ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА, МЕТЕОРИТ, или ПОЧЕМУ Я ВСЕ-ТАКИ ВЕРЮ, ЧТО ЛЮБОВЬ СУЩЕСТВУЕТ
Моим любимым уральцам посвящается
День святого Валентина странный праздник. В этот день все только и говорят о любви. А если в твоей личной жизни пустота, ты вдруг выпадаешь из радостно возбужденного мира, и все валентинки, сердечки, забавные подарки существуют отдельно от тебя. Ты совсем чужой на общем празднике жизни.
Нет, конечно, я знаю церковную подоплеку праздника, и когда-то я учила своих совсем маленьких второклашек, что в этот день сердечки-валентинки нужно дарить всем, кого ты любишь: маме, родным, друзьям. И они дарили, и рассказывали мне, как удивлялись и плакали растроганные мамы. Но себя не обманешь. В сознании все равно День святого Валентина – это праздник любви юноши и девушки, мужчины и женщины. И когда у тебя ничего нет, хочется найти для себя пример того, что любовь существует ни в кино, ни в книгах, а в реальной жизни, где-то рядом с тобой, среди людей, которых ты лично знаешь. Потому что именно это дает надежду на то, что и в твоей жизни любовь обязательно может появиться.
Большая часть моей профессиональной жизни прошла в Челябинске. Двенадцать лет. Не так давно я вернулась домой в Иркутск, и Челябинск стал немного стираться, уходить из моей памяти. Когда интересно жить своим настоящим, не цепляешься за прошлое. Но в этом году в День святого Валентина я вспомнила одну историю, которая произошла рядом со мной в Челябинске, историю любви. Я поменяю имена моих героев, потому что важно не имя, важна судьба.
История первая
НАДЕЖДА
Многие люди в Челябинске проникали в мою жизнь по телефонному звонку. Я была одним из немногих в городе хороших преподавателей и переводчиков с испанским языком. Мой номер телефона жил отдельно от меня. В любой день и в любое время мог раздаться звонок, и кто-нибудь предлагал работу. Так случилось и в этот раз где-то в конце февраля лет десять назад. Мне позвонила преподаватель массажной школы при известном в городе центре красоты и предложила поработать три дня переводчиком на семинаре для массажистов. График семинара был плотным, но в университете ради переводов я всегда могла договориться и найти себе замену на время занятий. Поэтому я согласилась.
Что такое переводчик, работающий с людьми? Ты должен моментально установить контакт с человеком, речь которого переводишь, понять, что он хочет сказать, правильно донести его мысль, его характер до других. Часто ты – единственный человек, с кем он может поговорить на родном языке, а потому на тебя обрушивается море дополнительной и не всегда нужной тебе информации. Я не знаю, как работают другие. Но у меня при личном контакте всегда происходило так: первая встреча в аэропорту, гостинице, офисе. Рукопожатие: «Здравствуйте, я Лана, Ваш переводчик». И все. Я уже просто приемное и передающее устройство, настроенное на этого человека. Абсолютно незнакомый мне иностранец вдруг проникается ко мне доверием, словно мы давно знакомы.
Но есть у меня и другая особенность. Прощаясь в гостинице, офисе, аэропорту, я говорю: «До свидания, счастливого пути!» – и выключаю приемник. Со многими иностранцами в профессии встречаешься только один раз в жизни, и я научилась не привязываться и не цепляться эмоциями за людей, научилась забывать информацию, которую они на меня обрушивают. Такое свое рабочее состояние я про себя называю: «Света включила свет» и «Света выключила свет». Иначе нельзя. Лампочки перегорают.
Есть в работе переводчика еще одна особенность. Тебе звонят, как правило, вечером и посредники, говорят, что завтра утром ты уже нужен для работы.
– А что переводить?
– Ну, еще точно не знаю: то ли в литейном цехе, то в ли машиностроительном отделе. То ли радары, то ли официальные переговоры. А какие проблемы? Вы же знаете язык.
Так было и в этот раз. Ни темы, ни формы одежды, ничего. Знала только, что будет презентация массажных техник, а потом сразу практика на 8 часов, и так три дня. Ночь в интернете со словарями, пособиями по массажу, по медицинской терминологии, и я уже почти профи: вся такая «пришла и говорю». Для презентации я надела чисто офисный вариант: белая блузка, черная юбка, туфли на каблуках. Больше я никогда таких глупостей не делала.
С Родриго мы познакомились за полчаса до презентации в конференц-зале гостиницы. Очень высокий, метр девяносто, наверное. Сутулый, худой. Длинные руки, длинные ноги. Курчавые темно-русые волосы с сединой. Аккуратная неиспанская борода, пожалуй, подлиннее классической трехдневной небритости. Орлиный нос. Большие грустные и очень добрые голубые глаза. Он был одет в зеленый хлопчатобумажный костюм медбрата: брюки и рубашка.
– Здравствуйте, я Лана, Ваш переводчик. – «Света включила свет».
– Очень приятно, Родриго, – пожал он мою руку. – Будем работать.
– Будем, – отозвалась я.
Я пыталась выяснить, о чем он собирается говорить на презентации, чтобы хоть немного прояснить ситуацию, но он мне сказал: «Я говорю мало, главное – смотреть. Не переживай, как-нибудь переведешь!»
На небольшом подобии сцены была установлена массажная кушетка и небольшой стол с музыкальным центром и бутылкой массажного масла. Вдоль стен тоже стояли кушетки, а вокруг сцены – множество стульев. Зал заполнился, и презентация началась.
Приветственная речь действительно была не сложной для перевода и заняла немного времени. Родриго представил свою книгу и фильм. А потом пришла девушка-модель, легла на кушетку, мастер включил медленную музыку релакс, и я впервые увидела испанский массаж. Это было подобно танцу. Во время действия руки массажиста двигались постоянно, плавно и мягко. Маэстро передвигался по всей длине кушетки, то приседая, то нависая над ней, заходил то с одной стороны, то с другой, перемещаясь возле изголовья, но при этом одна рука все время находилась на спине пациента. Такое зрелище можно сравнить разве что с движениями мастера ушу или других китайских боевых искусств. Завороженная была не только я, но и будущие ученики, и зрители-специалисты по массажу. Они все встали со стульев и столпились вокруг сцены, чтобы лучше видеть происходящее.
Я еще не знала тогда, что передо мной человек, известный в Испании и Америке, что на него почти молились специалисты московской и прибалтийских школ. В России Родриго только еще появился, и это был его первый тур с семинарами по хиромассажу.
Презентация закончилась. Зрители ушли, остались только ученики, человек тридцать. Они оккупировали имевшуюся в конференц-зале небольшую раздевалку, все вместе, и мужчины, и женщины, и выходили оттуда уже в белых халатах или костюмах таких же, как у Родриго.
Стулья были убраны к стенкам, а весь зал заняли пятнадцать кушеток. Половина учеников, раздевшись, заняла место пациентов, половина встала к кушеткам. И практика началась. Два часа мастер объяснял каждое движение, а потом ставил руки ученикам. Высокий, худой он, словно журавль, порхал над кушетками, а я тенью следовала за ним. Большей частью мой перевод сводился практически к спортивному комментарию, типа «разминание, поглаживание, круг, поворот, перекрещиваем руки, разминание…». Родриго был строг, собран, запрещал снимать практику на камеру.
Через два часа массажисты стали пациентами, а пациенты – массажистами. И все сначала. Разминание, поглаживание, круг, поворот… К обеду ноги на каблуках гудели, блузка и юбка были безнадежно перепачканы массажным маслом.
