Невидимый фронт, или Сказка о двух генералах

Светлана Лучинина
Мир без мужчин. Любопытная штука! В последнее время все пристальнее вглядываюсь в этот свой мир и обнаруживаю очень интересные экземпляры мужского пола. Я обнаруживаю удивительных людей, которых по-настоящему уважаю. Эти люди обладают определенной властью и занимают достойное положение в обществе. Современный мир настолько открыт благодаря интернету, что набрав имена этих людей в поисковой строке,  ты находишь все, что тебя интересует. Так произошло и с моими генералами невидимого фронта. Этот фронт – образование в России. И война идет за ее будущее. К сожалению, мы все сейчас на войне.

АНТОН:"ПЛОХ ТОТ СОЛДАТ, КОТОРЫЙ НЕ МЕЧТАЕТ"

Антон. Это имя означает «воин». И Воин из него получился странный. Антон – мой соратник, человек, которого я всегда считала и считаю своим другом. Он не военный, но он генерал от образования.

Обычно старшекурсники обращают мало внимания на тех, кто младше. Нас, испанцев, было на факультете немного, по две группы на каждый год обучения. И хотя для нас всегда организовывали совместные мероприятия, я Антона до пятого курса не помню. В мой мир воспоминаний редко попадают мужчины.

На пятом курсе меня оставили на кафедре испанского языка для прохождения практики. В качестве зачета по воспитательной работе мы с еще одной девушкой должны были провести День испанского языка и культуры – 12 октября. День открытия Америки. Антон как, по-моему, единственный парень на четвертом курсе сыграл тогда Христофора Колумба. Так он и попал на фотографии в мой альбом. Попал и забылся. Шла учеба, а потом диплом. Мы на пятом курсе мало бывали в институте.

Вновь он возник уже перед самыми госэкзаменами. Подошел в вестибюле: «Привет, Света! Мне сказали, что ты едешь в Челябинск! У меня родственники в Екатеринбурге, я на следующий год в Челябинск приеду. Будем вместе работать. Здорово?» «Здорово!» – пожала плечами я. На том и разошлись.

Я одна отработала год на факультете лингвистики и филологии в Челябинском государственном университете. Мне удалось сохранить в полном составе свою платную группу по испанскому языку на втором высшем образовании и добиться успеха в группе со вторым иностранным языком. Для Антона набрали студентов с первым испанским. Я для всех, пришедших за мной, готовила плацдарм. Я уже уходила в ЮУрГУ, но испанцев не бросала.

Антон опоздал на неделю с выходом на работу. Его прибытие в Челябинск ознаменовалось неприятным происшествием, как впрочем, и все его пребывание там тоже стало чередой забавных и трагических событий. Он прилетел вовремя к родственникам в Екатеринбург и попал в больницу с подозрением на аппендицит. Врачи на спор его разрезали. Аппендицита не оказалось, но в больнице лежать и восстанавливаться после операции пришлось. Поэтому приехал он ослабленный и разбитый.

Я встречала его чаем, едой и вводила в курс событий. Можно сказать, тогда мы и познакомились. Антон родом из Якутии. Может, из Якутска, может, еще откуда. В иркутский иняз попал случайно. Вообще, у него была мечта прочитать Дон Кихота в оригинале, и поэтому он решил изучать испанский. Летел он из Якутска в Питер, а в Иркутске была пересадка. Гулял по городу, наткнулся на наш иняз, решил поступать здесь. И поступил. Я не думаю, что если бы он долетел до Питера, его судьба сложилась бы как-то иначе. По мне, так он сам создает свою судьбу, сам талантливо подкидывает пакости своим Ангелам-Хранителям, которые его потом из неприятностей вытаскивают. Сильные у него Хранители, как я погляжу.

Антоха прогулеванил большую часть своей учебы, но в том, что касается испанского, здесь я такого педанта и знатока в жизни не встречала. В каждую буковку вгрызался. Мы с ним как-то из-за артикля поспорили. Я плюнула и забыла, а он ночь не спал, потом поднял все грамматики и пришел ко мне с тем, что я была права. Для него это важно. Для меня – нет.

