МОСКВИЧИ И ЛЕНИНГРАДЦЫ
Сколько солдат в части, столько и характеров. Среди «стариков» выделялся москвич, младший сержант Эдуард Кремнев, симпатичный разбитной парень. Служил он как все, не хуже и не лучше. При этом каждую неделю, а то и чаще, звонил родным в Москву. Никто из солдат не звонил, а вот он переговаривался с родными постоянно.
Сначала он ходил звонить с полкового коммутатора за пять километров. Там познакомился с телефонисткой Верой и стал с ней встречаться. В свое дежурство она обязательно соединяла его с Москвой, и он разговаривал теперь уже прямо из части. Это было делом как бы семейным.
Летом, перед демобилизацией, Кремнев по просьбе и настоянию Веры пригласил ее погостить в части. Было уже заметно, что она беременна. Неподалеку от казармы под раскидистыми дубами он поставил армейскую палатку, перенес туда постель. Чем не курорт?
С наступлением ночи парочка вернулась с прогулки вдоль живописного берега речки и устроилась на ночлег.
Вот тут и «нарисовался» ленинградец ефрейтор Станислав Тополев.
С Кремневым они были неразлучными друзьями. Ефрейтор воровски, таясь от офицеров, собрал для отъезжающего приятеля чемодан запчастей к радиоприемникам. Сейчас он расхаживал вокруг палатки с видом победителя и говорил всякие гадости вроде того: «Вы там уже начали?». Громко хохотал и мочился на палатку. Он снова и снова вызывал москвича на разговор.
Тот умолял его, а вместе с ним и телефонистка, оставить их в покое. Но неугомонный ефрейтор все находил тему для зубоскальства, добивался, приступили ли они к сексу, и продолжал мочился на палатку. Успокоился он глубокой ночью. Свой «подвиг» повторил еще и на рассвете.
Долотов стоял в карауле и был невольным свидетелем этого безобразия. Его поразили не только выходки ефрейтора, но и терпение, а скорее безразличие сержанта Кремнева. Впоследствии он понял мотив его поведения: приятели были связаны тайными коммерческими делами. К тому же москвич совсем не дорожил чувствами телефонистки Веры. Демобилизовавшись, он уехал к себе в Москву, даже не попрощавшись с девушкой.
Зато с ефрейтором, который должен был служить еще год, расставался как с родным. «Обязательно после дембеля сначала ко мне в Москву, а куда потом - видно будет», - говорил он. Чемодан с запчастями хитрецы заранее вывезли на вокзал и держали в камере хранения.
Вера звонила в часть, просила позвать Кремнева к телефону. Тополев что-то врал ей. Правду она узнала только через неделю.
Были в части и другие москвичи. Александр Баулин призывался с завода. Это был по-настоящему трудолюбивый и изобретательный человек. Именно он соорудил агрегат, позволивший из трех тонких медных проволок свивать электропровод воздушной линии. На радиоконтроле он дежурил исключительно добросовестно.
При общем построении правофланговым был ленинградец, солдат первого года службы Виктор Гатчинов. Высокий, приятной внешности, отличной выправки. Природа и родители немало потрудились над этим. Был он и хорошим радиотелеграфистом. Можно было любоваться таким ухоженным солдатом.
Но только, пока он стоял в строю. Стоило взводу приступить к каким-либо физическим занятиям, как обнаруживалось, что он и неуклюж, и неповоротлив. Иными словами – маменькин сынок. На турнике он подтягивался не больше трех раз. Постоянно простуживался. Его освобождали от занятий, и он уныло сидел в казарме и всем завидовал.
Когда Гатчинов видел, как Борька после ночного дежурства энергично собирается на речку, то говорил:
- Вот поправлюсь, обязательно буду с тобой ходить.
А когда выздоравливал после очередной простуды, то всегда говорил одно и то же:
- Сегодня как-то не хочется. В другой раз.
Но «другой раз» по его доброй воле так и не наступал. Зато по приказу командира все-таки пришлось белоручке потрудиться на природе.