Во время обеда практически никто не покидал конференц-зал. Еду нам привезла служба доставки. Мы ели, но одновременно все ученики хотели пообщаться с Родриго. Я вдруг попала в мир людей-пауков.
Есть те, кто общается глядя в глаза, слушая, соблюдая расстояние. Массажисты говорят руками. Они из породы людей «мы не скажем, мы покажем». Их руки находятся в непрерывном движении, пытаясь изобразить то, на что не хватает слов. Они постоянно прикасаются к собеседнику, поглаживают его руки, плечи, бедра, если ты сидишь, словом все, до чего могут дотянуться, и в этом нет ничего сексуального и возбуждающего. Они всю жизнь работают с обнаженным телом, а потому порой не замечают телесных границ в работе и общении. И сейчас вокруг меня шевелилось множество рук, которые одновременно и говорили, и прикасались.
Весь обед мы с Родриго беседовали с учениками. Вернее, беседовал он, а я переводила.
Обед закончился. Все снова вернулись к кушеткам, и учеба пошла своим ходом. Смущение и ощущение барьера между учителем и учениками прошло, наладилось близкое и доверительное общение. Я привыкла к речи маэстро, к его комментариям, и мне стало легче переводить. Я перемещалась между кушеток вслед за ним уже босиком. Туфли остались где-то под стулом. Какой там официоз, если все, кроме меня и Родриго, уже побывали почти голыми. Разминание, поглаживание, веерное движение кистью руки… Разминание, поглаживание, веерное движение кистью руки… Я теперь не столько следила за Родриго, сколько разглядывала учеников. И вдруг я уловила взгляд голубых глаз с обожанием устремленных на учителя. Это была тоненькая, хрупкая, почти прозрачная, светлокожая блондинка с огромными глазами. На груди бейдж – «Надежда». Так я увидела ее.
Она старательно повторяла каждое движение мастера, и при любой возможности старалась привлечь его внимание: а правильно ли она делает ту или иную манипуляцию, а для чего нужно делать именно так, а что будет, если сделать иначе. Мастер подходил, отвечал, показывал, но учеников было много, и его внимание быстро переключалось на кого-нибудь другого.
Так прошло еще четыре часа, и занятия закончились. Мы прощались со всеми, словно давние и хорошие знакомые. И каждый на прощание опять прикасался, что-то говоря.
Ученики ушли, а моя работа продолжалась. Родриго хотел выяснить какие-то вопросы в гостинице, затем с организаторами семинара, и наконец, часов в девять или десять мы сели в ресторане гостиницы поужинать. Даже здесь нужен переводчик. Человек, не знающий языка, может заказать еду только методом тыка, а это не всегда удачно.
Мы сидели за столиком. Видно было, что Родриго очень устал. Принесли еду. Мы болтали о семинаре, обсуждали впечатления, и вдруг он начал рассказывать мне о себе. Ему было тогда года сорок три-сорок четыре. Он только что развелся с женой. Бракоразводный процесс отнял много сил и средств. Жена забрала детей и переехала в другой город. Она не давала ему видеться с детьми, а он очень скучал по ним. Он показывал мне их фотографии в мобильном телефоне, а глаза у него были грустные-грустные, усталые-усталые.
На следующее утро я пришла на занятие в трико, рубашке и мокасинах. Ученики встретили меня радостно: «Сразу видно, наш человек, а то юбка, каблуки…». Родриго спустился из своего номера в конференц-зал, и занятие началось. Утренняя часть ушла на то, чтобы вспомнить и повторить все, чему научились вчера. Я уже не бегала за маэстро, а комментировала, забравшись на пустую кушетку в центре зала. Надежда снова и снова старалась привлечь внимание Родриго, но удержать его внимание ей не удавалось.
Обед опять прошел в интенсивном общении. И я уже почти не замечала руки-пауки, которые так и шевелились вокруг меня. Я видела, как Надежда села напротив Родриго и замерла, не спуская с него огромных голубых глаз.
Во второй половине дня изучали массаж головы и лица. Родриго много рассказывал о психосоматике, о том, что наше тело фиксирует в определенных местах определенные эмоции. Блоки в районе крестца говорят о том, что человек накопил в себе много страхов. Больные плечи и грудной отдел позвоночника – свидетельство того, что человек ответственен, слишком много на себя берет и несет непосильный груз. Лоб и глаза – зона подавленных страданий. Родриго рассказывал о теле человека так, как музыкант может рассказывать о скрипке или арфе. Он считал, что массажист должен любить тело, в котором скрыты жизнь и душа, должен быть осторожен, прикасаясь к телу, потому что снятие блока на физическом уровне приводит к снятию блоков на уровне эмоциональном. И нет ничего удивительного, если во время массажа у пациента случится истерика или приступ смеха. Так открываются эмоции. Ученики слушали его, затаив дыхание.
Теория закончилась, и мы приступили к практике. В этот раз Надежда оказалась в роли пациента. Родриго переходил от кушетки к кушетке, показывая ученикам различные движения рук, и, наконец, оказался рядом с Надеждой. Он склонился над ней, начал массировать область висков и лба, показывая нужные манипуляции, и тут она забилась в судорогах. Судороги сменила истерика. Она рыдала и сквозь слезы говорила о том, что именно сейчас она вспомнила все свои мучения, всю боль, что перенесла. Ей в жизни пришлось так много страдать, и она устала быть сильной.
Эффект был неожиданный. Нам, русским, было неприятно и неудобно. Мы все понимали, что это спектакль после столь проникновенной лекции, но Родриго нет, не понимал.
Я не люблю эксцентричных женщин, но что поделать. Я была на работе. «Света включила свет». Родриго успокаивал ее, обнимал, гладил по голове, как ребенка, расспрашивал, что с ней случилось. Родриго говорил, а значит, говорила и я.
Истерика прекратилась. Все вернулись к кушеткам, учеба пошла дальше. Но внимание Родриго было приковано теперь к Надежде. И, работая с другими учениками, он теперь постоянно следил за ней.
Занятия закончились. Мы снова сидели с маэстро в ресторане гостиницы. Он долго рассуждал о том, что его теории подтверждаются, что в людях так много подавленных эмоций, люди страдают. Говорил он и о Надежде, какая она хрупкая, какая надломленная, как много ей в жизни пришлось перенести. Я смотрела ему в глаза, и в них уже не было грусти.
Третий день прошел очень быстро, и был самым легким, потому что полдня ушло на самые простые манипуляции с конечностями и позами для того, чтобы облегчить работу массажиста. Это очень важно, ведь работа массажиста – трудная физическая работа. И пациентами являются часто не хрупкие девочки, а здоровые мужики и полные массивные женщины. За смену таких грузов наворочаешь, мало не покажется. Испанский хиромассаж отличается тем, что врач находится не в статичной позе, а движется, распределяя и снимая нагрузку не только с чужого, но и со своего тела. Однако что бы ни делал Родриго теперь, он постоянно смотрел, а как там Надежда. Он то и дело интересовался тем, что она чувствует, не беспокоит ли ее что-то, когда она выступала в роли пациента. Надежда вся светилась.
Вторая половина дня стала своеобразным экзаменом. Маэстро включил музыку, а его ученики показывали все, что они теперь могли. И это было очень красиво. Теперь у каждой кушетки колдовал еще неопытный, но уже способный артист. Я видела пятнадцать разных и удивительных танцев. А потом еще пятнадцать.
Семинар завершился. Организаторы вручили ученикам сертификаты. Мы простились с Родриго. Он улетал в Москву, а потом сразу в Испанию. Мы простились, но «Света забыла выключить свет».
