Улица Казначеев простиралась с юга на север и имела весьма выгодное расположение в городе: южный ее конец упирался в дворцовую площадь, а северный взбирался на небольшой пригорок, с вершины которого открывался удивительный вид на замок. Опустевший, полуразрушенный и всеми позабытый особняк Луинстенов находился на полпути к вершине этого холма, а из его окон были видны лишь зубчатые крыши четырех дворцовых башен.
Ночь медленно близилась к концу, утягивая за собой, точно шлейф, клубы ярко-зеленого тумана - никто не знал по какой причине, но перед рассветом его цвет всегда становился чуть более насыщенным. Должно быть, в эти самые минуты небо на горизонте уже стремительно обесцвечивалось, как будто в насмешку подражая тому, что совсем недавно произошло со всеми городскими стягами.
Родверт стоял у большого трехстворчатого окна, устремив взор туда, где на высоких башенных шпилях ветер трепал огромные, но совершенно бесцветные полотна. Некогда на них реяло изображение золотого грифона, теперь же не осталось ничего, кроме девственной белизны. Естественно, юноша обладал не настолько острым зрением, чтобы различить что-либо подобное, однако уже догадывался о произошедших изменениях. И не последнюю роль в его осведомленности сыграл маленький шелковый платочек Кабо. По сути, с него-то все и началось.
Вновь воссоединившаяся четверка беглецов разместилась на втором этаже особняка с удобством, на какое только можно было рассчитывать под кровом ветхого и бесхозного сооружения. Монго предложил развести костер, чтобы хоть как-нибудь согреться – несмотря на разгар лета, воздух за ночь успевал значительно остыть. Но Родверт решительно отклонил эту затею, заявив, что алые отблески пламени в окнах заброшенного здания неминуемо обратят на себя внимание любого прохожего.
«Прохожего, - раздосадовано фыркнул мальчик. – В такой поздний час здесь только патрули и шастают…».
«Тем более», - закончил их короткую перепалку Родверт и более к этой теме они не возвращались. Лишь завернули Кабо в большой черно-синий плащ, который юноша раздобыл у мертвого солдата в Сомберском лесу, и уложили его спать на небольшой трухлявой софе, что стояла тут же, возле стены.
Магдана тем временем принялась рассказывать спутникам свою историю. Ничего особенного в этом рассказе не было, если не считать большой и беззаветной любви, вспыхнувшей между юной красавицей и молодым князем Гарианом Гостоном. Они встретились на одном из многочисленных светских мероприятий, устроенных во дворце, а после уже не могли друг друга забыть. Безусловно, эти отношения для обоих могли обернуться огромными неприятностями, если бы их тайную связь кто-нибудь рассекретил. Но, как справедливо заметил Родверт, ситуация ненамного изменилась со смертью одного из влюбленных. Даже наоборот – еще больше заострилась. Девушка не стала пускаться в излишние подробности – Магдана сочла недопустимой откровенностью посвящать в свои интимные переживания двух незнакомых мужчин. Поэтому рассказ получился не намного длиннее того, который молодой воин услышал прошлым утром близ лесного озера. В завершение Магдана извлекла маленький шелковый платок с вышитыми на нем инициалами сына и вручила Родверту, в подтверждение того, что история эта имела место быть на самом деле. И что Кабо действительно является последним представителем канувшей в небытие княжеской династии.
«Не думаю, что буквы К и Г имеют некое сакральное значение, - усомнился тогда молодой воин. – Даже если они вышиты золотистыми нитками».
«Там еще есть изображение золотого грифона, - подсказала Магдана. – Это фамильный герб Гостонов».
В ответ на это Родверт предложил девушке вновь взглянуть на платок и удостовериться, что ничего, кроме инициалов, там нет.
«Не может быть! – воскликнула Магдана. – Он исчез! Но… Но как это возможно?!».
Вот тут в памяти девушки и всплыли обрывки легенды о сверхъестественных хранителях рода, которую ей однажды поведал высокородный любовник. Магдана уже толком не помнила, что побудило Гариана рассказать об этом. Возможно, то была всего лишь одна из забавных и малодостоверных историй, которой так приятно побаловать любимого человека в часы досуга. А может Гариан тем самым пытался дать возлюбленной понять, что ей не следует тревожиться в случае какой-нибудь непредвиденной ситуации – волшебный грифон Тодорвог, стоящий на страже безопасности рода Гостонов, не даст ее с Кабо в обиду. Как бы там ни было, ошеломленная внезапно открывшейся догадкой девушка моментально пересказала Родверту все, что знала.
Эта история произвела на юношу неизгладимое впечатление. Однако по-настоящему обескураживающей ее сделало вмешательство Монго, который с характерной для него мальчишеской горячностью взял слово.
«Точно-точно! – воскликнул он. – У нас в приютской спальне на стене тоже висело огромное полотнище с грифоном. Ох! Это было жуткое чудище с ощеренной пастью, вот такенными когтями на лапах и здоровенными крыльями за спиной! Когда у нас появлялись новички, одного взгляда на это страшилище бывало достаточно, чтобы они мучились от бессонницы целую неделю. Но мы не уставали им объяснять, что это не враг, а защитник. И когда наступят тяжелые времена, он обязательно сойдет с полотна и предстанет во всей своей красе. Но не для того, чтобы сожрать какого-нибудь непослушного ребенка, как при случае всегда заявляли нам воспитатели, а для того, чтобы вершить правосудие», - и Монго с размаху стукнул кулаком по расправленной ладони. Жест, который он, очевидно, подсмотрел у кого-то из взрослых.
