Чужая мать

Гурам Сванидзе
Народ в этой истории не ахти какой.  Например, Куцо - колорит нашего убана. Он постоянно торчал у магазинчика, клянчил деньги и тут же пропивал их. Он жил в переулке, в недостроенном доме. Ютился с семьёй в конурке на первом этаже. Ко второму его отец не приступил, деньги растранжирил, проиграл в кости. Эта пагубная страсть стоила ему жизни – убили старикана. В семье работала только Лена - жена Куцо, долговязая измученная особа. Её для него привезли из деревни.

Мой философствующий знакомый сказал: «Ничтожество с самолюбием – тяжёлый случай!» Это о Куцо - наглом агрессивном люмпене. Его попрошайничество сильно походило на вымогательство. Попробуй не подай – тут же обидится, разозлится. Такие натуры бывают сложными. Он иногда сам путался и не знал, как реагировать на собственную персону. Однажды один из соседей назвал его по имени, а не по собачьему прозвищу, которого удостоился в детстве. Сначала Куцо пришёл в оторопь. Последующая реакция была неожиданной. «Издеваешься, да?» - выдавил он. Видно было, как он внутренне закипал. Потом полез драться. Того соседа увели, который приговаривал: «Что я такое сказал?»
Порой на улице в одиночестве, на подпитии Куцо громко выдавал тирады. Мол, народ зажрался, а мог бы поделиться. Угрожал обидчикам. Порой обещал, что не помрёт так, чтобы с собой 2-3 людишек не потащить в могилу. При этом пофыркивал, как животное.
Кстати, с ним считались, позволяли капризничать. Когда он навязывался в какие-нибудь компании, его терпели, то ли от боязни спровоцировать «гостя» на скандал, то ли из жалости.
Куцо умер неожиданно от сердечного приступа. На отпевании некоторые женщины даже голосили: «Улица без Шалико опустела!» Шалико - настоящее имя покойника.

Куцо гонял тех, кто казались ему более убогими, чем он. Один тип по имени Леван считал, что его жена – сестра Джона Кеннеди. Речь о маленького роста женщине, у которой были ещё проблемы со слухом, психически больной муж огрел её по голове сковородкой. Старшая их дочь стала проституткой... Представителей этого семейства третировал Куцо.
Но больше всего Куцо допекал своего сына Зазу. Изощрялся, как мог. При людях обзывал своё чадо, надо-не надо награждал подзатыльниками. Делал это с надрывом, как будто сам себя имел в виду. Однажды Куцо наблюдал, как играли футбол мальчишки. Каждый неловкое движение Зазы становилось поводом для его насмешек. Вот Зазка сыграл грубо, его возмущенный отец в сердцах швырнул в сына камнем, с криком «негодяй, порядочных ребят калечишь!» Присутствовавшим взрослым пришлось успокаивать разгневанного Куцо. Но, стоило Зазке забить гол, лицо его родителя вдруг разгладилось. Некоторое время улыбка торжества отпечатывалась на его физиономии. Столь вожделенного!
 