Чтобы получить деньги за работу, мне пришлось поехать в офис массажной школы. Там в коридоре я встретила Надежду. Она была из Екатеринбурга, и ей пришлось забрать сертификаты для своих коллег, которые посещали другие занятия в Челябинске. Мы сидели рядом на диванчике, ждали деньги и сертификаты, а Надежда, вцепившись в мою руку, торопливо рассказывала мне о себе. То ли сработал эффект случайного попутчика, то ли через меня она как-то думала воздействовать на Родриго, то ли я «не выключила свет».
Надежде пришлось перенести тяжелую болезнь, доброкачественную опухоль мозга. Из-за болезни муж ушел от нее и забрал сына, и потому она осталась на улице ни с чем. В одиночестве она боролась с болезнью, и ей помогали только хозяева косметического центра, где она работала. Они были уже немолодыми людьми и относились к ней как к дочери. Они помогли ей с жильем в Екатеринбурге, так как она приехала из какого-то маленького уральского городка, и ей негде было жить. Они помогли с лекарствами. И Надежде удалось победить болезнь. Теперь ее покровители занимались тем, чтобы она повышала свою квалификацию, и таким образом поднимала стоимость своих услуг. Она училась и могла зарабатывать больше. Совсем недавно муж вернул ей сына.
Наконец, мне выдали деньги, а Надежде – сертификаты, и мы простились. Я шла по улице Ленина пешком в свой университет, шла и думала о Родриго, о Надежде, о том, насколько легче и проще моя собственная жизнь. Я дошла до главного корпуса, и, подняв голову, вдруг испугалась. Мне показалась, что с крыши девятого этажа прыгает человек. Но человек не полетел вниз. Я пригляделась. За три дня, что меня не было, на крыше установили статую ангела с раскрытыми крыльями. Я прогнала свой испуг и «выключила свет».
Прошел почти год. В начале декабря мне снова позвонили из массажной школы. Родриго приезжал на шесть дней. Два семинара по хиромассажу: лицо и тело. Я согласилась переводить, не раздумывая. Просто было очень интересно.
Почему-то я плохо помню эти шесть дней. Родриго работал как всегда артистично и вдохновенно, но при этом хандрил. На улице стоял мороз, под минус тридцать. В помещении, где проходил семинар, было очень душно. Испанец плохо переносил такие перепады температуры.
Надежда приехала на все шесть дней. Они не виделись со времени февральского семинара. Надежда стремилась поговорить с Родриго, приблизиться к нему, но он избегал общения с ней. Это была какая-то непонятная мне игра. Мне было ясно, чего хочет она, но я не понимала его отношения к ней. На занятиях они очень часто оказывались рядом, их руки соприкасались, ее взгляд не отпускал его. И когда они что-то делали вместе, появлялась почти ощутимая магия. Но стоило только закончиться занятию, все обрывалось. Она тянула меня, мол, переведи ему, скажи ему, а он прерывал, уходил, не слушал.
Когда мы сидели с ним в ресторане, он много мне рассказывал о своей школе, о том, что он купил новый дом для школы и для себя одновременно, о том, что он усовершенствует и модернизирует школу. Он расспрашивал меня, как работают преподаватели в вузах России, и не мог понять, почему нам так мало платят и так много тратят денег на аппараты и механизмы. Ведь главная ценность в любом учебном заведении – это человек, который там преподает. Глаза Родриго горели новыми идеями и замыслами, но он не говорил ни о семье, ни о детях, ни о Надежде. Так мы и расстались: мечущаяся Надежда и занятый своими мыслями Родриго. «Света выключила свет» и забыла о массажной школе.
Прошло еще полтора года. В начале июня мне позвонили. Родриго снова приезжал в наш город. Я согласилась переводить. Почему нет? Тем более что занятия в университете уже закончились, шли экзамены, и я была свободна. Мы опять работали в том же конференц-зале, где и в первый раз.
Я приехала незадолго до семинара в нужной форме: штаны, футболка, тапочки. Ребята-массажисты встречали меня теперь как свою. Те, с кем мы раньше работали, подходили, говорили, что они с тех пор посетили ни один семинар и с разными преподавателями-иностранцами, и с разными переводчиками, но я самая классная. Мне было приятно и как-то особенно радостно.
Кушетки уже стояли по местам. Массажное масло тоже. Все ждали в предвкушении. Родриго спустился из номера за пятнадцать минут до начала семинара. Увидел меня, обрадовался, мы обнялись: «Сколько лет, сколько зим!». Он поставил диск в музыкальный центр, посмотрел, где планшет и маркеры для лекции. И в этот момент в зал с книжками и словарями вошла Надежда. Она сложила книжки на отдельный столик, и тут увидела меня. Она тоже подошла ко мне, поздоровалась, и сказала:
– Я рада, что ты наш переводчик. Родриго будет легко работать.
– А ты не на семинар? – спросила я.
– Нет, я теперь не ученица. Я жена.
– Здорово! Я за вас рада.
– Спасибо! – улыбнулась она. – Вы пока работайте. Родриго ждет. А с тобой еще мы успеем поговорить, и ты мне скажешь, по каким учебникам надо учить испанский.
В этот раз Родриго работал так, как, наверно, работают поэты или творцы. Он весь светился. Его высокая сутулая фигура легко перемещалась среди кушеток. Он не сердился на учеников, когда у них что-то не получалось, а терпеливо объяснял и все время улыбался. Его солнечная энергия заполняла все помещение. А в углу за столиком сидела Надежда. Она что-то искала в словарях и писала в толстой тетрадке. Она учила язык своего мужа. И тоже тихонько светилась.
Вечером Надежда и Родриго пригласили меня в открытый ресторан на берегу Миасса. Мы сидели за столиком на террасе у реки. Они вдвоем напротив меня, и он держал ее за руку. Нам принесли еду. Надежде не терпелось мне все рассказать, но она боялась, что он обидится, если не поймет о чем, мы будем говорить. По-испански она еще изъяснялась очень и очень бедно.
– Можно, я Лане все расскажу? – спросила она. – Только это будет по-русски. Если хочешь, Лана переведет.
– Лане можешь, – сказал он. – И можете не переводить мне.
Он сидел рядом с ней, молчал и смотрел на нее. А она, как тогда, в коридоре центра красоты, быстро и страстно говорила, сжимая мою руку на столе.
Они не виделись эти полтора года. Надежда уже смирилась, что встреча с Родриго была просто случайностью. Она работала преподавателем в школе массажа в Екатеринбурге, работала и массажистом у своих хозяев-покровителей. С их помощью она взяла в прошлом году ипотеку и купила квартиру недалеко от центра красоты.
В начале апреля Родриго прилетел в Москву. Покровители Надежды снова отправили ее на учебу. В первый же вечер после занятия Родриго попросил ее остаться и с помощью переводчицы признался ей в любви. Он признался, что влюбился в нее с первой встречи здесь, в Челябинске. И второй раз он приезжал сюда ради нее, но чего-то испугался, не решился с ней на откровенный разговор. Через общих знакомых он узнавал, что она одна, не замужем, он следил за ней. А теперь он для себя все решил: он любит только ее и просит ее выйти за него замуж. Надежда согласилась. Она тоже любила его.
Он действительно для себя все решил. Он приехал в Россию с визой на полгода. Он приехал с документами для регистрации брака. Он был уверен, что она согласится.