Несмотря на гулянки к пятому курсу он шел на красный диплом. Вот за что я люблю нашу кафедру, она умела воспитывать свободных людей и за прогулы у нас не отчисляли, а знания наши ценили. Я думаю, на самом деле мало в то время было кафедр, где все преподаватели побывали за границей, и не в лощеной Англии или тогда еще не очень доступной Америке. Все наши прошли через Кубу, Никарагуа, Перу, Гвинею-Биссау. Наших преподов было невозможно вывести из себя. Мы подозревали, что некоторые из них переводили в свое время пытки в тюрьмах у сандинистов, а уж подготовку в КГБ прошли точно. И при этом они были свободны. Такой феномен. Я благодарна им, что они меня многому научили, и благодарна себе, что я научилась.

Антоха сам похерил свой красный диплом. У отличников экзамен по английскому стоял в последний день, после всего потока. Я сама помню, как было трудно мне дождаться субботы, когда мои одногруппницы сдавали всю неделю. Я тогда каждый день ходила болеть за кого-нибудь из наших и к своему экзамену выдохлась, но сдала. А Антон не просто болел. Он обмывал успехи других, поэтому свой экзамен проспал с похмелья. Он пришел на госэкзамен, когда уже все сдали. В итоге комиссия его особо слушать не стала, влепила «трояк» и отправила получать синие корки. Умеют мужики создавать себе проблемы на ровном месте.
Антон приехал в госуниверситет, а я ушла в ЮУрГУ. В универе мы встречались два раза в неделю. Он попросил у меня моих второгодок, чтобы немного больше говорить по-испански, а я взяла часы у его первокурсниц. В работе мы с ним ладили. В политические разборки факультета я уже не лезла, будучи совместителем. Пожалуй, единственное, что нас тогда всех на кафедре объединяло, это то, что в университете появился бесплатный, хоть и лимитированный интернет. Мы все завели почтовые ящики и дрались за выделенные минуты.

Антоха подружился с Пашкой, сисадмином, и стал жителем виртуального пространства.
Они с Пашкой зависали в универе до победного, пока часов в одиннадцать охрана их не выставляла. Они могли бесконечно сидеть за соседними компьютерами в классе, выйти в один чат, переписываться там и стебаться над другими. В обычной речи и в общении с нами Антон мата и грубых фраз не позволял, но в интернете, мама дорогая, роди меня обратно!
 
Поскольку Пашка был царь и бог интернета, мы все с ним дружили. Лимит на время быстро сгорал.

Антон первым начал работать с международными усыновлениями, а за ним подключилась и я. Он ездил по Челябинской области и сотрудничал с Екатеринбургом. Он активно подавал документы на гранты в Латинскую Америку. На него первого выходили с приглашением на переводы –  мужчина. А он везде тащил меня за собой. Мы – одна каста, ИГЛУ. С планеты, которой больше нет.

Нас с Антоном приглашали в Челябинск, обещая квартиры. Я понимала, что без защиты диссертации мне ничего не дадут. Он нет. Он требовал и настаивал на своих правах. А кроме того он воевал с нашей заведующей кафедрой Лисой Патрикеевной и ставшей тогда деканом госпожой Нефедовой Лисицей Петровной. Вот не люблю я некоторых женщин, и не потому, что завидую им. Просто умеют они отравить жизнь. А Антоха молчать не умел. Война шла в открытую. Он их и в лицо «дурой» назвать мог. Невежливо с дамами, но тут я не дама. Благодаря Антону я полюбила слово «дура». Он употреблял его по отношению к разным женщинам, и по оттенку интонации можно было понять, что и дурость у каждой своя. «Дура» – это теперь мое любимое слово, которым я называю порою не очень любимых женщин и саму себя. Я тоже умею менять интонации, и дурость у каждой получается индивидуальная.

Антону дали ссуду на квартиру. Суммы на покупку не хватало, и вместо квартиры он в первый раз рванул в Гватемалу. Там какой-то латиноамериканский друг обещал ему работу и хорошие заработки. Вообще, Антон всегда мечтал уехать туда. Однако первый блин оказался комом. В стране произошел государственный переворот, и всех иностранцев, не имевших постоянной работы, выслали. Антон вернулся в Челябинск.

Деньги были потрачены, и он занял крупную сумму через каких-то левых друзей у криминальных авторитетов. Переводы давали заработок, но не такой, чтобы можно было покрывать долги. К тому же Антон любил жить легко, спуская все, что зарабатывал, на многочисленных друзей.

