Жил-был в нашем городе скрипач, очень известный и очень любимый. Все называли его Моней.
О том, кто такой этот "скрипач ростовский Моня", я и хочу рассказать.
Скрипач а идиш Моня
В своих сухих ладонях
Мое ты держишь сердце,
Как горло держит стих.
Смычком едва касаясь
Завитых струн-красавиц,
Грехи мои больные отпусти.
Соломон Наумович Телесин родился в Ростове-на-Дону в 1926 году в доме на углу пер. Крыловского и ул. Старопочтовой (ныне Станиславского). Отец очень хотел, чтобы Соломон стал скрипачом и в 10 лет отдал его в музыкальную школу. У мальчика оказался прекрасный слух и "хорошие руки", но было мало усидчивости: хотелось на улицу к пацанам - в футбол погонять, смотаться на Дон на рыбалку, свободной жизни хотелось. Хотя и к музыке тянуло. Но к свободе больше. Потому и стал Наум Телесин запирать Моню на чердаке, чтобы постигал тот нотную грамоту. Видя, что из сына может выйти отличный скрипач, отец повез его в Одессу к профессору музыкального интерната им. Столярского. Но из этой затеи ничего не вышло, и в интернат Соломона не приняли. На беду, там ввели лимит на прием детей из еврейских семей на скрипичное отделение. Можно было поступить на отделение ударных инструментов. Но не ударником видел Соломона в своих мечтах старший Телесин - он видел, как его Моня стоит на сцене во фраке, белом жилете и лакированных туфлях, сжимая в руке смычок и нежно прижимая к себе скрипку работы старого мастера. А из зала на сцену летят цветы и крики "браво! бис!" и гремят аплодисменты.
Вернулись отец с сыном в Ростов.
И шло время. И Моня все играл на скрипке. Теперь уже не как школяр, а как студент музучилища. Но… "ах, война, что ты, подлая, сделала... " - разлучила его со скрипкой на целых 6 лет. В 44-м после 1-го курса его забрали на фронт. Домой командир пулеметного расчета Телесин вернулся в 50-м. Восстановился в училище, днем учился, а вечерами то помогал отцу в крохотной парикмахерской возле ж\д вокзала, то играл на скрипке на вокзале, то в ЦПКиО играл, в общем, где придется: жить-то надо, есть-пить надо, да и приодеться не мешает - не все же в военной шинели и гимнастерке ходить.
Но вот училище закончено, и Соломона принимают на работу в филармонию. А оклад-то копеечный: ни одеться, ни прокормиться. Даже одному сложно, а если с женой и дочерью? А если еще и с постаревшими и болеющими родителями? И начинаются поиски (нет, не музыки - она всегда была с ним) работы, которая могла бы прокормить семью: симфонический оркестр (не врал Розенбаум насчет бога симфоний!), оркестр в цирке, джазовые коллективы. Даже учителем пения в школе довелось ему поработать. И везде его с удовольствием брали - играл он хорошо. Не Ойстрах, конечно, но скрипач грамотный, техничный, трудолюбивый. Вот если бы еще и платили за это соответственно…
А время все шло и шло. Вот уже и 60-е порог перешагнули. И открылся в Ростове новый ресторан "Театральный", быстро ставший очень популярным у местной богемы. И не только. И пригласили туда Соломона Телесина. И он согласился. "Э-э-э, - скажете вы, вон чем все закончилось: в ресторанные лабухи подался". И будете не правы. Потому что и в ресторане можно оставаться скрипачом. Соломон Наумович им и оставался, в каком бы ресторане или кафе он ни играл - в "Балканах", "Агате", " Петровском причале", "Космосе", "Фрегате", "Тихом Доне", "Скифе"...
Вот в этом самом "Скифе", который располагался у черта на куличках, а точнее - в Ленгородке, и славился своей кухней и "своим" скрипачом, Моню и услышал Александр Розенбаум. Говорят, он почти ничего не ел и не пил в тот вечер, сидел и слушал, как играет Моня, а после концерта попросил познакомить его с музыкантом. Они долго о чем-то разговаривали вполголоса. Позже Соломон Наумович говорил, что именно тогда Розенбаум пообещал написать о нем песню.
Приехав в очередной раз на гастроли (а он любит приезжать в Ростов на гастроли, как, впрочем, и другие артисты, особенно ранней осенью), Розенбаум позвонил Моне и пригласил его во Дворец Спорта на свой концерт и попросил захватить с собой скрипку. Соломон Наумович удивился, но в назначенный день и час явился со своей скрипкой. А Розенбаум, сказав залу, что исполнит новую песню, которую он посвятил знаменитому ростовскому скрипачу, вывел на сцену Моню и представил его публике. И спел песню, а Моня аккомпанировал ему на скрипке. Для него это не составило труда, он схватывал любую новую мелодию, что называется, на лету. Это была та самая песня, слова которой взяты в качестве эпиграфа.
Тогда его засыпали цветами, оглушили криками "браво! бис!" и аплодисментами (помните мечту Телесина-старшего?), и он не раз говорил потом, что это был самый счастливый момент в его жизни.
А песня пошла гулять по городам и странам. И о Моне узнал если не весь мир, то все те, кто слышал песню в исполнении Розенбаума, Шуфутинского, Кикабидзе, Токарева, Макаревича и др.
Нам с мужем довелось побывать на 2-х его концертах - в "Балканах" и "Тихом Доне". Попали совершенно случайно и в первый, и во второй раз. Благодаря другу мужа, который днем работал на заводе, а 3 вечера в неделю подрабатывал ударником в ресторанном ансамбле.