После семинара в Москве они полетели в Екатеринбург. Она расторгла договор ипотеки, и им потребовалось время, чтобы уладить вопрос с квартирой, от которой она отказалась. Они съездили в ее родной городок, и он познакомился с ее родителями. Там они поженились. А потом они решили совершить маленькое свадебное путешествие и посетить Челябинск, город, где они познакомились. Наш семинар – это их романтический каприз. Я смотрела на них, и мне хотелось верить в чудо.
На следующие утро они спустились в конференц-зал вдвоем. Он направился к ученикам, а она села за свой столик и открыла тетрадь.
– Что это у тебя там, – подошла я к ней.
Надежда закрыла от меня тетрадь.
– Это я так учу испанский. Родриго пишет мне каждый вечер письма, а я их потом перевожу. Он каждый вечер пишет мне письма, чтобы я без него не скучала днем…
Вот такими я их и запомнила. Его, колдующим над кушетками и делающим то, что он делал лучше всего на свете – учил людей помогать другим людям. Ее, склонившуюся над тетрадкой и переводящую его письма к ней. И оба тихо светятся от счастья.
Три года назад я встретила случайно на улице одну из женщин, что была на всех семинарах Родриго. Она мне сказала, что Надежда и Родриго до сих пор вместе там, в Испании. Родриго отошел от дел, вынужден продать школу, потому что тяжело болен. Ему нужны деньги, чтобы бороться с раком. Но в Испании хорошая медицина, и шанс есть.
Я уехала из Челябинска. Я больше ничего не знала о них. Вернее, я не хотела знать. Я хотела верить, что ему удалось преодолеть болезнь, и они будут жить вместе долго и счастливо.
Такой была моя история 14 февраля этого года. Но 15 февраля упал в Челябинске метеорит. Я была готова к потерям и радостям. Я набрала имя Родриго в поисковой строке Интернета, и увидела то, что меньше всего хотела увидеть.
Он умер два года назад после тяжелой и продолжительной болезни. Но для меня он еще жил эти два года и любил ее, а она любила его. Он умер для меня в день, когда упал метеорит. У моей истории-валентинки теперь другой конец. Они жили долго и счастливо, пока смерть не разлучила их.
Может, у меня и была бы одна моя личная история-валентинка в этом году, но нечаянно появились еще две. И если в первой истории я лишь сторонний наблюдатель, то в остальных – это часть и моей жизни. Так получилось, что 15 февраля я пришла с работы, только включила компьютер, и тут на меня обрушились телефонные звонки родных и знакомых. На Челябинск упал метеорит. Я испугалась. Я испугалась за тех людей, которых я знаю и люблю. И первой, о ком я подумала, была Любовь. Я звонила ей, но сеть была перегружена. Любка не отвечала…
История вторая
ЛЮБОВЬ
Я уже год, как перешла в Южно-Уральский госуниверситет, и жила в общежитии прямо рядом с главным корпусом. Только пробеги через маленький сквер, и ты уже на работе.
Соседи в нашей двухкомнатной секции сменились пару раз, и вот за стеной появилась Любка. Ей было тогда восемнадцать. Родом из маленькой деревеньки на границе с Казахстаном, девушка приехала в Челябинск, бросив учебу в Магнитогорске, чтобы жить и работать вместе со старшей сестрой. Сестра устроила ее санитаркой и регистратором в студенческую поликлинику, поэтому девушке дали отдельную комнату в общежитии. Маленькая ростом, темноволосая, кареглазая, Любка была невероятным энерджайзером. Она вставала где-то полшестого, шла на работу, возвращалась к обеду, а часа в четыре опять убегала до восьми. Пару раз в неделю она еще умудрялась ходить на ночные дискотеки с такими же девчонками-санитарками.
Любка была очень простой, наивной деревенской девочкой, и сначала ее подгоняла только одна мысль – выйти замуж и осесть в Челябинске. Но городские подружки быстро забеременели, и кто-то вышел замуж по залету, кто-то родил уже в гордом одиночестве, а Люба никак не встречала свою любовь. Все девочки в восемнадцать лет мечтают о светлой и взаимной любви, и моя соседка не исключение. Однако при этом она была не дурочкой и прекрасно осознавала, что тех, кто готов встречаться и переспать со свободной девчонкой, у которой есть своя крыша над головой, много, а вот тех, кто женился бы, нет. И потому Любовь гулять – гуляла, но мужиков к себе не подпускала. Она ждала своего единственного.
Время шло, круг подруг постепенно сужался, и Люба осталась совсем одна. Вот тогда мы с ней и сблизились. Я тоже в то время была одинока. Мы стали жить как сестры, открыв двери наших комнат: готовили на двоих, потому что если сваришь кастрюлю супа, то в одиночку ее неделю хлебать – не перехлебать, читали одинаковые книжки, смотрели вместе мой телевизор, и я показывала ей свои сказки, стихи. А еще мы очень много разговаривали друг с другом.
Любка оказалась самым младшим, пятым ребенком в семье. Два старших брата были уже взрослыми, их дети года на четыре отстали от тетки. Средняя сестра жила здесь же в общежитии, но на птичьих правах, как медработник милицейского вытрезвителя. А четвертая сестра-погодка Валентина осталась в деревне вместе с родителями. Родители Любы были немолоды. Им уже не хватило сил, чтобы дать ей материальную опору и заботу. Конечно, в том, что касается продуктов: сала, масла, овощей, картошки, девушка нужды не испытывала, а вот деньги… Раз в год по осени родители продавали мясо одной коровы, и отдавали деньги дочери, чтобы она оделась на зиму и купила себе что-то самое необходимое. В остальное время Любовь могла рассчитывать только на себя.
Но самое страшное – это даже не деньги. Любка знала, что она не была желанным ребенком в семье. Когда родилась Валя, родители решили, что она их последыш, милая девочка на радость и на старость. И вдруг через пару месяцев мать снова забеременела. Мать хотела сделать аборт, но какая-то бабка, к которой в деревне ходили лечиться, а иногда и заговор или приворот какой попросить, сказала, что если женщина сделает аборт, то и Валентина умрет. Мать ей поверила и родила пятую дочь, чтобы любимица не пострадала. Вот так Любка и появилась на свет: не потому что ее ждали и хотели, а чтобы защитить жизнь другого, любимого человека.
Я не знаю, зачем родители рассказывают такие вещи детям. Я смотрела на Любу и понимала, какая я счастливая. Я всегда знала, что я любимый и долгожданный ребенок. Мою душу всегда закрывала защитная рубашка маминой любви. Я окутана этой любовью с головы до пят. А у Любки не было такой рубашки. И хотя по жизни она, наверное, самый неисправимый на свете оптимист, ее яркая, искрящаяся душа абсолютно обнажена и беззащитна перед ранами и обидами.
Жизнь в деревне нелегкая доля. Чтобы иметь хоть какой-то достаток, родители всегда держали много скота: коров, свиней. Количество кроликов иногда доходило до ста штук. Дети с малолетства были включены в работу и уход за животными, и Люба наравне со старшими сестрами помогала на огороде и по дому, таскала ведра с комбикормом и водой. Все детство прошло в труде и заботах.
Девушка понимала, что без образования в городе делать нечего, а потому поступила для начала в медицинское училище на вечернее отделение. В институт она бы не прошла, не хватало знаний. Теперь она с шести утра мыла полы в поликлинике, с восьми работала в регистратуре, а с четырех бежала на занятия в училище. У Любы появились новые знакомые и подруги, и она снова ходила на дискотеки, теперь уже раз в неделю. Я всегда поражалась, как у нее хватало на все сил и энергии.
