Вековуха. 2. Подробности незатейливой биографии

Абрамин
Если в селе оказывались люди – в основном заезжие – которые ничего не знали о Груньке Буряк, то, услышав это имя и эту фамилию (случайно или не случайно), почему-то всегда думали, что речь идёт о мастодонте в юбке. Мол, бабища-громобой. Рослая. Мясистая. С выпирающими тут и там формами. Краснощёкая (буряк ведь). Вострая на язык. Повелевающая мужем, который под её сенью кажется таким мелким и неприметным, что будто бы и нет его вовсе, а если и есть, то исключительно для размножения.


На самом же деле Грунька Буряк была диаметральной противоположностью вышеначертанному абстрактному портрету. Щупленькая, невысоконькая, бледненькая. Всегда в тени. Безответная и исполнительная. Зашуганная до крайности. Она у всех и каждого была в подчинении. И только ей никто не подчинялся, разве что  кобылка, на которой она работала. И то… там было скорее не подчинение, а взаимная любовь. Да, любовь между человеком и животным, выше которой ничего на свете нет. Любовь двух одиночеств.


Груньку каждый мог обидеть, причём ни за что. И именно ни за что, потому что обижать её было просто не за что. Односельчане говорили: «Таких несмелых дур, як наша Грунька, и кури (куры) загребуть. Хто б ей шо ны сказав – завжды з усимА згодная (всегда со всеми согласная). Мовчить та сопить у две диркы (дырки), наче б то ей язык у жопу затягнуло».


В ней была какая-то природная деликатность, и даже нежность. А уж о честности и говорить не приходится! Внешне она могла бы запросто сойти за городскую дамочку, кабы не жуткие одежды, платок, повязанный a' la Акулина, резиновые сапоги – даже летом – да кайма вечного навоза под ногтями. 


Мужа у неё сроду не было. Ни мелкого, ни немелкого – никакого. А ей так хотелось выйти замуж, нарожать деток, внучат понянчить – в общем, хоть чуточку урвать  счастья. Лет, пожалуй, до тридцати она ждала, уговаривая себя: «На всякое хотение есть терпение». А потом поняла: сколько ни жди, сколько ни терпи, а раз доли нет, то и не будет. За хвост её не поймаешь. И ждать перестала.


Грунька окончила четыре класса начальной сельской школы. «И пятый калидор», – любила подшучивать она. Дальше учиться не пришлось – не пустил папка.  «Нашо тебе голову задурять чёрти чем, – сказал он, – фатить того, шо есть. Ты шо, сбираешься Софиею Ковалевскою буть? (И знал же откуда-то про Софью Ковалевскую!). Коров доить и без образования можна. Покудова будешь пОраца (управляться) по хазяйству, мамке допомогать, а надальше побачим».


Кстати, и мамка, и папка называли дочку грамотейкой, при гостях заставляли декламировать стишок с вкраплениями отдельных немецких слов, невесть где подхваченный ею и выученный назубок: «Ich bin тэбэ чекала//Warum ты нэ прыйшов//Ich lange тэбэ ждала//Аж поки з нэба wasser нэ пишов». Эти вкрапления были им достаточным основанием считать девочку неплохо владеющей иностранным языком.


Достигнув трудоспособного возраста, Грунька устроилась в колхоз (теперь – совхоз). А куда же ещё ей было устроиться! Её прямая должностная обязанность заключалась в том, чтобы развозить питьевую воду в деревянной бочке (с затычкой). Главными потребителями её воды были трактористы, комбайнёры, скирдовальщики, бабы-полольщицы – в общем, все те, кто работал в полях. Воды требовалось много, особенно в страдную пору, и Грунька со своей кобылкой тянули нелёгкую лямку. Так в должности водовозок Грунька и кобылка Машка и остались на всю жизнь. Правда, зимой, когда массовые полевые работы приостанавливались, их временно переводили на должность «куда пошлют», но всё равно вместе, потому что Машка без Груньки не могла: целыми днями тревожно ржала и била копытами.


Неудачи и недоразумения преследовали Груньку буквально «с пупка», когда она даже ещё и Грунькой не была, а была всего лишь «кусочком мяса» – человеческим детёнышем суточной давности. Её подкинули бездетной паре ещё в первородной смазке. Бездетная пара – те самые мамка и папка – подобрала и официально удочерила ребёнка. Любили ли её приёмные родители? Да кто ж его знает! Во всяком случае, не обижали. И то хорошо. Маленькая Груня была по-своему счастлива: всегда накормлена, напоена, одета и обута. Чего ещё надо! А «телячьи нежности» – это, знаете ли, дело такое...