Я никогда не понимала того, как просто он сходился с людьми, доверял им, пускал в свою жизнь. По сути, все эти друзья так, занесенный ветром мусор, который, стоило исчезнуть деньгам, сметало напрочь. И оставалось одиночество. Я очень трудно пускаю людей в свою жизнь. Моих друзей можно по пальцам перечесть, но это Друзья. И пусть они от меня далеко, я знаю, что в любой момент я могу на них рассчитывать и могу с ними разделить все: и радость, и беду.

Антон не смог расплатиться с долгами. Его поставили на счетчик, и его мама, собрав на родине нужную сумму, прилетела спасать сына. Я пою оду МАМАМ. Господи, как хорошо, что они у нас есть! Благодаря этому приезду Антон вышел из передряги и стал в моей семье анекдотом.

Не знаю, как так получилось, но я приехала к Антону в общежитие по делам в то же время, когда он привез маму из аэропорта. Мама накрыла на стол, мы пили чай с привезенным ею вареньем, обсуждали ее перелет, и то, что обратный рейс теперь только через неделю. Антон, пересчитав деньги, включился в наш разговор: «Мама, все уже в порядке. А улететь ты можешь прямо сегодня, тем же самолетом, что прилетела. Он сейчас стоит на дозаправке и обратный рейс в десять вечера!» Мы с его мамой языки проглотили. Так что анекдот из серии: «Мама, Вы надолго?» – «Пока не надоем, сынок» – «Так Вы что, даже чаю не попьете?» – моя реальность. И если бы это были слова зятя. Это слова родного сына. Порой мы очень жестоки к нашим близким, сами не замечая того.

Вслед за Антоном приехали еще две Светки. Работа была у нас у всех, и мы держались друг за друга. Светки тоже попали в круговорот Антоновой войны, и надо сказать, они на той войне пострадали. Я стояла в стороне. Это были не мои бои. Но в госуниверситете наши Лисы ненавидели Антона за его язык и меня, за то, что ушла с поднятой головой, не принимая бой. Иногда тебя ненавидят за то, что теряют над тобой власть.

Светка Гончаренко быстро от нас отошла. Ей, лунной девушке, за нами солнечными было не успеть. Она всего боялась, а мы с Рыжей лезли на рожон. Антон выбрал нас в свои боевые подруги. Все документы на гранты он брал на троих. Но я, по чесноку, за границу уезжать не хотела, даже на несколько лет, а Рыжая не хотела в Латинскую Америку. Она хотела в Испанию. В Испанию я тоже хотела, но ненадолго.

Не знаю, почему, но для меня Америка, будь то Северная, будь то Южная, словно не существует. Она выпадает за границы моего мира. Я понимаю, что там скрыта и древняя магическая культура индейцев, и в каждой отдельной стране есть особенности и достопримечательности. Понимаю, что США – это империя модерн.  Понимаю, но не чувствую. Нет во мне той особой страстной жажды, даже чтобы сказать: «Хочу увидеть!» Америка для меня не табу. Это пустота. Но это моя личная пустота, от которой не нужно спасать.

Во второй раз мама спасла Антона летом. Мы все разъехались на каникулы. Я – в Иркутск, Света Гришина – в Красноярск, Света Гончаренко – в Ангарск. У Антона была работа, а денег лететь домой – нет. Он остался в Челябинске и перенес на ногах грипп. Однажды он просто упал у себя в комнате в обморок. В этот день неожиданно прилетела его мама. Она и нашла сына в общежитии. Грипп дал осложнение. Воспаление легких. Одно легкое свернулось, и его спасти не удалось. Теперь Антон дышит одним легким.

Так что мой друг – насквозь покалеченный Воин. Но он не сдавался. В отличие от меня он поступил в аспирантуру в Москве, выиграл, наконец, грант на написание диссертации в Мексике и улетел от нас, оставив на свою верную подругу, рыжую Светку, кучу друзей, требующих с нее его долги. И Светка еще год объясняла, что она ему ни жена, ни невеста, и ей он остался должен  больше, чем всем остальным. Они прожили в свое время год в одной комнате в иркутском общежитии как друзья, потому что Антону негде было жить. Она приехала за ним в Челябинск, и там они прожили в соседних комнатах несколько лет. Она его любила, но потом устала ждать, и любовь ушла. Они стали друзьями. Хотя дружбы между мужчиной и женщиной, оказывается, не бывает. Значит, она его любила.