В это же время девушка познакомилась с ребятами из общежитской секции напротив, они учились на аэрокосмическом факультете, и девочками-экономистами, их соседками. Двери нашей секции открылись, в них хлынула студенческая жизнь, а мне пришлось закрыть дверь своей комнаты, чтобы немного оградить себя от этого потока, который, несмотря на все симпатии, был младше меня лет на пять.
Парни все оказались из Сатки, небольшого городка под Челябинском. Они обычно раз в две-три недели привозили продукты и деньги из дома, но здоровый мужской организм быстро все поглощал. Где-то к середине назначенного срока ребята оставались без еды. Девчонки жалели их и подкармливали.
Любка с ее заразительным смехом и острым язычком пользовалась большим успехом. Среди поклонников выделялся высокий, крепкий, русоволосый Сашка. Мне он тоже казался симпатичным, и я думала, что они могли бы быть хорошей парой. Однако Люба не спешила принять его ухаживания, что-то в нем ее настораживало. А зимой случилось несчастье. У парня погиб отец. Погиб по глупости. Шел пьяный с работы, поскользнулся, упал, ударился головой и умер. Убитый горем Сашка приехал с похорон. Он сидел в комнате у Любы, рассказывал о случившемся, плакал. Люба его успокаивала, обнимала, гладила по голове, а дальше все произошло как то само собой. С тех пор Сашка поселился у меня за стенкой.
Шло время. Ребята из соседней секции играли свадьбы, рожали детей, кто-то даже развелся, а в Любиной и Сашиной жизни ничего не менялось. Он учился. Она работала и училась, маленьким энергетическим комочком перемещаясь из одной части города в другой. Наконец он тоже устроился на работу, в соседний супермаркет охранником, поскольку овдовевшая мать и Любины родители ничем особо помочь не могли, а денег на жизнь не хватало.
Люба окончила училище и поступила в медицинский институт, опять на вечернее отделение. Теперь она работала процедурной медсестрой днем в поликлинике, брала ночные смены в стационаре, а вечером училась. Она все также весело смеялась и острила, но я слышала, что в ее смехе появились немного истеричные нотки.
Сашка окончил институт, но для ракетчиков в городе не было работы, и он спокойно остался охранником все в том же супермаркете. Когда Люба пыталась его сподвигнуть на то, чтобы он устроился куда-нибудь еще, пусть не по специальности, но инженером, или на худой конец менеджером в фирмы, торговавшие техникой, металлом, да чем угодно, он отвечал:
– А зачем? Ты работаешь, я работаю, денег на еду хватает.
– Но ведь деньги нужны не только на еду! – возмущалась Люба. – Неужели ты не понимаешь?
– А зачем еще? На квартиру нам все равно не заработать. А так есть комната в общежитии. Живи и радуйся.
Но радоваться Любе не хватало сил. Ее мечты о семье, о собственном доме уходили в небытие. Она вдруг осознала, что рядом с этим мужчиной она постепенно перестала о чем-то мечтать и чего-то ждать. Я все реже слышала за стенкой ее веселый, звонкий смех, но я никогда не видела, что она плачет.
Люба стала брать больше и больше ночных смен в стационаре, а Сашка начал пить. Трезвым он был очень мягким, симпатичным человеком, но когда выпивал, становился неуправляемым. Он ревновал Любу к друзьям и пациентам. Я все чаще слышала скандалы за стеной. Она терпела, пока однажды он не поднял на нее руку. Этого она перенести не смогла. Она тут же собрала его вещи и выставила за дверь.
Люба плакала всю ночь, а утром, утерев слезы, начала жить сначала. И маленький солнечный комочек энергии снова заметался по городу.
Хотя мы все время жили рядом, я не заметила, когда в ее жизни появился Костя. Вернее, Константин был всегда. Я помню его еще совсем худеньким парнишкой-первокурсником. В шумной компании из секции напротив он появился чуть позже. Он был младшим братом лучшего Сашкиного друга. И даже Любы он был на год младше. Старшее поколение подросло и ушло из нашего общежития. Теперь уже Костя стал главным среди новых саткинцев и ракетчиков из секции напротив. Я не заметила, потому что движение между двумя дверями, разделенными коридором, не прекращалось никогда. А может я не заметила потому, что сама жила параллельной несемейной жизнью. Я тоже постепенно теряла свои мечты и надежды. Я перестала писать сказки, стихи. А когда ты плотно закрываешься в свой кокон, то уже не замечаешь ничего, что происходит вокруг.
Я была дома, когда на пороге нашей секции появилась незнакомая, немолодая женщина. Она пришла к Любе. Я слышала какой-то напряженный разговор за стенкой, а потом женщина ушла, хлопнув дверью. Так как я была дома одна, возбужденная Люба сразу прибежала ко мне. Почтенная дама оказалась Костиной мамой. Она пришла к Любе с требованием, чтобы та оставила в покое ее сына. Мол, Любовь уже женщина взрослая, и незачем дурить голову молодому, талантливому мальчику. Тем более что Сатка – городок маленький, все знают, что она жила с Александром. А тот, вернувшись в родной город, ославил ее на каждом углу.
Любка разговаривала сдержанно и с достоинством. Да, она взрослая женщина. Она с восемнадцати лет содержит себя сама. Она учится и работает. Она ни дня не сидела ни на чьей шее. И ей мало кто помогал. Сашка был в ее жизни, а у кого в жизни не было Сашек? Что касается Константина, он взрослый, совершеннолетний мужчина, он сам решает, что ему делать, с кем жить и кого любить. И если мать знает, что у нее такой умный, талантливый и способный сын, то, может, ей следует больше доверять его вкусу и выбору. Со словами «Я этого так не оставлю!» Костина мать покинула нашу секцию. Дело было весной.
Константин окончил учебу в институте, уехал в Екатеринбург на закрытый военный завод работать по специальности. И начался очень трудный, но счастливый год Любкиной жизни. Всю неделю она была занята, а в пятницу вечером садилась в автобус и ехала в Екатеринбург, к нему, на выходные, в его заводское общежитие. Или наоборот, поздно-поздно вечером в пятницу на пороге нашей секции появлялся Костя, и я слышала за стенкой приглушенную музыку и веселый смех.
Где-то накануне восьмого марта на нашем пороге снова появилась Костина мать. В обычный будний день. У нее снова был к Любе серьезный разговор. Она приехала мириться. С тех пор, как сын уехал в Екатеринбург, он ни разу не был дома. Каждые выходные он проводил со своей любимой женщиной. Он сделал свой выбор. Он так решил. Но мама очень по нему скучала. В конце концов, это ему жить, и раз он выбрал Любу, пусть так и будет. Она просила, чтобы хотя бы иногда они приезжали домой навестить родителей, приезжали вдвоем.
С этого восьмого марта в Костином и Любином пятничном маршруте появилась еще одна точка – Сатка.
А затем Константин сделал еще один выбор. Слишком быстро стало очевидно, что работая на заводе на квартиру не заработать и не накопить. Вопрос о семье таким образом тоже не решишь. И он вернулся в Челябинск. Он устроился в крупную фирму, занимающуюся металлопрокатом, и его карьера быстро пошла в гору.
В это время благодаря своей маме и своему труду я купила квартиру и переехала в дом, недалеко от общежития. Теперь я стала только гостьей в нашей секции, где прошло столько лет.
Костя и Люба поженились 07.07.07. Их свадьба тоже не прошла без приключений. Расписались они в челябинском загсе, потом должны были ехать в Сатку, гулять свадьбу. Но вот уже когда все формальности оказались позади, и все фотографии у Сферы Любви, что радом с Киномаксом, сделаны, оказалось, что заказанный автобус сломался. Вся свадьба собралась в небольшом скверике, рядом со Сферой. И пока гости пили шампанское и веселились, пока жених звонил в службы такси, чтобы найти какой-нибудь другой транспорт, моя Любка давала интервью случайно подвернувшимся журналистам областного телевидения. Вечером ее показали в «Вестях». Моя Любка была самой счастливой невестой Челябинска 07.07.07.