Последовавший хлопок эхом разнесся по пустому помещению. Он прозвучал громко, отчетливо и осуждающе, как удар судейского молотка по деревянной подставке. И у Родверта что-то екнуло в груди. Именно тогда Родверт поднялся с пола и отошел к трехстворчатому окну, прихватив с собой шелковый платочек Кабо. Ситуация складывалась критическая, а Мэлитран с самой первой встречи призывал его не затягивать с принятием решений, будь они хоть трижды неверными.
«Главное – действуй! Ковыряться в мозгах будешь потом», - и эта фраза прочно засела у юноши в голове, превратившись из досужего изречения пеймера в жизненную аксиому.
Родверт не знал географии (иначе поиски Сиании не стали бы для него такой непосильной задачей). Все, что ему было ведомо из области землеописания – это наименования семи островов архипелага Авальян, а также комбинации морских путей, которые соединяли эти участки суши между собой. Слово Сайдрин он впервые услышал из уст Мэлитрана за день до того, как они вдвоем отправились в эту страну на выполнение последнего совместного задания. То, что юноша услышал, не внушило ему особого оптимизма. И позже, столкнувшись с многочисленными неприятностями, которые Мэлитран иронично окрестил «издержками», молодой воин лишь укрепился в мысли, что это «самое паршивое место на Мидгрине». Не изменил он своего мнения и сейчас. Однако паршивое оно или нет, рядом с Родвертом находились люди, которые совершенно искренне называли это катящееся к чертям государство домом. И вкладывали в сие слово всю свою любовь и патриотизм. Родверт признавал, что подчас мог вести себя неадекватно – как еще назвать его стремление бросить большую дружную семью и укатить на другой конец света вместе с едва знакомым человеком? – но сейчас он ощущал на себе весь груз ответственности за людские жизни и не мог ими пренебречь. Не только теми троими, что находились рядом, но всеми теми, что населяли территорию Сайдрина, будь то хоть праведники, хоть законченные негодяи.
О том, что в Гостоне происходит что-то неладное, Родверт догадался еще два дня назад, когда узнал от Монго, что в замке одновременно скончались два властителя, отец и сын. Юноша слишком хорошо изучил предпочтения бога смерти Шибалона, чтобы знать, что подобные совпадения происходят очень редко, и почти всегда – не без причины. Он отчетливо помнил лица людей, которые группками собирались на улице под окнами «Лукавого Гнома», чтобы обсудить страшное известие. Растерянные лица мужчин, заплаканные глаза женщин. Повсюду боль, страдание, скорбь, уныние и печаль. Эти эмоции были так похожи на его собственные. Родверт помнил, как старательно горожане мастерили траурные венки из можжевеловых ветвей, хотя, в отличие от служителей Шибалона, не имели к этому совсем никакой способности. Что ни говори, а население Гостона любило своих правителей. Оно их просто обожало.
А теперь еще и грифон… Так вот что за чудовище, о котором говорил Лазгутен! Вот для кого он готовил свое снотворное зелье! И вот зачем Родверт с Мэлитраном привезли три редких артефакта в эту неспокойную империю! Чтобы помочь ей спрыгнуть в пучину междоусобных войн, хаоса и безумия, а потом пойти своей дорогой, заполучив в награду погнутую и обезображенную диадему Алиханы… Естественно, он слишком многого не знал. Не знал о Разбойничьем Альянсе, о неоднозначной роли Фэнгайстла, о невидимом глазу паритете между провинциями. А в первую очередь о том, что в некоторых кругах провинцию Гостон величают не иначе как «замковый камень», разрушив который можно с легкостью переменить рассредоточение сил на карте. Но одно Родверт знал наверняка: невозможно остановить сходящую лавину, но ведь и Сайдрин – не гора.
Под потолком разнесся зловещий шелест, навевающий мысли о том, как сильный осенний ветер гонит по грунтовой дороге ворох пожелтевшей листвы. Родверт вздрогнул и с опаской глянул на потолок, как будто тот с минуты на минуту мог обвалиться.
- Это всего лишь летучие мыши, - улыбнулся Монго, заметив испуг товарища. – Они селятся в таких заброшенных сооружениях. А здесь, на чердаке, я думаю, их целое множество. Или ты боишься летучих мышей?
- Нет. Я боюсь тварей, которые похожи на летучих мышей.
Монго поднялся и подобрался поближе к Родверту.
- Что будем делать дальше? – шепотом спросил он, неустанно косясь на Магдану, которая заснула на кушетке, нежно обхватив рукой спящего сына. – Вот мы вляпались в историю! Теперь, наверное, придется тащить девицу за собой в эту… как ее?.. в Сианию.
Родверт не стал с ним спорить. Он мучительно пытался отыскать подходящие слова, дабы объяснить младшему товарищу, что с появлением Магданы и Кабо их планы кардинально изменились, и в Сианию они уже не поедут. По крайней мере, не в ближайшее время.
- Монго, мы должны остаться и помочь им восстановить справедливость.
Лицо паренька, увенчанное бесформенной рыжей челкой и щедро усыпанное веснушками, вытянулось в искреннем недоумении.
- То есть как? Род!.. Неужели ты действительно веришь в то, что этот маленький мальчик – следующий князь Гостона?
- Нет, - покачал головой юноша. – Я верю в то, что это последний и единственный князь Гостона, который в силу независящих от него причин вынужден отправиться в изгнание. И если мы позволим этому случиться, то самое большее, что ему достанется в наследство от безвременно почившего отца, это бессильная ярость и призрачные надежды на возмездие.
- Ну и ладно, - махнул рукой Монго. – Разве нас это волнует?
