Сумка-холодильник образца 1987 года

 

Я думаю, что еще много осталось тех, кто пережил советский дефицит и голод, когда не было не только таких насущных товаров, как очки или носки1, но не было и продуктов питания.

Москвичей еще кормили, скудно, но кормили. Наверное, надеясь на то, что в случае бунта против советской диктатуры, они создадут некую «буферную зону», между Кремлем и страной.

Зато в провинции, даже и не совсем глухой, в магазинах было шаром покати. Моя мать, коренная москвичка, не интересовавшаяся в юности ничем, кроме мужчин и спорта, не представляющая о том, что творится не только за пределами Москвы, но даже в соседнем районе. В 1952 году впервые поехала в командировку под город Горький (ныне Нижний Новгород, где была поражена, что в местном магазине в продаже ничего нет, кроме каких-то поржавелых банок с кильками и прогоркшей крупы. Пришлось помереть бы ей с голода, не наладив трофейный немецкий кабель от Москвы до Горького, если бы не ушлые работяги, наладившие товарообмен с аборигенами. На гвозди, припой, провода, они выменивали яйца, кур, молоко и картошку. Когда меновые товары закончились они зарабатывали корм своей молодецкой силой – кому-то забор подправят, кому-то дрова поколят, что-то поднесут, что-то подвезут (был грузовичок-москвичок-400 государственный)… Хлеб, за которым выстраивались очереди, привозили раз в три дня. Но, как не странно, его хватало на всех, даже на командированных.

Годы шли, и вот прошла почти четверть века, прежде чем в 1978 году моя мать отправилась в подмосковный дом отдыха, под Наро-Фоминск. И опять повторилась старая грустная картина – пыльных пустых магазинных полок, уставленных просроченными рыбными консервами. Мать, с удивлением, но без негодования, отметила, что за двадцать пять лет ничего толком не изменилось.

А вот снабжение Москвы за эти двадцать пять лет значительно улучшилось, что привело к появлению «колбасного туризма», когда приезжие штурмовали московские магазины в надежде урвать себе кусочек «вкусной московской жизни». Существовала шутливая загадка: «– Длинное, зеленое пахнет колбасой? – Поезд из Москвы!» Москвичи собачились на приезжих, иногородние ненавидели москвичей – идея создания «буферной зоны» между Кремлем и советским народом воплощалась в жизнь, ведь принцип «разделяй и властвуй» работал во все времена.

Но не только провинциалы приезжали в Москву за колбасой, получив законное прозвище «колбасников», а сами москвичи, отправляясь в гости к своим деревенским родственникам тащили с собой уйму продовольственных подарков.

Отец моего школьного приятеля, коммунист со стажем, участник, и даже инвалид, войны, к каждому партийному празднику и непартийному Новому году получал «продуктовый набор». Как тогда называлась подкормка для преданных советской диктатуре личностей, состоящий по большей части из сырокопченых колбас. Все эти «палки» (как тогда говорили) хранились в холодильнике и летом отвозились его сыном родне в деревню Орловской области, где на эту «хрень» смотрели, как на нечто необыкновенное – как на соболью шубу, например. Добавляя при этом: «Жируете… инвалиды, ... вашу мать»

Мне тоже пришлось заняться колбасничеством, когда я стал посещать Саратов. Сырокопченая колбаса, в общем-то, спокойно переносила суточную разлуку с холодильником и возить ее можно было в обычной сумке, не говоря уж о, любимом тетей Ниной, бородинском хлебе, о котором саратовцы могли только мечтать. Главное – везти незаметно, чтобы не сперли в поезде, в те длительные периоды моего отсутствия в вагоне, когда я, проклиная колесную жизнь, курил одну за другой сигареты в тамбуре.

Но как-то мне захотелось привезти с собой мяса, которого в те годы ни то, что в Саратове, а и в Москве-то найти было трудно. Нет я не имею в виду ту багрово-черную субстанцию, намотанную тонким слоем на огромнейшую кость, которую можно было изредка встретить в магазинах, а нормальное, настоящее, свежее мясо.

