ЗА ХОРОШИЙ КОНЬЯК, НОРМАЛЬНЫЕ ТУАЛЕТЫ И УВЕРЕННЫХ В СЕБЕ МУЖЧИН В БЕРКУТЕ.
-- Оша, -- Наташкин голос в трубке звучит испуганно. -- Где ты вчера пропала?
-- О! Ты? -- говорю я. -- Где-где? Насиловали, вестимо. Я, конечно, понимаю, что это десятиминутное дело. Остальное время валялась в собственных ссаках и ревела, как белуга.
Я ужаснулась своего непринуждённого тона.
-- Тебя... Чего? -- спросила Наташка.
-- Ой, давай лучше встретимся, и я всё подробно расскажу. -- ответила я.
-- Боже, какой ужас. -- сказала Наташка. Её сигарета тлела между пальцами, пепел отпадал сам, а она слушала меня, время от времени округляя глаза и раскрывая рот.
-- Родителям, прикинь, сейчас рассказать об этом. -- отвечаю я, зарывая ногой в сланце камушек в песок. -- Они только начали мне доверять. Четыреста гривен вместо ста выдали на погулять.
-- Мы так накидались, меня под руки вели, а Барашка вообще не помнит, что было после того, как вы пошли в туалет. Она помнит, что шла, чтобы нас позвать, а когда пришла, забыла, зачем шла. Да и мы все ничего не соображали.
-- Да какая разница уже. -- пожимаю плечами я, наступая большим пальцем ноги на закопанный камушек. -- Понажирались с двух часов дня палённого коньяку без закуски. Понятно, что мозги у всех поотшибало. Пили все наравне -- дохрена. Мне по ногам дало. Как живы остались, неизвестно. Сколько народу травится этой палёнкой. Главное, мне казалось, что я плакала, но не отключалась. Люди всякие периодически подходили, помогали встать, потом бросали эту затею. А потом в метро еду, смотрю на руки -- кольца нет. Мацнула уши -- серёжек тоже нет.
-- Блиин, золото? -- ахнула в ужасе Наташка. Я отметила про себя, что на пропажу золотых украшений она ахнула громче, чем на изнасилование.
-- Ага. Мамин подарок за поступление. -- отвечаю я. -- Заметит. Не столько жалко, сколько отмазок налепить придётся.
-- Наплетём чё-нить, я тебе помогу. -- сказала Наташка. -- после метро что было?
-- Барашкины родители приютили. -- Хорошо, что туфли заехали к ней поменять вчера,иначе куда бы я ехала, не знаю. Снова под забор кому-нибудь под член подстилкой.
Наташка криво хихикнула.
-- Мама Барашкина так сокрушалась, а где ж её дочка в таком виде где-то шляется. Я выглядела ужасно. Дали полотенце, отправили в ванну, чистую футболку, уложили спать на раскладушке. Утром просыпаюсь от шипения утюга. Её мама гладит мои постиранные джинсы. Я расплакалась.
-- Милые какие. -- сказала Наташка. -- слушай, это всё-таки такая кака -- быть изнасилованной.
-- Тоже попадала? - спрашиваю я.
Наташка кивнула.
-- И, главное, трезвая была.
Я поёрзала на лавке в предвкушении истории.
Наташка продолжала:
-- Вырядилась, как барыня, в синее платье в облипончик. Ждала Ситу на дамбе. Не слышала вообще, как подошёл, сзади рукой только рот закрыл, и всё мне “чшшшшш” в ухо шипел. Все быстренько сам нашёл, всунул, ёрзнул пару раз, кончил и был таков. Я оборачиваюсь, темнота кругом и никого нет. Ватой что-ли ботинки обернул. Только трусы в сперме.
-- Не представился даже. -- хихикнула я.
-- Ну. Хоть бы сказал чего кроме чшшш. И тоже ж -- член манюсенький видимо, боится кому-то показать. И смылся небось от стыда. Дебил. Так мне тоже не больно было, гадко просто, будто кто-то накакал подошёл под нос.
-- В трусы. -- говорю я.
-- Фу. В нос. -- говорит она.
Мы рассмеялись. Становилось легче.