- Монго! – в крайнем изумлении воскликнул Родверт. Он рассчитывал на посильную помощь младшего товарища ровно в такой же степени, как и на его здравомыслие и понятливость. И, видимо, крупно просчитался и в том, и в другом.
- А что?! – принялся защищаться парнишка. – Кругом и так полно несправедливости. Если бы ты пожил мое в приютах, то знал бы об этом не понаслышке! А может быть, я тоже какой-нибудь принц, но от меня когда-то точно так же избавились? И никто не решился встать на мою защиту…
- А может, этот кто-то и встал на твою защиту, просто потерпел поражение в неравной схватке. Об этом ты не подумал? - с непроницаемым лицом вымолвил Родверт, гадая, сможет ли сдержаться, чтобы не встряхнуть Монго или не отпустить ему увесистый подзатыльник, как это в свое время не раз проделывал с ним Мэлитран. Их дружба, скрепленная не одной дюжиной затрещин, просуществовала целых пять лет. Не так, чтобы много. Но и не мало.
Мальчик обиженно замолчал. Естественно Родверт не считал, будто Монго является наследным принцем или незаконнорожденным сыном какого-нибудь вельможи. Однако уязвленная гордость мальчишки, похоже, не признавала иного мнения на этот счет.
- Неужели ты хочешь наградить Кабо подобной участью? – продолжал давить на собеседника Родверт.
- Мне все равно, - буркнул Монго, устыженный и сердитый.
- Нет. Если бы тебе было все равно, ты бы не бросился сообщать мне о визите патрульных солдат в таверну.
- Я сделал это, чтобы спасти тебя.
- Тогда ты бы шепотом сообщил мне эту новость тет-а-тет, стараясь не потревожить сон Магданы. Но ты сказал: «Буди своих друзей…» и сказал это громко и отчетливо. А потом благополучно привел их сюда, защитив от всех неожиданных опасностей.
- Но по дороге сюда нам так никто и не встретился!..
- Но если бы встретился, ты бы защитил их?
- Да, - согласился Монго с таким несчастным видом, будто это было признание в содеянном преступлении. Впрочем, признание собственных заблуждений зачастую именно так и воспринимается.
- Я знаю, что в приюте ты столкнулся с грубостью и несправедливостью. И знаю, что никто не заступался за маленького мальчика, когда тебя вдруг принимались обижать. Но здесь, - Родверт пространным жестом обвел полуразрушенное помещение, в котором им волей судьбы довелось находиться, - есть, кому о тебе позаботиться. Есть, кому тебя защитить. И я хочу, чтобы Кабо с Магданой тоже могли на это рассчитывать. Ты понимаешь?
- Да.
- Поможешь мне?
- Да… Хотя, - и Монго бросил сомневающийся взгляд за окно, туда, где в бледнеющее предрассветное небо вгрызались своими каменными зубьями четыре дворцовые башни, - прорваться туда нам будет ой как непросто.
- Согласен. Однако у меня уже есть план. Может он и не сработает, но, по крайней мере, заставит наших противников поерзать на своих бархатных стульях. Готов мне посодействовать?
- Спрашиваешь! – воскликнул Монго. В глазах у него загорелся азартный огонек. – Что надо делать?
- Отлично! У тебя есть друзья-беспризорники, Монг?
Мальчик на секунду задумался, опешив от такого вопроса.
- Да, - настороженно протянул он. - И я могу с ними встретиться в любой час дня и ночи. Но зачем тебе этот сброд, Родверт?!
- Ты должен им кое-что сообщить. Но при условии, чтобы они тут же передали это остальным. Чтобы они кричали об этом на всех площадях, на каждой улице, в каждой лавке, таверне и подворотне. Я рассчитываю на их преданность и звонкие голоса. Обеспечишь это, Монг?
- Да, - с готовностью кивнул он. – Но что за сообщение им надо передать?
Родверт объяснил ему, и глаза мальчика расширились от дикого изумления.
- Не может быть! – только и сумел выдавить он. – По-моему, ты спятил, Род!
* * *
Это был третий рассвет, который Родверт встречал в Гостоне. Однако, вопреки надеждам юноши, далеко не последний. Молодой воин пришел бы в неописуемый ужас, если бы узнал, что впереди у него еще несколько тысяч таких восходов и закатов. Но, оставаясь в блаженном неведении, продолжал с интересом наблюдать за медлительной сменой красок и возгоранием света. Все-таки хорошо, что людям не дано узреть будущее, иначе они замерли бы на месте, словно истуканы, боясь и шаг ступить, чтобы не накликать на себя возможных неприятностей.
Утро медленно вступало в свои права, и не все в городе встречали его одинаково. Кто-то продолжал нежиться в постели, наслаждаясь последними минутами безмятежности. Кто-то – в основном мужчины – поднимался с кроватей с ужасающей головной болью, так как накануне отличился чрезмерным усердием в распивании спиртных напитков и произнесении всевозможных тостов. Вчера эти люди поминали почивших князей, сегодня же были совсем не прочь присоединиться к ним в загробном мире. А для кого-то это утро стало продолжением бессонной ночи, и в их числе находились не только Родверт и Монго. Но также начальник дворцовой стражи Кестер Мальц, получивший накануне от Зейдера Маквогла вызов на дуэль; Лорана Гостон, еще не успевшая толком прийти в себя после похожего на кошмарный сон происшествия; и чародей Лазгутен, который в своей загадочной хибаре приготовил еще один волшебный отвар. На этот раз на основе нескольких кристаллов хризолита, которые он щипчиками вырвал из браслета Каблая с такой удивительной легкостью, как будто выдергивал перья из хвоста мертвого павлина. Прочные зеленовато-желтые кристаллы падали в большую фарфоровую плошку, до краев наполненную серной кислотой, и моментально растворялись, как кубики зеленоватого льда, брошенные в кипяток. Жидкость закипела, и чародей добавил в нее еще несколько ингредиентов, каждый из которых вызывал видимые глазу изменения в консистенции отвара. В результате получилась тягучая коричневато-рыжая масса, похожая на пальмовую смолу. Лазгутен вернулся во дворец. Оказавшись у закрытых дверей злополучных покоев, он с помощью кисточки смазал полученной карамелью все щели и стыки между створками. В довершение нарисовал огромный крест, занявший всю поверхность двери. И такими же крестами, только поменьше, обозначил две имеющиеся замочные скважины. Все это он проделал с целью сдержать неистовую ярость проснувшегося чудовища и воспрепятствовать его преждевременному освобождению. Впрочем, в данный момент это было излишне – золотой грифон Тодорвог оказался единственным, кто так и не открыл глаз с наступлением утра.
