Ведь надо же - всю жизнь из меня делают циника, стараются,
тратят гигантские средства, тратят пули, цветы красноречия,
бумагу, не жалеют кулаков, не жалеют людей, ничего не жалеют,
только бы я стал циником, – а я никак... (Виктор Банев)
Когда месяц сентябрь заливало дождями, и к нашему всеобщему сожалению Гидрометцентр распустил слухи, что бабьего лета не будет, моё подсознание стало требовать возврата к одной из любимых тем. Это «Дикие лебеди» Стругацких, написанные в 1967 году, хотя изданные лишь в 1987г. Почему называю темой? Потому что не получается ограничиться фильмом – отсекаются важные смыслы, и картина становится неполной, а то и искажается замысел мастеров. Повторные возвращения к произведению в инсценировке и печатном тексте в течение нескольких лет создали замечательное поэтическое пространство в душе, иногда дающее о себе знать, помогающее разобраться в происходящем теперь.
Мокро, холодно, хлещущие с крыш волны воды, разлитые бесконечные лужи в сумраке, сырые безнадёжные парадные с конца августа и почти целый сентябрь невольно выводили меня на тему Ташлинска, прекрасно и мрачно залитого по вторые этажи водой. Ташлинск – название города по сценарию. Фильм создан по мотивам, так понимаю, нескольких произведений авторов, а имя города из «Отягощённых злом». Этот факт и послужил причиной восприятия событий в фильме как будто в далёком будущем, далее 2040 года, когда человечество переживает очень сложные времена торжества пороков, войны, гротескной замаскированной тирании.
В грусти тёмной воды, поглотившей старый малоэтажный городок, в медитации тьмы, тумана и беспросветности, разрухи и полного обнуления комфорта, тем не менее, живёт, теплится будущее, которое проходит через судьбы будущих поколений. Только режиссёр злостно не придал концовке фильма счастливого окончания, как это видели авторы в книге, да ещё и снабдил её фатальной картиной чахнущих детей, лишённых своих наставников. Ввиду внесения темы тирании в стены серой больницы, даже не удивительно, что детей лишили общества друг друга, что было бы логично для их взаимной душевной поддержки, могущей стать залогом восстановления воли к жизни. Но художник кинофильма решил, видимо, придать своему детищу вид, отражающий общество, в котором фильм родился. И это 2006 год, и это наша странная и непонятная, тревожная, враждебная в какой-то мере современность, полная неопределённости.
Средоточие стихии, новых откровений, аномалий человеческой психики и нравственности – город Ташлинск, напоминающий мне этим сентябрём Киев, мечущийся между Западом и Востоком. Это перекликалось с несколькими повторяющимися снами в моей юности о залитом водой Киеве, где на фоне яркого голубого неба поблёскивают маковки Владимирского собора, купола цирка и метро «Университет». Такие поэтические картины смешанными красками вторгаются в воображение и заставляют тему «Гадких лебедей» чувствовать ярче.
Главный герой – писатель Виктор Банев, хорошо созданный украинским актёром Григорием Гладием, при всех его свинствах, перечисленных в книге, добрый замечательный человек, в вечном духовном беспокойстве. Именно он был выбран людьми из будущего – мокрецами – как лучший. Его просили творить книги так, как он сам чувствует, не поддаваясь на давление, не подчиняясь коньюктуре. Сами мокрецы готовы заплатить «их собственный заказ», как Банев иронически назвал странную сделку с необыкновенными существами, умирающих от голода, если у них нет книг.
Смешно читать, что женщина прекрасна и правильна, когда молчит. «И ей я читал Бодлера?» – удивляется Банев, разглядывая свою бывшую жену (чувствуются нотки Грибоедова). Он уходит вон из квартиры, чувствуя приближения материнского «священного гнева» из уст бывшей жены. Понравился длинный тост героя за консерватизм и противодействие прогрессу.
Я иногда сама чувствую себя подростком. Иногда диалог мамы-подростка, не знающей ответы на многие вопросы, и сына, дочери просто не получается. Досада, грусть, злость на себя и на ребёнка, уже смотрящего на тебя порой чужим циничным взглядом, вызывает отчаяние. И эти «розовощёкие и конопатые чудовища» не хотят/не могут вместить родительские внушения. А в эти внушения-то стараешься в нескольких предложениях втиснуть свою многостраничную мысль. В итоге – недетская ухмылка, и ты растерян, потому что мир не так добр, как в сказках. Ты стараешься, но не получается помочь! И лепечешь, как Виктор Банев "Читай! Читай! Читай!" Так он и сам знает это, твоё чудовище. Спасительные подсказки в записках, письмах, даже в блоге, разлетаются суетливыми и весёлыми птицами по полу. Даже отпечаток кеды на белоснежной странице не такой и оскорбительный – ты уж привык полагаться на количество, ожидая когда-нибудь хоть капли принятой ребёнком от тебя мысли!