Да только беда пришла в дом – утонули родители, оба сразу. Провалились под неокрепший лёд, прямо с тачкой, на которой везли цеглу с цегельни (кирпич с кирпичного завода). Как раз на середине реки и провалились. Они оставили дочке маленькую недостроенную хатку и небольшое хозяйство. Около хатки росли две яблоньки: первая, что ближе к порогу, – «Чилиби», вторая, что подальше, – «Голубок». Эти сорта хороши тем, что устойчивы к червоточине. Остальная земля приусадебного участка использовалась под огород – фактически под картошку, или второй хлеб, как называли тогда этот овощ. 


Грунька всю взрослую жизнь – а было ей уже за пятьдесят – маялась в одиночестве. И хатку достроила сама. Получилась она у неё какая-то сараеобразная да подслеповатая. Зато своя. К тому же материальные затраты на завершение стройки оказались вполне сносными. Грунька никогда не имела близких отношений с мужчинами – просто никто на неё не покушался.


Раз, правда, сапожник Соломаха хотел её изнасиловать, когда она решила чуток охладиться от июльского зноя, загнав кобылку с бочкой в тень кленовых деревьев, росших поодаль от дороги. Впрочем, Грунька не очень-то и сопротивлялась – разве что так… для приличия. Но, сорвав со своей почти добровольной жертвы одежды и увидев (точь-в-точь как в том анекдоте*), что  ручки у неё тоненькие, ножки тоненькие, а жопки, считай, совсем нету, – сапожник не стал ей делать ничего такого… Пожалел должно быть. А может, расхотел.


И скорее всего что расхотел, потому что рассказывал потом мужикам, как он собрался, было, оприходовать –  для коллекции – одну бабу, но когда раздел её, она вся оказалась как циркуль. (Хорошо хоть проявил благородство и не назвал имени бабы).  Да, баб-циркулей не любили тогда, что не любили то не любили. Особенно в сёлах. Других случаев потерять невинность Груньке не представилось. Так и осталась целомудренной девушкой. «Вековухой», как озвучил Голодовыч, получив в ответ неожиданное «х*й с ушками».


Кстати, после того случая Голодовыч люто возненавидел Груньку и задался целью рано или поздно проучить её, чтоб не распускала язык.  Но удобный случай всё не подворачивался и не подворачивался. Причём он возненавидел её не столько за то, что она назвала его «х*й с ушками», сколько за то, что назвала именно она, старая дева и самый никчемный человек в селе, а может быть, и во всём районе. Такая с виду смирная, такая покладистая, такая безвредная –  мухи не обидит. Ну, прямо святоша святошей. И вот тебе на! Кто бы мог подумать! Чего ж тогда ждать от других? И вообще, как она посмела сунуть свой нос в его кабинет, фактически без спроса! Да ещё и зубки там свои показывать. Что она такое? Куда  мы катимся!


До сих пор Грунька была просто незамечаема Голодовычем – что есть она, что её нет. Как какое-то микроскопическое пресмыкающееся, копошащееся где-то там, на задворках жизни. И вдруг у этого пресмыкающегося и смелость нашлась, и злоба проклюнулась, и талант сплетницы расцвёл махровым цветом. Не талант – талантище! Сказать такое! – в кабинете председателя сельсовета несвежим говном воняет! Как вам это нравится? Вот уж действительно пригрели змею на груди. Правильно говорят, что в тихом омуте…


Знал бы Голодовыч, что Грунька оскорбила его находясь в нервической горячке, в которую впала из-за болезни кобылки Машки. И что сплетни по селу распустила не она, а все эти спичаки, жабкИ да шкребки, его дружбаны и… злопыхатели по совместительству. Знал бы – вряд ли обиделся. Увы, Голодовыч этого не знал, и все громы и молнии обрушил на Груньку – по принципу старинной украинской пословицы: «Хто усрався? – Невiстка!»


К счастью, грянула денежная реформа – 1961 год. Она в корне переменила жизнь Груньки. Почему  «к счастью» и каким образом  «в корне» – вот это и есть вопрос вопросов. Но о нём речь пойдёт ниже.

---------------------------------
*Отрывок из общеизвестного анекдота: «...ручки тоненькие, ножки тоненькие... так жалко стало! – е*у и плАчу...»

Продолжение http://www.proza.ru/2013/10/22/765