-- Меня тоже изнасиловали однажды. Лучший друг Вовка. -- сказала Сита тем же вечером, блеснув в темноте раскосыми глазами. Мы собрались впятером в дубках: я, Наташка, Сита, Мирка и Алька. Там лавочки лицом друг к другу стоят. Выпили по первой за то, чтобы у Миши и у Жеки больше не стояло. Наташка уверила нас, что пять девчёнок, это силища, и что если все пожелают одного и того же, то так оно и случится.
-- И меня, -- сказала Мирка, протягивая стаканчик Наташке, которая разливала следующую порцию водки. -- на ящиках. Собутыльник один.
-- И меня, - вздохнула еле слышно Алька. -- Кум одноклассницы. Нажрался тоже.
-- Ого-ого! Давайте по порядку. -- оживилась я. -- У меня защекотали нервы. Как в детстве, в больничной палате, все рассказывают друг другу страшилки или про свои первые сексуальные опыты. Как оказалось, для некоторых из нас изнасилование и было первым сексуальным опытом. Сита, давай ты первая.
-- Что рассказывать, -- начала Сита, -- Висела в компании. Домой собралась. Взялся проводить меня лучший друг. В школе за одной партой сидели. Записков писал в школе. -- Мы похихикивали. Ситин татарский говор с ошибками всегда вызывал у нас улыбку. И никогда не поправляли, -- Любит, уверял. Вообщем, провожал он меня. Зазвал к себе кофем отпоить. Типа, куда пойдёшь так, протрезвей у меня немножко. Пошли к нему. Дома мама там за стенкой хропит. Младший брат спит в зале. Безопаснее нет места кофе выпить. Сидим у него в комнате на кровати. Я пустую чашку поставила только, он уже навалился сверху и к лицу что-то холодное приставил. Нож. Говорит: тебя убью, потом маму, брата, потом себя, если моей не дашься. А убью, потом всё равно сначала изнасилую. Отак хочу.
-- Я плакала, просила, -- продолжала Сита, -- Девочка же ещё была. Мало того, что больно было, кровь на покрывало хлещет, не слазил полночи, так ещё и забеременела. -- она хлопнула себя ладошкой по джинсовой коленке. -- Ему религия не позволяла в Ташкенте, а сюда переехал и добрался до бесплатного. Забеременела близнецами. В тринадцать лет. Сейчас бы им уже по пять лет было.
-- Дебила. -- мотаю я головой в ужасе.
-- Аборт? -- спрашивает Наташка.
-- А что делать? -- отвечает Сита. -- В подвале от папы прятаться с двумя детьми? Вы же знаете: папа -- татарин, убил бы его. Убил бы, и хорошо, просто на улицу меня бы потом больше не выпустил.
-- Офигеть. -- говорю я и восторженно улыбаюсь. Понравилось. Убийство -- ничего, а на улицу не выпустят -- вот настоящее убийство.
-- Ага, вот и мы с Ошей о том же, -- говорит Наташка, -- узнают родители, запрут на даче до тридцати лет петрушку полоть да картошку сажать.
-- Прийдётся пить, чтобы у школьного друга тоже не стояло. -- говорит Наташка, поднимая давно нагретый стаканчик.
Выпили. Закурили.
-- Слушайте, может провериться пойти. Вдруг заразили. -- говорю несмело я.
-- Куда! -- кричат все в голос. -- сдерут бабло, не успеешь за порог переступить. -- добавляет Алька.
-- Да они же сказали тебе, что бабы полтора года небыло. -- говорит Наташка. -- Если сифилис или гонорея, то через две недели и так проявится.
-- Да, и если пойдешь, до мамы по-любому докатится. -- говорит скуластая, с кошачьими зелёными глазами, Мирка. Она даже курит, зажимая сигарету спичками, чтобы мама не унюхала. Вместо мундштука.
Мне стало страшно. И очень я стала надеяться, что беркуты и вправду были голодные и без девчонки полтора года.
-- Теперь я расскажу, -- сказала Мирка. -- у меня, правда, не так драматично всё было. Слава Богу, не забеременела. Но жухали меня тоже полночи. Короче. Напилась в какой-то момент. Все ушли куда-то. Он тупо, шутя что-ли, без разговоров, главно, стянул с меня всё и сказал, что не отдаст одежду, пока не дам. Я ему говорю, оглядываясь: “ Где? Здесь?” А вокруг одни пустые пластмассовые ящики из-под пивных бутылок. Так что, Оша, я очень хорошо знаю, что такое исцарапанная поясница.