Два года спустя на свет появилась их желанная и долгожданная дочка Дашка. Я навсегда уезжала домой, и пришла попрощаться к ним в день отъезда. Люба только выписалась из роддома. Я сидела в нашей секции у Любы за столом. В кроватке спала Дашка. Костя был на работе. Мы болтали, и я понимала, что большая часть моей жизни, счастливой и не очень, разной, как стеклышки в калейдоскопе, остается позади. Костя и Люба стали моей опорой и поддержкой, когда я осталась одна. Они стали тем очагом, возле которого я согревалась. И теперь я прощалась с ними.
Я уехала. Дашка целый год прожила в общежитии на развернутом диване, занимавшем почти все пространство. Но пошла она уже в своей собственной квартире, которую для нее купил папа.
… До Любы я дозвонилась последней. Она уже добралась до дома. В областной больнице, в центре города, где она работала, выбило почти все стекла. Она видела взрыв и даже ослепла в первый момент, но в целом не пострадала. Рядом с трубкой хныкала испуганная Дашка. Костя как всегда на работе. Но у него тоже все в порядке. Мои любимые челябинцы были живы.
История третья
ВЕРА
Вера появилась в моей челябинской жизни в самом финале моих долгих несемейных отношений. В конце сентября мне позвонили из Торгово-Промышленной палаты. Мой номер телефона продолжал жить отдельной от меня жизнью. Мне предложили поработать в Миассе на заводе тепловых систем с аргентинской делегацией. Работа была на неделю. Мне гарантировали проезд, проживание и питание. Я согласилась.
Палата находилась через дорогу от общежития, в котором я прожила десять лет. Я сбегала в Палату, оформила договор, и мне дали Верин телефон как телефон организатора приема делегации. Я сразу ей позвонила. Впервые в жизни мне выслали необходимые материалы, дали интернет адреса, где я могла найти информацию о продукции и деятельности завода. И у меня были целых две недели, чтобы подготовиться к работе. Вера оказалась заводским переводчиком, настоящим профессионалом, но владела она только английским языком.
Точно в назначенный понедельник в шесть утра за мной прислали машину, и я уехала в Миасс. Моего немужа не было дома, он уже месяц периодически ночевал якобы у своей мамы и всячески избегал общения со мной. А я делала вид, что верю ему, и тоже не стремилась к общению. В августе я вернулась из отпуска с твердым решением расстаться, но он даже не давал мне возможности поговорить с ним.
Водитель весело болтал, и я отвлеклась от своих мыслей. Оказалось, что аргентинцы прилетели в субботу, и все выходные их развлекали катанием на катере по Тургояку, экскурсией в горы, шашлыками и тому подобное. Культурная программа была запущена. Аргентинцы сносно говорили по-английски, и Вера пока справлялась. Делегация состояла из пяти мужчин, и водитель уже успел с ними подружиться. Благодаря ему я знала, как зовут членов делегации, чем они занимаются, зачем приехали. Дорога в сто с небольшим километра пролетела незаметно.
Мы въехали на территорию завода. Меня вышла встречать маленькая русоволосая женщина с большими карими глазами:
– Здравствуйте, я Светлана, ваш переводчик.
– Привет, я Вера. Добро пожаловать в Миасс.
Мы встретились взглядами, и я поняла, что мы с ней одной крови, или с одной планеты, какой-нибудь Альфа-Центавра Зет. До этого у меня была одна подруга-единокровка. И вот появилась вторая. Все остальные – добрые, славные, любимые, но они с других, соседних планет.
Когда мы познакомились, я подумала, что Вера моя ровесница, а оказалось на двенадцать лет старше.
Мы сразу поняли друг друга, распределили наши обязанности, потому что работать нужно было параллельно: она в одной части завода с отдельными представителями, я с экспертами на испытаниях систем в другой части завода. И дело пошло. Мой день начинался в девять утра, а заканчивался далеко за полночь. После испытаний приходилось сопровождать аргентинцев в их культурной программе. Я без сил падала в постель в номере гостиницы, находившейся на территории завода, и засыпала без снов.
С Верой мы встречались за завтраком в кафе, обсуждали финал предыдущего дня и план на день грядущий. Вера радовалась, что ей не приходилось работать после шести вечера, и она могла возвращаться к семье. Вера была давно и счастливо замужем.
Для латиноамериканцев я тоже всегда замужем. Это единственный способ комфортно работать и избежать различных притязаний. Латиноамериканцы бережно относятся к замужней женщине. Они окружают ее заботой, комплиментами, но при этом уважают ее личное пространство, ведь это жена другого мужчины. Свободная женщина – предмет постоянной охоты и далеко не всегда корректных ухаживаний. Конечно, мужчине можно отказать, но он не простит себе, если не попытается еще раз. Работа есть работа, и я не люблю растрачиваться на постоянные пикировки. Тем более что мужчины обидчивы и злопамятны.
Вера впервые столкнулась с латиносами и просто купалась в комплиментах. Судя по рассказам, все пять наших гостей были разведены и безмерно одиноки, им так не хватало женского внимания. Мы им очень сочувствовали и весело хохотали потом, в последний день в сувенирном магазине, когда они кинулись покупать подарки семьям. Один, самый романтичный и одинокий, никак не мог сосчитать на пальцах, сколько бус, браслетов и сережек ему нужно: жене, трем дочкам, племяннице, маме, сестре, золовке… О да, он был обделен женским вниманием. А ведь именно ему мы поверили.
Во время прощального ужина в субботу латиноамериканцы подарили мне и Вере чудесные букеты роз. Нет, что ни говори, приятно, когда мужчина знает, что рядом с ним находится женщина!
С букетом, с подарками, с деньгами и вся такая в комплиментах я прибыла домой в десять вечера. Мой немуж оказался на месте. Он вяло поинтересовался, как там я отработала, и снова уткнулся в компьютер. В течение нескольких лет он творил сайт своей фирмы, и его раздражало, если я его отвлекала от столь сокровенного занятия. В этот раз я даже не стала пытаться отвлечь. Я поставила цветы в вазу и легла спать. Я просто дико устала. Не знаю, во сколько лег спать он, но часов в семь он уже проснулся и тихо сидел на кухне, ждал, когда проснусь я. Стоило мне только открыть глаза и умыться, он пришел ко мне с серьезным разговором.
– Света, я думаю нам нужно пожить отдельно.
– Хорошо, – сказала я.
– Ты не думай, я ухожу к маме, ни к кому-то другому.
– Хорошо, – снова сказала я.
– Что хорошо? – не понял он.
– Я тоже думаю, что нам нужно пожить отдельно.
– То есть я могу вот так просто уйти?
– Уходи.
– И ты не против? – не понимал он.
– Нет.
– Значит, я могу уйти прямо сегодня?
– Хоть сейчас.
Он был счастлив. Он тут же кинулся собирать вещи: свой компьютер, мой старый сотовый телефон, стойку для дисков, которую я ему подарила, одежду, инструменты. Он метался по комнате, а я счастливая следила, чтобы он ничего не забыл. Он собрал все, оставил только тапочки.
– А тапки-то что не берешь?
– Ну, ведь ты их покупала.
– А ты думаешь, что в моем доме кто-то будет ходить в твоих тапочках?
