Красивая, стройная, в меру болтливая, молодая. Уже это многие сочли бы за счастье. Она не вызывала ни жалости ни сочувствия. Всё у неё было ещё впереди: интересные и яркие события, большие радости и маленькие печали, высокие ноты и рвущиеся струны, дальние плавания и холодные северные ветра. Девятый вал ей точно не грозил. Так мне казалось. Только лишь слабые волны, бьющиеся о борт, да сильные эмоциями течения.
Ничего никогда не просила для себя и на хватая звёзд с неба казалась человеком вполне довольным своим незатейливым существованием, слегка инфантильным даже, порой и беспечным весьма. Как изменилась жизнь её однажды, причины этих жестоких перемен даже я, сторонний почти наблюдатель не понимаю до конца и сейчас.
Не просила она даже - требовала. И пока я не услышала "у меня умерла сестра, её детей беру к себе", отторжение к этой как поначалу показалось просто нахальной не заслужившей уважения трудом девице в моей душе всё возрастало. Но как тут её не понять!? Я на всё согласилась... Тем более что и условия её были вполне обоснованными, лишь немного устремлёнными в будущее, разрывающими унылую и несправедливую действительность.
Отношение к ней переменилось в мгновенье. Ушёл тот ореол легкости и отстранённости что витал вокруг неё. Частью мира она стала для меня, мира реального, не всегда простого, лёгкого и изнеженного — чаще тяжелого, сложного, испытывающего и порой надламывающего слабых и наивных. Голос и взгляд её изменились — остатки детской наивности и открытости окончательно улетучились и сменились прагматизмом взрослого человека, взявшего на себя ответственность за чужую жизнь.
И всё же ощущение что она достойно справиться с испытаниями вдруг вставшими перед ней двумя детскими фигурками меня не покидало. Неравнодушная, смелая — такие несомненно заслуживают счастья, основанного на чистоте стремлений. Хрупкая, симпатичная девчушка, сильный, любящий мужчина рядом на два года старше её. Вполне нормальная жизнеспособная семья, даже и с приёмными детьми на руках.
Через неделю я услышала её голос вновь. Он дрожал как расстроенная провисшая струна басовой октавы, как иссохший ствол ясеня по которому с оттяжкой ударили обухом топора. Мир на некоторое время потемнел перед моими глазами когда я услышали лишь одну фразу, лишь одно короткое предложение в корне меняющее мир и мировоззрение человека, сметающую всё былое и не оставляющую ничего взамен. Меня закружил вихрь, торнадо, ослепил и оглушил взрыв всего сущего когда я услышала «у меня умер муж...»