Наряду с дежурством военнослужащие своими силами строили пятикилометровую линию электропередачи. Именно для нее рядовой Баулин свивал медную проволоку. А пока пользовались передвижной электростанцией. Под каждый столб нужно было подготовить полутораметровой глубины яму. Выкопать первые две выпала честь солдатам Долотову и Гатчинову.
Дубовая роща, по опушке которой прокладывали электролинию, утопала в зелени. На полянах росли высокие травы. Распевали птицы. Настроение было прекрасное.
- Как будем копать: вместе или каждый сам по себе? – спросил Борис на всякий случай.
- Конечно, каждый свою яму! – произнес Виктор так поспешно и уверенно, что было понятно: он опасается, как бы ему, большому парню, не пришлось работать за невзрачного солдатика. Борис только усмехнулся.
Инструменты у них были одинаковые – у каждого штыковая лопата, лом и кайло. Разыскали вбитые в землю колышки, и каждый принялся за работу. Расстояние между ними было метров сорок.
В свое время Борису пришлось перелопатить немало земли как у себя дома, так и на ежегодных практиках в техникуме. Поэтому он знал, как с меньшими затратами сил выкопать глубокую яму. Грунт был тяжелый - глина пополам со щебенкой. Приходилось орудовать то кайлом, то ломом, то лопатой.
Но работать ему было легко: он не ограничил себя в пространстве. Сначала выкопал небольшую траншею глубиной в два штыка лопаты. Потом углубил ее еще на тридцать сантиметров, но не тронул место у края, где стоял. Потом снова углубился, оставив еще одну ступеньку.
Виктор Гатчинов подошел, посмотрел на работу Бориса и язвительно заметил:
- Ты бы уж копал траншею на всю длину столба!
Часа через три яма была готова. Там, где должен стоять столб, она была вертикальной, а от дна на поверхность вели ступеньки.
Закончив работу, Борис отправился к ленинградцу. И ему стало до смешного понятно, почему он решил работать отдельно: надеялся на свои длинные руки. Грунт он дробил лопатой и ломом, а выгребал его из круглой ямки голой ладошкой, лежа животом на земле. Ему казалось, что это самый рациональный способ. Углубился он сантиметров на восемьдесят, а дальше руки не доставали.
- Узко мыслишь, Витя! Я свою яму выкопал и ухожу. Можешь посмотреть, как я это сделал.
- Боря! Ты ведь меня не бросишь? - взмолился правофланговый.
- Да надо бы оставить. Ты же сам захотел работать отдельно.
Думал обхитрить работу?
Пришлось преподнести парню урок. Наблюдая за Борисом, Гатчинов все приговаривал с оттенком умиления:
- Ну и мужичина же ты, деревенщина!
Это он вспоминал сказку Салтыкова-Щедрина о том, как мужик генералов прокормил.
Козик был хорошим старшиной. Хитрый украинец наладил крепкие связи с заведующими складами, многие из которых были его земляками, и получал для солдат все в полном объеме и в первую очередь. Кто-то из снабженцев попросил поймать для него рыбы, и Козик организовал облов стариц за речкой. На этот раз служивым повезло – поймали метрового змееголова. Это была очень толстая веретенообразная рыбина весом более десяти килограммов. Ее посадили на крепкий кукан и привязали к прибрежным кустам.
Все солдаты части ходили смотреть на эту диковину.
Находясь в проточной воде, она по какой-то причине периодически всплывала и плескалась. Козик тоже ходил на берег. Подождет, пока рыба всплывет и, убедившись, что она не сорвалась с кукана, уходит к себе в каптерку. В очередной раз вышел – а рыбы нет! Он заметался по берегу и обнаружил ее далеко от того места, тоже привязанную к кустам. А когда стемнело, змееголов совсем исчез вместе с куканом.
- Уплыла твоя рыба! – хохотал ефрейтор Тополев. – А ты уже похвастал по телефону, что привезешь? А ее нет! И не было! Козик – брехун, обманщик и хвастун!