Человек оставленный на Луне

Даурен Курмангалиев
Десять – альфа, девять – око, восемь – тьма, семь – чудо, шесть – дьявол, пять – рука, четыре – смерть, три – отец, два – она, один – я, ноль – омега…

Земля медленно задрожала. Неестественно спокойный, но необратимый тремор прорвался сквозь толщь металла, подобно плоти Земли, рвущейся наружу из жерла вулкана. Проблесковые маячки салона на то и были проблесковыми, чтобы отвлечь внимание экипажа от стартового волнения. Они мерцали в отлученной от света кабине корабля, словно мотыльки в темную ночь у затухающей свечи.

- интересно – подумал Владимир – Дик тоже сейчас вспоминает керосиновую лампу, «тайночтение» за ширмой в закутке избы, замысловатые фигуры из воска?
Владимир знал, что, как и он сам, капитан корабля вырос в далеком от цивилизации поселении.

– Дик, скажи, в твоем детстве были свечи, керосиновые лампы? – повторил уже в слух свой вопрос Владимир.
Дик молчал, словно отрицая присутствие каких-либо подозрительных восковых предметов в своем детстве.
Капитан корабля, американец Френсис Дик – был легендой своей страны. Уменьшенная копия Геракла, только с приплюснутой квадратной головой и рыжими, как полуденное Солнце пустыни Невады волосами. Летчик, ветеран двух войн, в одной из которых, как оказалось, они оба участвовали.

В разговор вмешался Сечин – гуру в астрономии, доктор, а главное неистребимый болтун и весельчак: «Владимир, Дик просто удерживает свой взгляд, того и гляди лопнет скафандр». В ответ все засмеялись.

Все знали тот пружинистый и цепкий взгляд Дика, который не раз отправлял в нокаут соперников еще до начало боя. И даже Сечин, повидавший на своем веку и не такие скопления вызова, ярости, таинственности и грусти одновременно – не мог сдержать его и умолкал в беспрекословном подчинении.

- Кэп, а скажи, как ты умудрился…. – хотел было вставить свою напряженную пару слов и второй пилот Херст, как в разговор вмешался яростный гул ускорившихся двигателей, принесший с собой тяжелые слова земного притяжения: «не болтаем!».
Это были последние слова на земле, что смогли расслышать астронавты сквозь гул и дрожь и хаотичных мерцание маячков.
Ракета «Титан» вырывалась с земли огненным пламенем, пронизывая ночное небо холодным острием ножа. Так сыновья покидают родительский кров, уходя на войну, так уходят с земли, с воем и шумом, отторгая из себя мирскую суету и погружаясь в океан звезд, на которые смотрели еще предки. Так не умирают, так покидают.

Бесконечные психофизические тренировки перед стартом не могли поглотить и предотвратить воспоминания, которым Владимир предался, покидаю землю. И никакие датчики, впившиеся в тело и окутавшие его голову неведомой паутиной, и никакие сканнеры, вмонтированные в скафандр, не могли уловить и толики мыслей, в которые погрузился Владимир. «Когда же, как не сейчас» – подумал он, «когда ты являешься самым беспомощным существом на планеты, чья жизнь зависит от судьбы или… или от нее…».

***

- Володя, посмотри какая сегодня луна, а серп какой, как это по вашему… тонью… сень-ки, тонью-сень-ки-й… – еле выговорила она…

Стояла тонкая душистая весна Поволжья, только, только начавшая разрисовывать воздух своими хрупкими паутинками чувств, проникавших сквозь все вокруг. Из глубокого заточения в печах деревенских изб вернулось тепло, обдав природу цветением почек, теплыми холодными ночами и, разумеется, чувствами.

Владимир познакомился с Ребеккой случайно, когда сразу после войны по обмену начали присылать сирот с Запада на Восток и распределять по семьям. И случайно в его дом привезли исхудалое запуганное существо…
- вот, послушай, Реббека…это про луну….тебе же нравится Блок…

«Плачет ребенок. Под лунным серпом
Тащится по полю путник горбатый.
В роще хохочет над круглым горбом
Кто-то косматый, кривой и рогатый.

В поле дорога бледна от луны.
Бледные девушки прячутся в травы.
Руки, как травы, бледны и нежны.
Ветер колышет их влево и вправо.