Монго ушел еще затемно и отсутствовал уже три часа. Достаточно долго, чтобы Родверт начал тревожиться за его жизнь. Он не сомневался в юркости и изворотливости мальчишки, а также в том, что с помощью подаренного кинжала парень сможет за себя постоять. Но кому как не Родверту было знать, что подчас обстоятельства бывают гораздо сильнее врожденных талантов.
Кабо заплакал во сне, Магдана тут же проснулась и принялась его успокаивать.
- А где Монго? – спросила девушка, изумленно оглядевшись по сторонам и заметив, что их компания на четверть сократилась.
- Отправился в город. Не волнуйтесь, он скоро придет, - успокоил ее Родверт.
Магдана напряженно кивнула:
- Надеюсь, с ним все в порядке.
- Я тоже, - произнес юноша и, чтобы отвлечь Магдану от тяжелых раздумий, спросил: - Этот дом действительно принадлежал вашей семье?
- Да, здесь я родилась и провела большую часть детства. Однако десять лет назад мне пришлось уехать и поселиться у родственников матери. Случилось это сразу после того, как стало известно о гибели моего отца, Дейтмара Луинстена.
- Что с ним произошло?
- О, он был самым лучшим, добрым и отзывчивым человеком, но страсть к всевозможным приключениям сыграла в его судьбе роковую роль. Он не мыслил своей жизни без риска и авантюр, и это пагубное влечение, в конце концов, свело его в могилу. Однажды мой отец прознал о том, что на востоке Сэмпела обнаружились крупные алмазные залежи, и многие счастливчики уже пожинают плоды своей своевременной предприимчивости. Не теряя времени даром, он снарядил экспедицию и отправился на «алмазную охоту». Так это по тем временам называлось. Однако и здесь он не мог не отличиться своей дерзостью и безрассудством. В то время как все остальные алмазные охотники ехали в Сэмпел, с удобством обустраивались на его территории и вели раскопки в полнейшей безопасности, мой отец обратил свои взоры на непознанные просторы Диких Земель. Ему казалось, что единственная проблема на этом поприще – изобилие конкурентов, а в тех краях они практически отсутствовали. Когда отец уезжал, я молила его не пересекать границу империи. Но он не послушал. Лишь благодушно посмеялся над моими опасениями. Не уставал объяснять, что в Диких Землях нет ничего плохого. И называются они так не потому, что там обитает некое невиданное доселе зло. Просто у жителей восточных провинций, занятых сперва непримиримой враждой, а затем безрезультатными попытками ужиться друг с другом под сенью новообразованной империи, не было возможности как следует изучить эти земли. А чтобы скрыть свое невежество, они и прозвали их Дикими.
- Должно быть, он серьезно просчитался, - предположил Родверт. – Я немало слышал об этих краях. И не могу сказать, чтобы раздобытая мной информация хоть сколько-нибудь вдохновляла посетить эту безлюдную местность.
- Совершенно верно, - горестно вздохнула Магдана. – Примерно через два года после отбытия экспедиции, в Гостон вернулся Симерус Анвидл – он был лучшим другом моего отца и его ближайшим сподвижником. Он-то и поведал нам о том, что к востоку от имперской границы они столкнулись со множеством ужасных опасностей. Кто-то из их группы бежал, кто-то погиб, кто-то сошел с ума и его пришлось убить… Мой отец обрел свою смерть в схватке с огромным, не поддающимся никакому описанию зверем… Да и самому Симерусу едва удалось унести оттуда ноги – в результате какой-то непредвиденной ситуации, о которой он наотрез отказывался говорить, этот человек лишился левой половины лица и до конца жизни вынужден был носить непроницаемую маску из гладкого и блестящего черного дерева.
- До конца жизни… – глухим эхом отозвался молодой воин.
- После возвращения в Гостон он прожил не больше двух месяцев. А один из служителей Шибалона, который подготавливал тело к погребению и осмелился снять с него маску, утверждал потом, что эта часть лица у Симеруса представляла собой лишенный кожи и плоти череп. В нем завелись какие-то красные черви, и их многочисленные ходы сделали кость пористой и хрупкой. Очевидно, это и привело папиного друга к скорой гибели.
Родверт почувствовал, как лицо перекашивает гримаса дикого отвращения. Юноша не знал, где именно находится Сиания, которую он по-прежнему намеревался посетить, но молил всех богов, чтобы Дикие Земли не стояли на пути к ней.
- Вы знаете, что такое кенотаф? – спросила вдруг Магдана, после непродолжительного молчания.
- Да. Это надгробие, венчающее пустую могилу.
- На кладбище Милиспейн есть только один такой, и на его гранитной стене выбито имя моего отца.