Это действительно были концерты: весь вечер только Моня и его аккомпаниатор. У него был свой репертуар. Видимо, весьма обширный, т.к. он не повторялся. Повторы - только на заказ. Да, заказные исполнялись, и немало. В т.ч. и для танцев. Этого требовала ресторанная специфика. Но в течение всей обязательной программы концерта разве что какой-нибудь "варяг" отваживался танцевать, да и тот быстренько ретировался на место, не находя поддержки. А почитатели знали, как надо слушать Моню - с наслаждением! Они ходили за ним из кабака в кабак, они так и говорили - идем на концерт Мони.
Что же такого было в игре Соломона Телесина, что заставляло ростовчан буквально ломиться на его концерты. Почему там, где он играл, на дверь вешался огромный замок и табличка с аршинными буквами "МЕСТ НЕТ". А за дверями оставалось много желающих попасть, и они терпеливо ждали, надеясь на чудо.
Почему? Что же такого было в его игре? Ведь не Ойстрах же, как я уже писала, и не Коган, и не Корсаков или Спиваков. Нет, в его игре не было величия и классического мастерства этих скрипачей. Так почему же?
Я не раз задавала себе этот вопрос. И, кажется, нашла на него ответ. По крайней мере, для себя.
Соломон Телесин был Личностью. Личностью, по имени Моня. И он всегда был самим собой, нисколько не стесняясь своей "ресторанной" карьеры. Многие ли ростовчане слушали вживую знаменитых скрипачей? Отнюдь. Очень немногие. А Моню слушало великое множество народа, он ведь не только в ресторанах играл. Ростовчане - народ музыкальный. Да, у них свой особый вкус. Свои особые пристрастия и симпатии. Но они на счет раз вычисляют музыканта, вкладывающего в свою игру всю душу. Как Моня.
Он был талантлив? Да, но мало ли талантов в том же Ростове? Немало, но не таких. У Соломона Наумовича был особый дар - он был скрипачом камерным. Его скрипка звучала так искренне и так живо, что, казалось, это она сама плакала и пела, смеялась и пела, а вовсе не Монины пальцы извлекали такие звуки; она звучала так интимно, что, казалось, это все только для вас, а остальные присутствующие здесь ни при чем.
Он мог с блеском сыграть классическое произведение. И не менее виртуозно исполнить шлягер, народную песню, а иногда и блатную (хоть и не очень любил, но играл, считая неотъемлемой частью музыкальной культуры народа).
Он был прекрасным импровизатором.
Он тонко чувствовал национальный колорит той или иной мелодии, его музыка брала за душу. Что бы он ни играл, это было какое-то царственное звучание. И тысячи раз слышанные, например, "Очи черные" или "Две гитары", или даже блатняк были лишены пошлости, но полны трагизма и сочувствия.
И когда он заканчивал играть и опускал смычок, какое-то время публика сидела в безмолвии, слыша звуки, которые еще догорали в воздухе.
Вот, собственно, и все, что я могла рассказать о Моне.
Соломон Наумович Телесин умер 2 мая 1996 года. И до последних дней занимался скрипкой по несколько часов в день. А в БСМП-2, где завершалась его земная жизнь, он еще находил в себе силы сыграть для врачей, медсестер и таких же больных, как он сам.
Говорят, что уже давным-давно ростовский скульптор Давид Бегалов сделал эскиз и макет к скульптурной композиции "Скрипач", говорят также, что его скрипач имеет явное портретное сходство с ростовской легендой - скрипачом Моней. И уже не раз высказывались в прессе мнения, что-де хорошо бы в память о нем эту скульптурную композицию установить возле какого-нибудь ресторана в центре города. Но, как известно, от задумки до исполнения путь бывает долгим.
Я по-хорошему завидую одесситам, у которых есть памятник Сашке-музыканту, легендарному скрипачу из "Гамбринуса".
Несколько баек о скрипаче Моне
* Моня - "ростовский Паганини"
Однажды Моня играл в ресторане "Фрегат", что был на Левбердоне. Публика там, с одной стороны, ну очень крутая, а с другой - понимающая. Бывает так, что "лед и пламень". И вот во время концерта на замечательной Мониной скрипке лопается струна. Но он отыграл концерт до конца, да так, что никто и не догадался об этом. И лишь потом извинился, что, может, не совсем был на уровне.
После этого его прозвали "ростовским Паганини".
*Моня - почетный казак.
Однажды Моня так зажигал перед казачьими атаманами, что те посчитали его за своего и приняли в почетные казаки.
После этого Моня говорил А. Розенбауму: "Саша, у нас, у евреев, теперь два почетных казака: ты и я".
* Моня - цыганский еврей
Однажды на свадьбе внучки некий цыганский барон, услышав Монину игру, сказал: "Брехня. Он не еврей. Он цыган". Потом подумал немного и изрек: "В крайнем случае, цыганский еврей". О том, как играют на скрипке цыгане, говорить не приходится. Они рождаются с нею. Или, в крайнем случае, с гитарой.
* Моня и хард-рок
Однажды в ресторан, где выступал Моня, прорвалась группа конкретных пацанов. "Слабай "Дым над водой" из "Дип Пёпл", - попросили они его. Моня слегка растерялся, но вида не подал.
Повернувшись к своему аккомпаниатору Сергею Филонову, он тихо спросил, знает ли тот, что это за "Дым" такой. Сергей знал. "Тогда начинай, а я подхвачу", - уверенно сказал Моня. Очевидцы говорят, что такое виртуозное исполнение на скрипке известной рок-композиции вряд ли кому доводилось и доведется услышать.
P.S. Биографические данные взяты мною из местных газет, вырезки из которых хранились у меня не одно десятилетие (на всякий случай хранились). Теперь я могу избавиться от этих пожелтевших листочков.