Антон еще какое-то время помаячил на сайте в «одноклассниках» и исчез. И хотя я с 2000 года не меняю свой е-mail, писем от него не было. Антон выпал из моей жизни на девять лет, чтобы вдруг снова появиться на «одноклассниках» в июле прошлого года. Как раз, когда я создала свой сайт со стихами. Интересно, «одноклассники» стали для меня местом обретения потерь. Сначала появилась моя первая Эльфийка Екатерина, потом меня нашла монашка Мария. Кто бы подумал, что монашки выходят в «одноклассники». А они еще и по скайпу петь учатся. Монашеское служение не закрывает наш мир от них, а их мир открыт людям во всех проявлениях.

За монашкой последовал Антон. Он обрушился на меня со всеми своими успехами. Генерал. Антоха не пропал в Мексике. Он нашел себе и учителя, и друзей. Он защитил там диссертацию и стал профессором. Из Мексики он перебрался в свою страстно желанную Гватемалу. Вот ведь рвется у кого-то душа в определенное, словно Богом предназначенное для него место. Для Антохи это Гватемала. Для меня – Иркутск. Я не могу объяснить, почему я люблю свой родной город. Не самый большой, не самый успешный, не самый удобный для жизни. Но он мой. А для Антона мила Гватемала. Каждому свое. Кесарю кесарево.

Когда он узнал, что я одна, он стал меня звать работать в Америку, предлагать все возможные виды сотрудничества. Ведь мы с ним реально коллеги. И его, и меня интересует литература. Мы специализируемся на истории литературы и на политическом дискурсе. Мы занимаемся семиотикой и знаковыми системами. И он снова звал меня в бой. Ему казалось, что я прозябаю здесь и никак себя не реализую. А впереди могут быть победы и достижения. Публикация книг, поездки по миру, имя, значимое не только в пределах одного университета. Это звучало заманчиво. Человек, добившийся всего сам, выживший в чужом мире в одиночку, преодолевший болезни и нищету, построивший свой дом, готов поддержать и помочь. Это ведь чудо какое-то. И честолюбие где-то внутри зазудело, но…

Я помню безумные метания Дон Кихота. Я помню конфликты и бои, пусть не со мной. Я вышла в интернет и обнаружила следы былых сражений в социальных сетях. Почудил Антоша в свое время и оторвался. Я знаю, что не вся та грязь, которая на него в сетях льется, правда. И то, чего он добился, бесспорно. Человек, входящий в различные ассоциации по борьбе за свободу и в совет по защите диссертаций по испанской литературе в Латинской Америке. Человек, переводивший на испанский язык  Юрия Лотмана и поэтов Серебряного Века. Человек, написавший и издавший несколько книг. Человек, выступающий с лекциями по миру. Его можно услышать по радио, увидеть по телевидению. Но есть одна червоточина. Это человек, который ненавидит Россию. Он ненавидит строй, который здесь. Он ненавидит  мир, который здесь.

Я не знаю, что может в человеке пробудить такую ненависть. И почему среди всего этого «быдла» я становлюсь чем-то исключительным. Нет, я часть быдла. Я такая же, как многие здесь. Меня вырастила и воспитала эта страна. Она дала мне образование. Она дала мне мировоззрение. Я принадлежу этой стране. И я люблю ее такой, какая она есть. Я знаю проблемы. Я не привыкла отворачиваться и закрывать глаза. Я иду и сморю. Я все понимаю. И я люблю.

Я не осуждаю эмигрантов. Наоборот, считаю, что это наш звездный десант. Вместе с ними часть чего-то удивительного и прекрасного, что есть в России, проникает в чужие миры. И они нужны там, если они туда стремятся. Иногда стоит стать эмигрантом, чтобы понять: ты патриот. Кто помнит, что Игорь Тальков эмигрировал в Америку? Не помнят. Он вернулся и стал служить России.

Ненавидеть за пределами легко. Трудно любить здесь и сейчас то, что есть. Трудно смотреть, как разрушается то, что было основой образования. Но тем и важнее роль учителя. Тальков пел: «Я точно знаю, что вернусь в страну не дураков, а гениев…» Не вернешься. Гениев нужно воспитать. Они сами в Стране Дураков не вырастут. А чтобы их воспитать, нужно прийти и сказать: «Дураков нет!»