- Вот, значит, почему вы упомянули сегодня утром эту таинственную историю с Сэмпелом и алмазами, - задумчиво проговорил юноша. И вдруг он что-то вспомнил.
Молодой воин поднял с пола холщовую сумку и начал торопливо переворачивать ее содержимое. Его беспокойство и нетерпеливость вполне можно было понять, поскольку ночью, в «Лукавом Гноме», подстегиваемый угрозой быть застигнутым врасплох, Родверт растерялся и в спешке мог запихнуть в мешок что-нибудь не то. И поэтому сейчас облегченно вздохнул, извлекши на свет фарфоровую урну, расписанную замысловатыми синими узорами, и спирально изогнутый браслет Редкайта. Магдана суеверно отшатнулась и от первого, и от второго. И, наконец, из темной горловины мешка показалась серая тряпица, скрывавшая в своих складках загадочный «свадебный подарок». Сейчас из этого свертка выбилась длинная прядь жестких черных волос, и Родверт едва не лишился дара речи, когда заметил ее.
- Мерьисси, может, вы потрудитесь объяснить мне, что это такое? – с этими словами он вручил Магдане ее собственность.
Губы девушки изогнула сочувственная и немного насмешливая улыбка.
- Как мило, что вы не поленились прихватить ее с собой, дейфенди Род…
- Пусть будет так, чтобы я об этом не пожалел, - ответил он гораздо более сурово, чем намеревался. Всему виной испуг, будь он проклят!
Магдана положила сверток на колени и аккуратно его развернула. Когда последняя складка ткани была отброшена, взору Родверта открылась ужасающая в своем безобразии картина. Юноша едва сумел удержаться, чтобы не вскочить на ноги и не броситься наутек. У девушки на коленях лежала сдувшаяся голова какого-то существа, настолько отвратительного, что на него и на мертвого нельзя было смотреть без дрожи. Вытянутое лицо до боли напоминало звериную морду. Серая кожа была подернута мерзкими щетинистыми складками. Из-под раздвоенной верхней губы белел ряд ощеренных острых зубов. Остекленевшие красноватые глаза свирепо глядели в потолок. Узкая полоса лба оказалась настолько тонкой, что ее почти полностью занимала одна-единственная линия сросшихся косматых бровей. А длинные жесткие волосы торчали во все стороны, словно солома.
Родверт судорожно вздохнул. Магдана с интересом поглядела на него. В ее глазах мелькнула лукавинка.
- Это маска, Род! – с улыбкой пояснила она. - Просто до жути правдоподобно сделанная маска гнолла… Я сама не на шутку испугалась, когда Гариан впервые ее мне показал. До сих пор благодарна ему за то, что он предупредил меня, прежде чем ее надеть.
Родверту стало стыдно за свой испуг. Однако он никак не мог понять, что именно его так обескуражило: внешний вид этой страшной, косматой маски или то, что она лежала на коленях у Магданы, а девушка, несмотря на это, продолжала держать себя совершенно невозмутимо.
- Гнолла? - переспросил Родверт, обретя наконец власть над своим голосом. Он знал о существовании подобных существ, наполовину людей, наполовину шакалов. Причем помесь эта бывала настолько сложной, что подчас становилось невозможным разобрать, где заканчивается человеческая и начинается шакалья. Однако юноша никогда еще не видел их собственными глазами. - Зачем Гариану понадобилась такая маска?
- Как правителю, ему не раз приходилось иметь дело с этими существами. Я бы не сказала, что гноллы стыдливые или пугливые создания. Они охотно идут на сближение, но человеческая внешность необыкновенно их отталкивает… Думаю, ровно в такой же степени, насколько их собственная пугает и отталкивает нас. Вот Гариану и приходилось маскироваться, чтобы быть выслушанным и понятым.
- Откуда они здесь берутся? – снова спросил Родверт. Жители Авальяна не знали многих существ, в том числе гноллов, и в первую очередь потому, что подобные создания до смерти боялись открытой воды.
- Гноллы иногда забредают в Сайдрин. Чаще всего они приходят сюда с южных равнин и выполняют здесь самую черную и неблагодарную работу. Некоторые из них разговаривают на нашем языке, но весьма скверно. Другие вообще не понимают ни слова, и слушают только вожака. У гноллов безукоризненно соблюдается иерархия – они живут большой стаей под чутким руководством одного предводителя, который зачастую является самым ловким и искусным воином. Но так как Сайдрин – государство мирное, то и гноллам здесь приходится выбирать себе в вожаки не самого сильного и свирепого, а дипломатичного и осведомленного самца.
- Откуда вы все это знаете? – искренне удивился Родверт.
- Гариан бывал настолько сильно потрясен этими встречами, что успокаивался лишь тогда, когда имел возможность рассказать обо всем мне.
Внизу раздался шорох. Не самый подходящий звук, который хочется услышать после подобной истории. Магдана моментально замолчала и прижала к себе Кабо. Родверт машинально потянулся к рукоятке меча. Их глаза обратились к широкому прямоугольному проему в полу, который выводил на широкую парадную лестницу и в лучшие времена с трех сторон был огорожен перилами.
Над полом показалась огненно-рыжая шевелюра Монго, а вскоре появилось и его широкое ухмыляющееся лицо.
- А вот и я! – провозгласил мальчик, приветственно размахивая рукой.
Родверт облегченно выдохнул. Магда расслабилась, даже Кабо выкрикнул одно из своих мало разборчивых приветствий.
- Я сделал все, как ты просил, Род! – отрапортовал Монго. – Сегодня к вечеру весь город загудит, словно огромный пчелиный улей. Теперь дело за тобой, дружище…
- Какое дело? – нахмурилась Магдана и посмотрела на Родверта в ожидании объяснений.
