Бабушка Вера
- Бабуль, а почему ты уехала из деревни в Москву? – Как-то спросили мы с братом свою добрую старушку. – Наверное, при помещиках-то плохо жилось?!
Бабушка посмотрела на нас с удивлением:
- Ну прям, мы хорошо жили до революции. У нас лошадь, корова, птица всякая была. В доме у нас чего только не было: молоко, творог, масло, яйца, овощ всякая, мёд, соленья...
- Наверное, вас при царском режиме помещики шибко угнетали! – вспомнили мы с братом страсти из школьных учебников.
- Чего нас угнетать? – удивилась бабушка. – Помещица у нас добрая была. Мы девчонками к ней часто ягоды ходили собирать. Собираем, песни поём, в Осётре купаемся. Она нам при расчёте и ягод насыплет и денег даст на сладости!
- А что же вы все в Москву-то сбежали от такой хорошей жизни? – не поверили мы с братом.
- Так ведь война ж в 1914 году началась. Отец наш Григорий на фронт ушёл. Маме Акулине одной нам надо было одежду покупать, дров на зиму, керосину, соли, спичек, струмент какой – на всё денег надыть! Старшие сёстры Мария и Феня первыми в городе на ситцевой фабрике устроились. Потом нас с братом Петром вызвали. Меня на конфетную фабрику не брали, по возрасту. Так я себе один год до шестнадцати лет прибавила. А после революции комнату в одиннадцать метров от «1-ой Ситценабивной фабрики» получила недалеко от Павелецкого вокзала.
- Эта наша комната до революции была ванной у буржуев!
- Ну да? – удивились мы, оглядывая свою длинную и узкую комнату, в которой нас жило пятеро.
- Бабуль, а что ж ты нам про дедушку своего никогда не рассказывала?- вдруг заинтересовались мы с братом.
- Дед мой был великаном, огромного роста. Тоже Григорием звали. Он геройски в Турецкую войну воевал. - В этом месте бабушка вдруг заулыбалась. - Он, когда с войны вернулся, то привёз в нашу деревню Мягкое Серебряно-Прудского уезда жену молодую, красивую! Только она по-русски ни слова не понимала. Дед её очень любил. У неё волосы чёрные совсем были, жуковые. От неё и у меня волосы чёрные с сизым отливом. Сильно она по родине тосковала и от этого, наверное, и умерла рано. А дед - тот долгожителем был. Однажды совсем стареньким напарился в бане, в холодном погребе выпил, да и пошёл по деревне себя показать. Простыл видать незаметно, вот и умер как-то сразу...
- Меня в детстве китайкой дразнили!- засмеялась бабушка. - Я маленькая ростом и раскосая была.
Видя, что мы её внимательно слушаем, она вдруг добавила:
- А вот отец мой, Григорий, страсть как нас детей любил! Бывало, посадит себе на спину и катает, как на лошадке! В деревне над ним даже подсмеивались из-за таких его чудачеств.
Мы верили своей бабуле, потому что она нас тоже очень любила, особенно младшего Женю, говоря ему ласково:
- Андел ты мой андел, голабь- сизокрылый! – и часто повторяла, прижимая руки к груди: - Я об вас прям обмираю! Кажный божий день я о своих внучатах думаю...- И заскорузлым пальцем смахивала слёзы, набежавшие на глаза.
Мы с братом подходили к старушке с двух сторон и целовали её в морщинистые щёки. На что бабушка произносила незнакомые нам слова: « Слава в вышних, Богу! И на земле мир!»
Изредка бабушка умоляла нас: «Не верьте злым людям!». А в скорбных случаях, махала рукой и грозно говорила: « Изыди, хананай!»
Но чаще она повторяла: « Господи, прости всё сразу!»
*