-- На ящиках? -- я взвизгнула.
-- Он, правда, тоже не кончил ни хрена, -- Мирка улыбается, -- я как зарядила песни петь и ржать сквозь слёзы. Жухал, жухал, да и обломался. Отдал одежду и я ушла. Униженная, но улыбчивая, напевая весёленький мотивчик в голове.
Мы хихикали.
-- Ну, надо выпить, чтобы никогда кончить не смог, -- сказала Наташка и потянулась за полупустой бутылкой.
-- Ого, это жестоко. -- сказала я. -- представь, сколько он девок пережухает.
-- Ну, тогда, чтобы в штаны кончал, как только подумает о сексе. -- сказала задорно Наташка, разливая водку в стопки.
-- А вот это замечательный тост. -- сказала Мирка. -- чтоб все деньги на памперсы ему уходили.
Мы выпили. Алька закурила. За ней потянулись остальные. Я была уверена, что молчаливая Алька не расскажет. Мы затягиваемся в тишине.
-- А у мого кума, -- начинает она, -- ось такой ***ка.
Смеёмся, узнав фразу из известного анекдота. Особенно на Алькином ломаном украинском. ( упомянуть обязательно, что недавно приехала из Казахстана) -- На нему вмищивается трыдцять тры воробцы, да? -- ищет нужное слово. В ответ прысканье. -- И он, значит, вот этой вот елдой, -- продолжает она, -- любя! не от страху и лютой ненависти, а любя, -- Алька слушает, как мы смеёмся, -- да. Решил он влюбиться в меня, видите ли. Он ведь кум мне и был. Женат на моей однокласснице. Она раньше него свалила в Испанию, а он тосковал за ней здесь. Я к нему на её день рождения и пришла. Нажрались, естесссно. Завёл волынку: Алечка, я кроме тебя никого не любил. А детей, говорю, пальцами наделал, что-ли? Сморозила и пожалела. Тут он мне палец свой и показал. С кухни в спальню утащил, глаза бешенные. Я брыкаюсь, а маленькая. Как киданёт на кровать, одной рукой рот зажимает, другой суёт свою хрень. Хоть бы трусы снял сначала. Пришлось самой отодвинуть, чтобы не затолкал трусы в меня.. Два дня ходить не могла. А воняет от него как. -- она сморщилась, будто понюхала дохлую мышиную тушку. -- Заплатит кому, никто не поведётся. А меня на шару удалось.
Мы сидим и смотрим в пустые стаканчики в руках.
-- Убила бы их всех, придурков. -- говорю я.
-- Чего пожелать ему такого эндакого. -- поёт ехидно Наташка. -- Двое детей, муж подруги.
-- Да простить их всех надо и жить дальше, -- говорит Сита, блеснув влажными глазами. -- я вас с Пащей познакомлю, вот такой мудрец. Меня отец с ним познакомил. Он говорит, что кому пожелаешь, то к тебе и вернётся.
Молчим. И возразить хочется и права она в то же время.
-- Снова Паща. Я его у Катьки в последний раз в общаге видела. Ану, развивай тему. -- говорю я, кусая губу.
-- Не простить, значит, так и лазить с этим чувством ненависти, -- говорит Сита, -- оно же тяжело. Когда я поговорила с Пащей, то простила насильника своего. У меня будто новая жизнь началась и я всё могу. Бог прикоснулся ко мне..
-- Хм, -- Алька почесала затылок. -- А если он других так же будет насиловать? -- она гневно сверкнула глазами. -- Ты ему простила, а потом другая зайдет на кофе и останется с двумя близнецами в тринадцать лет.
Сита пожала плечами и сказала:
-- Я была маленькая и глупая. Уже не изменишь ситуацию, правильно? Так получилось. Бог их накажет.
-- Не нравится мне такая логика. -- говорит Алька. -- не наказывает Бог всех подряд. Вон Карабас сколько перенасиловал, ничего не наказывал его никто. Пока всю семью не убил гирей десятикилограммовой и мёртвую маму с разможженым черепом на глазах у дочки не изнасиловал, никакой Бог не вмешивался с наказаниями.
-- Да, -- мы все вздохнули вспомнив ужасную историю, облетевшую весь Холмистый несколько лет назад.