* * *
В коридорах княжеского замка царила непривычная пустота и безмолвие. Раньше то тут, то там невзначай пробегала прислуга с подносом или со стопкой глаженого белья; из складских помещений слышалось монотонное бубнение камергеров; а из прачечных и гладильных комнат доносился задорный женский гомон. Но сейчас все было пустынно и безлюдно. Весь дворец как будто вымер. Отчасти это было обусловлено тем, что в данную минуту во внутреннем дворе замка полным ходом шла подготовка к предстоящему состязанию – слуги готовили арену, устанавливали скамьи для зрителей и строили помост для высокородных наблюдателей. Но главной причиной все же являлся приказ Лораны Гостон, который предписывал всем лицам, населяющим княжеский замок, хранить гробовое молчание, находясь в его стенах. И должно быть еще ни одно распоряжение не соблюдалось с таким рвением и безукоризненной тщательностью, как это.
Добиться подобного эффекта оказалось совсем несложно, поскольку вся челядь и без того пребывала в ужасе от услышанного. Многие стражники, несшие прошлой ночью дозор на замковых стенах, стали нечаянными свидетелями прибытия в этот мир сил куда более могущественных и важных, чем мог вообразить их скудный человеческий разум. Кто-то слышал ужасающий грохот, а кто-то мог поклясться, что видел необъяснимые золотистые блики, плывущие по стенам коридоров, подобно солнечным зайчикам. Естественно, никто из солдат не смог удержать язык за зубами. Ни один указ, сколь бы суровым ни являлось наказание за его нарушение, не мог запретить насмерть перепуганным людям обсудить друг с другом причины их испуга. Поэтому не стоит удивляться, что поток всевозможных слухов и домыслов, набравший силу сокрушительной волны, лихо устремился за пределы крепостных стен и столкнулся там с еще одним потоком вестей, не менее удивительных.
Зато во дворце все было по-прежнему тихо. И Лорана искренне верила, что именно поэтому Тодорвог продолжает спать.
- Отвратительное начало правления! – вместо приветствия провозгласил Айден Фэнгайстл, завидев свою двоюродную сестру в дверях трапезной. На лице молодой княгини с обличающей четкостью проступили неприглядные последствия бессонной ночи. Девушка была слишком измотана опасениями касательно возможного пробуждения чудовища, чтобы хотя бы под утро сомкнуть веки и забыться тревожными сновидениями. Магическая защита, наложенная Лазгутеном на двери грифоньей «темницы», также не могла восстановить нарушенного спокойствия молодой вдовы.
- Разве отец не научил тебя должным образом приветствовать высокородных дам? – презрительно поинтересовалась Лорана, усаживаясь за стол.
Айден демонстративно поднялся из-за стола и склонился в несколько переигранном почтительном поклоне.
- Доброго вам дня, моя распрекрасная мерисса, - огласил он тишину не по-молодецки скрипучим голосом. Несомненно, подражал каркающему произношению своего престарелого отца. И, издав глупый смешок, вновь опустился на сиденье.
- Паяц, - фыркнула Лорана, хватая со стола аккуратно сложенную салфетку и сминая ее в руке. – Почему ты до сих пор здесь? Я думала, ты тронешься в путь с рассветом…
- Я хотел удостовериться, что Юэн Галльс действительно отбыл. Он славится тем, что в самую последнюю минуту меняет принятые решения. А еще говорят, что это мы, Фэнгайстлы, непостоянные…
- Он выехал из охотничьего домика очень рано, около шести часов утра, и прихватил с собой всю свою немногочисленную свиту, - медленно, с расстановкой проговорила Лорана, расправляя огромную льняную салфетку на коленях. – Дозорные сообщили, что в семь с четвертью он проехал через северные ворота и по Восходящему Тракту устремился к себе домой. Так что можешь не тревожиться за сохранность его жизни и отправляться следом.
- Хм, - фыркнул молодой Фэнгайстл. – А твои дозорные случаем не назвали точного времени, когда пыль, поднятая в воздух копытами его лошади, окончательно осела на землю?
- Не дерзи! – жестко осадила его Лорана, метнув в брата уничтожающий взгляд.
Айден откинулся на резную спинку стула:
- А ты не гостеприимная особа, однако… Ну да ладно. Не стану долго изводить мою дражайшую кузину неизвестностью. Разве тебя не заинтересовало, почему я сказал «отвратительное начало правления»?
- Я привыкла не обращать внимания на твою бестолковую болтовню… милорд, - с неожиданно яркой и ослепительной улыбкой обратилась к нему Лорана, когда рядом возник слуга, принесший тарелки с кушаньями. Едва он исчез, как лицо княгини снова сделалось суровым, неприветливым и усталым.
- Этот спектакль стоил того, чтобы на него посмотреть. Ладно, шутки в сторону, - тоже посерьезнел Айден. – Ты слышала, что происходит на улицах? Или твоего пристального внимания заслуживают только высокопоставленные гости, которые ненароком могут прознать что-либо их не касающееся?
- О чем ты говоришь?
- Я говорю о том, что весь Гостон с самого утра переливается всевозможными оттенками имени Кабольд.
- Не может быть! – лицо молодой вдовы вытянулось и сделалось еще бледнее.
- Еще как может. Сообщение о том, что подлые заговорщики умертвили прежнего князя, а его единственного сына лишили законного права занять опустевший престол, появилось даже на Стене Признаний. Надо сказать, оно недолго радовало глаз случайных прохожих – через некоторое время его благополучно затерли. Однако не исключено, что надпись вскоре появится снова. И снова. И снова.