Шепчет и клонится злак голубой.
Пляшет горбун под луною двурогой.
Кто-то зовет серебристой трубой.
Кто-то бежит озаренной дорогой.

Бледные девушки встали из трав.
Подняли руки к познанью, к молчанью.
Ухом к земле неподвижно припав,
Внемлет горбун ожиданью, дыханью.

В роще косматый беззвучно дрожит.
Месяц упал в озаренные злаки.
Плачет ребенок. И ветер молчит.
Близко труба. И не видно во мраке.»

- о-о-о какие стихи….красивые и мистические… прям как луна сейчас, посмотри какой цвет у нее…кровавосиний, а почему?

- наступает новолуние и этот серп скоро уйдет, и тогда Луну станет не видно, лишь лучи Солнца отраженные от Земли будут освещать ее…это открыл еще Леонардо Да Винчи…

И он начал ей рассказывать о мифах, которые сопровождали человечество и Луну и о странном влиянии новолуний и полнолуний на человека и о легендах связанных с этим. И о дочери титанидов – Гекате, потерявшей свою былую мощь и власть и перешедшей из мира этого в мир потусторонний и о том, что все бесовские вещи связаны с ней, именно благодаря ее перерождению…

- и, посмотри, Луна тоже перерождается сегодня из серпа в пурпу…. – я не успел договорить, как краем глаза заметил, что вокруг меня никого нет…

Лишь оглянувшись назад, я увидел как в стороне от тропинки, по которой мы шли к дому, в траве словно кто-то играл с человеческим телом, как с парафиновой фигуркой, и лишь руки призывно тянулись вверх…

«В поле дорога бледна от луны.
Бледные девушки прячутся в травы.
Руки, как травы, бледны и нежны.
Ветер колышет их влево и вправо»

***

- Вставай, Володя, – услышал я голос Дика, – мы уже на орбите, ты проспал самое лучшее.
- что? где? – встрепенулся я…
- ну нервы! ну дамасская сталь! – подлетел ко мне и похлопал по плечу Сечин – проснись и пой, мы на орбите… – посмотри, вот она, Матушка земля…
- ты, как будто в первый раз, Сережа, – встрепенулся я, и попытался вытереть рукой холодный пот, спадавший с лица. Рука уперлась в сферу скафандра..
- тебе дворники не одолжить? Смотри, у меня трофейный от «Хорьха» Гитлера еще остался
- да брось свои байки, заладил, – слышишь, Дик, – Серж говорит, что лично «скоммуниздил» у механика Гитлера дворники…
- ага, и как он зайцем на ракете Фау-2 сбежал из осажденного Берлина в Лондон тоже пусть расскажет – раздался голос из соседнего отсека.

Продолговатый второй пилот Херст, ирландец по происхождению, по натуре и имени, ввалился из радиорубки, неся последнюю распечатку метеосводки с земли

- сегодня, мы точно никуда не полетим, ни в Берлин, ни в Лондон – там нелетная погода… а в Дублине почему то жара…
- ну и чудак ты, Херст, только ирландец может справляться о погоде на земле, находясь в космосе…
- сила привычки
- нет, это сила упрямства – ответил я

***

- мы же на Луне-е-е-е-е!!! – какого черта ты ковыряешься в этом грунте? – урра-а-а-а- – Сечин принялся бегать и прыгать по сторонам словно запуганный заяц, торопящийся домой от охотников.
- спокойно Сережа – сказал Дик – смотри как бы не споткнулся… устанавливай лучше свое спектрометр и изучай звезды…
Две недели полета к Луне прошли незаметно. Посадка на Луну, как и весь полет погрязла в заботах, напряжении, точных расчетах и распоряжениях Центра. Херст остался там, на орбите Луны, как сказал остроумный Сечин: «присматривай за старушкой Землей, чтобы не улетела».
И пока он с тихой завистью царил в космосе, мы осуществляли Лунную программу: вбивали флаги стран, рыли грунт, делали измерения, а главное давали имена кратерам, долинкам и холмикам, окружавшим наш модуль: кратер – «Бухта возрождения», яма – «Падение Сечина», отпечаток скафандра в лунном грунте – «Дик отчитывающий Сечина», плоскогорье «Нью-йоркский аэропорт».
В тесном посадочном модуле, в котором мы ютились эти несколько дней, мне снился один и тот же сон-явь.

