Арт-студия, или арт-центр, возник как тема совершенно неожиданно. Когда написала о детском Музее на траве в Париже, пришло сообщение, что в Москве есть подобный центр и называется он детская художественная студия «Дети Марии».
Я ничего не слышала об этой студии раньше, но зато видела удивительные картины и поделки детей-инвалидов в нашем городском доме детского творчества. Здесь история похожая, только масштабнее и многообразней.
Я уже собрала материал к тексту об этой действительно уникальной арт-студии, но пришло известие о смерти мужа основательницы центра, одного из основателей Яндекса Ильи Сегаловича. Поэтому решила отложить материал до следующего подходящего случая.
Первое сентября - как нельзя лучший повод поговорить о детях, тем более – о детях-сиротах и детях с особыми нуждами. Уникальный опыт, накопленный реабилитационным центром «Дети Марии» за двадцать лет, из числа тех, что дает наглядное представление о том, как можно заниматься реабилитацией таких детей.
Постепенно из конфет и разовых акций в детском доме вырос проект, совмещающий в себе разные направления реабилитации: от психологической и физической до социальной. Это подобие Дома милосердия, который есть во многих городах России, но фундаментальней, шире, глубже. Искусство – только часть их реабилитационной программы, хотя и очень важная.
Я сама прошла через интернат и понимаю психологию ребенка, который рос без матери и отца. К сожалению, у детей-сирот моего поколения не было таких материальных возможностей, какие есть сейчас во многих детских домах, но какие бы материальные блага эти дома не имели, дети здесь никогда не получают полноценного социального опыта и к обществу адаптируются с трудом.
Эти дети растут в коллективах с детской системой ценностей, которая не учитывает взрослый мир и нюансы человеческого общения между взрослыми. В детском коллективе не принято прощать, здесь много жестокости от прямоты и правды, мир черно-белый, но и много доверчивости и неутоленной жажды любви. Взрослый мир совсем иной, значительно сложнее, многогранней, опасней, но жить в нем придется всю оставшуюся жизнь.
Чтобы смягчить детские нравы, нас тоже приобщали к искусству. В нашей школе-интернате были кружки пения, рисования, вышивки, выпиливания. С любовью вспоминаю о всех преподавателях той поры.
Но нас никогда не учили самостоятельности, наш детский дом был казармой: мы жили по строгим правилам и строгому регламенту, который назывался режимом, мы ходили в одинаковой одежде и чаще строем, нам запрещалось выходить за ограду, со взрослыми общались только как начальник-подчиненный, хотя и были исключения. Но замкнутый мир интерната не перенесешь в жизнь.
Кто-то назовет это школой воспитания и дисциплины, кто-то скажет, что благодаря интернату не стал преступником, но эта школа не перестает быть специфической – привычка к несвободе, страх нарушить правила, давление авторитета и начальника потом, во взрослой жизни, становятся тормозом приспособления к миру взрослых и жизни в обществе, становится причиной неумения общаться и неумения пользоваться свободой.
Поэтому то, что делает центр Марии Елисеевой, это еще и напоминание о далеком послевоенном детстве и о том, насколько действительно тяжело преодолевать потом интернатские привычки и стереотипы, что становится самым тяжелым последствием жизни в закрытом коллективе.
Преклоняюсь перед преподавателями, работающими с трудными детьми, работающими не за плату, а за совесть и интерес.
А дети действительно трудные, если не по характеру, то физически, потому что обделенные любовью, особенно родительской, всегда живут с жалом в сердце и плоти. И если есть любящие родители, то они часто жалеют своих детей-инвалидов, родившихся не такими, как все.
Мне однажды рассказывали случай, который поразил. Волонтеры городского центра детского творчества с трудом уговаривали маму мальчика-инвалида, не владевшего руками и ногами, разрешить учить его рисованию.
Она их выгоняла, говорила, что это бесполезно, что эти занятия будут утомлять и без того физически слабого ребенка. Но, в конце концов, она сдалась. Мальчика стали учить.
Постепенно его научили держать зубами кисть, потом научили различать краски и пользоваться ими, потом появились первые рисунки. Сейчас картины мальчика выставляются в галереях, их покупают за немалые деньги и вызывают интерес у коллекционеров за границей. Картины действительно необычные, они есть в выставочном зале центра детского творчества.
С каким восторгом рассказывают преподаватели центра об этом чуде, о том, что это они помогли не проглядеть талант. Теперь мама мальчика с ужасом вспоминает и думает, что если бы не настойчивость волонтеров, она могла бы лишить ребенка радости обретения себя.
Но самое главное, на мой взгляд, в арт-студии «Дети Марии» - понимание того, что детей-сирот надо учить самостоятельности и общению не только друг с другом, но и со взрослыми, что кажется гораздо важнее с точки зрения жизни потом.
В детском мире живешь всего лишь два неполных десятка лет, остальное время – жить придется в трудном и неоднозначном взрослом мире, к которому эти дети не адаптированы, потому что не знают и не чувствуют его. Говорю по собственному опыту.
Идея постинтернатовского патроната, создания арт-клуба с привлечением разных поколений, представителей разный национальных культур, помощь в социальной реабилитации тех, кто старше 18 лет – это то, что выходит за рамки конфетно-букетного периода детства и значительно важнее в становлении полноценного и счастливого человека.
Авторский блог
http://sotvori-sebia-sam.ru/art-studiya-deti-marii/