Бабкин любимец, внук Олёша, приходит, с уличных игр, домой.
— Дитятко-робя, Олёшонька, пошщо ето у тибя рубаха-та розна?! С кем опеть дралсэ, а бат обидел фто, бабкиного дрочня? Екту станёшь с робятами-те дратьче, дак не накуписе рубах и не напашисе заплат, — возмущается бабушка.
— Да не с кем не дралсэ, бат зачалил за гвозь где-то, бабка, бат не порато розна? — неуверенно возражает внук.
— Как жо уш не порато-то! Ишко-ты, ек-то обрясушилссе, екой иревень высадил, ишь как лягаичче, дивья бы сбоку вырвал иревень-то. А то веть на самом переду, на подоле. Как топере и ушивать-то, не порато будёт баско !
— А мне дак и едак, кабыть, дородно …
— Вое-то! Чого еко-то городишь, сянко мало, како уш дородно! Настояшщо полохало, вокурат в огородче ворон гонеть! Переболокайсе, дак бабка рубаху-то укропат. Оболоки, вое, ету лопотину-то. Опеть, поешь, дак пойдёшь бегать, а по лягам-те вокурат в етой рубахе да шщанах ушитых с бегунком-то бегать. А я, вонде, в коробухах
пороюсе, тамока, где-то валеласе рямушка. Бат не тово чвета-то, дакеть дородно, не на празник пойдёшь, а опеть на улку бегать! – говорила бабка, сама с собой, роясь в коробухе с кустоватыми рямушками.