Сфинкс. Часть третья

Степаныч
Я падал. Или взлетал. Понятия низа и верха исчезло. Не было силы тяжести, притяжения и инерции. Я ощущал себя сошедшим с ума компасом и броуновским движением светлячков одновременно.

Был только свет и тьма.

Когда свет приближался, мне казалось, что я взлетаю, а когда отдалялся- что падаю.

Свет исходил из неоткуда и отовсюду, внезапно появлялся и исчезал, был вокруг меня и во мне.

Тьма- это отсутствие света, а свет- это жизнь. Нет света- нет жизни. Тьма- это отсутствие всего. И меня в том числе. Я это почувствовал. Даже не так. Я это осознал, ощутил всем свои естеством. Это на меня откуда-то снизошло и поселилось во мне. Осознание этого стало частью меня.

Я пытался сосредоточится на ощущениях, пытался понять, холодно мне или жарко, больно или хорошо. Мне было никак. Потому что не было связи со своей физической оболочкой.

Как только я это понял, я себя увидел.

Увидел лежащим на мраморном столе. Меня готовили к отправке в страну мёртвых.

Рабыни омывали моё тело, втирали в него благоухающие масла и обматывали пропитанными всевозможными зельями бинтами. Бинты вымачивались в огромном количестве разнообразных чашечек и сосудов, а потом отжимались.

Всем процессом руководила верховная жрица храма Солнца, но давала указания рабыням не сама, а через своих помощниц. Священный сан не позволял ей снисходить до общения не только с рабами, но и даже с простолюдинами.

Основы мумификации нам преподавали сначала во время обучения в школе при храме, а затем в Доме Жизни, поэтому всё происходящее было мне понятно.

Непонятным было, как я, главный охранник Солнцеподобного, здесь оказался, почему это проделывают со мной при живом Фараоне и самое главное, как я могу наблюдать со стороны за процессом собственной мумификации.

Я отчётливо помнил, как в полночь вошёл в опочивальню жрицы, чтобы разделить её одиночество и создать с ней гармонию. Она предложила мне испить вина из кубка, а потом- провал.

-Ур-т Текхент, чем ты меня напоила? Что за зелье ты мне подсыпала в вино? Клянусь пылью с саркофага великого Рамзеса, ты ответишь за свои проделки!

-Ответы на все вопросы найдёшь внутри себя, солдат. Потерявший тень уже не числится в списках живущих в этом мире. Твои ка, ба и акх теперь принадлежат миру духов. Загляни во внутрь себя, окунись в суть своего имени, Бомани, и тебе откроется истина.

Истина заключалась в том, что я смотрел на своё тело из противоположного конца зала глазами стоящей на жертвеннике статуэтки небольшого сфинкса.

Статуэтка мне не очень понравилась. Мастер явно торопился и в лице сфинкса с трудом угадывались мои черты. Топорная работа- к такому выводу пришёл я, изучив себя.

-Тебе выпала великая честь, солдат! Тебе предстоит на границе двух миров охранять покой владыки Египта! Не робщи на свою судьбу! Будь благодарен Великому Фараону за то, что он избрал тебя и подарил тебе бессмертие!

Она не успевает договорить, как живущий при храме кот в один прыжок оказывается рядом со мной, разворачивается, потягивается, зевает и ложится на жертвенник. Статуэтка падает и я разлетаюсь вдребезги.


И опять свет сменяется тьмой и наоборот. И опять, то ли полёт, то ли падение, то ли низ, то ли верх, то ли жизнь, то ли небытие.

А потом боль. Боль жгучая и нестерпимая. Боль, от которой нет спасения, пронизывающая на сквозь, боль в каждой косточке, в каждом суставе, в каждой клеточке тела.

И застрявший в горле крик, не поместившийся в голосовых связках вопль.

В отёкших, залитых кровью глазах мелькают дубасящие меня ботинки. Много ботинок. Добротных таких ботинок, профессионально пересчитывающих мне рёбра, с хирургической точностью отмечающих местонахождение почек и печени.