Домашняя обувь присоединились к остальным вещам.
Он позвонил своему другу, и тот приехал за ним на машине. У них уже заранее все было согласовано. Я сама помогла ему вынести вещи с пятого этажа. Друг вышел из машины и удивленно смотрел на меня. Мой немуж погрузил вещи, обернулся ко мне:
– Ну, я, это, поехал.
– Счастливого пути, – сказала я. Машина фыркнула. Я повернулась к ней спиной, и «Света выключила свет».
Когда упал метеорит, я удивилась сама себе, потому что он оказался единственным человеком во вселенной, чья судьба меня абсолютно не волновала.
Машина уехала, а я, запыхавшись, прибежала домой и первым делом позвонила Вере.
– Вера, мы только вчера расстались, а у меня уже суперновость: он от меня ушел.
– Светка, ты только держись! Ты сейчас поплачь, пойди погуляй, не сиди дома одна. Ты только, слышишь, ничего с собой не сделай сейчас!
– Вер, ты о чем? Чего не сделать?
– Знаешь, я понимаю, как тебе сейчас трудно.
– Вера, я счастлива! Я целый месяц не знала, как сказать ему «Уходи!» А он сам собрался! У меня к нему уже ничего не осталось, не любви, ни ненависти. Выболело все. Даже обиды нет.
– Ну, слава Богу! – выдохнула Вера. – Значит, тебе легче, чем было мне, когда мой муж ушел от меня.
– Твой муж ушел? – удивилась я. – Я же поняла, что ты замужем.
– Да, но это мой второй брак, а Андрей – мой второй муж.
– Понятненько.
– Вот приедешь ко мне в гости, я тебе как-нибудь все расскажу.
– Обязательно приеду! – пообещала я.
Но приехать получилось нескоро. На меня обрушилось море работы. Даже в выходные я сидела за переводами и не могла вырваться в Миасс. Мы часто перезванивались с Верой, и между нами установилась невидимая экстрасенсорная связь. Приснится мне, что у нее заболел сын, позвоню – точно заболел. И она звонила, если что-то случалось у меня. Альфа-Центавра Зет явно посылала нам сигналы.
Приехала в Миасс я опять по работе. Прямо перед самым Новым годом меня пригласили переводить на русско-испанской свадьбе. Я приехала накануне, и Вера предложила мне переночевать первую ночь у нее, а если молодожены не оплатят мне гостиницу, то и во вторую тоже.
Андрей в тот вечер был в Челябинске по делам фирмы и остался дома у дочки. Поэтому вечером на кухне за столом собрались только Вера, ее сын и я. Парню были не интересны женские разговоры, и он быстро нас оставил. Мы немного выпили и болтали, болтали, болтали. Так случается с людьми, которые очень друг другу симпатичны, и им хочется как можно больше рассказать друг другу о себе. От предстоящей испанской свадьбы мы плавно перешли к уже состоявшимся разводам.
Вера родом из небольшого поселка в Челябинской области. В свое время она с золотой медалью окончила школу, а потом с красным дипломом педагогический институт. Год после института ей пришлось отработать по распределению учителем иностранных языков в деревенской школе. Потом она вернулась в Челябинск, так как ее пригласили преподавать в институт. Здесь она и познакомилась со своим будущим мужем. Он был высокий, яркий темноволосый красавец-сердцеед. Вокруг него девушки вились роем, а он выбрал ее.
Вера влюбилась первой страстной и радостной любовью, которая оказалась взаимной, и дело быстро закончилось свадьбой. А после свадьбы пришел странный быт. Мать новоиспеченного мужа не приняла деревенскую невестку, и молодые жили в Вериной комнатке в общежитии. Но мать вторгалась и сюда. Она делала все возможное, чтобы разлучить сына с неугодной женщиной, и он метался между двух огней. Поскольку он вышел из обеспеченной семьи, быт в общежитии ему быстро надоел, и однажды он выбрал мать.
Дело было тридцать первого декабря. Вера с мужем решили встречать Новый год с челябинскими друзьями. Друзья ждали их вечером в гости, а перед этим он поехал поздравить родителей. Пробило уже девять, десять, одиннадцать часов, а муж все не возвращался. Вера ходила по комнате и не знала, что ей думать и делать. В двенадцатом часу она оделась и побежала звонить в телефон-автомат домой к родителям мужа. Трубку взяла свекровь. Она сказала, что сын встречает Новый год в кругу семьи, и попросила их больше не беспокоить. Вера рыдала всю новогоднюю ночь. Она не могла понять, что такого страшного, неправильного она совершила в своей семейной жизни, чтобы любимый человек, ее муж, который сам выбрал ее, так поступил с ней.
Первого января после обеда приехал муж. С фразой «Нам нужно пожить отдельно» он собрал свои вещи и ушел. Вера хотела покончить с собой, но ее остановили подруги. Месяц она плакала, едва оставалась одна в своей маленькой комнате в общежитии. Иногда она ездила во двор к дому родителей мужа, сидела на засыпанной снегом детской площадке, глядела на горящие окна его квартиры и снова плакала. Она надеялась, что он одумается, вернется, попросит прощения, а она его простит и примет.
Так прошел еще месяц. Накануне восьмого марта Вера случайно познакомилась с Андреем. Она честно сказала ему, что не свободна. На что он ответил ей: «Не проблема! Это мы можем исправить!». Он для себя сразу решил, что Вера – его женщина.
Он окружил ее заботой и вниманием, постоянно делал приятные сюрпризы и неожиданности. Он ввел ее в круг своих друзей, таких же молодых, веселых, талантливых ребят, родом из металлургического района Челябинска – заводские. Теперь они все работали в Миассе в ракетном центре. Интеллектуальная элита страны. Андрей умел жить и радоваться жизни. Этим он заразил Веру.
К концу весны она набралась сил и связалась с мужем, чтобы подать на развод. Через месяц они встретились в загсе. Девушка пришла в белом брючном костюме, на каблучках, вся такая солнечная и летящая. Когда они вышли из загса, на крыльце стоял Андрей с огромным букетом алых роз.
– А это еще кто? – спросил теперь уже бывший муж.
– А тебе какая разница? – ответил ему Андрей. – Ты потерял Такую Женщину, а я ее нашел.
Интересно, что за все время нашего знакомства историю развода я только один раз слышала от Веры, и миллион раз от Андрея. И каждый раз, восторженно сверкая глазами, он с гордостью повторял эту фразу: «Ты потерял Такую Женщину, а я ее нашел». Даже двадцать с лишним лет спустя.
Когда на Крещение я снова приехала в Миасс наконец-то просто так, в гости, и лично познакомилась с Андреем, он сразу принял меня и взял под свое покровительство. Раз я – Верина подруга, значит, я хороший человек. А я полюбила его, потому что он любит Веру. Я еще никогда в своей жизни не встречала таких легких, открытых людей, которые на первый взгляд кажутся рубахой-парнем, простаком, но при этом умеют дружить, быть верными и друзьям, и семье, быть опорой и защитой для своих, тех, с кем они одной крови.
Женившись, Андрей успел до развала СССР построить вместе с друзьями – комсомольской бригадой – кооперативный дом, и перевёз в свою собственную квартиру молодую жену и маленькую дочку – папину любимицу. А вскоре у них появился и сын. Однако радость сменилась бедой. Сразу после рождения сына у Веры обнаружили злокачественную опухоль, рак. И целый год ушел на борьбу за жизнь. Женщина перенесла операцию, тяжелый курс химеотерапии и восстановления. И все это время рядом был Андрей и его семья. Его сестры и мама взяли на себя заботу о детях, а он подчинил себе все связи и знакомства, чтобы у нее не было недостатка ни в лекарствах, ни в уходе, ни в отдыхе. И даже лысая, и с маленьким ершиком волос на голове после химиотерапии она оставалась для него самой красивой и желанной.