Когда я начинала работать в школе со второклашками, они очень шумели. Я не могла их успокоить. И кто-то из малышей сказал: «А вы стукнете указкой по столу и закричите «Молчать!» Мы испугаемся и замолчим». Я им ответила: «Но вы же люди! Разве можно вас пугать и на вас кричать? Вы же люди. С вами можно договориться». И они на меня смотрели удивленно: «Мы люди?» Да, мы люди. И я прихожу не для того, чтобы они молчали. Я прихожу, чтобы научить их говорить.

И своим студентам я повторяю, что дураков нет. И каждый из них, если сидит сейчас передо мной, уже прошел определенный отбор. Общество уже сняло с этого поколения сливки. А что кисло и горчит, так какое общество, такие и сливки. Было время, когда я бушевала от отчаянья, потому что давила безнадега. Я тоже кричала, пугала и стучала по столу. Но я остановилась. Я начала с себя. И постепенно мир вокруг изменился. И среди студентов забрезжила надежда. Появились люди, которые хотят учиться. Появились люди, которые знают что-то. Появились люди, которые хотят думать и знать. А значит, где родился, там и пригодился.

Да, я оппозиция. Я тихая и упрямая оппозиция. Из тех, кто начинал здесь работать за гроши, но работал и любил, то, что он делает. И многие мои одногруппницы работают не только в вузах, работают в школах. Они тоже оппозиция. Оппозиция любовью. Мы любим наших детей. Мы хотим их научить смотреть на этот мир. Мы хотим научить их понимать и принимать этот мир. Мы не воюем. Мы объясняем, что мы все разные, но в этом и есть прелесть мира. Мы не темные и не светлые, мы не черные и не белые. Мы цветные. И может, однажды, пусть не Антону, а кому-то другому захочется вернуться в страну, где есть пусть не гении, а обычные нормальные люди, способные жить в мире с другими людьми.

Прости, генерал. Я не встану под твои знамена. Я люблю Россию. А почему у тебя такая ненависть к ней? Может, просто потому, что твоя любовь не взаимна. Россия тебя не приняла и не оценила. Она не оплатила достойно твои старания и труды. И даже твоим учителям с планеты ИГЛУ по большому счету все равно, каких успехов ты достиг. У них свои проблемы. Тебе удалось удивить мою маму. Поверь, это дорогого стоит. А многим твоих звезд не видно. Прости. Россия – женщина, а женщины порою слепы.

ВЛАДИМИР:"Я НЕ ГЕНЕРАЛ" - "ЗНАЧИТ, БУДЕТЕ"

Владимир. Владеющий миром. Имя русских князей и русского диктатора. Красивое имя. И оно кое-что значит лично для меня. Вот уже больше двух лет в моей персональной вселенной обитает Владимир Высоцкий. Порой он дает мне удивительные и очень точные знаки. И я привыкла ему доверять. Может, потому что его день рождения в день святой Татьяны, и он один из моих персональных Эльфов или бардов? Не знаю. Просто он есть. И его песни для меня своеобразная шифровка и проводник по миру. И я придаю значение тому, что он иногда говорит мне во сне.

 Вот ведь какая цепочка пошла за именем! Вспомнила одного, а за ним проявился другой. Владимир Петрович. Петрович. Он работал представителем наваррского агентства по усыновлениям и с «Наваррой без границ» – обществом, приглашавшим на летний отдых детей из детских домов Челябинской области.

Петрович был мерзкий мужик, очень прямолинейный и грубоватый в общении. И шутки пошлые. Я его недолюбливала. Но одним поступком он изменил мое отношение к себе. Представители другого агентства кинули меня с переводами документов для нескольких семей. Не заплатили. Мухины. Так много жужжали о порядочности, совести. Честные люди. В Управлении Образования произошел конфликт. В Челябинске Мухины работать перестали. Я плюнула и забыла. А дела их семей перешли к Петровичу. И когда испанцы приехали на суд, он привел их ко мне в ЮУрГУ. Они мне заплатили за переводы. С тех пор мы здоровались с ним за руку.

Петрович совершил еще один поступок, за который я его уважаю. Он взял под опеку взрослую шестнадцатилетнюю девочку Машу. Маша лет с семи ездила в Наварру. Многодетная семья, которая ее приглашала, много сделала для ее музыкального образования. И когда другие детдомовские девчонки слушали попсу, в плеере у Маши звучала классическая музыка. У нее был очень чистый и красивый голос. Но испанцы не могли ее удочерить или не хотели. В итоге ей грозило в шестнадцать лет оказаться в ПТУ, учиться на повара или маляра. Петрович взял ее к себе. Она поступила в музыкальное училище, продолжила заниматься музыкой, а опекун проталкивал ее во всевозможные конкурсы, гранты, благотворительные программы в помощь одаренным детям. Он делал все, чтобы Маша могла самореализоваться и добиться успехов в музыке. А про него говорили: «Взял себе девчонку на увеселение, похотливый мужик!»