***

- Доктор, что с ней?
Тихая больничная палата была пронизана невидимыми рентгеновскими лучами, потерянно метавшимися по больнице в поисках грудных клеток пациентов.
Деревенский врач, приземистый круглолицый старик лет 60-ти, немного располневший, но не потерявший от этого статности и размеренности, устало посмотрел на меня. Я видел где-то эти глаза.
- вы знаете откуда она?
- да…но можно же вылечить, сейчас же есть все условия…
- эх, батенька, такое пережить, вот вы….
- да я был там…..
- но то, что она пережила даже мне не может присниться….я ведь врач, я могу лечить, а другие…..похоже на эпилепсию, но с обострением, почему то в новолуние, и все равно симптомы очень и очень странные, советую вам…. – старик принялся писать что то в направлении – съездить к академику Захарову – тут что то из разряда психосоматического или бессознательного, я видел вчера, снова был приступ, пляски святого Вита…, ой…простите…в первую очередь, покой, моральный, физический… отвезите для начала на море, пока пейте вот эти таблетки и, запомните, в новолуние полный присмотр и контроль, вот возьмите лунный календарь на этот год…
………………………………………
- думаю да, но с приступами надо что-то делать…

Владимир вышел из кабинета врача с угнетенным видом словно раб, подгоняемый хлыстами на галерах, каторжник неведомых мыслей.

Навстречу ему, по коридору, прямо в кабинет врача санитары вели завернутую в смирительную повязку немку. Она буйно выкрикивала нечленораздельные слова, сопротивлялась и извивалась, словно ведьма на костре. Проходя мимо Владимира, немка вдруг замолчала, успокоилась, приняв смиренный вид, и вдруг перед самым входом в кабинет дико набросилась на Владимира и прокричала: «Помоги ей, помоги, ты должен полететь туда, ты должен полететь, Геката, она преследует нас, она идет по пятам!»

Но по пятам за безумной немкой шел только кудрявый пудель, который прижался к ноге Владимира, заскулил и жалостливо затявкал.

***

- пора, Владимир, ты что там решил сделать напоследок? через час герметизация и взлет – Дик крикнул в шлемофон
- сейчас, сейчас подожди минуту, я быстрее тени…
Владимир выкопал руками ямку в рыхлом лунном грунте, положил туда кипу старых истертых лунных календарей с еле заметными карандашными отметками.
- пожалуйста, оставь ее, я ведь прилетел сюда для этого – она ведь ни в чем не виновата, прости меня, Господи, что обращаюсь к ней, Геката, лучше возьми меня, но не ее…
Лепестки календаря зашелестели. Он аккуратно положил его в ямку и засыпал землей привезенной с Земли.
- Прощай, Луна, надеюсь, мы больше не увидимся…
В ответ неведомое эхо донесло ему:
«Прощай любимый» – голосом Реббеки;
«Ты должен лететь туда» – голосом безумной старушки;
«Гав-гав» – голосом кудрявого пуделя

Он оглянулся и увидел лишь пурпурный свет, исходящий от Земли на луну…

Наступал первый день весеннего новолуния.

***
- пш-ш-ш-ш… Владимир, пш-ш-ш-ш-ш, ты где там, через 15 минут взлет…

***

В тот взлет Владимиру приснился долгожданный отпуск, лечение в клинике и счастливая совместная жизнь с Реббекой. Карьеру, которую он хотел бросить ради нее. Ее настойчивые возражения. Приступы омрачали его видение. Но вот его полет на Луну. Он хотел покончить с этой мистификацией окончательно, раз и навсегда.
Земля их встретила тепло и радушно. Не пришла лишь она.

Позже он узнал, что она умерла именно в тот миг, за 15 минут до взлета, когда он хоронил ее лунные календари.

Через двенадцать лет он погиб в учебно-тренировочном полете.

И вот…

Двенадцать лет спустя, в день первого весеннего новолуния Владимир вновь встретил ее в Нью-Йоркском аэропорту в сопровождении старой безумной немки и кудрявого пуделя.