АКоГОЛИКИ
Наверное, историкам не трудно проследить, откуда и когда завезли в Россию табак, картофель, перец и пр. А вот на вопрос, когда человеку впервые захотелось закурить или выпить, историки вряд ли смогут ответить. Предположить, конечно, можно особенно в вопросе выпивки. Раз выпивку связывают с торжеством, весельем, горем, то и момент желаний к зелью надо связывать с моментом, когда человек впервые засмеялся и заплакал. Благо это или зло? Благо, когда в меру, зло, когда не в меру с учётом особенностей организма. Алкоголиком не рождаются, им становятся, а вот общедоступного лечения от этого зла по сей день учёные не нашли. Всевозможное кодирование не вылечивает, а заглушает болезнь, оставляя для неё более поздний выход в гипертрофированной форме. Во второй половине двадцатого века алкоголиков лечили иначе и весьма поучительно для современных алкашей и наркоманов, о чём рассказ ниже.
1969 год. Л. Т. П. (лечебно – трудовой профилакторий). На койке лежат двое. Степан Запивохин и Серафим Рвотников. Они лежат молча с посиневшими от натуги лицами, тупо уставившись в потолок. Для обоих только что закончилось лечение под названием «рыгаловка». Так в Л. Т. П. величали один из самых эффективных методов лечения. Понятно, учёные и в двадцатом веке не «дремали», искали методы лечения от этого недуга, исходя из принципа отвращения к спиртному. А заключался он в следующем. Больному дают проглотить лекарство «антабус» и сходу сто граммов водки. Вся эта процедура проводится над лоханью, так как почти без паузы с больным происходят душещипательные процессы. С одной стороны алкоголик всеми силами пытается удержать в себе спиртное, чтобы малость «развезло», лекарство, наоборот, вызывает болезненно – удушающие позывы к рвоте. Эта борьба, как правило, заканчивается по второму варианту, причём, после этой процедуры измученный больной часа два пластом лежит на койке. Таким образом,
врачи развивают у больного синдром отвращения к спиртному. Трудно поверить, чтобы алкоголик добровольно согласился на такую экзекуцию. А никто и не соглашался, их просто никто и не спрашивал об этом, зная, что любой алкоголик, не считает себя таковым. По тем временам достаточно было заявление от жены, близких родственников, ходатайства с производства и всё. Далее, в зависимости от «художеств» кандидата, назначался срок от шести месяцев до двух лет. Профилакторий располагался за высоким забором, выход за который был крайне затруднён. Трудился этот контингент на предприятиях под жёстким контролем. Перед входом контингента в профилакторий обязательный обыск на предмет спиртного. Степан с Серафимом алкаши со стажем, оба в Л.Т. П. делают по второй ходке. Так что для них эти процедуры,
– раз плюнуть. Первым на койке очухался Степан и изрёк:
– Серафим, а всё – таки организм привыкает к «рыгаловке». Меня даже малость «развезло».
Серафим ничего не ответил, так как у него перед глазами только, только стал проявляться потолок, да и то в каких-то немыслимых тонах. Наконец и он очухался, припоминая голос соседа
– Ты что-то у меня спрашивал?
– Да нет, я уже мечтаю.
– О чём, если не секрет?
– Да какой к чертям секрет, я о мозгах думаю.
– А ты уверен, что они у нас есть? – спросил Серафим
– А как же! Вот у меня, например, мозги, откуда-то сами собой наби-рают такую дребедень, которой в жизни у меня отродясь не было. После запоя я трое суток вообще не могу спать, а если глаза закрою, то такие рожи проявляются, ужас берёт. Разве в жизни я их видел? Нет. А если удастся чуть вздремнуть, то обязательно попаду в какую-то незнакомую мне компанию. В этой компании со мной не церемонятся, а сразу по морде, да не кулаком, а всё топором или молотком. Вскакиваешь – весь в холодном поту! А ты говоришь, нет мозгов. Это они всё проклятущие виноваты. Лучше бы их не было совсем, – закончил свой монолог Степан.
– Слушай, а ведь и правда! У меня тоже такая катавасия. Вот лежишь с глубокого перепоя и слышишь, то музыку, то голоса, то смех, то кто-то по тебе начинает скакать. Я сначала пугался, а сейчас попривык. Если музыка играет, подпеваю, если зовут, отвечаю, если "лохматый" прыгает на мне, стараюсь погладить, если начинают лупить, убегаю. Правда, в последний раз жена меня поймала на перилле балкона, не рассчитал, разбежался. А вообще ты прав. Во всём виноваты мозги. Это они сначала всякую муру помимо нашей воли собирают, а потом проявляют.
Оба затихли. Выдохлись. Через пятнадцать минут Степан спросил у Серафима.
– Серафим, как ты думаешь, удастся нам вылечиться на этот раз, или нет?
Ответить Серафим не успел. Вошла дежурная сестра и громко объявила:
– Запивохин! Рвотников! На повторную рыгаловку.
Серафим со Степаном сползли со своих коек и нехотя поплелись к лохани.
Эпилог. Эти люди исполняли трудовую повинность на вверенном мне участке на производстве. Я часто беседовал с ними на эти темы. Дальнейшая судьба героев трагична. Серафим крепился, не пил, работал на шахте, попал в аварию и остался инвалидом. Степан окончательно спился, и умер.