Я приезжала из Г* почти в семь часов вечера. Дорога от станции до дома занимала около получаса, но всегда казалась короткой и быстрой. Все работающие в Г* быстро рассыпались ещё в начале пути по своим тропинкам и исчезали, унося за собой голоса, смех, запах духов и пота и законченный ещё один рабочий день.
Первые приехавшие сворачивали сразу направо, пройдя сотню шагов – здесь стояла старая деревянная постройка, похожая на барак, в которой все квартиры были заселены жильцами. Сюда приезжали дети и внуки тех, кто по тем или иным причинам не получил до сих пор жильё в городке или те, кто совсем недавно обосновался здесь. Никогда не запоминалось, кто именно в этот раз поспешил за этот дощатый забор, кто растворился в одноэтажном, оббитом мелкой дощечкой общежитии.
Второе разделение приехавшей толпы – налево. Недалеко от бараковского ответвления начиналась, уходя в темнеющий лес, проезжая дорога, выводившая считанных человек в самый дальний поселочный уголок, где улица Лесная. Всё было рассчитано до минут и ходьба занимала совсем мало времени, домой спешили, заранее распланировав оставшееся время вечера по своему усмотрению.
Основная масса приехавших шла центральной заасфальтированной дорогой, с двух сторон которой росли низкие кустарники и распустившиеся каждый своим цветком растения. Шумел, переливаясь на солнце своей листвой, лес. В это время солнце уже садилось на ветки высоких деревьев, играло лучами то высоко, то низко: по мере того, как приезжие отмеряли метры дороги, ведущей домой.
Следующее ответвление – опять налево: здесь бежала узкая дорожка, называлась она финская, потому что проходила за "финскими" домиками, она укорачивала путь посельчанам, а живущим в этих домиках позволяла быстро очутиться на своём дворе, сразу оценить обстановку и дома, и на подворье. Окликались дети, выкатывался из сарая велосипед, загонялись куры, считались цыплята, снималось с веревок высушенное бельё, вывешенное утром ещё до поездки. Идешь и видишь эту картину из жизни.
Финская дорожка, пробежав около санчасти, выскакивала углом школьного двора на центральную, но не асфальтированную (городок остался позади) проезжую дорогу, которая здесь по сторонам держала, как на ладошках: слева – школу и школьный двор, справа – аккуратный, кирпичный, четырёхквартирный дом, где жили учителя и школьные работники. Дом с невысоким палисадником. Солнце всегда играло в окнах этого дома, отражаясь ярким светом, а цветы под окнами качали своими причудливыми головками. Кто приехал сюда, незаметно исчезали из общей толпы. Казалось, утром никто не бежал к утреннему поезду, может только сын учительницы или кто-то другой, по своим делам: на базар, в областную или районную больницу, к знакомым или родне.
Далее начинался посёлок. Могучие дубы, выросшие возле каждого длинного, деревянного барака, похожего на вагон, сейчас стояли одиноко. Вагонные домики давно были разбиты и вывезены, а освободившаяся площадь поросла травой. Летом эта большая площадь с высохшей под палящим солнцем травой была похожа на огромное желтое взлетное поле, которое разрезала тропинка; по ней спешили приехавшие на крайнюю улицу посёлка – Озёрную. Название было вымышленное, потому что с этой улицы был виден заросший пруд, а не озеро. По вечерам с пруда доносилось громкое кваканье лягушек, казалось, что ими кто-то руководил.
Поселок, построенный руками самих хозяев, утопал в садах и огородах. Добротные дома упирались в улицу резными ставнями окон, выкрашенными воротами, лавочками у палисадников. В палисадниках – кусты сирени, калины, жасмина. Вдоль дороги – крепкие липы, а здесь... яблоня, каштан.
Центральные дороги всегда пыльные, ветер гоняет песок. Кого-то встречают на мотоцикле, только проехали – хвост пыли, кто-то приехал на велосипеде. Те давно дома, а кто идет пешком, ещё в пути. Издали идущих замечают, выходят из калиток и всматриваются вдаль – встречают взглядом. Кто ждёт. Вот и приехали...
*** На скором поезде "Москва - Г*" мы вечером проезжаем эту станцию. Но сейчас можно даже не заметить, как промелькнет за окном поворот дороги, поворот, ведущий к родному дому. Ничего не осталось: ни станции, где продавали билеты, ни таблички с названием, ни белых крашенных столбов, ни огней городка...
А дорога, которая соединяла городок и поселок, заросла. Говорят – настоящие непроходимые заросли. Городок стоит, огороженный проволокой с пустыми домами, а поселок – на месте каждого разрушенного дома – высокий земляной вал, поросший высокой, густой травой и молодыми деревьями. Это – зона обязательного отселения населения после аварии на Чернобыльской АЭС.