил, так и работаю с тех пор на тракторе, - сказал он и назидательно добавил: - Только вы, ребята аккуратнее на мотоцикле, свиней не передавите, - едва улыбнувшись, предупредил он и передал ключ зажигания Алексею.
- Ура! – по-детски воскликнула Галина, увлекая за собой Алексея во двор.
Так они познакомились. Галя была первой девчонкой с которой он задружил, и с которой учился целоваться. Девушке, тоже Алексей нравился, и со временем они не только целовались, но и делали попытки узнать друг друга ближе. Галя позволяла целовать в шею и трогать за грудь, и не более того.
Чистые, юношеские отношения, не надоедали и не приедались. Не сказать, что это была первая любовь, но что они испытывали симпатии друг другу, это было точно. Вместе им было хорошо и весело.
Алексей стал частым гостем в доме у девушки. Дядя Петя доверял Алексею и разрешал брать мотоцикл. И они с Галей, чаще по вечерам, катались по безлюдному московскому тракту.
А утром Алексей, толком не выспавшись, шёл на поокос. Дед жалел внука и ругался:
- Сдалась она тебе? Таких вертихвосток, в городе, что ли нет? Успеешь ещё, нагуляешься. Вишь, опять сонный весь ходишь, того и гляди на литовку налетишь. Иди, полежи часок, а вечером дома сиди, сам проверю.
Но наступал вечер, дед засыпал, что говорится, не отходя от стола, и Алексей опять убегал к своей Гале...
СЕНОКОС.
Начался сенокос... На небе было ни облачка - установились прекрасные «вёдра», что значит теплые и сухие, без дождей дни. Дед Федор, собрав всё своё войско: сына Михаила и двух внуков, стал выкашивать свою деляну, частями, по известному ему плану.
Косить уходили по росе, а после обеда, уже ворошили скошенную, подсохшую траву. Работа с первого взгляда казалась нетрудной - маши себе косой и крути граблями, но к вечеру, ноги и руки не узнавали друг друга, и от усталости не хотели двигаться.
Дядька косил в самых трудных местах, граничащих с ручьём и лесом. Дед с Алексеем на ровных и открытых полянах. Когда литовки притуплялись, останавливались и точили полотно бруском наждака. Дед смотрел, как это делает внук, и подсказывал:
- За самый край оселок держи, да не напирай на него. Соскочит, вмиг руку разрежешь, а если не повезёт, так и палец отрежешь, - пугал он.
- Смотри, как надо,- и показывал, наслаждаясь своим уменьем затачивать отбитую кромку.
Делал он это легко и играючи. Алексею нравилось наблюдать за дедом, когда он, высунув язык, сосредоточенно вжикал оселком по лезвию. Наточив, возвращал литовку и напоминал:
- Оселок сильно не нажимай… ну-ка пробуй работу.
Алексей брал литовку и широким размахом валил траву на землю.
- Хорошо…, - бросал он деду, продолжая косить на взгорке.
Младший брат в это время ворошил граблями посохшую траву, и то и дело находил под ней молодые груздочки. Скоро у него скопилось грибов на целое ведро.
К вечеру, когда жара спадала и в воздухе появлялись полчища комаров и другого гнуса, шли в деревню. Дома встречала баба Маня с наготовленными щами, жареной картошкой и солёными грибами. Грибы каждый день доставлял маладший брат, а дядька сортировал от поганок, и после контроля отдавал матери. Наскоро умывшись, садились ужинать, а потом занимались хозяйством. Кормили скот и птицу, убирались в стайке. Когда с этим заканчивали, баба Маня шла доить корову. Алексей, дождавшись парного молока, выпивал литровую банку и шёл дружить с Галей.
К окончанию сенокоса дядька, ещё раз, раскрыл свой талант мастерового.
После обеда он решил показать племянникам, как из бересты делают туеса. Оказалось, что только в июле, молодые берёзы безболезненно отдают свою шкуру в виде бересты.