-- Девчонка то жива осталась, выпустил её Воробей, пока Карабас не видел. сказала я. Я хорошо знала эту историю, Карабас тогда на каратэ ходил в тот же клуб, что и я. Чётко помню белые лица девчонок, когда тренер сообщил тем вечером.
-- А психика? -- говорит Алька. И снова сказать нечего. Алька права.
-- Лучшая защита от ненависти, -- не унимается Сита, -- это оставить всё на волю Аллаха.
-- Я согласна, -- сказала Мирка. -- царь знает, что делает. Бог не Антошка, видит немножко.
-- Да нифига он не знает и не видит. Ваш Бог или Аллах по имени Антошка. -- тихо говорит Алька.
Я молчу. Наташка разливает последнюю водку. Скоро идти за второй.
-- Для души, каанешна, каак Сита предлагает, -- говорит Наташка, -- Всех праастить, отпустить, помолиться, свечку поставить и жить дальше. -- заключает внезапно подобревшая Наташка, шатаясь и отпивая колы из бутылки.
-- Ну, -- кивает Мирка, -- в душе простить всех я согласна, но за справедливость бороться. Если есть возможность. А если нет -- выпить и попуститься. Действительно, нет смысла носить всю эту злость в себе.
-- Да, наверное, так лучше будет. -- соглашаюсь я. -- Тем более за справедливость, как и за свою любовь, можно бороться разными способами. Как мама сказала, любить, это не значит спать с любимым по каждому свистку. Можно стих или статью в газету написать, а если нет возможности на них в милицию пожаловаться -- вон, карикатуру нарисовать в журнал "Крокодил", сценарий к фильму придумать.
-- Или выпить и попуститься.-- снова добавила Мирка.
Алька поёрзала на лавке. Пожала плечами.
-- Ну, может быть. -- говорит она. -- я бы всё равно, как взяла бы биту, с шипами желательно..
-- Булаву, -- подсказываю я.
-- Булаву, -- повторяет она быстро, -- как излупасила бы череп одному и другому, натянула бы яйца -- левое на одно ухо, правое -- на другое. Засунула бы бревно в жопу, такое, с корой, и пнула бы нна.. под трамвай. А потом и простить можно.
Мы закатились смехом. Алька прыснула и тоже захохотала. Хохотали мы долго, расплескав водку на джинсы. Хохотали до слёз. И уже не над Алькиной речью, почти падая с лавочек, а над тем, как долго мы смеёмся, и что даже в такой ситуации нам всё равно весело друг с другом.
-- Алька, а ты возьми, поступи на режиссёрский, и фильм об этом сними. -- сказала я и подняла стаканчик. -- девок надо предостерегать малолетних.
-- Чтобы палёный коньяк бочками не хлестали, -- сказала Мирка и подняла свой стаканчик.
-- Да туалетов чтобы на Крещатике понастроили, -- говорит Сита и поднимает свой.
-- Сами же девки, -- добавляет Мирка. Смеёмся. -- чтобы если падать, так в общественном месте, где уборщица найдёт, а не на холме в деревьях, где пьяницы и насильники в формах Беркута.
-- Да мужиков нормальных в Беркут, -- говорит Алька. -- которым бабы и так дают. За границей вон, я слышала, вообще специально солдатам по субботам баб завозят. Ну и что, что проститутки, может им солдаты нравятся.
-- Каароче, -- поёт Наташка пьяным голосом, -- з’хаароший кааньяк, наармально понастроенные туалеты по всей Украине, особенно по дороге в Одессу есть один, -- она скосила и без того повисшие на носу глаза и прикрыла рот рукой с красным маникюром, -- и увереннах в себе мужиков.
Раскат смеха. Выпиваем дружно. Если бы недалеко от дубков, кто-то в спальне читал всё это время под открытой форточкой, ему казалось бы, что кто-то травит анекдоты весь вечер.
-- А ещё, девчонки, давайте договоримся, -- говорит Мирка, -- если пьём в незнакомых компаниях, пьём по три, а потом только пригубляем.
-- Точно. -- соглашаемся мы и выпиваем залпом.
Продолжение здесь http://www.proza.ru/2013/09/30/1307
Начало здесь: http://www.proza.ru/2013/09/03/1308