Я теперь верю в романтические истории о любящих женах, которые щадят своих мужей, скрывая от них болезни, тихо плача в подушку и оставаясь в тени. В конце истории они красиво и трогательно умирают, часто нелюбимые, а их мужчины трагично рвут волосы на своей голове: «Я потерял Такую Женщину!» Это правда. Именно так должна вести себя женщина, если хочет умереть. Только одно «но» – смерть никогда не бывает красивой.
А я знаю тех, кто выжил. Выживает тот, кто открыто и прямо смотрит проблеме в лицо, а не прячет голову в песок, словно страус, тот, у кого есть поддержка и опора, тот, кто любит и любим, у кого есть ради чего жить на этом свете. И если они проигрывают битву, то вместе и в борьбе.
Андрей и Вера победили, но рак – это страшная штука, это взрывное устройство, которое спит внутри человека. И неизвестно в какой день и час оно снова рванет. А может, оно ушло навсегда, и мин больше нет. Поэтому перенесенная болезнь изменила Верино отношение к жизни. Они стали жить так, чтобы каждый день был как последний. Так, чтобы завтра было радостно вспомнить о том, что было вчера.
Их дом открыт для друзей, и я очень люблю праздники в их семье, потому что у них, как у барона Мюнхгаузена:
– А что у нас завтра по расписанию?
– А завтра у нас подвиг.
И в моем восприятии их двоих я не знаю, где заканчивается Вера, и начинается Андрей.
Помню, как однажды мы провели весь день с Верой: гуляли в лесу, ходили в баню, купались в бассейне, и она мене все рассказывала и рассказывала об Андрее.
В свое время в ракетном центре и трудовая, и культурная жизнь били ключом. На двадцать третье февраля или на восьмое марта для сотрудников обязательно устраивали какие-нибудь праздники и конкурсы. Однажды на восьмое марта был объявлен конкурс на лучшую семейную танцевальную пару. Вера и Андрей обязательно должны были участвовать, упустить такой случай повеселиться они не могли. Однако просто участвовать – это не для них, им нужно побеждать! А потому они пошли в школу бальных танцев и специально для конкурса учились танцевать. И они победили, танцуя вальс.
– Светка, ты не представляешь, какой это был вальс! Самый лучший в моей жизни! А приз у нас был – белочка, специальный щелкунчик для орехов. Придем домой, я тебе обязательно покажу!
Мы пришли домой, и Вера вытащила свою белочку: «Вот, смотри. Наш приз!»
Вечером Андрей ехал в Челябинск по делам фирмы и заодно забрал меня. В дороге он сначала рассказывал мне, как ушел из ракетного центра, когда развалился Советский Союз, как создал свою фирму с двумя друзьями, как они прошли через лихие девяностые, а потом он заговорил со мной о Вере. Я в очередной раз выслушала историю ее развода, и вдруг он вспомнил:
– А знаешь, однажды у нас на восьмое марта объявили конкурс на лучшую семейную танцевальную пару. Нет, ну мы просто обязаны были участвовать…
И во второй раз за день я прослушала танцевальную историю.
– Света, ты не представляешь, какой это был вальс! Самый лучший в моей жизни! А приз у нас был – белочка, специальный щелкунчик для орехов. Придешь в следующий раз, я тебе обязательно покажу!
Я сидела рядом с ним, широко открыв глаза и потеряв дар речи.
Когда я решила вернуться домой в Иркутск, Вера полностью поддержала мое решение. Если каждую ночь во сне в течение двенадцати лет ездишь к маме домой, а утром просыпаешься в Челябинске, ни лучше ли вернуться и не рвать сердце пополам. Какой смысл в карьере – этой вечной гонке по кругу, если нет душевного покоя, а самый дорогой и любимый человек постепенно стареет и угасает где-то там, вдали от тебя.
– Нет, Светка, нам, конечно, тебя будет очень не хватать, но ты должна быть там, где тебе хорошо, – сказала мне Вера.
Я вернулась домой. Мы постоянно переписывались и перезванивались, и снова работала телепатия с планеты Альфа-Центавра Зет.
– Вы мне сегодня снились, – звоню им я.
– А мы вчера вечером говорили о тебе, как ты там, в Иркутске, – смеялась в ответ подруга.
Прошел год. Однажды в августе я получила СМС от Веры: «Светка, у меня снова обнаружили опухоль. Злокачественная. Лежу в больнице. Готовят к операции».
Я расплакалась. Моей маленькой Вере снова предстоял этот ад. Операция, химиотерапия. Снова. Спустя семнадцать лет. Что случилось? Что произошло? Конечно, во всех нормальных отношениях есть проблемы, и у Веры и Андрея они тоже возникали. Может, они в какой-то момент утратили свой любовный обережный круг, и болезнь взяла свое? А может, сработал часовой механизм.
Когда много лет назад Вера выписывалась из больницы, врач ей сказал: «У вас есть шестнадцать-семнадцать лет. Больше мы гарантировать не можем». Откуда врачи берут такие загадочные цифры? Но мы привыкли им верить, и механизм спокойно отсчитал отпущенные ему секунды, минуты, часы, а потом бомба взорвалась.
Эндоскопическая операция по удалению самой опухоли прошла удачно, но во время операции задели соседний орган, чего не заметили сразу. Поэтому через день Вера снова попала на операционный стол. Что я могла сделать? Я знала, что физически и материально Андрей сделает для нее все, что нужно, и даже больше. Врачи, осознавая свою вину, тоже заботились о ней. Мне осталось только молиться. И я молилась всеми возможными мне способами. Я ставила свечки за здравие в православном храме. Я крутила молитвенные барабаны в бурятском дацане. Я ходила кругами возле буддисткой ступы. И у меня была только одна просьба: «Господи, дай Вере здоровья! Пусть она будет здорова и жива». Но чаще всего я просто повторяла: «Вера, я тебя люблю».
Так поступали и другие люди, которые знают Веру. Она сама мне рассказала об этом, когда я прилетала в Челябинск в январе. Слабенькая, бледная, с маленьким ершиком волос на голове, она сидела передо мной на кухне дочкиной челябинской квартиры, а Андрей собирал на стол. Я смотрела на них и понимала, что шанс на жизнь есть.
Прошло шесть месяцев, и стало ясно, что в этом бою Вера и Андрей опять победили. Надеюсь, что здесь есть и моя крохотная заслуга. Ну, не могут жители Альфа-Центавра Зет умирать, если их так любят!
…Когда упал метеорит, Вере я дозвонилась первой. В Миассе они видели только зарево взрыва. Андрей сразу уехал в Челябинск. Дочка была в самом центре города, где рушились стекла, но она не пострадала…
15 февраля, когда в Челябинске упал метеорит, День Святого Валентина еще шагал по планете. Ведь Америка отстает от нас кое-где даже на двадцать четыре часа. И случилось маленькое чудо. В миллионном городе никто не погиб. Люди, которых я люблю, даже не поцарапались. Стекла в их окнах остались целы.
Это был самый странный праздник в моей жизни. Я вдруг поняла, что как бы ни хорохорились женщины, романтические истории заканчиваются хорошо, только если этого хочет мужчина. Я поняла, что Любовь существует. Я узнала, что Надежда умирает последней. И я только молю Бога, чтобы Вера не покидала меня как можно дольше.
Февраль 2013года