Михаил нашёл не очень толстую берёзу, подтопленную водой, выбрал на ней участок без сучков и выпилил две чурки, одну большего диаметра, другую меньше. Обмотав отпиленные заготовки петлёй из верёвки и обстучав заготовку, небольшим усилием отделил бересту от ствола, не повредив поверхности. Получилось подобии двух полых цилиндра. Больший берестяной цилиндр разрезал ножом и вырезал пазы под замки и, завернув меньший цилиндр гладкой поверхностью наружу, соединил замки в пазы, а внутреннюю кромку меньшего цилиндра, завернул на большую. Затем отпилил две круглые заготовки. Одну установил на месте дна туеса, другую вместо крышки и спустя час поставил перед братьями готовую поделку.
В туесах разного размера крестьяне испокон веков хранили крупу и пшено, топлёное масло и мёд, выпеченный хлеб и сдобу. На сенокос наливали в туеса свежее молоко или квасу.
Сделанный дядькой туес испытали молоком на следующий день. Действительно напиток до самого вечера сохранил свои качества и прохладу. Эта поделка до сих пор хранится в семье у Алексея.
Вскоре приехала мать и забрала с собой младшего брата. Алексей остался метать сено на волокуши, чтобы зимой перевести в деревню на тракторе.
Дед Фёдор остался доволен работой внука и хвалил за трудолюбие, когда мать приехала на день рождение сестры. Баба Маня тоже похвалила, при этом ни слова не сказала про соседскую Олесю и дружбу с Галей.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ.
День окончания сенокоса совпал с днём рождения дочери деда Федора Тамары, родной сестры матери Алексея . Праздник отмечали всей деревней. К этому событию готовились заранее и серьёзно.
В бане у деда Федора гнали самогонку. Прирезали два барана и десяток кур. Муж тётки выписал в совхозе по десять килограмм говядины и ливера на котлеты и пирожки.
Продавщица Любочка придержала два ящика портвейна по рубль двадцать, в "огнетушителях" и полящика водки "московской" по два восемьдесят семь, чем вызвали пересуды и недовольства у регулярно пьющих сельчан.
В добавок баба Маня выгнала двадцать литров первача и наварила бачок холодца. Соседи тоже не отставали - целый день жарили и парили, резали и складывали еду в кастрюли и спускали в погреб.
Время торжества совпало с воскресеньем. Во дворе именинницы мужики расставили столы, а бабы накрыли их разной вкусностью, что говориться по русским рецептам. Фиг встретишь в ресторане!.
Сразу после полудня во дворе собрались добрая половина деревни - человек шестьдесят. И пошла гулянка...
Приехал управляющий совхоза и от имени начальства поздравил тётку с юбилеем и вручил ей Почётную грамоту, вместе с ней ценный подарок, в виде большого зеркала. Он поздравил всех с праздником, после этого выпил стакан самогону и уехал «по неотложным делам совхоза». По всему управляющий был человеком хорошим и его долго не отпускали, пытаясь выпить с ним «за дружбу» и «за урожай».
Гости ели и пили много, что говорится «от пуза». Говорили тосты за именинницу, и снова ели и пили, как саранча. Бабки едва успевали подносить свеженького. Сформировались группы по столам. Двор шумел. Пьяные и не очень начали распевать песни под баян. Хрен сейчас встретишь подобный коллективизм и единодушие масс! Алексей воочию убедился, как едина была деревня.
День выдался тёплым и многих мужиков, изрядно смешавших самогонку с портвейном, сильно развезло, и бедняги падали там, где валил их алкоголь. Кто попрятался от жары в дом, кто под дерево в палисаднике, кто вырубался прямо за столом. Продолжать веселье остались самые крепкие и непьющие бабы, среди них дед Федор со сватом Илларионом.
Зашла на праздник к тётке и Нинка Морозова. Выпив и закусив, она стала петь дифирамбы не хозяйке и имениннице, а деду Федора. Дед Федор слышал с удовольствием и,окончательно опьянев, покрикивал:
- Правильно, соседка, если б не мы с Ларионом, Вас бы на свете не было, как не было бы этого стола и выпивки, - он обвёл взглядом присутствующих и добавил: - как и меня с Маней.