На улице считали, что из Зазки «в лучшем случае» выйдет криминал или судьбу отца разделит. Каждую мелкую кражу приписывали ему. У меня из подвала пропали три банки домашнего компота. Кто мог взять? Конечно, Заза. Он вовсю божился, что ни при чём. Но не убедил. Только мой знакомый философ считал, что не быть этому увальню настоящим вором.
- Он сам себя за авторитет не почитает. Стоять на шухере – единственное, что можно ему доверить,- сказал он и как будто в воду смотрел.
Так и случилось - Зазку посадили. Когда во время кражи квартиры загребали братву, он на улице стоял. Взяли за компанию. Мать его  пыталась выбить для него досрочно-условное освобождение  Ходила по инстанциям. А он сказал ей во время свидания, что в колонии хорошо кормят, не обижают, мол, посидит до конца. Кто-то соседского окружения сострил, что для этого типа и тюремная халява сладка. «Халявщик» как его отец.
У Зазы ещё одна отцовская манера водилась - если куда повадится, потом не отвадится.
Так он в одну семью квартирантов зачастил. К Робинзону и его жене Жужуне. Они с двумя детишками-девочками 5 и 7 лет снимали квартиру на нашей улице. Из открытых окон их комнаты можно было услышать звуки застолий и разглагольствования гостя. На первых порах тот вел себя чинно. Однако возникали подозрения – не к добру эти посиделки.
Отец семейства был малого роста, лысый, с многочисленными дефектами в речи. Люди говорили, что три года назад он говорил нормально, но после передозировки наркотиков еле выжил, и ума у него поубавилось. Когда он злился, злобно шипел. На своих детей, например, когда те неосторожно на дорогу выскакивали. Но в последнее время он  больше устраивал скандалы своей молодке-жене. Жужуна давно постреливала глазами, ещё до того, как в убане после отсидки появился Заза. Плохо скрывала свои желания, точнее, их неудовлетворенность. Робинзон сильно ревновал. Ему трудно было соперничать с Зазой. Тот был высокого роста, полноватые яркие губы, глаза зелёные, правда, они смотрели нагло и завистливо. Свой наглый взгляд Заза положил на сексапильную Жужуну.
Робинзон и Жужуна на кулаках выясняли отношения друг с другом. Детей поскорей отправили к бабушке в деревню. После скандала с битьём посуды Жужуна ушла из семьи к Зазе. «Надо же, семью на секс с таким ничтожеством разменяла!» - судили на бирже у магазинчика.
Через некоторое время Жужуну и Зазу видели в центре города. Они гуляли, свив руки. Как говорили, возлюбленные снимали квартиру в другом районе Тбилиси. Потом заговорили о её беременности...
Как-то утром я заглянул за хлебом в магазин. Подавая мне буханку, Мери, продавщица, шепнула мне, что Зазу опять «взяли»,  и, как в первый раз, он на шухере стоял. «Снова на нары, на госхарчи!» - отреагировал я. Потом хотел расспросить о Жужуне, которая по расчётам должна была родить. Но передумал...

Через несколько дней я и мой сосед Мосе сидели душным вечерком пили пиво на скамейке у моих ворот. Говорили о том, о сём. Вдруг Мосе смолк и глазами в сторону дороги показывает. По плохо освещенной стороне дороги мимо нас проходила женщина с грудным ребёнком – Жужуна.
- Она здесь? – удивился я.
- С тех пор, как Зазку арестовали, - ответил Мосе, - свекровь приняла её с ребёнком.
- А её муж что? Тот, что законный...
- Она ему несколько раз нос расквасила. Чего его бояться? Хотя остерегается на людях появляться. Выглянет из переулка, туда-сюда посмотрит, и только потом выходит. Бьюсь об заклад - она за продуктами идёт. Ей бы в ближайшую лавку, к Мери, заглянуть, а она крюк делает.

Девочек Жужуны и Робинзона довольно долго не было видно. Жили у бабушки, матери Робинзона, в деревне. Вижу однажды, приехали к отцу. Заметно выросли. Резво бегали, играли с детворой. Тут к ним подходит Лена, жена Куцо, мать Зазы, свекровь Жужуны. Говорит им:
- Пойдёмте со мной, вас ваша мама хочет видеть. Она здесь, близко, за тем углом ждёт. Плачет!
Лена показала рукой в сторону переулка в метрах 20 от места, где играли дети.
А девчонки её в ответ дуэтом и как будто заученным текстом отвечают:
- А у нас нет матери! Бросила она нас на произвол судьбы! Не хотим её видеть!
Сказали и продолжили играть с ровесниками.
Жена Куцо опять было подступилась к девочкам:
- Мать же ваша, извелась. Здесь она, близко, ждёт!
А её в ответ снова прозвучало:
- А у нас нет матери! Бросила она нас на произвол судьбы! Не хотим её видеть!
- Вот засранки! – промелькнуло у мня в голове – свидетеля этой сцены.

Прошло лет десять. Девочки подросли, превратились в привлекательных барышень. Они приезжали к отцу летом. Как-то я проходил мимо ворот их двора. Они как раз выглянули на улицу. Видно было, как они перехватили мой заинтригованный взгляд. Слегка пококетничали. Потом вдруг их лица изменились, приняли любопытствующее ироничное выражение. Они впритык смотрели на проходящую мимо женщину. Это была их мать. Она быстро прошла мимо них, даже не повернув голову в их сторону.