Да, что-то у меня из одного генерала три получилось, и все Владимиры. Ну, что поделать! Значит так надо.

Владимир номер три появился за два года до моего возвращения домой. Это мой ученик. Ученик на втором высшем образовании. Изучал испанский. Надо сказать, мои вечерние группы очень мне напоминают разношерстные группы учеников Ночного Дозора. В группе всегда были один очень хороший мальчик – студент; взрослая женщина – бизнес-вумен или домохозяйка; какая-нибудь жена богача, пришедшая изучать язык от скуки или чтобы хоть куда-то выйти из дома; школьница, будущая золотая медалистка (вот доверяли мне серебряной злотых девчонок!); инструктор по танцам или аэробике; неформалка от гота до «типичный беспорядок на голове» и несколько обычных студенток. Иногда в группе появлялся мужчина за сорок.
 
Моя предпоследняя группа досталась мне от моей ученицы. Так повелось, что первогодок я отдавала моим выпускницам, а сама вела второй год. Я отшлифовывала то, что сделали мои ученики. А они делали немало. Я горжусь ими. Я счастлива, что оставила в их душах особый вирус. Он сложный по своему составу. Он включает в себя любовь к испанскому языку, творчество, ответственность за свои поступки и свободу. Они умеют влюбить в испанский других и вызывать огонь на себя. Я их называю кастой неравнодушных. И очень их люблю. Среди них опять мои родные имена Марины, Татьяны, Екатерины. В отличие от меня все лунные. Я рада, что у них складывается семейная жизнь. В этом мои ученицы мудрее меня. Среди них затесался Никита. Он женился на Татьяне. Они с одной планеты.

Итак, в начале сентября я прибрала к рукам Маринкину группу. Рядом с хорошим мальчиком и школьницей передо мной сидел седовласый, светлоглазый, коренастый  мужчина, лет сорока пяти. Аккуратно подстрижен. В хорошем костюме. Представился как бизнесмен Владимир. Пришел изучать испанский для общего развития. Вообще, я отучила целые семьи предпринимателей: и банановый бизнес Эквадора, и бензоколонки. Так что одним бизнесменом больше, одним меньше. Я даже не обратила внимания на обручальное кольцо. Я и сейчас не знаю, женат он или не женат: тему «Семья» проходят на первом курсе. Он для меня был еще одним моим зайцем, немного взрослым. Но мои зайцы – они разные. Пока я их учу, они мои дети. Правда, после выпуска становятся волчатами или волками. Но это издержки моего воспитания.

Владимир меня покорил как ученик своим отношением к делу. Бизнесмены обычно себя так не ведут. Они вечно заняты, не успели, не доучили. Они порывисты и энергичны. Владимир всегда был спокоен, собран, с мягкими, немного кошачьими манерами, наблюдателен и вдумчив. К уроку всегда готов. Всегда стремился понять и разъяснить, если чего-то не уловил. Дети порою бояться задать вопрос, чтобы не показаться глупыми. Он не боялся. Иногда, конечно, тормозил в силу возраста: медленнее говорил, медленнее улавливал на слух. Молодые девчонки думают и схватывают быстрее. Но его это не смущало. Он пришел учиться.

Если Владимир пропускал занятия, предупреждал заранее, четко называя даты своего отсутствия. Причины пропусков – командировки. Это для бизнесмена типично. Меня удивляла точность и организованность его жизни. Человек всегда знал, что у него будет завтра.

Из командировок Владимир привозил маленькие подарки – диски с аудиозаписями и видеофильмами, учебники, которых в Челябинске еще не было. Мы тут же все это пускали в дело: слушали, копировали, смотрели. Мне было приятно его неравнодушие к предмету.
Подарки я принимала, так как до меня он также год привозил учебные материалы Марине.