- Всё, Лёха, дед готов к отплытию, - сказал он срустя секунду. -Веди меня в баню, пока ещё кто не занял, - и стал заваливаться на свата.
Дед Илларион отодвигался и с презрение смотрел на пьяного родственника.
- Кишка тонка Шабалин…, - сипел он, пытаясь допить вино из стакана. Рука деда тряслась от напряжения, и он, как не старался, никак не мог выпить содержимое.
Деда Фёдора под руки и попытались поднять. Не тут-то было! Тот окончательно расслабился и уснул. Помогли Алексею с доставкой два зятя Василий и Дмитрий. Во время транспортировки дед что-то мычал, а когда его положили на кровать, стал звать старуху и просить у неё «капельку».
Путаясь в реальности дед не собирался сдаваться, и нёс ахинею.
- Без деда…. да, эх пропали…. Вот я и говорю, дед он такой, что может всё…. Вот помру, плохо будет без деда... Старуха, ты где, а? Налей капельку, а то, правда, помру. Бросили деда, эх, зря... Если бы не дед…, - и он засыпал на час.
Через час он снова включал свою запись и просил у бабки капельку, но его никто не слушал и уж тем более не трогал.
Праздник продолжался. Стало темнеть. Во дворе зажгли свет. Бабы заменили тарелки и закуску. Самогонки выпили только половину. Мужики, проспавшись и вернувшись к столам, опохмелялись, охая и крякая после каждой порции спиртного. Тут же хмелели, но держались на ногах. Жены ругались на мужей, но и сами не выглядели такими уж трезвыми.
Начали плясать, и к танцующим присоединилась молодёжь. Скоро баянист перестал разбирать клавиши, и музыка прекратилась. Включили магнитофон, и под современную музыку начали выписывать такое, что мало не покажется. Ни разу не танцевавший и не видавший, как танцуют твист, комбайнер Семен Зыков, под музыку начал выплясывать «барыню» и закончил «яблочком». Все вокруг хохотали. К Семёну пристроился его напарник Витька по прозвищу «отвали».
- Отвали, - командовал он шоферам, когда заполнял очередной кузов зерном из комбайна. С тех пор и пристала к нему это прозвище. Некоторые думали, что у Витьки это фамилия.
И пошла пляска. Скоро во дворе плясали все, кто мог и не мог.
-Вот, чешут, вот дают, - подпрыгивал дед Илларион на стуле и скрипел голенищами хромовых сапог, выкидывая ноги перед собой.
Но энергия танца не бесконечна. Постепенно мужики стали выдыхаться, и скоро плясали одни бабы со своими ребятишками, с ними муж именинницы Митяй.
Митяй подпрыгивал и, чтобы не потерять равновесие, хватался за кофты и платья баб. Бабы отмахивались и смеялись, а Митяй с большим удовольствием матерился, вызывая смех у ребятишек. Скоро он устал и ушёл в летнюю кухню, обещая всем вернуться.
На улице стало совсем темно. Большинству гостям, на следующий день надо было идти на работу и все стали прощаться и благодарить именинницу за угощенье.
Возвращались по домам, вопя на всю улицу: « Ой, мороз, мороз…».
Встревоженные громким пением, во дворах залаяли собаки, будто поддерживая хор подвыпивших людей.
- У-у-у, - тянулось по улице.
Ещё долго в деревне брехали, растревоженные пением, собаки и слышались выкрики пьяных мужиков. И лишь спустя час всё стихло, будто и не было дня рождения, и ночная тишина заполнила пространство во дворах и вокруг деревни.
Во дворе имениницы остались одни близкие родственники. Убирать со столов посуду решили рано утром. Убрали лишь еду и спиртное, чтобы не досталось собакам и местным алкашам вроде Нинки и Гришки Босова.
Прибавилось работы и Алексею - он весь вечер развозил по домам на мотоцыкле всех желающих. Последним пассажиром, кого он увёз домой, была Галя.
Когда загонял во двор двухколёсную технику, из бани слышалось требовательное бурчанье деда Фёдора. Дед, по-прежнему, звал старуху и просил у своей Мани «капельку», и очень хвалил себя, как бы напоминая остальным о своей значимости…
ДОМОЙ.