Наше увлечённое любимое чадо смотрит на других дяденек и тётенек, и твой поезд – родительский – возможно, ушёл. Преграда между поколениями мерещится именно теперь самой ужасающей в нашей исторической метаморфозе 90-х, но это же не факт. Две пары глаз смотрят с разных берегов тёмной реки. Родитель старается провести по мосту между прошлым и будущим через шаткий мост, а дитя не оборачивается. И 10 минут, бывает, не так легко ухватить, чтобы он проявил внимание к родителю. Время зоопарков, ссадин на коленках, которые целуешь, ночных прокрадываний с новогодними подарками ушло… Хорошо, что пропасть между поколениями не в режиме константы, изменяется. Родителям этих милых 12-14 летних, полагаю, особенно будет полезно прочесть книгу.
Вот господину Баневу подростки так и говорят: ваше прошлое – нехорошее, его никто не хочет исправлять, оно – сплошное зло, безразличное к себе самому и не желающему меняться! В фильме отпугивающие дети, со странными неподвижными глазами и слишком сосредоточенными лицами, размеренными голосами. Вы не найдёте такой однозначности в книге. Там Ирма (по фильму Ирочка) улыбается своему папе, разговаривающему с гимназистами, вполне себе нормальными детьми, которые и хихикают, и наперебой просят автограф. Даже друг Ирмы, мальчик с «библейскими глазами», поддаётся обаянию писателя и переходит с неизменной вежливой лексики на сленг, естественный для подростка.
Вы не найдёте прямого ответа Виктора Банева на один из многочисленных детских вопросов в записках: «может ли считаться честным и добрым человеком, если работает на войну?» Но поведение героя, его возмущение подлыми капканами, расставленными на мокрецов, которые сами ему неприятны, само его милосердие и протест против фашистских речей санитарного инспектора, даже драка с хамом, угрожающим в ресторане мокрецу, открывает характер, перекликающийся с лучшими гуманистическими линиями, последовательно воплощёнными братьями Стругацкими во всех произведениях. Банева возмущает нагнетаемая беспочвенная истерия по поводу "нетаких" – мокрецов, на которых возлагается вина и за дожди, и за исчезнувших из города кошек, и непонятных экспериментах на детях. Дети… В фильме к сожалению не показаны описанные в книге прекрасные чувства любви и тяги к учителям – мокрецам, что вызывает ревность и внутренний протест родителей Ташлинска.
Сначала я читала книгу «Гадкие лебеди», хотя И_и всё требовал посмотреть обязательно фильм. И правильно ведь требовал. Понимание идей, которые заложены замечательными нашими отечественными писателями Аркадием и Борисом Стругацкими, будет намного лучше и глубже, если совместить книгу и фильм. Впрочем, фильм сам по себе, думаю, наведёт на мысли. Знаете, когда читаешь строки, сплошь напитанные гуманизмом, пониманием проблем обыкновенного человека, противоречий во внешней жизни, когда одолевают отчаяние, безверие в человеческую сознательность, любовь, светлое завтра, то становится светло на душе, легче дышать и верить в себя. Правильно сказал в своё время Рэй Бредбери, что большее преступление, чем сжигать книги (тема романа «451 градус по Фаренгейту»), это не читать их. Такую фразу справедливо можно отнести к «Гадким лебедям».
По тому банальному порядку вещей, что популярность книг, фильмов зависит от рынка, от социального заказа и финансовых возможностей заказчиков, становится совершенно ясно, что художественные ценности могут не появиться перед глазами благодарных читателей, или пройдут незамеченными, ведь судят книги по обложкам, по степени раскрученности и присутствия на рынке. Не помню рекламы и популярности данной вещи. Посмотрите, подумайте, сделайте свои выводы. Этот фильм того стоит. Разве сила и благородство Слова наших писателей не затмевает пустые образцы масс-культа, абстрактно-отвлечённые формулы любви-успеха? Посмотрите, как болели за идеалы красоты, доброты, здравого смысла те, кто нам близок, те, кто знал и чувствовал нерв народа, его непростые проблемы, кто и должен быть для нас инженерами наших душ, как справедливо говорили о профессии писателя в своё время. Разве чьи-то едкие немотивированные упрёки в ничтожности, лузерстве, неудачности могут сравниться с талантливыми и бесконечно любящими словами Стругацких, в произведениях которых на дне самого глубокого описываемого отчаяния и безверия в человека сияет маленький луч надежды.
Каждый, кто прикоснётся к высоким образцам отечественной прозы, откроет свою грань, проведёт аналогии с происходящим, так прозорливо увиденным писателями. Конечно, есть вещи, с которыми можно не согласиться, но в искренности слов, оставленных нам в наследие, невозможно сомневаться.
© Солька*, 1 октября 2013 г.