В Саратове мяса я не видел вообще, кроме как в магазине «Кооператор», где оно, будучи в два раза дороже государственного, выглядело также гадко, если не хуже. Странно, но, несмотря на относительно жаркое саратовское лето, холодильные прилавки в «Кооператоре» почти не работали. А рой мух, танцующий над зеленеющим куском не придавал ему привлекательности.

Мясо я купить мог (не важно где и кого) – оставался вопрос – как провезти его, не дав затухнуть, двадцать часов. Ответ прост – портативный холодильник! Но тогда мы в Этой Стране только могли мечтать об этом. Поэтому пришлось изобретать велосипед.

Для начала требовалась хорошая теплоизоляция? Например засунуть одеяло в сумку, но порвать одеяло на куски я не мог, поскольку в те годы и одеяло купить было проблематично – дефицит! Да и технически сделать это было трудно. Тогда я порылся в подвале нашей лаборатории и нашел обломки акмиграна2, которым щедро были облицованы у нас потолок и стены. Взяв один кусок, я заткнул им устье муфельной печи, включенной на полный жар. Он задымился, но противоположная его сторона нагрелась совсем несильно. По крайней мере руку не обжигало! Стало ясно – теплоизоляционный материал найден. оставалось сделать из него стенки в сумке.

Но тут – снова загвоздка. Обломки акмиграна были слишком мелкие, чтобы из них можно было что-то сотворить. Ну не склеивать же их между собой. Да и склеятся ли они? Да и где найти клей? Нужны были цельные панели. Что ж… аппетит требует жертв и в жертву приносятся коровы, свиньи, кролики, лошади, а иной раз и кошки с собаками. Я принес в жертву потолок.

Придя на работу за час до начала рабочего дня, (я всегда поступал так, когда хотел что-нибудь украсть на работе, памятуя о том, что «петух встает рано, а злодей еще раньше»), пока никого не было, вытащил из подвала обломки акмиграна и раскидал их по полу, предварительно сняв с потолка несколько панелей, которые аккуратно разрезал по нужным мне размерам и сложил в портфель3. Все это кажется легко только на словах, а вот, учитывая шестиметровую высоту потолков в нашей лаборатории, можно сказать, что это была эквилибристическая кража. Стены тоже были из акмиграна, но мне казалось, что в самопроизвольное падение панелей с потолка поверят больше, чем в падение со стены. И я, как всегда, оказался прав!

Дальше оставалось только дождаться кого-нибудь из начальства, который войдя в средний зал увидит обрушение, чтобы посетовать вместе с ним. Все спишут на тряску и вибрацию, производимую стендом моделирования земляных работ. Что, в общем-то, и получилось. Подлог не был замечен! Никто даже не заметил мою непростительную ошибку: «Россия – щедрая душа»! Ведь я навалил обломков намного больше, чем должно было получиться из якобы упавших панелей.

Холодильник был почти готов, но не было производителя холода! На одной теплоизоляции далеко не уедешь. Здесь щель, там - щель. Тепло мало-по-малу просочится и мясо протухнет. А вот с этим проблемы для меня не было – сейчас мало кто помнит, что в те годы не все киоски мороженого имели электрохолодильники. Многие, как и в 1960-е годы, охлаждались сухим льдом4, который мы с детства выпрашивали у морожениц, поскольку нам нравилось бросать его в большую тарелку с водой и глядеть как он мечется по ней из стороны в сторону, выпуская небольшой хвостик белесого дымка.

За два часа перед отъездом я зашел в такой киоск и продавщица за какой-то рубль с полтиной навалила мне в сумку кучу сухого льда.

Оставалось последнее – в вагоне как можно быстрее положить сумку в ящик под нижней полкой, из которого, даже если сумка окажется негерметичной, холод наружу будет выходить с трудом. Вот здесь я прошибся – думал только о холоде, но забыл о самой углекислоте.

 Явившись минут за сорок до отхода поезда, который, как всегда, подали на перрон минут за десять до отправления, когда вся платформа уже была забита отъезжающими и провожающими, я все-таки пролез одним из первых и быстренько засунул сумку под нижние нары в купе. Хотя это было, собственно говоря, не купе – я любил ездить в плацкарте. Во-первых, это подешевле5, а во-вторых, там не так душно, как в наглухо запечатанных купе, непроветривающихся многие годы.