На следующий день засобиралась домой мать, отпуск у неё закончился и в понедельник нужно было выходить на работу. Собрался ехать с матерью и Алексей.
Дед Федор после вчерашнего стонал и охал, но баба Маня ждала своего момента.
Сели завтракать. Дед Фёдор, дождавшись долгожданного стакана с портвейном,
признался:
- Слава богу, что у меня есть старуха, а то пропал бы без неё, - и путаясь в словах, пустил слезу из единственного глаза. Все присутствующие засмеялись. Вчерашнее бурчание деда сильно отличалась от его сегодняшних слов. От вина дед вскоре обмяк и успокоился.
- Вот, к слову сказать, - продолжил он. - Кто самогон выгнал на именины дочки? Не знаете? Моя старуха! А холодца, кто наварил? Опять же Маня, и посуда тоже наша была. Если бы не моя старуха и не моё понимание её, не было бы такого угощенья, а значит и веселья, - и он подставил перед женой пустой стакан.
- Мама, ты ему больше не наливай, - просила Тамара. - Смотри он опять за своё.
Дед Федор после слов дочери, как-то сник и замолчал.
- Не встревай, пусть отец поправиться, - заступилась за мужа баба Маня и налила ещё полстакана портвейна.
Дед Фёдор победоносно посмотрел на дочь и, выпив портвейн, открыто ухмылялся дочери.
- Вишь, старуха на моей стороне, - говорил он и снова подставил стакан.
- Ну, ты и обнаглел…, - заругалась баба Маня, убирая недопитую бутылку в буфет.
Началась перебранка, Алексей не стал слушать, а вышел во двор. Завёл мотоцикл и уехал прощаться с Галей.
Попрощались они по детски, пообещав писать друг другу письма. Галя сунула ему записку со своим адресом, на этом и расстались, даже не поцеловались.
Девушка была не в духе, причиной которого стал он сам. Обратно Алексея привёз на мотоцикле Галин отец.
- Ты Гальке напиши, девчонка будет ждать, не обижай её, - попросил он на прощанье.
Алексей мотнул головой. В какой-то момент ему расхотелось уезжать, и он объявил матери, что уедет позже, но мать напомнила о школе и он успокоился.
Стали собираться.
- Как мы с дедом без тебя будем, Алёшенька?- всплакнула баба Маня.
Дед, повеселевший и раздобревший от портвейна, как всегда пообещал внуку.
- Ты, Лёха, к ноябрьским праздникам на каникулы приезжай, я тебе овечку заколю, ну и сальца солёного возьмёшь. Такого сала, как у нас, в городе не купишь, - говорил он и отходил к столу за очередной порцией портвейна.
Тётя Тамара просила сестру купить в городе зимние сапоги и совала ей деньги.
К обеду подъехала попутка и просигналила. Все вышли за ограду и стали прощаться.
- Приезжайте на праздники и на каникулы, - звала тётка. - Мяса возьмёте свежего..., к ноябрьским праздникам заколем кабанчика.
- Летом отправь внуков, пусть поживут в деревне, - просили старики.
Шофёр снова просигнал, но уже три раза.
Мать села в кабину, а Алексей забрался в кузов. Машина тронулась. Внук стал махать рукой, продолжая смотреть на уходящую в даль деревню.
Прошла минута, другая и деревня скрылась. Мысли будоражили сознанье, вызывая на душе тоску и жалость…
Там, за поворотом, остались доживать свой век, его родные бабушка и дедушка. Там за поворотом, остались воспоминания о счастливых днях, проведённых в деревне. Уезжая, Алексей мысленно прощался со своим детством и юностью.
«Кто знает, - думал он со слезами на глазах, - когда ему удастся приехать к деду и бабушке и застать их живыми, ведь на следующий год он собирался устроиться на работу в строительный участок, а ещё через год, поступить в институт».
И это были юношеские планы, которым предстояло осуществиться.
Алексей смахнул набежавшую слезу и облегчённо вздохнул предстоящей перспективой. Потом развернулся и стал смотреть на дорогу, что шла впереди…