Мне нравился и его подход к изучению языка. Он увлекался компьютерными технологиями и был активным пользователем интернета. На одном из чатов Владимир нашел испанца – друга по переписке, который изучал русский язык, причем тоже мужчину в возрасте, и они обсуждали разные проблемы, в том числе политические. Испанец писал по-русски, Владимир – по-испански. Иногда он приносил распечатки своей переписки. Он сам учился с интересом, и показывал другим моим ученикам, как можно учиться. Мне легко работалось с этой группой. Ее не нужно было ломать.

Я люблю, когда в группе есть люди в возрасте, потому что при изучении даже простых тем с ними есть о чем поговорить. В языке важно не только научиться говорить штампами. Язык помогает выражать свои собственные эмоции, чувства и знания. У взрослого человека всегда есть свое преломление действительности, и у взрослого человека даже учителю всегда есть чему научиться.

У меня была традиция. В конце апреля, где-то между днем рождения Гитлера и Днем Победы, я обязательно смотрела со студентами фильм Фернандо Труэбы «La ni;a de tus ojos» , что в переводе означает «Девушка моей мечты». В главной роли – Пенелопа Крус, любимая девочка Альмодовара. Есть у Альмодовара сонм  постоянных актрис. Пенелопа одна из них. Но это фильм Труэбы. И он бесспорно талантлив.

В испанских фильмах есть особая магия. Почти всегда это трагикомедия. Смеешься, улыбаешься, удивляешься, а потом раз – и душу вывернет наизнанку до слез, и что-то в душе откроется или очистится. Главная героиня фильма Труэбы – актриса Макарена Гранада. Вместе с киногруппой она приезжает из разбитой гражданской войной Испании, где победил Франко, в гитлеровскую Германию для съемки музыкального фильма на знаменитой немецкой фабрике грез. Любовница женатого режиссера Макарена одновременно является заложницей, потому что ее отец-коммунист находится в тюрьме, и ей обещали выпустить его за ее участие в фильме. А также она объект охоты министра пропаганды Геббельса. В качестве  массовки для фильма на площадку пригоняют заключенных евреев, а среди них оказывается русский циркач. Его берут в качестве каскадера, исполняющего трюки вместо главного героя. Во всем множестве перипетий Макарена уходит от ухаживаний Геббельса, вмешивает всю труппу в бегство циркача, влюбляется в него, и с помощью жены Геббельса влюбленные покидают Германию. В конце фильма становится очевидным, что Макарена сбежала, но предавший ее и поддержавший в последний момент режиссер погибнет, также как и переводчик, который все видел и знал. Фильм многослойный, о войне, о свободе, о роке, о пропаганде. После него есть о чем размышлять. 

Интересно, цирк непроизвольно входит в мои рассказы вместе с мужскими персонажами. В Древнем Риме цирком были площади, на которых проходили гладиаторские бои. Гладиатор – бывший вольный человек, пленный воин, раб, который за свою доблесть на площади мог вновь обрести свободу. Гладиатор, паяц, акробат. И это все цирк.

С моей предпоследней группой мы тоже смотрели «Девушку моей мечты». Как раз в том году вышел документальный фильм о Магде Геббельс, ее политике материнства, о том, как она умертвила  своих шестерых детей и отравилась сама, когда стало очевидным, что война Германии проиграна. Геббельс предпочел погибнуть, но не подписал акт о капитуляции. В тот день мы много говорили после просмотра фильма. Увы, не по-испански, но нас волновали проблемы того, как массы поддаются истерии и превозносят диктатора. Как столь непривлекательные внешне Геббельс или Ленин смогли захватить сознание масс. И очень много в тот день говорил Владимир. Мне были интересны его мысли о том, как рождается диктатура. И эти мысли казались мне нетипичными для простого бизнесмена.

В середине июня занятия закончились, и моим ученикам предстоял государственный экзамен. В назначенное для консультации время Владимир не появился. И не мудрено. Центральная улица была перекрыта. По нашему главному проспекту проходил забег мемориала памяти Виталия Масленникова, милиционера, погибшего при исполнении своего долга. Все подразделения МВД участвовали в соревнованиях. До ЮУрГУ было почти невозможно добраться.

Я провела консультацию и ушла в Лингвистический Центр, чтобы подготовить документы для экзамена, когда ко мне прибежала радостно возбужденная секретарь с кафедры: «Светлана Сергеевна, Вас какой-то генерал спрашивает!» «Генерал?» – удивилась я и поспешила на кафедру. Там в парадной милицейской форме со всеми украшениями и аксельбантами стоял Владимир. 