- Не может быть! – снова повторила Лорана.
- Похоже, эта куртизанка Магдана не захотела сидеть в своей неприметной норке, а предпочла силой забрать то, что принадлежит ее сыну.
- Она бы не посмела! Кто она такая, чтобы... – позабыв все правила приличия, которые неукоснительно соблюдала всю свою сознательную жизнь, Лорана поставила локти на стол и прижала пальцы к вискам. Ей казалось, что голова вот-вот расколется на две части – столько проблем свалилось на нее за один присест. Но никто ведь и не говорил, что будет просто! Просто было соблазнить Гариана восемь лет назад, на охоте, устроенной в честь его двадцатидвухлетия. Тогда Лорана предстала перед высокородным именинником в пресловутом охотничьем костюме и безраздельно завладела сердцем княжича. А вот для того, чтобы совершить все остальное, требовалось приложить немало усилий, не говоря уже о терпении и хладнокровии.
- Магдана действует не одна! – молодая вдова подняла голову и пристально вгляделась в лицо двоюродного брата. – В одиночку она не стала бы рисковать жизнью единственного сына. Стало быть, она заручилась чьей-то поддержкой.
- И этот кто-то является весьма отчаянным и лихим человеком, - пробормотал Айден. – Ему не понадобилось долго раскачиваться – сразу взял ситуацию в свои руки.
- Наверняка это какой-нибудь пеймер, - с брезгливым выражением на лице предположила Лорана, как будто позабыла, что и сама располагает услугами такого же человека.
- Не думаю, - покачал головой Айден. – В нашей империи слово «пеймер» является синонимом наемника и хладнокровного убийцы. Они работают только в том случае, если получают хорошее вознаграждение, и при условии, если три четверти из него будут выданы авансом. Не забывай, они ведь когда-то были уважаемыми рыцарями, которые вместе с домом лишились последних представлений о чести и достоинстве. Что же Магдана посулила ему такого ценного, если она, как ты выразилась, скрывается в норе, словно мышь, и ничего при себе не имеет?
- Не важно! – вспылила Лорана. - Что угодно! Возможно, какую-нибудь должность при дворе, когда заполучит его. Или себя. Какая разница?! Нужно немедленно его устранить!
- Пеймеры служат тому, кто им платит…
- Я не собираюсь переманивать на свою службу грязного воришку и предателя! – гневно воскликнула княгиня. Казалось, еще немного и она вскочит на ноги и примется расхаживать из угла в угол, как разъяренная тигрица в клетке. Но она не могла позволить себе поддаться подобной слабости, чтобы не озадачить прислугу вполне обоснованными подозрениями. - Я прикажу Зейдеру отыскать его и вздернуть на ближайшем дереве.
Айден в изнеможении закатил глаза.
- Неужели тебя волнует крысиная нора в объятом пожаром амбаре?! Ты слышала, о чем я говорил? В городе уже знают о существовании Кабольда Гостона и о том, что он единственный сын Гариана, хоть и незаконнорожденный! Вскоре горожане всей толпой явятся к твоим воротам, чтобы потребовать объяснений.
- Чем Магдана намеревается это доказать? – вдруг совершенно спокойным голосом спросила девушка. – У нее нет никаких доказательств, помимо внешнего сходства сына с отцом. Но черные волосы и голубые глаза – это еще не подтверждение родства с Гостонами. Неужели горожане поддались на эту приманку?
- Нет, - холодным голосом возразил Айден. – Им предложили кое-что получше.
- Что же?
- Я не знаю, кто именно пустил этот слух, но мальчишки-беспризорники рьяно принялись разносить по городу такую весть: в доказательство того, что Кабольд действительно является тем, за кого себя выдает, Ажельдан этой ночью низойдет на землю и уберет с улиц Гостона проклятый зеленый туман. И, - тут Айден распрямил указательный палец, призывая обратить внимание на заключительные слова, - тем самым расчистит ему дорогу к трону. Каково, а?
Лорана застыла в полнейшем изумлении.
- Это невозможно, - проговорила она наконец. Она попыталась улыбнуться, но уголки губ нервически задергались. – Он не знает… Откуда бы им узнать?.. Никто не… Это просто блеф!
- Блеф это или нет, но если нынешней ночью зеленый туман не появится, твое положение в Гостоне сделается крайне ненадежным, - заявил ей Айден Фэнгайстл.
* * *
Кестер Мальц занимал пост начальника дворцовой стражи в течение последних пятнадцати лет. За все это время он не единожды доказывал свое исключительное право носить столь высокое воинское звание. Но если в предыдущих поединках ему приходилось иметь дело с представителями действующей имперской гвардии, о которых он был более или менее наслышан - во всяком случае, имел самое непосредственное представление об их воинских талантах - то сейчас рыцарю предстояло столкнуться с абсолютно незнакомым противником. И единственное, что Кестер мог с уверенностью о нем сказать, это то, что сей воин не имел никакого законного права претендовать на пост начальника дворцовой стражи, поскольку не являлся уроженцем Гостона и, по-видимому, происходил вообще не из Сайдрина. Грубые, тяжеловесные черты лица выдавали в нем северянина, а ярко-голубые глаза, с пристальным вниманием глядящие на Кестера Мальца сквозь продолговатые прорези в шлеме, наводили последнего на мысли о далекой и неприступной империи Эризанетр. Впрочем, как бы там ни было, новоиспеченная вдова и практически полноправная властительница Гостона Лорана, одобрила притязания Зейдера Маквогла, в связи с чем нынешний поединок и сделался возможным.