Удивительно, но во скольких я промотался поездах, окно в них мне удавалось открыть только два раза. Да и то не в России, а в Татарии и Башкирии. Такое впечатление, что русские, хоть и живут на севере в холоде, но в душе сохранили свои индо-европейские корни и этого холода дико боятся.

У меня было нижнее место, поэтому я сел на полку, тем самым подчеркивая, что багажный ящик уже занят и не зачем никому туда и лазить.

Пассажиры быстренько занимали места и явился владелец билета на верхнюю полку, который оказалась бесформенной полной женщиной лет сорока с очень толстыми икрами, которая сразу же стала умолять меня поменяться местами. В душе я проклял ее, еще не понимая, что был дико неправ – ведь она избавляет меня от тягостной ночи.

Но выглядеть не по-джентельменски не хотелось, поэтому я, без лишних уговоров, согласился. Она шлепнулась на нижние нары, открыла свою сумочку и стала есть. Сколько времени она ела и сколько она съела – не знаю. Но кажется, что долго и много. Поезд тронулся где-то в семь вечера, к одиннадцати меня стало клонить в сон, я залез наверх и улегся, а она все хрумтела и хрумтела. Под ее равномерный хрумт я и уснул.

Рано утром меня разбудили ее вздохи, кашель и сопение. До Саратова оставалось еще целых три часа - можно было и поваляться, но толстуха вздыхала как Кентервильское привидение и подняла не только меня, но и всех вокруг. Сев на кровати, он жаловалась на головную боль, на бессонную ночь, в течение которой она то и дело задыхалась, уверяла, что такой отвратительной ночи у нее еще никогда в поезде не было, а ездит она в Москву постоянно, что это ужас а не ночь и она просто не понимает, что с ней такое… и так далее и тому подобное.

Я решил, что она просто-напросто обожралась и раздувшийся желудок не пускает воздух в легкие, поэтому ей тяжело дышать. Но сказать об этом не решился, боясь развязать малой шуткой большой скандал. Она поныла, постонала, покряхтела и стала ходить по вагону туда и сюда, говоря, что при этом ей легче. Короче – не давала спать всему вагону. Чему я, в общем, совсем не расстраивался, поскольку ехал от одного дома до другого и у меня была возможность по приезду сразу же отдохнуть. Не командированный!

Но каково же было мое удивление (и последующий испуг тоже), когда, как положено, на Трофимовском6 кто-то сорвал стоп-кран и я, заспешив на выход, попросил ее встать, чтобы достать сумку.

Я рывком поднял нары и боже мой!

Сумка в нескольких местах дала течь и влага, которой в таких местах выше крыши, веселым снежком нарисовала узоры на сумке, стенках багажного отделения и даже – на внутренней стороне полки на которой спала толстая мадама. Но – главное – оттуда шел такой запах! Оттуда пахло смертью! Хорошо все-таки, что углекислота тяжелее воздуха и не пошла вверх, удушая несчастную толстушку, а осталась в багажном ящике как вода, лишь чуть-чуть подтравив женщину.

Она выпучила глаза и явно хотела мне что-то сказать…

Но я не стал слушать, а рванул к дверям и был таков…

Прыг... Скок...

Ощутив под каблуками асфальт платформы, я заметил, что поезд набирает ход, да и сам «дал тягу», торжествуя в душе: «вороных вам теперь не догнать»!

 

1  Про дефицит очков и носок читайте рассказы из книжки «Командировки в Минск».

2  Акмигран – звукопоглощающий материал. Изготавливают из минеральной или стеклянной гранулированной ваты на связке из смеси крахмала, бентонита и карбоксилметилцеллюлозы путем прессования. Возможно добавление гидрофобизирующих, антисептических и прочих функциональных добавок.

3  Для таких, торжественных, случаев у меня дома хранился портфель-бегемот достойный сталинского бюрократа, который я нашел еще в 1978 году на помойке. В него можно было засунуть, наверное, целого молочного поросенка и несколько бутылок вина к нему. Сейчас название «бегемот» начисто забыто, так же как и «дипломат».

4  Для тех, кто не в теме – твердая углексилота.

5  Купейный билет стоил 15 рублей, туда-обратно – тридцать. За месяц выходило 120 рублей – зарплата простого советского инженера.