– Владимир? Вы? А мне сказали, что меня генерал спрашивает.
– Нет, я еще не генерал, – смущенно улыбнулся он.
– Значит, будете.

Пока еще не генерал, но настоящий полковник вышел из подполья. Передо мной стоял недавно назначенный начальник Челябинского института МВД России. Опаньки! Владимир выступал на митинге во время мемориала и не смог вовремя прийти на консультацию, за что и извинился. А также он не успел переодеться. Но ему явно понравился произведенный эффект. На госэкзамене он тоже был в форме. И сдавал по полной форме, без поблажек. За это я его уважаю.

После экзамена мы пили с выпускниками шампанское, и студенты говорили нам с Мариной слова благодарности. Владимир тоже говорил. И его слова для меня имеют особую ценность. Для него, человека, имеющего два высших образования, кандидата технических наук, повидавшего на своем пути немало преподавателей разных мастей, было интересно провести два года с нами: с Мариной и со мной, потому что мы преподаем не только язык. Ему было интересно через нас узнавать мир под названием Испания. И наша Испания было живой, человечной, а не картинкой из букваря. В нашей Испании есть туалеты и аптеки, есть магазины, где можно купить не только сувениры, но и нижнее белье. В нашей Испании люди едят, веселятся, бывают несчастны, любят, принимают чужой мир и чужих детей. В нашей Испании хочется жить.
 
Студенты хотели продолжать занятия уже индивидуально со мной, больше практики, больше общения. Владимир предлагал организовать для занятий помещение. Я обещала подумать, но тогда меня уже нес вихрь идеи с сетью массажных школ, и мне было некогда.

На следующий год ко мне в ученицы попала сестра Владимира, тоже кандидат наук, преподаватель из Академии госслужбы. Только она изучала английский, а ко мне пришла на языкознание. И ей понравилось изучать теорию языка со мной. Она передавала мне приветы от брата, который уже стал генералом.

Я уехала из Челябинска. Челябинск стал для меня прошлым. Когда встал вопрос о закрытии Иркутского института МВД России, где я работала, я слышала краем уха, что Челябинский институт тоже собираются расформировать. Но Иркутский институт удалось сохранить. У его знамени по-прежнему стоят часовые. Я думала, что и Челябинский институт жив, но как-то не интересовалась специально. Рутина засосала.

А в последнее время меня стал преследовать образ генерала. И я вспомнила Владимира. Ведь был же в моей жизни настоящий генерал. Ученик, добровольно принявший мою власть, давший мне право его учить и выставлять ему оценки. Я захотела узнать, как ему служится. Я вышла в интернет.

Генерал – майор Владимир Александрович Иоголевич был начальником Челябинского института МВД РФ до 30 июня 2011 года. 1 июля 2011 года он простился со знаменем. Вскоре институт был расформирован и в качестве  факультета Подготовки сотрудников правоохранительных органов вошел в состав ЮУрГУ. Империя поглотила уничтоженный вуз. В моей жизни появился Генерал с планеты, которой больше нет. У факультетов нет знамен. И нет часовых у знамени. Я заплакала, но…

Мой генерал проиграл бой. Он не проиграл войну. Я нашла его в общем информационном потоке. Он отступил, как и я. Он сменил место дислокации. Я нашла его на сайте  фараоны.рф. Мой Генерал по-прежнему служит России. Теперь он начальник Тюменского института повышения квалификации сотрудников МВД. У генерала снова есть свое знамя.

И я тоже в строю. Я смотрю, как планета ИГЛУ добровольно сдалась Московскому государственному лингвистическому университету и ушла во МГЛУ. Я уже видела, как проректор Иркутского государственного университета с гордостью показывает комиссии свою новую колонию – бывшую Восточно-Сибирскую Академию образования - пединститут.

Нам, гражданским, больно терять свои планеты. Но первыми потери понесли военные. Челябинск – город-Танкоград потерял свой Военный танковый институт. В Иркутске больше нет Высшего военного авиационного инженерного училища. Затем пришла очередь внутренних войск. Закрыли многие институты МВД по всей стране. И вот настал наш черед. Мы еще долго держались, господа гражданские. Но как бы ни было больно, у нас остались империи и планеты-гиганты. Гражданским с погонами кандидатов и докторов наук еще есть, где преподавать. А кроме того остаются школы и детские сады. Значит, мы продолжаем служить России. У нас еще есть будущее, господа. Честь имею!