Кестера необыкновенно тяготили события последних дней. Смерть Румзера Гостона, несмотря на всю свою трагичность, все же явилась событием весьма предсказуемым за счет тягостного недуга, который терзал престарелого правителя уже довольно долгое время. Но внезапная кончина молодого и полного сил Гариана, последовавшие за этим поспешные похороны, исчезновение золотого грифона с городских стягов, тревожные слухи, ползущие по городу, и вот теперь поединок, который наверняка устроен для того, чтобы сместить прежнего начальника дворцовой стражи и водворить на этой высокой должности более сговорчивого, послушного и исполнительного ставленника молодой вдовы… Все это наводило на мысли о заговоре и интригах, в плетении которых Лорана приняла самое непосредственное участие. В это было сложно поверить, особенно Кестеру, который, подобно другим мужчинам, восхищался прелестью княгини, но совершенно не мог вообразить, что в груди у нее бьется такое коварное и лживое сердце. Подобное озарение имело горький вкус досады, разочарования и безысходности. И оно вновь натолкнуло Кестера Мальца на мысли о старом псе, который давным-давно отслужил свое, но вопреки здравому рассудку продолжает преданно сторожить опустевший дом мертвых хозяев, не давая уличным проходимцам прибрать к рукам оставшееся бесхозным имущество. Только много ли толку от дряхлой дворовой псины с желтоватыми истертыми пеньками вместо некогда острых зубов?
Кестер повернул голову и взглянул в сторону высокого деревянного помоста, на котором в просторном удобном кресле разместилась Лорана Гостон. Она была облачена в черное траурное платье, а лицо ее по-прежнему закрывала плотная вуаль. Поникшие плечи, слегка наклоненная голова, безвольно опущенные руки – олицетворение скорби и покорности судьбе. Однако сейчас рыцарь впервые словил себя на мысли, что это такой же напускной образ, каким, по словам Юэна Галльса, пользовался Айден Фэнгайстл, чтобы вводить окружающих в заблуждение. И теперь под этим непроницаемым пологом скрывается вовсе не изможденное унынием лицо, а насмешливая плотоядная улыбка и горящие глаза, которые жадно наблюдают за поединком и желают насладиться скорейшей гибелью одного из противников.
Соперники сошлись в центре наспех сколоченной арены, едва смолк дребезжащий голос герольда, объявившего их имена. Клинки взвились в воздух и столкнулись с металлическим звоном, который вполне можно было назвать музыкальным, если бы не его смертоубийственное значение. Кестер предпочел сразу же перехватить инициативу в свои руки и нанести противнику несколько быстрых размашистых ударов, которые Зейдер, впрочем, отбил с непринужденной легкостью и даже с некоторой скукой. Однако вскоре после этого противник перешел от обороны к решительной контратаке. И это у него вышло как нельзя успешно. Легкие и пружинящие шаги Зейдера выгодно контрастировали с тяжелой поступью старого воина, а его гибкое тело отличалось удивительной маневренностью по сравнению со скованной неповоротливостью Кестера. Облаченный в черные доспехи иноземец наступал на закованного в белую броню имперского воина с упорной решимостью и фатальной неотвратимостью. Его меч сверкал в лучах послеполуденного солнца, плавно взмывая вверх и со свирепой стремительностью обрушиваясь вниз, точно наметивший добычу коршун. Кестер отступал, с трудом отражая сыплющийся на него град точных и резких выпадов. О том, чтобы пытаться контратаковать или ввести противника в заблуждение парой обманных маневров, не могло быть и речи. С каждой минутой Кестер Мальц все больше выдыхался и слабел. Ярко-голубые глаза Зейдера буравили его обжигающе-холодным взглядом, а тонкие бескровные губы, обрамленные жесткой черной щетиной, кривились в напряженной, но уже торжествующей усмешке.
Очередному выпаду Зейдера суждено было стать роковым. Рубящий взмах клинка не встретил на своем пути должного сопротивления, холодная сталь обрушилась на левое плечо, разорвала кольчугу и на всю ширину клинка ушла в беззащитную податливую плоть. Горячая кровь оросила щеку Кестера Мальца, а в следующую секунду он ощутил ее приторно-соленый вкус на языке. Ярко-алая жидкость фонтаном хлынула из глубокой рассеченной раны. Немолодой воин покачнулся и тяжело опустился на колени. Не обагренный кровью противника клинок вывалился из его ослабевшей руки. Зейдер остановился и расправил плечи, глядя сверху вниз на своего поверженного противника. Кестер Мальц поднял на него невидящие глаза, удивленный не столько полученной смертельной раной, сколько фактом поражения. Последний яркий блик солнечного света скользнул по узкому лезвию стилета, возникшего в руках у победителя. Его острие молниеносно скользнуло под пластины белого доспеха и, вонзившись в сердце, разом оборвало жизнь прежнего начальника дворцовой стражи. Бездыханное тело рыцаря повалилось на спину, а Зейдер Маквогл выпрямился и спрятал оружие в ножны.
Внутренний двор княжеского замка погрузился в ошеломленную тишину. Лорана Гостон не шелохнулась, сидя в своем кресле. Чуть позже она встанет и жестом прикажет слугам принести инкрустированный самоцветами, церемониальный меч, который являлся единственной регалией начальника дворцовой стражи, и вручить его победителю. Айден Фэнгайстл, наблюдавший за поединком из окна гостевых покоев замка, выразил свое отношение к происходящему, слегка приподняв уголки тонких губ и почти моментально их опустив. А Родверт, не ведающий о том, что в этот момент он потерял своего единственного союзника, прятался под кровом полуразрушенного особняка на улице Казначеев и с нетерпением ждал наступления сумерек.
Глава 8: http://www.proza.ru/2013/11/08/911